О Протоевангелии Иакова

О Протоевангелии Иакова

Во II в., когда уже были созданы основные почитаемые евангелия, появляются своеобразные произведения, примыкавшие к евангелиям и заполнявшие пробелы в рассказах о жизни основателя христианства и связанных с ним людей. Расширение состава верующих, приток в христианские общины греков, сирийцев, италиков, египтян привели к тому, что все эти люди привнесли в христианство свои традиции. Искренне отказываясь от почитания своих старых богов, они тем не менее сохраняли свои вкусы, прежнее восприятие мира, перенося привычные литературные и сказочно-философские образы на то божество, которому они стали поклоняться.

Влияние восточной сказки переплеталось в восприятии христиан II в. с влиянием массовой литературы. Это было время распространения Произведений, описывающих самые невероятные чудеса, творимые богами или чародеями, превращения, колдовство. История реальных исторических лиц неузнаваемо преображалась в таких произведениях. Наиболее характерным примером может служить роман об Александре Македонском, в котором Александр выступает как сын чародея Нектанеба; одновременно Александр является воплощением своего отца. Поход Александра превращается в сказочное путешествие, во время которого происходят встречи с карликами, великанами, странными уродами и т. п. Популярность этого романа была такова, что он в дальнейшем был переведен на латинский, сирийский, армянский языки; в XIII в. попал он и на Русь. Во II в. Флегонт составил сборник “Удивительных историй”, где действуют разные фантастические существа и призраки. Для подобной литературы о чудесах и сверхдоблестях (ареталогии) свойственно соединение откровенной фантастики, традиционных сказочных мотивов с элементами мистики и вульгаризованной философии. Лукиан, пародируя все эти фантастические рассказы в “Правдивой истории”, описывает “Острова блаженных”, куда он якобы попал со своими спутниками во время путешествия. Характерно, что пародируемые Лукианом общие места таких рассказов можно встретить и у христиан: на островах земля пестрит цветами и покрыта тенистыми садовыми деревьями, виноград приносит плоды двенадцать раз в год... Живут там бесплотные тени, являющие собой “идею человека” (II. 12-13). Христиане, читавшие подобные истории, и в учение, созданное первыми последователями мессии Иисуса, вносили привычные для них представления.

Чудеса, совершаемые Иисусом в ранних евангелиях,- это исцеления больных, накормление голодных, то есть помощь страждущим людям (в соответствии с этическими требованиями первых христиан). В “Деяниях апостолов” Петр говорит об Иисусе:

“...Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом, потому что Бог был с Ним” (10.38). В коптском Евангелии от Фомы, наставляя учеников в их миссионерской деятельности, Иисус говорит ученикам:

“Тех, которые среди них больны, лечите” (15). Но это казалось уже недостаточным: Иисус-бог в представлении массы верующих должен был совершать чудеса не менее впечатляющие, чем боги и герои языческих сказаний, беспощадно карать своих врагов.

Потребность веры в чудо (не только в чудо воскресения Иисуса, но и в возможность повседневных чудес) сочеталась со стремлением узнать малейшие подробности, бытовые детали жизни Иисуса, его матери и почитаемых проповедников. Ранние евангелия - и новозаветные, и апокрифические - больше внимания уделяли проповедям Иисуса, чем его биографии. В частности, в новозаветных произведениях нет сколько-нибудь подробных рассказов о детстве Иисуса, о его матери. Конкретные события приводятся в этих писаниях как повод для высказываний и поучений. Только “страсти” Иисуса, его гибель, явление ученикам (а в иудео-христианских апокрифах - и крещение) описаны подробно, ибо это имело первостепенное вероучительное значение.

