АВВА ЕВАГРИЙ

АВВА ЕВАГРИЙ

СВЕДЕНИЯ О ЖИЗНИ АВВЫ ЕВАГРИЯ.

Об Евагрие Понтянине, скитском монахе и авве, известно, что он родился около половины 4–го века, в городе Иворе близ Понта Евксинскаго. Род, или способности его обратили на него внимание, процветавших в то время, великих святителей: Василия Великаго, Григория Нисскаго и Григория Богослова. Под их руководством он возрастал и развивался в духе и познаниях о вере и жизни во Христе Иисусе Господе нашем. Василий Великий поставил его чтецом, Григорий Нисский диаконом, и оставил его в Константинополе, бывши там на Соборе втором вселенском. Одно обстоятельство, подвергавшее опасности его чистоту, заставило его удалиться из Константинополя. И он, побыв немного в Иерусалиме, направился в Египет, где и подвизался сначала в Нитрии, потом в келлиях, и наконец в Ските, под руководством и в содружестве с тогдашними великими аввами.

Палладий, ученик его, по Сократу, пишет о нем в Лавсаике, гл. 73: «Находя несправедливым умолчать о делах Евагрия, знаменитаго диакона Христова, мужа жизни апостольской, напротив признав за справедливое предать оныя писанию, для назидания читателей и прославления благодати Спасителя нашего, я предложу сначала, как поступил он в монашество и как, потрудившись достойно своего обета, скончался в пустыне 54 лет, по словам Писания: скончався вмале, исполни лета долга, угодна бо бе Господеви душа его.

Родом он был Понтиец, из города Иворы, сын пресвитора, св. Василием, епископом Кесарийским, поставлен в чтеца к церкви в Аргос. По преставлении св. епископа Василия, св. Григорий епископ Нисский, брат епископа Василия, стяжавшаго славу апостольскую, мудрейший, безстрастнейший и весьма знаменитый ученостию, обратив внимание на способность Евагрия, рукоположил его в диакона. Пришедши потом с ним на великий собор Константинопольский, св. Григорий епископ оставил его там у блаженнаго епископа Нектария, как искуснейшаго в опровержении всех ересей. И стал он славиться в великом городе, мужественно побеждая словами всякую ересь.

Случилось, что этот муж, котораго во всем городе уважали за отличную честность нравов, был уязвлен страстною любовию к женщине, как он сам разсказывал нам после, когда уже освободился от сего искушения. Женщина взаимно полюбила его; а была она из знатнаго дома. Евагрий, так как и Бога боялся, и своей совести стыдился, и представлял себе скверну порока и злорадование еретиков, усердно молил Бога воспрепятствовать намерению женщины, которая, быв распалена страстию, усиливалась вовлечь его в грех. Он хотел отдалиться от нея, но не мог, удерживаемый узами одолжений.

Немного спустя после молитвы, которою предотвратил он совершение греха, предстал ему в видении ангел в одежде воина епархова, и взяв его, повел будто в судилище, и бросил в темницу, обложив шею железными узами и связав руки железными цепями. Приходившие к нему не говорили ему о причине заключения, но сам он, мучимый совестию, думал, что подвергся сему за то дело, и полагал, что муж той женщины донес судье об этом деле. Ктому же ему представлялось, что тут же производился суд над другими, за подобное же преступление. От этого находился он в крайнем смущении и страхе. Тогда Ангел принял образ одного искренняго друга его и пришел будто навестить его. Он вошел, будто чрезвычайно пораженный и опечаленный тем, что друг его терпит поносныя узы и сидит в заключении между сорока преступниками, и сказал ему: — отче диаконе! За что так безчестно держат тебя с преступниками? Он отвечал сму: по истине не знаю; но подозреваю, что на меня донес такой–то епарх по безумной ревности, и я опасаюсь, не подкуплен ли им градоначальник, и не подвергнули бы меня тяжкому наказанию. Представший в виде друга сказал ему: если хочешь послушать друга своего, то я советовал бы тебе удалиться из этого города, потому что, как вижу, не полезно тебе жить в нем. Евагрий сказал ему: если Бог освободит меня от этой беды, и ты потом увидишь меня в Константинополе, пусть подвергнусь еще большему наказанию. Друг сказал ему: если так, я принесу Евангелие, поклянись мне на нем, что удалишься из сего города и сделаешься иноком, и я избавлю тебя от этой беды. Евагрий сказал: клянусь как ты хочешь, — только избавь меня от этой мрачной тучи. После этого тот принес Евангелие и потребовал клятвы. Евагрий поклялся ему на Евангелии, что не останется в городе, кроме одного дня, и это для того только, чтоб перенести на корабль свои вещи. Этим кончилось видение. Вставши, в тревоге, он разсуждал: пусть клятва дана в изступлении, но все же я поклялся. Потому ни мало не медля, перенес все, что имел на корабль, и отплыл в Иерусалим. Здесь он облекся в иноческое одеяние и был принят блаженною Меланиею Римлянынею.

