Глава шестая О воплощении Христа

Глава шестая

О воплощении Христа

После этих исследований время обратиться к вопросу о воплощении Господа и Спасителя нашего, как и почему он сделался человеком? В самом деле, по мере наших малых сил мы уже рассмотрели божественную природу – более на основании ее собственных дел, чем на основании созерцания нашей мысли; мы рассмотрели также и творения ее (божественной природы), как видимые, так и невидимые, созерцаемые верою, потому что и человеческая бренность не все может видеть очами и постигать разумом, вследствие того, конечно, что мы люди – самое немощное и слабое животное из всех разумных животных; тогда как те существа, небесные или вышенебесные, стоят гораздо выше (нас). Теперь, таким образом, нам остается задаться вопросом о среднем между всеми этими тварями и Богом, т. е. о Посреднике, Которого апостол Павел провозглашает «рожденным прежде всякой твари». Мы видим, что в Священном Писании много говорится о Его величии, мы находим, что Он «есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари, ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли – все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит.» (Кол. 1.15-17). Он есть глава всего, и один только имеет своею главою Бога Отца, ибо написано: «А Христу глава – Бог» (1Кор. 11.3). Написано также, что «никто не знает Сына, кроме Отца, и Отца не знает никто, кроме Сына» (Мф. 11.26),– ибо кто может знать, что такое Премудрость, кроме родившего ее? Или кто с полною ясностью знает, что такое Истина, кроме Отца Истины? Кто подлинно может исследовать всю природу Слова Божьего и природу Самого Бога, которая от Бога, кроме одного только Бога, у Которого было Слово? Поэтому мы должны быть уверены, что это Слово, или Разум, эту Премудрость, эту Истину никто не знает, кроме одного только Отца, и потому о Нем написано: «то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин. 21.25), т. е. (книг) о славе и величии Сына Божьего. И действительно, невозможно изложить в письменах то, что относится к славе Спасителя. Итак, видя столько великих свидетельств о природе Сына Божьего, мы цепенеем в величайшем изумлении от того, что это превосходящее всех Существо, уничижая Себя из состояния Своего величия, сделалось человеком и жило между людьми, как свидетельствует (об этом) благодать, изливавшаяся устами Его, и как засвидетельствовал Ему Отец небесный, и как подтверждают различные знамения, и чудеса, и силы, совершенные Им. Прежде этого Своего явления во плоти Он послал пророков, в качестве предтеч и вестников Своего пришествия. После же вознесения Своего на небеса Он дал повеления обойти всю вселенную святым апостолам, исполненным силою Его Божества, – людям неопытным и неученым, (вышедшим) из среды мытарей или рыбаков; Он дал им повеление, чтобы из всякого языка и из всех народов они составили собрание (людей) благочестивых, верующих в Него.