Все эти социально-психологические предпосылки привели к появлению повествований, в которых образы канонических евангелий подвергались, по словам С. С. Аверинцева, “безудержному расцвечиванию и грубой вульгаризации” 1. Однако не только связь с “низовой словесностью” определяла популярность апокрифических жизнеописаний, в них находили отражение и верования христиан, и их этические представления, для которых ранние священные книги давали недостаточную опору. Христианство начиная со второй половины II в. создает самые разнообразные произведения, дополнявшие собственно евангельские рассказы. У истоков всей этой литературы находятся два апокрифа II в. В одном из них рассказывалось о рождении и жизни Марии (вплоть до рождения Иисуса), в другом - о детстве Иисуса. Оба этих евангелия в научной литературе иногда объединяют общим названием “евангелия детства”.

Мать Иисуса не занимала сколько-нибудь важного места в учении первых христиан. Эбиониты в соответствии со своим представлением о пророке Иисусе считали его мать обыкновенной женщиной, женой плотника Иосифа2. Гностики использовали образ Марии для своих религиозно-философских построений. Так, эпизод с благовещением толковался в одной из гностических версий как явление Марии в образе архангела Гавриила самого Христа-Логоса, который вошел в нее. Автор Евангелия от Филиппа упоминает Марию, но тоже в специфическом контексте, подчеркивая символику ее имени: “Ибо Мария - его мать, его сестра и его спутница”. Здесь Филипп выражает гностическую идею о преодолении земной множественности (разделенности). Биография Марии - матери Иисуса, ее реальная жизнь гностиков не интересовала.

В новозаветном Откровении Иоанна в видениях предстает женщина, рождающая в муках дитя, но образ этот может быть и совсем не связан с матерью Иисуса: ничего земного, человеческого в нем нет. Эту женщину, “облаченную в солнце”, преследует дракон, который хочет вступить в борьбу “с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа” (12.1-17), дети этой жены - все верующие-христиане. Возможно, образ ее - отголосок Матери - святого духа арамейских христианских текстов (или символ истинной веры); описание ее, как и описание блудницы, сидящей на семиголовом звере (символ Рима), представляет собой аллегорию, которая нуждается в толковании, в постижении ее скрытого смысла; к реальной женщине этот образ отношения не имеет.

В Евангелии от Марка ничего не сказано о рождении Иисуса, оно начинается с описания крещения, как и иудео-христианские евангелия. Поскольку для Марка деятельность Иисуса как мессии начинается с его крещения и сошествия на него святого духа, земная мать его упоминается им вскользь.

В евангелиях от Матфея и Луки приводятся несколько отличные друг от друга родословные Иосифа: его род возводится к Давиду, поскольку, согласно иудейским верованиям, мессия должен происходить из рода Давидидов. Когда складывались легенды о происхождении Иосифа из этого рода и конструировались генеалогии, Иосиф, по всей вероятности, еще считался отцом Иисуса (хотя в арамейском варианте Евангелия от Матфея, согласно Епифанию, эта сконструированная генеалогия отсутствовала). Однако в тех же евангелиях излагается и начавшийся складываться в период их создания миф о непорочном зачатии Марией Иисуса от духа святого 3. В связи с этим мифом, призванным подчеркнуть единую сущность Бога и Христа, в христианской традиции начинает выделяться образ Марии.

Наиболее подробен рассказ о непорочном зачатии в Евангелии от Луки. Автор его ввел описание благовещения - явления Марии ангела, возвестившего ей о чуде зачатия от святого духа. Благовещение представляет собой как бы дублирование эпизода, изложенного у Луки ранее,- возвещения ангелом престарелому Захарии о рождении у него Иоанна (будущего Иоанна Крестителя). Оба действующих лица удивлены вестью, и оба спрашивают, как это может быть. Правда, затем рассказы расходятся:

