Иов, вызывающий Бога на суд разума

Иов, вызывающий Бога на суд разума

Итак, основная часть Книги Иова представляет собой, по существу, философский диалог, дискуссию между поборниками доктрины ортодоксального иудаизма, каким он сформировался в эпоху после плена, с одной стороны, и древними представителями иудейского свободомыслия — с другой. Причем нетрудно видеть, что автор книги предусмотрительно вложил в уста защитников Яхве все те основные аргументы, с которыми читатели могли встретиться в Законе Моисеевом и в книгах пророков, в псалмах и в сочиненных учеными книжниками назидательных "речениях мудрых".

Выступления друзей — это подлинная апология Яхве. Бог всемогущ, он сотворил мир и мудро управляет им. И он, безусловно, справедлив и всегда прав — это положение выдвигается ими как догма: "Неужели Бог извращает суд? И Шаддай разве искривляет правду?" (8:3). При этом защитники Яхве пускаются в рассуждения. Они утверждают, что Яхве неукоснительно воздает человеку по делам его. Он награждает праведников, "поставляет униженных на высоту, и опечаленные обретают спасение" (5:11). Он не дает погибнуть невинному (4:7), спасает его от меча и от руки сильного (5:15). Но бог видит и беззакония и карает за них, хотя и не сразу. Веселье беззаконных кратковременно (20:5), величие и богатство нечестивого исчезнут (15:29). Злодей рано скончается, а если даже проживет свои дни, то впоследствии пострадают его дети, которые будут "заискивать у нищих" (20:10), и память о нем исчезнет с лица земли (18:17, 8:18).

Защитники Яхве не могут отрицать того, что порой страдают и как будто невинные. Но на это у них тоже есть объяснение: никто не может считать себя совершенно невинным перед богом. "Как может человек быть праведным перед Богом, и как быть чистым рожденному женщиной? Вот, даже луна и та не светла, и звезды не чисты в его глазах", (25: 4–5). Ведь бог и слугам своим не доверяет и в ангелах усматривает недостатки (4:18; ср. 15:15). Тем более нечист и растленен человек, "беззаконие пьющий, как воду" (15:16). Даже тот, который считается всеми и который сам себя считает безупречным, может совершить грех, сам того не подозревая (11:11)[18]. Поэтому в любом случае человек должен рассматривать свое страдание как заслуженное и справедливое наказание со стороны Яхве и всегда принимать его с благодарностью: "Блажен человек, которого вразумляет Бог, и наказания Шаддая не отвергай" (5:17). И вообще, утверждают они, человек рождается для страданий, как искры — чтобы улететь ввысь (5:7).

Исходя из этих общих положений официальной доктрины о прижизненном воздаянии человеку за его поведение на земле, защитники ее — друзья Иова пытаются дать оценку конкретному факту, тому, что произошло с Иовом. Как будто не зная его прошлой праведной жизни, они начинают высказывать разные предположения и догадки: "Наверное, зло велико в тебе, и нет конца беззакониям твоим… ты с братьев твоих беспричинно брал залог и одежды с полунагих снимал. Жаждущего не напоил водою и голодному отказывал в хлебе… Вдов ты отсылал ни с чем и руки сирот ослаблял" (22: 5–9). За то, утверждают они, Иову и послано наказание, и, более того, если бы бог заговорил, то выяснилось бы, что наказание еще мягкое: "…знай, что ради тебя: (еще) предал забвению Бог (часть) из твоих грехов" (11: 5–6). Один из друзей, Билдад, высказывает предположение, что и дети Иова наказаны по заслугам: "Если сыновья твои согрешили пред Ним, то Он предал их в руку беззакония их" (8:4).