Но из всех чудес и великих дел, относящихся к Нему, в особенности то возбуждает удивление человеческого ума – и слабая мысль смертного существа никак не может понять и уразуметь в особенности того, что столь великое могущество божественного величия, – что Само Слово Отчее и Сама Премудрость Божья, в Которой сотворено все видимое и невидимое, находились, как нужно этому веровать, в пределах ограниченности человека, явившегося в Иудее; что Премудрость Божья вошла в утробу матери, родилась младенцем и плакала по подобию плачущих младенцев; что потом (этот Сын Божий) был смущен смертью, как это Сам Он исповедует, когда говорит: «Душа моя скорбит смертельно» (Мф. 26.38),– и что, наконец, Он был доведен до смерти, считающейся у людей самою позорною, и несмотря на это через три дня воскрес. Таким образом, мы видим в Нем, с одной стороны, нечто человеческое, чем он, по-видимому, нисколько не отличается от общей немощи смертных, с другой же стороны, – нечто божественное, что не свойственно никакой иной природе, помимо той первой и неизреченной природы Божества. Отсюда и возникает затруднение для человеческой мысли: пораженная изумлением, она недоумевает, куда склониться, чего держаться, к чему обратиться. Если она мыслит Его Богом, то видит Его смертным; если она считает (Его) человеком, то усматривает Поправшего власть смерти и Восстающего из мертвых с добычею. Поэтому должно со всяким страхом и благоговением наблюдать, чтобы в одном и том же (лице) обнаружить истину той и другой природы, так, чтобы, с одной стороны, не помыслить чего-нибудь недостойного и неприличного о той божественной и неизреченной сущности и, с другой стороны, деяния (Его как человека) не счесть ложными призрачными образами. Вложить все это в уши человеческие и изъяснить словами, конечно, далеко превосходит силы нашего достоинства, ума и слова. Я думаю, что это превосходит даже меру (способностей, присущих) святым апостолам; а может быть, изъяснение этого таинства не доступно даже всей твари небесных сил. Мы изложим учение об этом предмете – насколько возможно кратко – вовсе не по побуждениям некоторого дерзновения, но только потому, что этого требует план сочинения; причем изложим более то, что содержит наша вера, чем обычные доказательства, представляемые человеческим разумом, с своей же стороны представим скорее наши предположения, чем какие-нибудь ясные утверждения.

Итак, по учению Писания, Единородный Сын Божий, через Которого, как показало предшествующее рассуждение, сотворено все видимое и невидимое, и сотворил все и сотворенное любит. Поэтому, будучи Сам невидимым образом невидимого Бога, Он невидимо даровал участие в Себе всем разумным тварям, так, чтобы каждый участвовал в Нем настолько, насколько проникнется чувством любви по отношению к Нему. Но, вследствие способности свободного произволения, между душами произошло различие и разнообразие, потому что одна душа питала более горячую любовь к Своему Творцу, другая более поверхностную и слабую. Та же душа, о которой Иисус сказал, что «никто не отнимает ее от Меня (Ин. 10.18), от самого начала творения и в последующее время неотделимо и неразлучно, пребывала в Нем, как в Премудрости и Слове Божьем, как в Истине и вечном свете, и, всем существом своим и входя в свет и сияние Его, сделалась по преимуществу одним духом с Ним, как и апостол обещает тем, которые должны подражать ей: «Соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (1Кор. 6.17). При посредстве этой-то субстанции души между Богом и плотью (ибо божественной природе не возможно было соединиться с телом без посредника), Бог, как мы сказали, рождается человеком, потому что для этой средней субстанции не было противоестественно принять тело и, с другой стороны, этой душе, как субстанции разумной, не было противоестественно воспринять Бога, в Которого, как сказали мы выше, она уже всецело вошла, как в Слово, и Премудрость, и Истину. Поэтому и сама вся, будучи в Боге и восприняв в Себя всего Сына Божьего, эта душа с принятою ею плотью по справедливости называется Сыном Божьим, силою Божьей, Христом и Божьей Премудростью, и наоборот, Сын Божий, через Которого все сотворено, называется Иисусом Христом и сыном человеческим. Так говорится, что Сын Божий умер – разумеется, по той природе, которая, конечно, могла принять смерть, а Имеющий прийти во славе Отца Своего со святыми ангелами называется сыном человеческим. По этой-то причине во всем Писании как божественная природа называется человеческими именами, так и человеческая природа украшается славными наименованиями божественной природы; ибо об этом больше, чем о чем-нибудь другом, можно сказать словами Писания: «И будут два одной плотью, так что уже не двое, но одна плоть» (Мк. 10.8). Нужно думать, что Слово Божье в большей степени составляет одно с душою во плоти, чем муж с женою. Равным образом быть одним духом с Богом кому более прилично, как не этой душе, которая через любовь так соединилась с Богом, что по справедливости называется единым духом с Ним?