Захарию наказывают за сомнение, а Мария, поверив, начинает славить Бога. Возможно, эпизод с благовещением введен автором Евангелия от Луки под влиянием рассказов об Иоанне Крестителе, с которыми он был хорошо знаком. Он вводит в повествование встречу Марии с Елизаветой, женой Захарии, у которой Мария прожила три месяца перед родами. В дальнейшем изложении у Луки мать Иисуса упоминается в эпизоде в Иерусалимском храме (об этом эпизоде будет сказано подробнее при разборе евангелия детства), но дальше практически она из евангельских рассказов исчезает (в трех канонических евангелиях Иисус отрекается от матери, своих учеников называя матерью и братьями.- Мк. 3.33-34; Мф. 12.48-50; Лк. 8.19-21). Мать Иисуса у “синоптиков” даже не названа среди присутствовавших при распятии, хотя Марк поименно перечисляет женщин, которые издали смотрели на казнь: Мария, мать Иакова-меньшого и Иосии, Мария Магдалина и Саломея (15.40); то же пишет и Матфей, только вместо Саломеи он упоминает мать сыновей Зеведеевых (27.56); у Луки просто сказано: “женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи” (23.55). Только согласно Евангелию от Иоанна, Мария, мать Иисуса, стоит около креста, и Иисус поручает ее своему любимому ученику (имеется в виду Иоанн), от имени которого написано евангелие. В “Деяниях апостолов” упоминается о том, что она пребывала в молитве после казни Иисуса вместе с апостолами и братьями его (1.14). Вот практически и все сведения о ней, содержащиеся в каноне.

Отсутствие в новозаветной традиции сколько-нибудь достоверных сведений о матери Иисуса дало возможность противникам христиан, прежде всего ортодоксальным иудеям, выдвинуть свою версию ее жизни. Эту версию изложил Цельс в “Правдивом слове”. С ним полемизировал Ориген, приводивший из сочинения Цельса обширные цитаты. Цельс, ссылаясь на рассказы иудеев, писал, что Мария была пряхой (одна из наименее уважаемых женских профессий в античное время) и родила незаконного сына от римского солдата Пантеры. Аналогичная версия содержится и в Талмуде, где солдат назван Пандирой. В противовес этой легенде - у нас нет оснований видеть в ней какое-то историческое ядро-христиане II в. распространяли свои рассказы о богоматери, в которых происходило нарастание сверхъестественных элементов в соответствии с общим тяготением к чудесному и традицией почитания женских божеств, уходившей своими корнями в глубокую древность, особенно на Востоке.

Подробный рассказ о детстве и замужестве Марии содержится в так называемой “Истории Иакова о рождении Марии”, или “Книге Иакова”, как называл это сочинение Ориген (Corn. in Matth. X. 17). В научной литературе это произведение принято называть Протоевангелием Иакова. Популярность этого произведения была такова, что, невзирая на апокрифичность его, в раннем средневековье оно было переведено на многие языки (сирийский, коптский, армянский); дошли несколько средневековых рукописей (с пространной и краткой редакцией); наиболее ранний текст Протоевангелия Иакова был обнаружен на папирусе в Египте, изданном в 1958 г. (папирус Бодмера). Там дано название: “Рождение Марии. Откровение Иакова”. Папирус относится к III в., но рукопись, по-видимому, также подверглась переработке, некоторым сокращениям по сравнению с предполагаемым оригиналом. Протоевангелие Иакова, поскольку его знал Ориген, было написано примерно около 200 г., может быть - 150 г. Неопределенность датировки связана с тем, что автор хорошо знал канонические евангелия, следовательно, он писал уже после того, как сложилась письменная новозаветная традиция, в то же время там использованы какие-то иные источники или устные рассказы, в частности, согласно Протоевангелию, Иисус родился в пещере. Этот вариант легенды знал Юстин, как и версию о происхождении самой Марии из рода Давида, однако неясно, взял ли эти сведения Юстин из “Книги Иакова” или из устных рассказов, предшествовавших ее написанию. Вероятнее последнее, так как никаких других данных об использовании этой книги Юстином у нас нет. В любом случае Протоевангелие было создано во второй половине-конце II в., вероятно, в Египте.