Но диавол опять омрачил его сердце, и поколебал его до того, что он переменил уже опять одежду; и ум его обуяло ораторское тщеславие. Бог же, Который удерживает всех нас от погибели, поверг его и здесь в другую беду, послав на него горячку и тяжкою болезнию, в продолжении шести месяцев, измождив плоть его, которая препятствовала ему идти начатым уже путем. Когда врачи оставили его не находя способа вылечить его, блаженная Мелания сказала ему: думается мне, что болезнь твоя не простая, сын мой; скажи мне, нет ли у тебя чего на душе? Он признался ей во всем, что случилось с ним в Константинополе. Блаженная сказала ему: дай мне пред Богом слово, что решишься вести монашескую жизнь, и я хоть грешница, помолюсь Господу, да дарует Он тебе продолжение жизни на покаяние и исправление сердца. Когда он дал слово, она помолилась; и Евагрий выздоровел в несколько дней. По выздоровлении, она сама доставила ему иноческое одеяние, и он, облекшись в него, отправился в Египет, где два года прожив на горе Нитрийской, на третий удалился в пустыню.

Четырнадцать лет прожил он в так–называемых келлиях, питаясь только хлебом и водою с малым иногда количеством елея, и не позволяя себе в этом отношении никакого утешения. Не ел он ни зелени, ни плодов, ни винограда; не пил вина и не омывал тела. Так томил себя человек, живший прежде в довольстве; но искушения и здесь не оставляли его. Иногда возставал на него сильно демон блуда, как сам он говорил о том; и тогда он целую ночь сиживал нагой в колодце, во время зимы, так что тело его цепенело. В другое время досаждал ему дух хулы; и тогда он сорок дней не входил под кровлю, томя себя. И вообще он столько претерпел искушений от различных бесов, что трудно их и перечислить; даже бит он был демонами.

Но так умерщвляя тело свое и так терпя, блаженный внутренно оживотворялся Духом Святым, и очистив ум, сподобился дара ведения и различения духов.

Этот доблестный подвижник Христов говорил нам пред смертию: вот уже три года не тревожила меня плотская похоть. Если после такой строгой жизни, после таких подвижнических неутомимых трудов и непрестаннаго бодрствования в молитве, ненавистник добра и погибельный демон так нападал на этого праведника, то сколько терпят от этого нечистаго демона, или от собственнаго нерадения люди безпечные!

Он сочинил сто молитв; составил три книги, так–называемыя: ???? — вернее ?????? (краткия изречения в виде стихов или притчей); ???????, — монах, или деятельные уроки; и ???????????? — противоборство, — о борьбе с демонами и страстями.

У Сократа (Кн. 4, гл. 23) кроме того находим, что Евагрий был ученик обоих Макариев, — Египетскаго и Александрийскаго, под руководством которых, быв прежде философом только на словах, стяжал он философию деятельную. Пришедши в Египет из Константинополя, он встретился с упомянутыми мужами и стал подражать их жизни. Ниже Сократ приводит два обстоятельства из жизни Евагрия, со слов его самого, из которых видно, какия сношения были у него с Макарием Великим. Первое то, что авва Макарий спрашивал Евагрия о различии в действиях на душу памяти оскорбления людей, и памяти оскорбления демонов; второе то, как пришедши к авве Макарию, Евагрий, утомленный от пути на жару, просил немного воды и получил отказ. То и другое приводятся в его дятельных главах к Анатолию (Гл. 93, 94). Ниже еще поминает Сократ, что Евагрий в книге своей — гностик, пишет о себе: «мы научились у праведнаго Григория, что добродетелей и умозрений о них четыре: благоразумие, мужсство, воздерзвание и справедливость». Кто сей Григорий? По Палладию — Григорий Нисский, а по Сократу — Назианзин, который будто и рукоположил его в диакона в Константинополе. Не смешал ли Сократ Назианзина с Нисским? Палладию лучше было знать истину. Наконец у Сократа встречаем следующее сказание. Дивный Аммоний, бывший вместе с Афанасием Великим в Риме, и ничего там не хотевший видеть, кроме церкви Петра и Павла, был призываем потом в Египет Феофилом Александрийским к епископству, и убегая от него, отсек у себя правое ухо, чтоб безобразием тела отклонить от себя рукоположение. Спустя несколько времени, епископ Александрийский Феофил взял для епископства Евагрия, который также убежал, но не изуродовал никакой части своего тела. Встретившись с Аммонием, Евагрий ласково сказал ему: худо сделал ты, что отсек себе ухо; за такой поступок будешь отвечать пред Богом. А ты не будешь отвечать, Евагрий, что отсек у себя язык и ради самолюбия не воспользовался дарованною тебе благодатию, — отвечал Аммоний.

О творениях Евагрия Сократ пишет: он написал очень хорошия книги. Одна из них надписывается монах, или о деятельности; другая — гностик, или к человеку удостоившемуся знания, разделенная на пятьдесят глав; третья противоречник (????????????), или выбор из божественных Писаний против демонов–искусителей, разделенный на восемь частей, по числу осьми помыслов. Кроме того, он составил 600 вопросов о будущем, и еще две книги, написанныя стихими одну к монахам, живущим в киновиях, или общежительных монастырях, другую к деве. Как удивительны эти книги, узнает, будет читать их.