Но в том-то и дело, что читатель Книги Иова уже из пролога должен был узнать, что Иов не только не совершал никаких беззаконий, ни явных, ни тайных, но, наоборот, был самым непорочным и праведным человеком на земле, автор с самого начала позаботился сообщить об этом читателю, причем трижды, один раз от своего лица (1:1) и два раза от лица самого бога, приведя подлинные слова Яхве: "Нет такого, как он, на земле: человек непорочный… и справедливый и далекий от зла" (1:8; 2:3); из пролога же читатель мог заключить, что оппоненты Иова — его старинные друзья. Не может быть, чтобы они не были осведомлены о его исключительной праведности и непорочности, и, следовательно, их намеки на то, что Иов занимался ростовщичеством и чуть ли не грабежом, можно расценить только как гнусную клевету и лицемерие; и, главное, читатель уже с самого начала знал, что единственной причиной безмерных несчастий, обрушившихся на Иова, является не провинность со стороны последнего, а все тот же злосчастный спор между Яхве и сатаной, спор нелепый и бессмысленный хотя бы уже потому, что Яхве при его всеведении должен был знать наперед, каков будет исход спора, а в таком случае зачем было мучить верного ему и ни в чем не повинного человека? Поведение Яхве и его защитников явно рисовалось читателю в самом неблагоприятном свете, что, в свою очередь, естественно, должно было вызвать сомнения в правильности и всей их аргументации. И на это обратили внимание еще в древности. Известный талмудический авторитет Иоханан огорченно заметил по этому поводу: "Если бы такое не стояло в Библии, не следовало бы это говорить, ибо Бог представлен, как человек, который дал себя провести другому" (Баба-Батра, 16а).

Что касается Иова, то сам он, конечно, не догадывается о принесшем ему столько горя споре на небесах, он просто твердо убежден в своей невинности и правоте. Иов гордо бросает в лицо своим друзьям: "Не бывать тому, чтобы я признал вас правыми, доколе не умру, не поступлюсь невинностью моей" (27:5). И он бросает обвинение в несправедливости самому богу. Прежде всего по отношению к нему самому. Я невинен, настаивает он и с негодованием отвергает обвинения, которые ему предъявили его недостойные друзья. Он ни в чем не согрешил ни перед богом, ни перед людьми, никому не причинил зла. Напротив, он сделал много добра людям и никогда не поклонялся никакому богу, помимо Яхве. На протяжении трех глав (29–31) Иов перечисляет свои заслуги: он спасал страдальцев и был отцом для-вдов и сирот, "сокрушал беззаконному челюсти и из зубов его исторгал добычу"; не прельщался чужими женщинами и не обижал раба и рабыню; не радовался своему богатству и не злорадствовал при несчастье и гибели врага. Он не поклонялся ни солнцу, ни луне. Он верил только в бога истинного и соблюдал его заповеди, не уклоняясь (23: 11–12). За что же бог так преследует его? За что он так покарал его?

Заметим, что автору поэмы о Иове старая идея о коллективной ответственности перед богом была, по-видимому, совсем чужда. Хотя в двух-трех местах друзья высказываются в том смысле, что дети беззаконного также пострадают за злодеяния своего родителя (например, Цофар в 20:10), Иов решительно отвергает целесообразность и справедливость такого решения (20:19). На протяжении всей дискуссии ни герой поэмы, ни его друзья ни разу не ставят вопроса: не пострадал ли сам Иов "за грехи отцов"? Друзья лишь строят различные предположения насчет возможных прегрешений Иова и его сыновей, а он отрицает всякую вину за собой. Иов готов даже допустить, что, может быть, совершил какой-нибудь грех в юности по неведению (13:26), но если даже так, наказание явно несоизмеримо с проступком. Яхве отнесся к нему с необъяснимой жестокостью: "Ты сделался жестоким ко мне" (30:21), "Ты выискиваешь грех во мне… хотя знаешь, что я невиновен, и от руки Твоей спасителя нет" (10:6–7).