В дошедших до нас рукописях Протоевангелия имеются вставки. Так, в момент рождения Иисуса Иосиф вдруг начинает говорить от первого лица; стилистика этого отрывка расходится с остальным текстом евангелия, он введен, по-видимому, из другого произведения, написанного от имени Иосифа. Относительно поздней вставкой является и молитва Саломеи. Оба этих отрывка отсутствуют в папирусе Бодмера. Протоевангелие написано от имени Иакова, брата Иисуса и сына Иосифа от первого брака. Создание евангелия, повествующего о чудесном рождении Марии и еще более чудесном рождении Иисуса от имени очевидца Иакова, освящало легенду о непорочном зачатии и было своего рода скрытой полемикой с теми, кто не признавал рождения Иисуса от святого духа; их учение как бы опровергал один из самых почитаемых ими христианских деятелей, руководитель иерусалимской общины.

В целом, если не считать некоторых вставок, это произведение, написанное рукой одного автора. Скудость традиции привела к тому, что, за исключением мотива рождения в пещере, выражавшего идею света, засиявшего во тьме, и происхождения Марии от Давида, рассказы о котором должны были появиться в связи с учением о непорочном зачатии, автор Протоевангелия конструировал свой рассказ на основе различных источников, не имеющих прямого отношения к Марии, а также тех немногих сведений, которые содержатся в евангелиях от Луки и Матфея (главным образом от Луки), причем автор включал дословно в свой текст отрывки из этих евангелий.

Протоевангелие начинается с описания того, как будущие родители Марии Иоаким и Анна скорбят о своей бездетности. Начало это перекликается с историей Самуила в Ветхом завете (1 Царств., в еврейском тексте- 1 Самуила), согласно которой у жены Елкана Анны (даже имя обеих женщин совпадает) не было детей, и она скорбела об этом и молилась (молитва Анны появляется и в Протоевангелии). Анна, жена Елкана, дает обет - как и мать Марии - посвятить своего ребенка богу. Итак, общее развитие сюжета заимствовано автором истории о рождении Марии из Ветхого завета. Однако автор не был, по-видимому, иудеем и не знал как следует религиозной жизни Иудеи или, может быть, сознательно игнорировал ее: он писал в то время, когда Иерусалимского храма уже не существовало, основная масса иудеев находилась в рассеянии, писал он для христиан неиудеев, говоривших по-гречески. Несоответствия с бывшей когда-то исторической действительностью его не смущали, он писал историю по законам распространенного литературного жанра, в котором верность действительности была не нужна. А несоответствия и неточности начинаются уже с первых строк: из-за бездетности терпит поношение не только Анна, но и Иоаким. В истории Самуила попреки направлены только против женщины (у Елкана были дети от другой жены). Характерно, что эти попреки дословно совпадают в обоих произведениях. “Господь затворил твое чрево” - эту фразу автор Протоевангелия прямо включил в свою книгу. В рассказе о родителях Марии Иоакима фактически отлучают от храма, не разрешают ему приносить жертвы, что было невероятно. Но это усиливает драматичность рассказа и противопоставляет Иоакима жестоким иудеям. Иоаким и Анна порознь получают знамение о том, что у них родится ребенок. В истории Самуила его будущей матери возвещает первосвященник. В Протоевангелии знамение непосредственно дает Бог через ангела, здесь использован упомянутый выше мотив из Евангелия от Луки, связанный с рождением Иоанна Крестителя; с точки зрения верующего христианина II в., иудейский первосвященник не мог передавать знамение, исходившее от бога. После рождения Марии Анна произносит благодарственную молитву, которая также имеет параллели с “Книгой Самуила”. Наконец, когда Марии исполнилось три года, ее отводят в храм в соответствии с данным обетом. Этот обет заимствован из истории Самуила, но посвящение в храм девочки, которая при этом живет в святая святых храма,- история совершенно невозможная. Значит ли это, что автор настолько не представлял себе иудейских обычаев? Ведь он достаточно хорошо знал Ветхий завет. Скорее всего мы имеем здесь сознательное пренебрежение этими обычаями, стремление подчеркнуть, что в истории Марии все было исключительно - и ее пребывание в храме тоже.