Созомен (Кн. 6, гл. 30), сказавши о помянутом Аммоние, что он был один из братьев длинных, достиг высоты любомудрия и был весьма учен так что перечитал сочинения Оригена, Дидима и других духовных писателей, — прибавляет: в дружбе с Аммонием находился мудрый Евагрий, муж ученейший, сильный умом и словом, и особенно способный различать мысли (помыслы), ведущия к добродетели и пороку, и располагаться так, чтобы первыя развивать, а последних остерегаться. Впрочем каков он был в ученом отношении, покажут оставленныя им сочинения. Нрав его отличался, говорят, умеренностию и обнаруживал столь мало тщеславия и гордости, что как заслуженныя похвалы не надмевали его, так и незаслуженныя укоризны не возбуждали в нем огорчения. Любомудрствовал он и учился Священному Писанию у Назианзскаго епископа Григория, при котором в бытность его предстоятелем Константинопольской Церкви служил архидиаконом. Лицем он был приятен и любил изящно одеваться. Нето из вельмож, заметив его знакомство с своею женою, воспламенился ревностию и задумал убить его. Когда умысел готовились уже привести в исполнение, Бог послал ему во время сна страшное, но вместе спасительное сновидение. Далее Созомен не дает ничего особеннаго.

Нельзя не заметить, что Сократ и Созомен разногласят с Палладием, в показании, какой Григорий покровительствовал Евагрию и способствовал его образованию. Палладий называет Григория Нисскаго, а те — Григория Назианзена. Можно согласить их так: в диакона рукоположен Евагрий Григорием Нисским; но был ведом и Григорию Назианзену и пользовался его уроками. Когда Григорий Богослов призван был в Константинополь на патриаршество, тогда на Собор, бывший при нем, прибыл и Григорий Нисский с Евагрием. Здесь Евагрий мог протодиаконствовать у Назианзена, и после Собора остаться по совету обоих Григориев в Константинополе. Сократ и Созомен говорят о нем, как он был в Константинополе, а Палладий, что было до того. Палладию, как ученику Евагрия, больше надо иметь веры: ибо он верно слышал то, что говорит, от самого Евагрия.

Смерть Евагрия Patrologia (t. 40, стр. 1215) относит к 399 году. Там же приводятся отзывы о писаниях Евагрия. Между прочим, блаженный Иероним писал (Epist. 135 ad Ctesiph), что «книги Евагрия читаются не только Греками по всему Востоку, но и на Западе Латинянами, в переводе Руффина ученика его».

В Patrologia помещено все сохранившееся из писаний Евагрия. На первом месте стоят: главы о деятельной жизни к Анатолию. Это, как догадываться можно, то, что осталось из книги, которую приведенные нами историки озаглавливают Монах. Главам предшествует краткое письмо к Анатолию, как введение к ним. Потом следует 71 глава уроков деятельности подвижнической. За ними стоит ????? ????????? в 100 главах. Но как из сих глав большая часть таких, кои находятся в числе 71–й главы; то тут приводится текст только тех глав, которых нет там. В сложности все же выходит 100 глав. Мы так и озаглавим: сто глав о деятельной жизни к Анатолию.

Далее в Patrologia следует статья, которая у нас в Добротолюбии яснее озаглавливается: образ иночества, поучающий как должно подвизаться и безмолвствовать. Так и в Греческом Добротолюбии. Заглавие Patrologia даже перифразом трудно передать. Удержим наше заглавие.

Потом стоят 33 главы ??? ?????????, (не ??? ?????????–ли); содержание их: отражение духовнаго в видимом; 25 глав по алфивиту; это афористическия изречения о духовных вещах. К сим последним присоединены других 26 изречений не по алфавиту.

После сего — об 8–ми порочных помыслах, часть древней книги ??????????.

Наконец — краткия правила — к монахам киновитам, и к деве.

Все сие предлагается здесь в переводе.

ЕВАГРИЯ МОНАХА НАСТАВЛЕНИЯ О ПОДВИЖНИЧЕСТВЕ.

1. Главы о дятельной жизни к Анатолию.

Пред этим писал ты, возлюбленнейший брат Анатолий, с святой горы (вероятно Нитрийской) ко мне в Скит, и просил разъяснить тебе символическое значение монашеской схимы Египетской, полагая, что не без разумнаго основания она имеет такое отличие от всех других форм человеческих одеяний. Охотно перескажу тебе, что сам узнал об этом от святых Отцев.

Кукуллий есть символ благодати Спасителя нашего Бога, осеняющей ум иноков, и покровом своим защищающей их во Христе младенчество от тех, которые непрестанно покушаются наносить им удары и причинять раны. Носящие его на голове своей, с крепкою и действенною верою поют: если не Господь созиждет дом и сохранит град, всуе трудится зиждущий и бдит стрегущий (Псал. 126, 1). Такия вопияния внедряют смирение и искореняют гордость, это древнее зло, низвергшее на землю Люцифера, возсиявающаго заутра.