(Из письма Юстиниана к Мине: «Посему и человек стал Христом, достигнув этого (своими) добродетелями, как свидетельствует пророк; говоря: «Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие; посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих» (Пс. 44.8). Надлежало же, чтобы Тот, Который ни в каком случае неотделим от Единородного, (всегда) пребывал с Единородным и прославился вместе с Ним»).

Совершенство любви и искренность приобретенного расположения сделали это единство ее с Богом нераздельным, так что воспринятие этой души (Сыном Божьим) не было случайным «ли призрачным, но было даровано ей достоинству за ее добродетели. Что это так, послушай пророка, который говорит об этой душе: «Ты возлюбил правду, и возненавидел беззаконие; посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих» (Пс. 44.8). Итак, Он помазывается елеем радости, т. е. душа Христа вместе со Словом Божьим делается Христом – в награду за любовь. Помазание елеем радости означает не что иное, как исполнение Святым Духом; слова же «более соучастников» показывают, что ей не была дана благодать Духа, как пророкам, но что в ней присутствовала субстанциальная полнота Самого слова Божьего, как и апостол сказал: «В Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2.9). Наконец, по этой же причине пророк не только сказал: «Ты возлюбил правду», – но еще прибавил: «и возненавидел беззаконие», так как возненавидеть беззаконие означает то, что говорит о Нем Писание: Он «не сделал греха, и не было лжи в устах Его» (Ис. 53.9) и еще: «подобно нам искушен во всем, кроме греха» (Евр. 4.15). И Сам Господь говорит: «Кто от вас облачит Мя о грехе?» (Ин. 8.46, стар, ред.). И опять Сам (Он) говорит о Себе: «Идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Ин. 14.30). Все это показывает, что в Нем никакого не было греховного чувства. Желая яснее обозначить это, именно то, что греховное чувство никогда не входило в Него, пророк говорит: «Прежде нежели дитя будет уметь выговорить: отец мой, мать моя, отвергать худое» (Ис. 8.4; Ис. 7.16).

Кому-нибудь может представиться такое затруднение: выше мы показали, что во Христе есть разумная душа; но во всех своих рассуждениях мы часто доказывали, что природа душ способна к добру и злу. Это затруднение разъясняется следующим образом. Не может быть сомнения в том, что природа той души была такая же, какая присуща всем душам; в противном случае, если бы она не была поистине душою, она не могла бы и называться душою. Но так как способность выбора между добром и злом присуща всем (душам), то эта душа, принадлежащая Христу, так возлюбила правду, что вследствие величия любви прилепилась к ней неизменно и нераздельно, так что прочность расположения, безмерная сила чувства, неугасимая пламенность любви отсекли (у ней) всякую мысль о совращении и изменении, и что прежде было свободным, то, вследствие продолжительного упражнения, обратилось в природу. Таким образом, должно веровать, что во Христе была человеческая и разумная душа, и в то же время нужно думать, что эта душа не имела никакого расположения или возможности ко греху.

