Глава восьмая О душе

Глава восьмая

О душе

После этого, по требованию плана, мы должны исследовать учение о душе вообще и, начиная с низших, взойти к высшим существам. Ведь никто, я думаю, не сомневается, что душа есть в каждом животном, даже в тех животных, которые пребывают в водах. И это убеждение действительно поддерживается общим мнением всех людей; оно подтверждается и авторитетом Священного Писания, так как здесь говорится, что «и сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их» (Быт. 1.21). На основании же общего сознания разума это убеждение утверждают те, которые дают точное определение души. По их определению, душа есть субстанция (фантастике) и (орметике), а это по-латыни, хотя и не совсем точно, можно выразить словами: sensibilis и mobillis, т. е. чувствующая и подвижная. Но такое понятие о душе можно применить, конечно, ко всем животным, даже к живущим в воде; оно оказывается приложимым также и к животным летающим. Писание подкрепляет авторитет еще и другого мнения, когда говорит: «Не ешьте крови ни из какого тела, потому что душа всякого тела есть кровь его», – и не ешьте душу с телами (Лев. 17.13-14); здесь совершенно ясно показывается, что кровь всех животных есть душа их. Но кто-нибудь при этом может спросить: каким образом слова, что душа всякой плоти есть кровь ее, можно применить к пчелам, осам, муравьям, а также к живущим в воде устрицам, улиткам и к прочим животным, которые лишены крови, но, однако, по яснейшему указанию Писания, одушевленны? На это нужно ответить, что у животных этого рода находящаяся в них жидкость, хотя она и иного цвета, имеет такое же значение, какое у прочих животных принадлежит красной крови; ведь цвет (крови) не имеет значения, коль скоро субстанция (ее) жизненна. Что же касается вьючных животных и скота, то относительно одушевленности их не возникает никакого сомнения даже в общем мнении. Мысль Священного Писания (о них) также ясна, потому что Бог говорит: «Да произведет земля душу живую по роду ее, скотов и гадов, и зверей земных по роду их» (Быт. 1.24). Далее, об одушевленности человека не может быть, конечно, никакого сомнения; об этом никто не может даже и спрашивать. Но, тем не менее, Священное Писание отмечает, что «Бог вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт. 2.7). Остается еще исследовать об ангельском чине и о прочих божественных и небесных силах, а также и о противных властях: есть ли души и у этих существ или души ли они? До сих пор мы не нашли в Священном Писании никакого авторитетного указания на то, что ангелы или какие-нибудь другие служебные духи Божьи имеют души или называются душами; однако очень многие считают их одушевленными. О Боге же мы находим следующие слова: «Обращу лице Мое на душу того, кто будет есть кровь, и истреблю ее из народа ее» (Лев. 17.10), и в другом месте: «новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу больше терпеть; новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя» (Ис. 1.13-14). И в двадцать первом псалме (известно, что этот псалом, как свидетельствует Евангелие, написан от лица самого Христа) о Христе сказано так: «Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне; Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою» (Пс. 21.20-21). Есть много и других свидетельств о душе Христа во плоти.