То, что обнажены у них руки, [41] показывает безлицемерность их жизни. Ибо тщеславие умеет прикрываться, и давать тень добродетели, ловя всегда славу у людей и отгоняя веру, как говорит Спаситель: како вы можете веровати славу друг от друга приемлюще, и славы яже от Единаго Бога не ищете? (Иоанн. 5, 44). Добро не должно быть для чего–либо другаго, напротив все другое должно быть для него. Если это не будет допущсно, явно будет, что подвизающее нас к деланию добра, ценнее для нас самаго добра; а это было бы крайнею нелепостию — воображать нечто высшее Бога и говорить так.

Аналав (наш параман), крестообразно переплетающий их плечи, есть символ веры во Христа, приемлющей (?????? ???????) кротких, всегда устраняющей препоны и доставляющей деятельности безпрепятственность.

Пояс, вяжущий их чресла, отлагает всякую нечистоту, и возвещает: добро человеку жене не прикасатися (1 Кор. 7, 1).

Милоть имеют они, как всегда мертвость Господа Иисуса на теле своем носящии (2 Кор. 4, 10), как подавляющие все неразумныя телесныя страсти, душевное же зло пресекающие приобщением добра, и как любящие нищету, и бегающие многоимания, яко идолослужения.

Жезл есть древо жизни, всех, кои берут его в руки и на него опираются, обязывающий утверждаться на Христе.

Вот сокращенно каких вещей символом служит схима! (Облекая в нее), св. Отцы всегда говорят им такия слова: Дети! веру делает твердою страх Божий, а его — воздержание; это делают неуклонным терпение и надежда, от которых раждается безстрастие; порождение же безстрастия есть любовь, а любовь есть дверь к познанию физическому, которое приемлет богословие и верховное блаженство.

И этого о священной схиме и поучении старцев на настоящую пору достаточно. Теперь будем говорить о жизни деятельной и знательной, не все то, что видели (у старцев) и слышали (от них), но что и другим пересказывать получили от них заповедь, разделив касающееся деятельной жизни на сто глав, а касающееся знательной — на 650, и иное скрыв, иное прикрыв, да не дадим Святая псам, ниже пометаем бисера пред свиниями (Матф. 7, 6), что однакож ясно для тех, кои идут в–след их тою же дорогою.

1. Христианство есть закон — (?????) Спасителя нашего Иисуса Христа, совмещающий что касается жизни, познания вещей и боговедения.

2. Царствие небесное есть безстрастие души с истинным ведением Сущаго.

3. Царствие Божие есть ведение Пресвятыя Троицы, сопростирающееся соответственно состоянию ума, и исполняющее его нескончаемо блаженной жизни.

4. Кто что любит, тот того и желает конечно, — а чего желает, то и улучить подвизается. Всякому наслаждению предшествует желание, желание же пораждается чувством. Что не причастно чувства, то свободно и от страсти.

5. С отшельниками демоны сами лично вступают в борьбу, а против тех, кои проходят добродетельную жизнь в киновиях или сотовариществах, они вооружают нерадивейших братий. Но последняя брань гораздо легче первой; потому что нельзя найти на земле людей, которые были бы горше демонов, или воспринимали в себя всю их злокозненность.

6. Ум блуждающий устанавливают — чтение, бдение и молитва. Похоть пламенеющую угашают — алчба, труд и отшельничество. Гнев волнующийся утишают — псалмопение, великодушие и милостивость. Все это оказывает свое действие, когда бывает употребляемо в свое время и в соответственной мере. Все безвременное и безмерное не долговременно (не прочно); а недолговременное больше вредно, чем полезно.

7. Когда душа желает разных яств, тогда утесним ее хлебом и водою, чтоб была благодарна и за тонкий ломоть. Ибо сытость желает разнообразных яств, а голод и насыщение хлебом почитает блаженством.

8. Много способствует к уцеломудрию тела скудость воды. В этом да убедят тебя те триста Израильтян, что с Гедеоном, — победившие Мадиам.

9. Как смерти и жизни случиться у кого в одно и то же мгновение есть несбыточное явление; так любви и деньгам быть у кого–либо вместе есть вещь невозможная. Любовь не только деньги иждивает, но и самую привременную жизнь нашу приносит в жертву.

10. Бегающий мирских удовольствий, есть башня, неприступная для демона печали. Ибо печаль есть лишение удовольствия, или настоящаго, или ожидаемаго. — Невозможно нам избыть от этого врага, пока имеем пристрастие к чему–либо земному. Там он ставит свою сеть для возбуждения печали, к чему видит нас наиболее пристрастными.

11. Гнев и ненависть умножают сердечное раздражение; а милостыня и кротость погашают его.

12. Солнце да не заходит во гневе нашем, чтоб демоны, нападши ночью, не напугали души, и не сделали ума более робким для борьбы на следующий день. Страшные сны обыкновенно бывают после гневной тревоги, и ничто другое столько не вынуждает ума нашего выступать из строя (дезертировать), как тревожный гнев.