В храме Мария оставалась до двенадцати лет. Интересно отметить, что Мария питалась особой пищей, которую ей приносил ангел. Это упоминание - не просто еще одна фантастически-чудесная деталь, за ней стоит представление об “особом” теле и “особой” телесной жизни матери Христа. Автор Протоевангелия перенес на Марию те идеи, которые разрабатывались в христианстве II в. применительно к образу Христа. Уже в Евангелии от Иоанна Иисус говорит своим ученикам, отказываясь от еды: “...у меня есть пища, которой вы не знаете... Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его” (4.32-34). Правда, здесь отказ от земной пищи носит иносказательный характер, но у гностиков существовало учение об особом способе питания Иисуса, связанном с иной, нечеловеческой, телесностью. Так, один из наиболее крупных теологов-гностиков, Валентин, по данным Климента Александрийского, утверждал, что Иисус ел и пил особенным образом, не отдавая пищи (то есть не перерабатывая ее); сила воздержания была в нем такова, что пища в нем не разлагалась, так как он сам не подлежал разложению. Отголоски этого учения переплелись в истории о рождении Марии с древними языческими верованиями:

боги греков пили особый напиток - нектар и питались амброзией. Такое переплетение традиционных мифологических мотивов, мистики, вульгаризованных философских доктрин было характерно для “низовой словесности” и отражало определенные тенденции в развитии христианства.

Когда Марии исполняется двенадцать лет, рассказывается в Протоевангелии, жрецы по повелению ангела созывают старцев, чтобы вручить одному из них Марию для своего рода опеки. Так в истории Марии появляется плотник Иосиф - старец, вдовец. Образ Иосифа-старца - создание апокрифической литературы, стремившейся заполнить лакуны первоначальных евангельских повествований, в которых Иосиф после рождения Иисуса и возвращения из Египта (по Евангелию от Матфея) не фигурирует вовсе (“родители” Иисуса упомянуты только еще один раз у Луки в рассказе о посещении ими вместе с мальчиком Иисусом Иерусалимского храма.-2.42-43). Старость Иосифа позволяла объяснить отсутствие упоминаний о нем в период деятельности Иисуса; в Евангелии от Марка жители Назарета называют Иисуса только “сыном Марии”, не упоминая имя отца (6.3). По-видимому, предполагалось, что Иосиф умер к началу проповеди Иисуса. Старость Иосифа также давала возможность ввести взрослых сыновей от первого брака 4 и тем самым утвердить девственность Марии.

Иосиф был избран супругом-хранителем Марии, так как из его посоха вылетела голубка - образ, который должен был ассоциироваться в умах верующих со святым духом, сошедшим на Иисуса в виде голубя.

Даже в деталях дальнейшей жизни Марии, по концепции автора Протоевангелия, обнаруживается ее исключительность. Так, по жребию ей достается ткать самую дорогую ткань, настоящую багряницу, пурпур. Как отличен этот символ от символики первых христиан, для которых в пурпур и багряницу одевались блудницы - и главная блудница - Рим, как он изображен в Апокалипсисе Иоанна 5. Но пурпур имел и скрытый, мистический смысл (во всяком случае так он толковался византийскими богословами): прядение пурпура как бы возвещает “прядение” тела младенца из крови матери.

Эпизод благовещения и прихода Марии к Елизавете представляет собой детализированный и драматизированный (в соответствии с жанром) пересказ Евангелия от Луки с дословным повторением отдельных фраз. Благовещение происходит в отсутствие Иосифа, который уходит на плотницкие работы. Это должно было объяснить, почему Мария отправилась к Елизавете. У Луки в соответствующем рассказе отразилось стремление объединить легенды об Иоанне Крестителе и Иисусе, существовавшие раздельно, подчеркнуть связь между обоими проповедниками с самого их рождения; бытовая достоверность не интересовала автора третьего евангелия. В Протоевангелии подробно описана реакция вернувшегося мужа и обнаружившего беременность своей подопечной (намек на реакцию Иосифа есть в Евангелии от Матфея, но там Мария выходит за него замуж, уже будучи беременной, и Иосиф хочет тайно отпустить ее.- 1.18-19).