Но для полнейшего разъяснения дела, кажется, не излишне воспользоваться каким-нибудь подобием, хотя в столь возвышенном и столь трудном вопросе нельзя найти много подходящих примеров. Однако без всякого предубеждения представим такой пример. Металл железа может воспринимать и холод и жар. Итак, допустим, что какое-нибудь количество железа всегда лежит в огне и, всеми своими порами и всеми своими жилами воспринимая огонь, все сделалось огнем. Если огонь никогда не отделяется от этого железа и оно не отделяется от огня, то неужели мы скажем, что этот кусок железа, который по природе, конечно, есть железо, находясь в огне и постоянно пылая, может когда-нибудь принять холод? Напротив, мы говорим, и это вернее, что скорее весь (этот кусок железа) сделался огнем, потому что в нем не усматривается ничего иного, кроме огня, как это мы часто наблюдаем (своими) глазами в печах, и если кто попробует тронуть или пощупать (его), то почувствует силу огня, а не железа. Таким же образом и та душа, как железо – в огне, всегда находится в Слове, всегда в Премудрости, всегда в Боге, и поэтому все, что она делает, что чувствует, что мыслит, есть Бог. Вот почему эта душа не может быть названа совратимою и изменчивою: она получила неизменяемость вследствие непрерывного и пламенного единения со Словом Божьим. Конечно, и на всех святых, нужно думать, нисходит некоторая теплота Слова Божьего: но в этой душе субстанциально почил самый Божественный огонь, от которого исходит некоторая теплота на прочих. Ведь и слова «помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих» показывают, что иначе помазывается елеем радости, т. е. Словом Божьим и Премудростью, та душа и иначе помазываются соучастники ее, т. е. святые пророки и апостолы. Эти, как говорится, ходили только в благоухании благовоний Божьих, а душа Христа была сосудом самого благовония, от благоухания которого, посредством участия в нем, достойные люди сделались пророками и апостолами. Иное дело – субстанция благовония, а иное дело – запах его; точно так же иное дело – Христос, а иное дело – соучастники Его. И как самый сосуд, который содержит субстанцию благовония, никаким образом не может принять какого-нибудь зловония, тогда как участвующие в запахе его, если более или менее удалятся от благоухания его, могут принять зловоние: так и Христос, будучи самим сосудом, в котором была субстанция благовония, не мог принять противного запаха; соучастники же Его тем более будут способны к восприятию запаха, чем ближе будут находиться к сосуду.

Я думаю, что Иеремия-пророк, разумея именно то, какова в Нем природа Премудрости Божьей и какова природа, которую Он воспринял ради спасения мира, сказал: «Дыхание жизни нашей, помазанник Господень пойман в ямы их, тот, о котором мы говорили: под тенью Его будем жить среди народов» (Плач. 4.20). Тень нашего тела неотделима от тела и неуклонно воспроизводит все движения и действия тела. В этом-то смысле, я думаю, пророк, желая показать дело и движение души Христовой, которое неотделимо было присуще ей и выполняло все сообразно с движением и волею Христа, назвал эту душу тенью Христа Господа, в которой мы можем жить среди народов, потому что в тайне этого приятия (Слова Божьего душою) живут народы, которые достигают спасения, подражая этой душе через веру. Подобное же, думается мне, показывает и Давид, говоря: «помяни, Господи, поношение (мое), имже поносиша (мя) изменению Христа Твоего» (Пс. 88.51-52 стар. ред.). Не то же ли разумеет и Павел, когда говорит: «жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (Кол. 3.3). И в другом месте он говорит: «Вы ищете доказательства на то, Христос ли говорит во мне» (2Кор. 13.3). Значит, Христос, по его словам, теперь сокрыт в Боге. В этом изречении можно указать такой же смысл, какой, как сказали мы выше, заключается в словах пророка о тени Христа; или же, может быть, он превосходит понимание человеческого ума. В Священном Писании мы находим много и других изречений о значении тени. Таковы, например, слова Гавриила к Марии в Евангелии от Луки: «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя» (Лк. 1.35). Также и апостол говорит о законе, что имеющие плотское обрезание служат «образу и тени небесного» (Евр. 8.5). И в другом месте говорится: «наши дни на земле тень» (Иов. 8.9). Итак, если и закон, который на земле есть тень, и мы живем среди народов в тени Христа, то нужно рассмотреть, не познается ли истина всех этих теней в том откровении, когда все святые удостоятся созерцать славу Божью, а также причины и истину вещей уже не через зеркало и не гадательно, но лицом к лицу? Получивши уже залог этой истины через Святого Духа, апостол говорил: «если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем» (2Кор. 5.16). Итак, вот что мы могли представить, рассуждая в настоящее время о столь трудных предметах, т. е. о воплощении и о Божестве Христа. Если кто может найти что-нибудь лучшее и подтвердить свои слова более очевидными доказательствами из Священного Писания, то, конечно, нужно принять лучше эти последние, чем наши (доказательства).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.