13. Когда по какому–нибудь поводу раздражительная часть души нашей приходит в тревогу; тогда демоны предлагают нам отшельничество как вещь добрую, чтоб устранив причины огорчения, не освободились мы от смущения [42]. Когда же разгорячается похотливость, тогда они стараются сделать нас человеколюбивыми (удержать среди людей), называя жестокими и дикими за то, что удаляемся, чтоб похотствуя тел, мы встречали тела (оставаясь в обществе). Им не должно верить, но паче делать им противное.

14. Не отдавай себя помыслу гнева, мысленно ведя войну с тем, кто тебя огорчил; ни — опять помыслу блудному, долго удерживая сладострастныя мечтания. То омрачает душу, а это ведет к одобрению страсти, — оба же оскверняют ум; и ты, во время молитвословия, как идолами наполняя воображение страстными образами, и не принося потому Богу чистой молитвы, тотчас подвергаешься нападению демона уныния, который обыкновенно нападает в таких состояниях, и подобно псу похищает душу, как мертвечину какую.

15. Гнев по природе назначен на то, чтоб воевать с демонами и бороться со всякою греховною сластию. Потому ангелы, возбуждая в нас духовную сласть и давая вкусить блаженства ея, склоняют нас обращать гнев на демонов; а эти увлекая нас к мирским похотям, заставляют воевать гневом с людьми, наперекор естеству, — чтоб ум, омрачившись и обезсмыслев, сделался предателем добродетелей.

16. Внимай себе, чтоб разгневавшись не прогнать какого брата. За это во всю жизнь свою не убежишь от демона печали, который во время молитвы всегда будет тебе выставлять то претыканием.

17. Памятозлобие погашают дары. Да убедит тебя в этом Иаков, укротивший дарами Исава, который шел к нему на встречу с четырьмя стами мужей (Быт. 32, 6; 33, 1). Но мы бедные можем исполнить эту необходимость (заменить дары) трапезою.

18. Когда подвергнешься нападению беса уныния; тогда, разделив душу надвое и сделав одну ея часть утешающею, а другую утешаемою, станем всевать в себя благия надежды, напевая следующие стихи Давида: Вскую прискорбна еси душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего и Бог мой (Псал. 41, 6, 7.).

19. Не должно во время искушений, оставлять келлии, изобретая какия–нибудь благословные предлоги; но надо сидеть внутри и терпеть, мужественно встречая всех нападающих, особенно же демона уныния, который тягостнее правда всех, но зато — более всех делает душу и опытною. Если бегать или обходить борьбу; то ум останется неопытным, робким и легко обращающимся в бегство.

20. Трудно избегать помысла тщеславия; ибо что ни сделаешь к прогнанию его, то становится началом новаго движения тщеславия. Не всякому впрочем правому помыслу нашему противятся демоны; но некоторым эти злыя твари благоприятствуют, в надежде обмануть нас.

21. Коснувшийся ведения, и вкусивший сладости от него, не доверится более демону тщеславия, хотя бы он предлагал ему все утехи мира. Ибо что бы мог он обещать больше духовнаго созерцания? Но пока мы не вкусили еще ведения; будем усердно проходить деятельную жизнь, Богу изъявляя цель нашу, что все творим ради ведения Его.

22. Помни о прежней жизни и древних прегрешениях твоих, и о том, как будучи страстным, перешел ты к жизни не поблажающей страстям, и как опять вышел ты из мира, во многом часто тебя очень смирявшаго. Помышляй также и о том, кто хранит тебя в пустыни и отгоняет от тебя демонов, скрежещущих на тебя зубами своими. Такия помышления внедряют смиренномудрие, и не позволяют подступить демону гордости.

23. О чем имеем страстную память, то прежде на деле было воспринято со страстью; и опять, что на деле воспринимаем мы со страстию, о том после будем иметь страстную память. Для победившаго возбуждающих страсти демонов, ничего уже не стоят вещи, коими они возбуждают их. Ибо невещественный боритель горше вещественнаго.

24. Душевныя страсти берут повод (к движению своему) от людей, а телесныя от тела. Движение телесных страстей пресекает воздержание, душевных духовная любовь.

25. Демоны–предстоятели душевных страстей до самой смерти упорно стоят и тревожат душу; и предстоятели страстей телесных, скорее отходят. Притом иные демоны, подобясь солнцу восходящему, или заходящему, касаются одной какой–либо части души, а полуденный обычно всю душу охватывает, и ум потопляет. Почему отшельничество сладко после упразднения страстей: ибо тогда от них остаются одни голыя воспоминания, и, что касается до брани, тогда бывает не столько самый подвиг брани, сколько созерцание его.

26. Достойно внимания, помысл–ли приводит в движение страсти, или страсти помысл. Иные принимают первое, а иные — второе. Обычно страстям приходить в движение от чувств; но когда у кого есть любовь и воздержание, то оне не движутся, а когда нет, движутся. Гнев имеет нужду в больших врачевствах, нежели похоть; и любовь потому и называется великою, что она есть узда гнева. Ее и св. Моисей символически назвал офиомахом (бьющеюся со змеями), когда перечислял, что можно и чего не должно есть (Лев. 11, 22).