Впрочем, о душе Христа всякий вопрос устраняется учением о воплощении: ибо как Христос воистину имел плоть, так воистину имел Он и душу. Трудно уразуметь и выяснить только то, как нужно понимать упоминаемую в Писании душу Божью: ведь мы исповедуем Бога простым существом, без всякой примеси какой-либо сложности; и однако, по-видимому, упоминается душа Бога, в каком бы смысле мы ни стали ее понимать. О Христе же нет никакого сомнения. И поэтому мне не представляется нелепостью говорить и думать нечто подобное также и о святых ангелах и прочих небесных силах, так как то определение души, по-видимому, вполне подходит и к ним. В самом деле, кто будет отрицать, что они – существа разумно чувствующие и подвижные? Если же это определение души, как субстанции разумно чувствующей и подвижной, правильно, то оно, по-видимому, относится и к ангелам: ведь что же иное находится в них, как не разумное чувство и движение? А что одинаково определяется, то, без сомнения, имеет одну и ту же субстанцию. Павел указывает, что есть какой-то душевный человек, не могущий, по его словам, принимать того, что от Духа Божьего (1Кор. 2.14); такому человеку, говорит он, кажется глупым учение Святого Духа, он не может постигать того, что составляет предмет духовного распознавания. И в другом месте (апостол) говорит: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1Кор. 15.44),– показывая, что в воскресении праведников не будет ничего душевного. Поэтому мы спрашиваем, не существует ли некоторая субстанция, которая оказывается несовершенной именно потому, что она есть душа? Когда мы начнем обсуждать по порядку каждый отдельный предмет, то мы спросим еще о том, потому ли эта субстанция несовершенна, что она отпала от совершенства, или такою она создана Богом? В самом деле, если душевный человек не воспринимает того, что от Духа Божьего, и постольку, поскольку он есть душевный человек, не может даже воспринимать понимания лучшей природы, т. е. природы божественной, – то, может быть, по этой причине Павел и соединяет, сочетает со Святым Духом более ум, чем душу, желая очевиднейшим образом научить нас тому, каково именно то, чем мы можем постигать «которое Духа», т. е. духовное. Думаю, что этот именно (орган постижения духовного) апостол и показывает, когда говорит: «Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом» (там же 14.15). Не говорит: «Стану молиться душою»; но – «духом и умом», и не говорит: «буду петь душою», но – «буду петь духом и умом».

Но, может быть, спросят: если именно ум духом молится и поет, то не этот ли самый ум получает совершенство и спасение, как говорит Петр: «Достигая наконец верою вашею спасения душ» (1Пет. 1.9). Если душа не молится и не поет вместе с духом, то как она будет надеяться на спасение? Или, может быть, достигши блаженства, она уже не будет называться душою? Но, посмотрим, нельзя ли будет ответить на этот вопрос таким образом, Как Спаситель пришел спасти погибшее, причем то, что прежде называлось погибшим, уже не есть погибшее, коль скоро оно спасается: так, может быть, спасаемое называется душою, когда же душа будет спасена, то будет называться (уже) по имени своей совершеннейшей части. Некоторым представляется возможным присоединить еще следующее (объяснение).

(Из письма Иеронима к Авиту: «Поэтому с бесконечною осторожностью должно рассмотреть, не перестанут ли души быть душами, когда наследуют спасение и достигнут блаженной жизни? Так как Господь и Спаситель пришел взыскать и спасти погибшее, чтобы оно перестало быть погибшим: то и душа, которая погибла и для спасения коей пришел Господь, получив спасение, может быть, перестанет быть душой. Равным образом нужно обсудить и следующую мысль. Как погибшее некогда не было погибшим, и будет время, когда оно не будет погибшим: так, может быть, и душа некогда не была душою, и не настанет ли когда-нибудь время, когда она уже не будет душою?!».

Из письма Юстиниана к Мине: «Как Спаситель пришел спасти погибшее, и это погибшее, будучи спасено, уже не есть погибшее: так и душа, которую Он пришел спасти, как нечто погибшее, будучи спасена, уже не остается душою или (чем-то) погибшим. Еще должно рассмотреть следующее. Как погибшее некогда не было погибшим и когда-либо не будет погибшим, так, может быть, и душа некогда (еще) не была душою, и будет время, когда она (уже) не будет душою»).

