V. ПУБЛИЙ

V. ПУБЛИЙ

1. В то же время жил и некто Публий, достопримечательный и своим внешним видом, и душу имевший сообразную с наружностью, или, лучше сказать, еще более благолепную, чем тело. Происхождения он был знатного и родился в том городе, где знаменитый Ксеркс, во время войны с Грецией желая переправиться с войском через реку Евфрат, собрал множество кораблей, соединил их друг с другом и построил таким образом мост, а потом назвал это место Зевгма, отчего и произошло такое же название города. Публий, родившийся здесь и происшедший из знатного рода, избрал одну возвышенность, отстоящую от города не более чем на тридцать стадий. На ней он построил себе маленькую хижину, роздав перед этим всё свое наследство, полученное от отца: дом, имение, стада, одежды, сосуды, как серебряные, так и медные, и остальное имущество.

2. Роздав же всё это тем, кому должно было дать по Божественному закону, и освободив себя от всякого земного попечения, он принял на себя, вместо всего, одну заботу — о служении Тому, Кто призвал его к Себе; эту заботу Публий постоянно хранил в душе, ночью и днём погруженный в неё, и старался приумножить её. Поэтому труд его непрестанно возрастал, увеличивался и усиливался с каждым днём и был для него столь сладостным и приятным, что он никогда не мог насытиться им. Никто никогда не видел Публия проводящим в праздности хоть самую малую толику дня, но за псалмопением у него следовала молитва, молитву сменяло псалмопение, а после этого он обращался к чтению Божественных Писаний; затем следовало попечение о приходящих посетителях, а потом что?нибудь еще из необходимых дел.

3. Проводя такую жизнь и являясь примером для взыскующих подобного жития, он, как некая сладкоголосая птица, многих сродных ему по природе привлёк в сети спасения. Сначала, однако, он не позволял никому жить вместе с собой, а устроив вблизи своей другие небольшие хижинки, каждому из приходящих приказывал жить поодиночке. Сам же часто посещал их хижины и наблюдал, не скрывает ли кто что?либо сверх необходимого. Говорят, что он носил с собой весы и тщательно взвешивал ломти хлеба: и если у кого?нибудь находил его больше положенной нормы, то негодовал и называл чревоугодниками тех, которые это делали. Он повелевал и в пище, и в питии не заботиться о насыщении, но употреблять их лишь в таком количестве, которое необходимо для поддержания жизни. Если же замечал, что кто?либо употребляет муку, не смешанную с отрубями, то делавших это укорял в том, что они вкушают пищу сибаритов. Также он неожиданно ночью подходил к дверям келлий иноков, и если находил кого бодрствующим и славословящим Бога, то молча удалялся; но если кого заставал спящим, то стучал в дверь и укорял нерадивого, что тот служит телу больше необходимого.

4. Видя такие труды Публия, некоторые из его единомышленников посоветовали ему устроить для всех одно жилище, говоря, что те, которые теперь живут исправно, тогда будут жить еще исправнее, и он освободится от значительной части своего труда. Мудрейший Публий принял этот совет: собрав всех вместе и разрушив малые те хижины, он построил одно жилище для всех собравшихся к нему. Их он увещевал жить вместе и поощрять друг друга в добродетели, чтобы один, подражал кротости другого, а тот умерял кротость этого своей ревностью; один представлял собой пример бодрствования, учась у других посту. Говорил же он так:"Заимствуя друг от Друга то, чего у вас нет, мы достигнем большего совершенства в добродетели. Как на городских рынках один продает хлеб, другой — зелень, третий торгует одеждой, четвёртый мастерит обувь, а все, получая друг от друга необходимые вещи, делают жизнь свою более удобной потому что, если кто отдаёт другому одежду, вместо неё получает обувь, а покупающий зелень взамен продаёт хлеб. Так и нам должно обмениваться взаимно многоценными видами добродетели".

5. Так они, люди, говорившие на одном языке, подвизались, упражнялись и славили Бога на греческом языке. Но и у местных жителей, говоривших на своём наречии, пробудилась любовь к подобному образу жизни: некоторые из них пришли к Публию, попросив принять их в своё стадо, чтобы внимать его священному учению. Он, памятуя о законоположении Господа, которое Тот дал Своим святым Апостолам, глаголя: «идите, научите все народы» (Мф.28,19), согласился и, построив другое жилище вблизи первого, велел им жить в нём. Кроме того, он возвёл священный храм и приказал как грекам, так и сирийцам собираться в нём при начале и исходе дня и возносить Богу вечернее и утреннее славословие, разделившись на две части и совершая песнопение попеременно на своём родном языке.