27. По причине известной и никогда непрестающей злобы демонов, душа воспламеняется против (всеваемых ими) помыслов, как только заметит их приближение, и устрояет себе защиту тем, что принимает страстное качество нападающих (гнев).

28. Не всегда возможно исполнять обычныя правила, но надо обращать внимание на обстоятельства и возможное в них стараться исполнять по силам. Не не ведают этого закона благовременности и самые демоны. Почему всегда вражески относясь к нам, они возможное препятствуют нам делать, а к невозможному принуждают. Так больных отклоняют они от того, чтоб благодарить Бога за прилучившияся скорбности и великодушно терпеть услуживающих им; а слабосильных располагают к строжайшему воздержанию, и обремененных (летами, трудом), совершать псалмопение стоя.

29. Когда нужда заставит нас быть на короткое время в городе, или селе, тогда обращаясь с мирянами, будем держаться наиболее строгаго воздержания, чтоб иначе ум наш, утучнев и оставив на настоящее время обычное тщание, не сделал чего безсоветнаго, и не обратился в бегство, гонимый демонами.

30. Во время искушений, не прежде приступай к молитве, как сказавши несколько гневных слов против искусителя. Ибо когда душа окачествована скверными помыслами, тогда молитве ея нельзя быть чистою. Но если ты скажешь что–либо с гневом против них, то этим приведешь в смятение противников своих и истребишь их внушения. Гнев подобное же действие обычно оказывает и на добрыя помышления.

31. Кто хочет испытывать злобных демонов, и приобресть навык к распознанию их козней; пусть наблюдает за помыслами и замечает, на чем настаивают они и в чем послабляют, при каком стечении обстоятельств и в какое время какой из них особенно действует, какой за каким следует и какой с каким не сходится, и ищет у Христа Господа разрешения всему этому. Демоны очень злятся на тех, которые деятельно проходят добродетели с знанием дела (и приводят в ясность все), желая во мраце состреляти правыя сердцем (Псал. 10, 3.).

32. Двух демонов найдешь ты при этом наблюдении, крайне быстродвижными, и почти перегоняющими движение ума нашего, — демона блуда и демона, восхищающаго нас к богохульству. Но этот последний не долговременен, а первый, если не приводит в движение страстных помыслов, не мешает нам преуспевать в познании Бога.

33. Тело отделить от души может только сочетавший их, душу же от тела — и тот, кто стремится к добродетели (в отшельничестве). Ибо отшельничеством отцы наши называют память о смерти и бегство от тела (т. е. чтоб плотиугодия не творить в похоти).

34. Не к добру пространно питающие плоть свою, и попечение о ней простирающие до похоти (Рим. 13, 14), на себя самих после сего пусть жалуютоя, а не на нее. Напротив те, которые стяжали душевное безстрастие чрез это самое тело и прилежат посильному (при его же посредстве) созерцанию Сущаго, исповедуют благодать Творца (давшаго нам тело).

35. Когда ум начнет творить молитвы неразсеянно, тогда вся брань, денно–нощная, сводится на брань с раздражительною частию души.

36. Признак безстрастия, когда ум начнет видеть собственный свой свет, станет быть покойным относительно сонных мечтаний, и легко (и правильно) понимать вещи.

37. Когда ум, во время молитвы, не воображает ничего мирскаго, значит, он окреп.

38. Ум, с помощию Божиею совершивший поприще деятельной жизни и достигший ведения (созерцания), мало уже чувствует и совсем не чувствует движений неразумной части души: ведение (созерцание), восхищает его горе и отделяет от чувственнаго.

39. Безстрастие имеет душа не та, которая не пленяется вещами, но та, которая и при воспоминании об них пребывает невозмущаемою.

40. О совершенном муже не собственно говорится: воздерживается, и о безстрастном: терпит; потому что терпение бывает у того, кто страждет, и воздержание у того, кого влечет пожелание.

41. Великое дело — молиться неразвлеченно; но петь неразвлеченно еще больше.

42. Водрузивший в себе добродетели и совершенно ими возобладанный, уже не помнит о законе, или заповедях, или наказании, но то говорит (естественно как бы) и делает, что внушает ему установившийся прекрасный нрав.

43. Демонския песни приводят в движение нашу похоть и ввергают душу в срамныя мечтания, псалмы же и пения и песни духовныя всегда привлекают ум к памяти о добродетелях, охлаждая при том жар гнева и погашая похоть.

44. Если бьющиеся в борьбе наносят удары и взаимно принимают их, демоны же состоят с нами в борьбе, то нанося нам удары, конечно и сами принимают их от нас. Оскорблю их и не возмогут стати (Псал. 17, 39). И опять: оскорбляющии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша (Псал. 26, 2).