Погибшее существовало, без сомнения, и прежде, чем оно погибло, когда оно было чем-то иным, отличным от погибшего (чем именно, не знаю); равным образом, оно будет существовать и тогда, когда не будет погибшим: точно так же и душа, именуемая погибшей, некогда, может быть, не была еще погибшей и поэтому не называлась душою, и когда-либо снова избавится об погибели и станет тем, чем была до погибели и наименования душою. Далее, из самого значения имени души, какое имеет это имя в греческом языке, можно извлечь немаловажную мысль, как это кажется, по крайней мере, некоторым, более внимательным исследователям. Слово Божье называет Бога огнем, когда говорит: «Господь, Бог твой, есть огнь поядающий» (Втор. 4.24). Также и о субстанции ангелов оно говорит: «Ты творишь Ангелами Своими духов и служителями Своими пламенеющий огонь» (Евр. 1.7),– и в другом месте: «И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста» (Исх. 3.2). Кроме того, мы получили заповедь пламенеть духом (Рим. 12.11), что, без сомнения, указывает на пламенное и горячее Слово Божье. Иеремия пророк услышал от Того, Кто давал ему ответы: «Се дах словеса Моя во уста твоя, как огонь» (Иер. 1.9 стар. ред.). Итак, как Бог есть огонь и ангелы – пламень огненный и как все святые пламенеют духом, так, наоборот, отпадшие от любви Божьей, без сомнения, охладели в любви к Богу и сделались холодными. Господь, действительно, говорит, что «и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь» (Мф. 24.12). И все, что в Священном Писании сравнивается с противною властью, всегда называется холодным, как и сам дьявол, холоднее которого, конечно, ничего нельзя и найти. В море же – говорит Писание – царствует дракон; в самом деле, пророк замечает, что в море находятся змей и дракон, а это относится, конечно, к какому-нибудь злому духу (Иез. 32.). И в другом месте пророк говорит: «поразит Господь мечем Своим тяжелым левиафана, змея прямо бегущаго, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Исх. 27.1). И еще говорит: «хотя бы сокрылись они от очей Моих на дне моря, и там повелю морскому змею уязвить их» (Ам. 9.3). В книге же Иова дракон называется царем всего того, что находится в воде (Иов. 41.25). От Борея, как возвещает пророк, исходят бедствия на всех, обитающих на земле (Иер. 1.14). Бореем же в Священном Писании называется холодный ветер, как написано у Премудрого: «Студен ветр северный» (Сир. 43.22). То же самое, без сомнения, нужно думать и о дьяволе. Итак, если святое называется огнем, светом, пламенем, противоположное же называется холодным, и говорится, что во многих охладевает любовь; то, спрашивается, почему же душа названа именем души, которое по-гречески обозначается словом психе? Не потому ли, что она охладела из божественного и лучшего состояния? Не потому ли это название перенесено на нее, что она, по-видимому, охладилась от той естественной и божественной теплоты и, вследствие этого, оказалась в своем настоящем состоянии и с этим названием? Наконец, едва ли ты найдешь, чтобы в Священном Писании название души употреблялось в похвальном смысле; в порицательном же смысле оно часто встречается здесь, например: «Душа лукава погубить стяжавшаго ю» (Сир. 6.4), и: «душа согрешающая, та умрет» (Иез. 18.4). После слов: «Вся души – Мои: как душа отца, так и душа сына» (там же),– по-видимому, нужно было бы сказать: «Душа, делающая правду, и сама спасется; душа же согрешающая – и сама умрет». Но мы видим, что Он соединил с душою то, что достойно наказания; а что достойно похвалы – о том умолчал. Итак, нужно рассмотреть, не названа ли душа (психе), т. е. душою, потому, что она охлаждена к ревности праведных и к участию в божественном огне, – как это ясно, сказали мы, из самого имени; причем, однако, она не потеряла способности к восстановлению в то состояние горячности, в котором была вначале. Вот почему и пророк указывает, по-видимому, нечто подобное, когда говорит: «Возвратись, душа моя, в покой твой» (Пс. 114.7). Все это, кажется, показывает, что ум, уклонявшийся от своего состояния и достоинства, сделался и назван душою; и что душа, в случае восстановления и исправления, снова сделается умом.

(Из письма Юстиниана к Мине: «Ныне существующая душа произошла вследствие отпадения и охлаждения к духовной жизни, но она может возвратиться к тому, чем она была вначале. Это, думаю я, выражается в словах пророка: „Возвратись, душа моя, в покой твой“ (Пс. 114.7),– чтобы стать всецело умом. Таким образом, ум сделался душою, а душа, исправившись, становится умом».