По доносу книжника Анны (автор опять вводит мотив иудея-недруга, как и в начале повествования) Иосифа и Марию вызывают в храм и заставляют пройти испытание “водою ревности”. Это был древний обычай, согласно которому женщине, подозревавшейся в прелюбодеянии, давали выпить воду, смешанную с грязью6. Если она без последствий выпивала эту смесь, то объявлялась непорочной. В рассказе “горькую воду” пьют оба; естественно, что Иосиф и Мария безболезненно проходят через испытание “божиим судом”.

Во всех эпизодах после замужества Марии неясно место действия. Подразумевается, что все происходит в Иерусалиме: вряд ли доноситель Анна бегал из Назарета к первосвященнику и обратно. Назарет здесь не фигурирует, не потому, конечно, что автор не знал о Назарете, о котором было написано в новозаветных евангелиях, а потому, что для него эта деталь шла вразрез с сюжетом, в который был введен эпизод с доносом, испытанием водою, создающий драматическое напряжение, показывающий книжника, стремившегося навредить еще матери Иисуса... Кроме того, автор не знал реального Назарета, плохо представлял себе, где именно он находится. Неопределенность места действия позволяла ему ввести псевдореалистические детали, которыми он расцвечивал повествование по собственному усмотрению.

Как и в Евангелии от Луки, Иосиф с Марией отправляются на перепись в Вифлеем (добавлена деталь-вместе с сыновьями). В повествование вставлен эпизод, выпадающий из общего бытописательного тона этого отрывка: Мария во время пути то плачет, то смеется. Когда Иосиф спрашивает ее, в чем дело, она отвечает, что видит перед глазами два народа: один рыдает, другой радуется и веселится. Здесь открыто противопоставлены иудеи (народ, который рыдает: во время создания Протоевангелия свежа была память о страшном разгроме II иудейского восстания) и христиане из язычников (народ, который радуется). Видение Марии отражает общую тенденцию Протоевангелия, но описание его выпадает из контекста (характерно, что в тексте сначала сказано, что Иосиф пошел сзади Марии, а потом - что он обернулся и увидел ее плачущей и смеющейся). Создается впечатление, что эти фразы взяты из какого-то другого произведения, хотя, возможно, это было сделано уже самим автором оригинала истории о рождении Марии.

Дальше следует описание рождения Иисуса. Иисус, согласно этому евангелию, рождается в пещере, в пустынном месте; рождение Иисуса - это рождение света, который наполняет всю пещеру. Автор использовал здесь неканоническую традицию, поскольку она имела гораздо более сильную теологическую направленность, чем рождение в доме (Евангелие от Матфея) или в яслях (Евангелие от Луки, в котором подчеркнута обстановка простоты и бедности, противопоставленная высокому предназначению младенца), пещера-символ тьмы, незнания, которую озаряет Свет-Иисус. Но автор Протоевангелия не мог обойти популярную среди христиан легенду об Иисусе в яслях для скота, столь близкую первым христианам из низов общества: ясли появляются у него в связи с преследованиями Ирода; Мария прячет там младенца Иисуса.

В описание рождения Иисуса введены дополнительные персонажи по сравнению с каноническими текстами - повивальная бабка и Саломея (правда, в папирусе Бодмера эти эпизоды сокращены). Оба этих персонажа должны были засвидетельствовать божественность и чудотворные свойства Иисуса с самого рождения.