Но Иов имеет в виду не только себя. Он вообще не видит в мире признаков божественного правосудия. Совершенно непонятно поведение бога. Где прославленная пророками справедливость Яхве и где его милосердие? Иов по пунктам разбивает аргументацию своих противников. Он упрекает их во лжи, и то, что эта ложь ad maioram dei gloriam (во славу божию), никак не оправдывает их: "Разве должны вы для Бога говорить неправду и ради него говорить ложь? (Надлежало ли вам) быть лицеприятными к Нему?" (13: 7–8). Причем характерно, что если оппоненты ссылаются прежде всего на авторитет традиции, на то, что "мудрые возвестили, и не утаили их отцы" (15:18; ср. 8: 8-10), то Иов берет свои доводы из действительности, из жизненной практики своей и других людей: "…разве вы не спрашивали людей проезжих и с их свидетельством не знакомы?" (21:29). Везде одно и то же: бог губит непорочного наряду с виновным (9:22). В городах люди стонут и души убиваемых вопиют. И бог не воспрещает этого (24:12). Хуже того, бог положительно благоволит к злодеям и оказывает им покровительство- "бича божьего нет на них" (21:9). В день бедствия пощажен бывает злодей, в день гнева отводится в сторону (21:30). Дома беззаконных безопасны, у них множество детей и внуков, и все у них благополучно, их бык успешно оплодотворяет, у коров не бывает выкидышей. Они проводят дни свои в счастье и умирают без страданий (21: 7-13). А в то же время люди невинные бедствуют, "униженные земли", сироты и вдовы терпят величайшие лишения и насилия со стороны злодеев и нечестивцев (24: 5- 11) и праведник становится посмешищем (12:4). С объяснением оппонентов, что бог зато позже отомстит детям беззаконника, Иов решительно не согласен: "(Скажете:) "Бог бережет для детей его несчастья его". (Нет!) Пусть воздаст ему (самому), чтобы он знал! Пусть увидят глаза его несчастье его, и от гнева Шаддая пусть (сам) изопьет! Ибо что ему до дома его после него, когда число его месяцев пресечется?" (21: 19–21).

Как уже отмечалось, концепция загробной жизни и загробного воздаяния чужда как Иову, так и его друзьям — Иов убежден, что смерть — это конец всему: и радостям, и горю, конец всякой надежде; когда люди умирают, то они уже "до скончания небес не пробудятся, и не воспрянут от сна своего" (14: 10–12). И всякая надежда сойдет в преисподнюю и будет там покоиться во прахе (17:16). Значит, невинно страдающему нечего рассчитывать на справедливость бога и после смерти.

Вместе с тем Иов готов согласиться с тезисом своих оппонентов о том, что нет вообще человека, чистого перед богом, так как люди несовершенны по самой своей природе: кто может произвести чистого от нечистого? (14:4; ср. 15:14). Но тем более по справедливости бог не имеет оснований наказывать людей за их пороки и прегрешения. Ведь он сам сотворил людей, и они таковы, какими он их создал. Если изделие с недостатками, то виновато не оно, а мастер, его сотворивший. "Хорошо ли для Тебя, что Ты притесняешь, что презираешь творение рук Твоих… Твои руки образовали меня и сотворили меня… Ты из глины сотворил меня, и (снова) в прах обратишь меня?" (10: 3–9).

Наконец, Иов приводит еще один аргумент. Допустим даже, рассуждает он. что человек в чем-то провинился перед богом, но достойно ли бога вечного и всемогущего преследовать его за это? (7:20). Ведь человек — такое эфемерное и такое ничтожное создание по сравнению с богом: жизнь его как дуновение, и сам он как соломинка, уносимая ветром. "Почему бы (Тебе) не простить мне моей вины, не пройти мимо моего прегрешения? Ибо вот я лягу в прахе, поищешь меня — и нет меня" (7:21).

Иов прекратил спор непобежденным. Скорее — победителем. Три друга замолчали, потому что им больше нечего было возразить Иову, и это, по существу, означало, как правильно понял позднейший автор речи Элиу, что они "обвинили Бога" (32:3). Затем на сцену выступает Яхве, который произносит речь, полную поэтических красот и самовосхваления. Только после этого Иов произнес свое "отрекаюсь и раскаиваюсь". Но было ли это подлинным раскаянием?

Нет сомнения, что автор закончил свою поэму величественной сценой теофании не только потому, что хотел дать своему произведению достойную концовку. Очень вероятно, что явлением бога заканчивалась и старая сказка, ставшая рамкой поэмы. Но речи Яхве и ответы Иова, так же как выступления в ходе дискуссии Иова и друзей, несомненно, сочинил сам автор поэмы персонажи народных сказаний подобным образом не ораторствуют. А между тем именно в этих речах многое вызывает недоумение и кажется двусмысленным современному читателю и, наверное, такие же чувства возбуждало у древних.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.