Из письма Иеронима к Авиту: «Ум, вследствие падения, сделался душою, и, наоборот, душа, научившись добродетелям, сделается умом. Подтверждение этого мы можем найти, если исследуем относительно души Исава: за прежние грехи он был осужден на худшую жизнь. И о небесных телах должно полагать, что душа (или как бы мы ее ни назвали) солнца получила начало не в то время, когда сотворен был мир, но прежде чем она вошла в это светящееся и горящее тело. Подобным же образом мы должны думать и о луне, и о звездах, что они принуждены были подчиниться суете за предшествующие вины: ради награды в будущем – подчиниться не добровольно, не по своей воле, но по воле Того, Который указал им их должности»).

Если это так, то, мне кажется, уклонение и падение ума не должно представлять одинаковыми у всех существ: ум обращается в душу то в большей, то в меньшей степени, и некоторые умы сохраняют нечто из первоначальной мощи, а некоторые не сохраняют ничего или сохраняют очень немного. Вот почему одни люди с самого раннего возраста оказываются с блестящими умственными способностями, другие же – с более вялыми, а некоторые рождаются крайне тупыми и совершенно не способными к учению. Впрочем, сам читатель пусть тщательно обсудит и исследует то, что сказали мы относительно обращения ума в душу, и прочее, что, по-видимому, относится к этому вопросу; а мы, со своей стороны, высказали это не в качестве догматов, но в виде рассуждений и изысканий. К этому рассуждению читатель пусть прибавит еще и то, что можно заметить о душе Спасителя, на основании евангельских свидетельств, – что под именем души ей приписывается одно, а под именем духа – другое. Когда Спаситель хочет указать какое-нибудь страдание или смущение Свое, то указывает это под именем души; так, например, Он говорит: «Душа Моя теперь возмутилась» (Ин. 12.27), и: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26.38), и: «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10.18). Но в руки Отца Он предает не душу, а дух, и когда плоть называет немощной, то бодрым называет дух, а не душу. Отсюда видно, что душа есть нечто среднее между немощной плотью и добрым духом.

Но, может быть, кто-нибудь возразит нам на основании наших же положений и скажет: в каком же смысле говорится о душе Бога? Мы ответим ему следующим образом. Как все, что говорится о Боге в телесном смысле, например, пальцы, руки, мышцы, глаза, ноги, уста, мы понимаем не как человеческие члены, но как некоторые силы, обозначаемые этими наименованиями телесных членов, так, должно думать, и названием души Божьей обозначается нечто иное (сравнительно с душой человека). И если можно нам осмелиться сказать об этот предмете несколько больше, то, может быть, под душою Бога можно разуметь единородного Сына Божьего. В самом деле, как душа, разлитая по всему телу, все движет и приводит в действие, так и единородный Сын Божий, Который есть Слово и Премудрость Его, касается и достигает все силы Божьей, пребывая в ней. И, может быть, для указания на эту тайну Бог называется в Священном Писании телом или описывается, как телесный. Нужно также рассмотреть, нельзя ли назвать единородного Сына душою Бога еще и потому, что Он пришел и нисшел в это место скорби и в эту долину плача, и в место нашего уничижения, как говорится в псалме: «Смирил еси нас на месте озлобления» (Пс. 43.20 стар. ред). Наконец, я знаю, что некоторые, изъясняя Слова Спасителя в Евангелии: «Душа Моя скорбит смертельно», – относили эти слова к апостолам, которых Он назвал душою, как лучших из всего остального тела. Ведь множество верующих называется телом" Его, апостолов же, говорят они, должно считать душою, потому что они лучше остального тела. Вот что изложили мы, насколько могли, о разумной душе. Мы скорее предложили читателям мысли для обсуждения, нежели дали положительное и определенное учение.

О душах же скотов и прочих бессловесных животных достаточно и того, что мы решительным образом сказали выше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.