После чуда с Саломеей следует описание поклонения магов. Характерно, что из двух вариантов в канонических евангелиях: поклонения пастухов у Луки и поклонения магов у Матфея автор выбирает версию Матфея, хотя в целом он больше следует рассказу Луки (встреча Марии с Елизаветой, благовещение, перепись в Вифлееме): маги-восточные мудрецы и прорицатели, приносящие богатые дары, были ближе тенденции автора - представить Иисуса с момента рождения общемировым божеством, в которого уверовали пришедшие издалека восточные прорицатели, так же как тенденции Евангелия от Луки больше соответствовали бедные пастухи, первыми приветствовавшие рождение мессии. Весь эпизод с магами и Иродом - близкий к тексту пересказ соответствующего места у Матфея с небольшими отклонениями (Ирод представлен грозным правителем, заседающим в претории и допрашивающим первосвященников и книжников).

На преследованиях Ирода и попытке спасти от них Иисуса кончается собственно история Марии. Дальше следует совсем другой сюжет, связанный с Иоанном Крестителем и гибелью его отца Захарии. Эта история взята из сказаний об Иоанне Крестителе и не имеет отношения к истории Марии. По всей вероятности, она отсутствовала в оригинале, так как Ориген не знает версии, приведенной в Протоевангелии, об убийстве Захарии в храме, хотя ссылается на “Книгу Иакова”, говоря о братьях Иисуса. Присоединена она была к первоначальному тексту еще в поздней античности (легенды о спасении Елизаветы в горе и смерти Захарии были широко распространены в средние века). В этой истории усилен чудесный, сказочный элемент: гора расступается перед Елизаветой и скрывает ее вместе с младенцем. Гибель Захарии не имеет основы в канонических текстах. Возможно, она сконструирована автором в связи со словами, сказанными Иисусом в Евангелии от Матфея (23.35), где он призывает на головы книжников и фарисеев всю кровь праведную “от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником”7. Кто такой Захария, сын Варахии, было неясно христианам II в. Автор истории о гибели Захарии связал эту гибель с преследованиями Ирода, требовавшего выдачи маленького Иоанна 8. По приказанию Ирода Захария, выведенный в качестве первосвященника (хотя, согласно канонической традиции, он был жрецом, выполнявшим свои обязанности в черед с другими,- “из Авиевой череды”), был убит за отказ сказать, где его сын; его кровь чудесным образом окаменела, чтобы свидетельствовать о преступлении. История Захарии связывается в конце с историей Иисуса введением первосвященника Симеона, которого избирают на место убитого Захарии. В Протоевангелии сказано, что этому Симеону было предсказано, что он не умрет, пока не увидит Христа. Здесь повествование опять использует Евангелие от Луки, где говорится о человеке по имени Симеон, которому было дано такое предсказание (автор Протоевангелия искусственно делает его первосвященником, выбранным после гибели Захарии, чтобы связать обе части повествования и иметь возможность вернуться к Иисусу).

Кончается апокриф словами Иакова, который объявляет себя автором повествования, он вернулся в Иерусалим после смерти Ирода, а до тех пор скрывался в пустыне. Неясно, почему он должен был скрываться: ведь Ирод разыскивал младенцев, чтобы уничтожить будущего царя иудейского, а не взрослых. Возможно, здесь речь идет об Ироде Антипе, а возможно, с именем Иакова связано предание о его пребывании в пустыне (может быть, реальный Иаков имел отношение к эбионитам-ессеям?), и автор Протоевангелия для достоверности ввел эту деталь.

В целом Протоевангелие Иакова представляет собой смешение различных христианских легенд, равно как и привнесенных в христианство представлений о древних античных божествах. В Протоевангелии Иакова нарративный элемент превалирует над теологическим, но и там под бытовыми деталями (или, точнее, якобы бытовыми) и сказочными чудесами прослеживается вероучительная тенденция, связанная с идеей Иисуса-божества, чьи чудесные свойства были присущи еще его матери. В этом произведении ощущается своеобразно переработанное влияние гностиков. Это было не просто занимательное чтение, оно отвечало религиозным запросам основной массы христиан, для которых были непонятны догматические споры сторонников гностицизма и ортодоксального направления: они приспосабливали учения, подчас враждебные друг другу, к своему восприятию христианства.