6. Этот образ жития сохранился там и поныне: ни время, изменяющее подобные вещи, не переменило его, ни преемники служения Публия не решились отменить что?либо из учреждённого им, хотя этих преемников в управлении его монастырём было не двое или трое, а очень много. После того как Публий, завершив свой подвиг, отошел из жизни сей и перешел в жизнь беспечальную, управление над греческой половиной обители принял Феотекн, а над сирийской — Афтоний. Оба были одушевлёнными памятниками и живыми образами его добродетели, и как живущим в монастыре, так и посторонним посетителям не давали чувствовать потери Публия, являя собой точное отпечатление его жития. Но божественный Феотекн, прожив немного времени, передал начальствование Феодоту; Афтоний же весьма продолжительное время управлял своим стадом по установленным Публием правилам.

7. Что же касается упомянутого Феодота, то родом он был из Армении; придя в монастырь и увидя там строгий чин подвижнической жизни, он стал послушником великого Феотекна. Когда же тот скончался, то Феодот, как я говорил, принял на себя управление и столь прославился добродетелями, что своей славой почти помрачил предшественников. Сей муж был так объят любовью к Богу и столькими стрелами её был уязвлён, что ночью и днём проливал слёзы сокрушения. И такой духовной благодатью он был преисполнен, что, когда молился, присутствовавшие при этом застывали в молчании, внимая только его молитвенным призывам и глаголы его считая лучшим молитвословием для себя. Не находилось никого столь холодного, душу которого не тронули бы столь столь умилительные моления; они смягчали самых жестких и упрямых, располагая их к служению Богу. И таким образом ежедневно умножая своё духовное богатство и являя собой сокровищницу, преисполненную многими благами, он, после двадцатипятилетнего управления стадом Христовым, преложился к отцам своим, по слову Писания: «препитан в старости добрей» (Быт.15,15). Управление же стадом он передал Феотекну, племяннику своему по крови и брату по образу жизни.

8. А божественный Афтоний, управлявший своим стадом более сорока лет, получил потом архиерейскую кафедру; но и став епископом, не переменил он ни отшельнической власяницы, ни хитона, сделанного из козьей шерсти, и пищу употреблял такую же, какую вкушал прежде своего предстоятельства. Приняв на себя новое служение, он не перестал заботиться о своём прежнем стаде, проводя там много дней: то прекращал междоусобные споры, то утешал обиженных чем?нибудь, а иногда и наставлял братию своим божественным увещеванием. Кроме того, своими руками он исполнял всяческую работу на потребу братий: чинил их прохудившуюся одежду, очищал чечевицу, мыл зерно и исполнял другие подобные работы. Так, украшенный первосвященническим достоинством и преуспевший в добродетели, он, подобно кораблю, нагруженному всяким добром, достиг Божией гавани.

9. О Феотекне же и его преемнике Григории можно сказать следующее: первый еще в юности преуспел во всех видах любомудрия и отошел от жизни сей со славой, подобной славе своих предшественников; второй же и поныне, будучи в весьма преклонном возрасте, трудится, словно муж в расцвете сил. Он совершенно отказался от виноградных плодов и даже от уксуса и изюма; не употребляет он также и молока в любом виде, блюдя заповеди великого Публия. А елей, по его правилам, допустимо употреблять лишь во время Пятидесятницы; в другое же время вкушать его непозволительно.

10. Рассказанное мною о великом Публии я частично узнал, внимая повествованиям о нём, а частично сам, лицезрея его учеников — и в учениках познал учителя", а через подвижников — наставника в подвижничестве. Считая великой несправедливостью и неблагонамеренностью оставить втуне столь полезные вещи, я и предложил своё повествование тем, которые не знали Публия, заботясь и о духовной пользе их, и для себя ожидая духовного приобретения от подобного воспоминания. Ибо ведаю я о словах Господа, глаголащего: «всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим» (Мф. 10,32), и твёрдо уверен, что если сохраню у людей память о таких мужах, то удостоюсь быть помянутым ими пред Богом всяческих.