45. Мудрость в содружестве с покоем, а благоразумие — с трудом. Нельзя стяжать мудрости без борьбы, и нельзя успешно совершить борьбу без благоразумия. Ему вверено противостоять гневу, возбуждаемому демонами, равно как заставлять силы души действовать, как им свойственно по естеству, и пролагать, таким образом, путь к мудрости.

46. Искушение монаха есть помысл, который вошедши чрез страстную часть души, омрачает ум.

47. Грех монаха есть согласие помысла на запрещенную страсть греховную.

48. Ангелы радуются, когда умаляется греховное зло, а демоны — когда умаляется добродетель. Ибо те суть служители милости и любви; а эти — рабы гнева и ненависти. Первые, приближаясь к нам, исполняют нас духовнаго созерцания, а вторые, приближаясь, ввергают душу в срамныя воображения.

49. Добродетели не пресекают устремления на нас демонов, но сохраняют нас невредимыми от них.

50. Деятельная жизнь (практика добродетели) есть духовный метод, как очищать страстную часть души.

51. Для совершеннаго уврачевания сил души, недостаточно одного благотворнаго действия на то заповедей, если ум не будет держать при этом соответственных созерцаний.

52. Как можно не противиться влагаемым в нас Ангелами благим помыслам; так можно отражать всеваемые демонами злые помыслы. За первыми помыслами следует мирное состояние души, а за вторыми — смятение.

53. Порождение безстрастия — любовь; безстрастие же есть цвет деятельной жизни, а деятельная жизнь состоит в исполнении заповедей. Блюститель сего исполнения заповедей есть страх Божий, который есть плод правой веры, вера же есть внутреннее благо души, которое бывает обычно и у тех, кои не уверовали еще в Бога.

54. Как душа действуя чрез тело чувствует, какие члены слабы; так ум действуя своею деятельностию познает свои силы, и замечая, какая препятствует ему (своею поврежденностию), приискивает врачевательную для ней заповедь.

55. Ум, ведущий страстную войну, не видит замыслов противника: ибо он походит в эту пору на сражающагося ночью (во тме). Но стяжав безстрастие, он удобно познает козни врагов.

56. Последний предел деятельной жизни — любовь, а ведения конец — богословие. Начало же обеих их — вера и созерцание вещей. Которые демоны приражаются страстной части души, те называются противниками деятельной жизни, которые же нападают на самую мыслительную силу, те называются врагами всякой истины и противниками созерцания.

57. Ничто из того, что очищает тело, не остается после того с очищенным; но добродетели, очистив душу, сопребывают потом в ней и очищенной.

58. Разумная душа действует сообразно с своим естеством, когда пожелательная ея часть стремится к добродетели, раздражительная подвизается за нее, а мыслительная прилежит созерцанию сущаго.

59. Преуспевающий в деятельной жизни умаляет страсти, а преуспевающий в созерцании умаляет неведение. И относительно страстей говорят, что будет некогда совершенное их истребление, а относительно неведения говорят, что отчасти будет ему конец, а отчасти нет.

60. Доброе и худое что встречаем в жизни, может способствовать и добродетелям и порокам. Дело благоразумия есть пользоваться тем на успех в первых и наперекор вторым.

61. Душа тречастна, по словам нашего мудраго учителя [43]. Когда добродетель бывает в мыслительной части, тогда называется осмотрительностию (????????), сметливостию (???????) и мудростию (?????); когда бывает она в пожелательной части, тогда называется цедомудрием, любовию и воздержанием; когда бывает в раздражительной части, тогда называется мужеством и терпением; когда во всей душе, — то праведностию. Дело осмотрительности есть воевать с противными нам силами, добродетелям покровительствовать, пороки гнать, вещами средними (безразличными) распоряжаться соответственно времени. Дело сметливости есть, все, способствующее нашей цели, устроять достодолжно; а дело мудрости — созерцать телесныя и безтелесныя твари по всем отношениям. Дело целомудрия есть безстрастно смотреть на вещи, обыкновенно возбуждающия в нас неразумныя мечты и желания; дело любви — такою почти являть себя в отношении ко всякому лицу, носящему образ Божий, какою бывает она к первообразу, хоть демоны покушаются иного унизить пред нами; дело воздержания — с радостию отвергать все услаждающее гортань. Дело терпения и мужества — не бояться врагов и охотно переносить всякия неприятности. Дело праведности — держать все части души в согласии и гармонии между собою.

62. Плод сеятвы — рукояти (жатва), а добродетелей — ведение. Как метанию семян сопутствуют слезы, так рукоятям (пожину хорошему), радость (Псал. 125, 6).