Протоевангелие Иакова было создано в среде, в которой знали и почитали новозаветные евангелия, однако они не воспринимались еще как “канонические”: с их текстом можно было достаточно вольно обращаться, дополнять, изменять порядок повествования. Эпизод рождения Христа в пещере показывает, что наряду с новозаветной почиталась и иная традиция.

История рождения Марии пользовалась необычайной популярностью среди христиан в поздней античности и средневековье. Церковь не могла признать Протоевангелие каноническим: оно было создано слишком поздно, сказочные детали, хотя и перетолкованные богословами, контрастировали с повествованием евангелий Нового завета. Против этого сочинения резко выступил Иероним; в V в. оно было включено в список запрещенных книг. Особенно сильной была оппозиция против него в западной церкви вплоть до XVI в. Пий V исключил из латинского требника службу Иоакима, однако затем она была восстановлена. Особенно популярно было Протоевангелие на Востоке: оно читалось, толковалось, дало основание для ряда Богородичных праздников, в частности - рождества богородицы, введения во храм. Но и на Востоке оно иногда упоминается в списках “отрешенных книг”. На Русь “Иаковлева повесть” пришла в XII в.; еще в XIV в. эта повесть встречается в списках запрещенных книг 9. Формирование культа богоматери способствовало популярности этого апокрифа. Почитание Марии впитало в себя элементы мистериального культа Великой матери - божества, которое объединяло образы различных языческих богинь (Исиды, Кибелы, Астарты, Артемиды и др.), воспринимавшихся как ее ипостаси. Это божество в глазах его почитателей было не только властителем всего живого, но и носителем высшей справедливости, защитником людей 10. Эта последняя черта особенно ярко выступила затем в культе богоматери-заступницы.

Протоевангелие Иакова положило начало для создания различных легенд о Марии: в конце IV в. появился анонимный апокриф “Об успении Марии”, написанный в том же ключе, что и Протоевангелие. В нем рассказывалось об успении (не о смерти) и вознесении ее на небо. В апокрифе содержится описание множества чудес: сам Иисус с ангелами спустился на облаке, чтобы принять ее душу. Но душа лишь временно покинула тело богоматери (отсюда понятие “успения”), затем душа ее снова воссоединилась с телом, и Мария вознеслась на небо, обретя новую, преображенную сущность. Как и в Протоевангелии Иакова, в сказании об успении Марии отдельные реалистические детали (например, там рассказывалось, что апостол Фома опоздал на похороны Марии и захотел проститься с ней) сочетаются с религиозной символикой, использовавшей образы Нового завета. Так, о предстоящем успении Марии возвещает архангел Гавриил - тот, кто возвестил ей рождение Иисуса.

Тем самым весть о смерти становится вестью о чуде нового рождения, которое должно произойти с нею... О воскресении Марии апостолы узнают так же, как ученицы Христа узнали в евангелиях о его воскресении,- они открывают по просьбе Фомы гробницу Марии и находят ее пустой. Такой повтор был связан с тем, что автор не имел в своем распоряжении традиции о последних годах жизни Марии и создавал свое сказочно-богословское произведение, используя историю Иисуса и наполняя ее символикой, подчеркивавшей божественность Марии в отличие от остальных, даже самых праведных, святых и мучеников. Несмотря на столь позднее появление апокрифа об успении Марии, с конца V в. церковь празднует успение богоматери.

Протоевангелие Иакова и восходящие к нему сказания отражают изменения, происшедшие в верованиях христиан в течение первых веков существования их учения. В основе этих изменений лежали как влияние древних языческих культов, многие элементы которых впитало христианство, так и особенности социальной психологии самих христиан. Эти особенности еще более ярко выступают в апокрифе о детстве Иисуса, разбор которого будет представлен в следующей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.