63. Не отложит человек страстных воспоминаний, если не позаботится уврачевать пожелательной и раздражительной части своей, первую истончая постом, бдением и спанием на голой земле, а вторую укрощая долготерпением, непамятозлобием и милостынею. Из этих двух страстей составляются все почти демонские помыслы, ввергающие ум во всякую беду и пагубу. Но избавиться от страстей невозможно никому, если он не презрит совсем ястие и питие, имущество и славу, еще же и самое тело свое, ради тех, кои часто покушаются поражать его чрез них (т. е. бесов). Потому всякая настоит нам необходимость подражать бедствующим на море, которые выбрасывают вещи, по причине натиска ветров и высоко поднимающихся волн. При этом надобно однакож тщательно внимать, чтоб выбрасывая подобным образом вещи, не делать этого, да видимы будем людьми. Ибо чрез это мы потеряем мзду свою, и подвергнемся еще горше прежняго крушению, когда подует на нас ветром своим демон тщеславия. Почему и Господь наш, поучая в Евангелиях правителя нашего — ум, говорит: внемлите милостыни вашея не творити пред человеки, да видими будете ими; аще ли же ни, мзды не имате от Отца вашего иже есть на небесех (Матф. 6, 1). И опять: егда молишися, говорит, не буди яко же лицемери, яко любят в сонмищах и стогнах путии стоящи молитися, яко да явятся человеком: аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою (— 5). И опять говорит: егдаже поститеся, не будите якоже лицемери сетующе: помрачают бо лица своя, яко да явятся человеком постящеся: аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою (— 16). Но внемлите здесь Врачу душ, как Он милостынею врачует раздражительность, молитвою очищает ум, а постом умерщвляет похотение; из коих составляется новый человек, обновляемый по образу Создавшаго его (Кол. 3, 10. 11), в коем по причине безстрастия, несть мужеский пол, ни женск, а по причине единства веры и любви, несть Еллин и Иудей, обрезание и необрезание, варвар и Скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос (Гал. 3, 28).

64. Нечистые помыслы, закосневая в нас по причине страстей, низводят ум во всегубительство и пагубу. Ибо как помысл о хлебе закосневает в алчущем по причине алчбы, и помысл о воде в жаждущем по причине жажды: так и помысл о деньгах и других стяжаниях закосневает по причине любоимания, и срамные помыслы по причине страсти похотной. Таким же образом объясняется и закосневание наше на помыслах тщеславия и других каких. Невозможно, чтоб ум погружаемый и утопающий в таких помыслах, предстал пред Бога, и украсился венцом правды. Этими помыслами расхищен был треокаянный оный ум, который, по притче евангельской, отказался от вечери боговедения. Равным образом и тот, связанный по рукам и ногам и вверженный во тму кромшную, из этих помыслов имел сотканную одежду, которую Звавший признал недостойною такой брачной вечери. Брачное одеяние есть безстрастие разумной души, отвергшейся мирских похотей. Какая же причина того, что помышления о чувственных вещах, закосневая, растлевают ведение, об этом сказано будет в главах о молитве.

65. Демонскому помыслу противостоят три помысла, отсекая его, когда он закоснеет в уме: ангельский, наш, исходящий от нашего произволения, когда оно устремляется к лучшему, и другой наш, подаемый человеческим естеством, коим движимые и язычники любят, напр. детей своих и почитают родителей своих. Доброму же помыслу противостоят только два помысла: демонский, и наш, исходящий из нашего произволения, уклонившагося к хуждшему. Ибо от естества не исходит никакой худой помысл; так как из начала мы не были злы, потому что Господь сеял доброе семя на селе Своем. Было время, когда не было зла, и будет время, когда его не будет. Семена добродетелей неизгладимы. Удостоверяет меня в этом тот евангельский богач, который и осужден будучи во ад, милосердовал о братиях своих, а милосердие есть наилучшее семя добродетели.

66. Некоторые из нечистых демонов всегда приседят подле читающих и всячески ухитряются отвлекать ум их и нужды. Часто, взяв повод от самых божественных Писаний, они наводят их на худые помыслы; бывает, что они против обыкновения заставляют зевать, или наводят тяжкий сон, много отличный от обыкновеннаго. Это испытал я сам на себе; но не понимал хорошо причины, хотя часто подвергался тому. От святаго же Макария слышал, что и зевота безвременная и сон от демонов; в доказательство чего он приводит обычай при зевоте полагать крестное знамение на уста, по дренему незапамятному преданию. Все это мы терпим от них потому, что при чтении не храним трезвеннаго внимания, и не помним, что читаем святыя словеса Бога Живаго.

67. Бывают у демонов передачи и преемства, когда кто из них изнеможет в брани, не успевши привесть в движение любимой своей страсти. Сделавши над этим наблюдение, я нашел следующее: Когда какой–нибудь страсти помыслы долгое время редко приходят к нам, а потом она вдруг нечаянно придет в движение и начнет жечь, тогда как мы никакого не подавали к тому повода каким–либо нерадением; тогда ведайте, что за нас взялся злейший прежняго демон, и заняв место отбывшаго, исполнил своим злом. Видя это ум, да прибегает к Господу, и восприяв шлем спасения, облекшись в броню правды, извлекши меч духовный, подняв щит веры (Еф. 6, 14—17) и возревши на небо со слезами, да глаголет: Господи Иисусе Христе, сила спасения моего (Псал. 139, 8). Приклони ко мне ухо Твое, ускори изъяти мя: буди ми в Бога Защитителя и в дом прибежища, еже спасти мя (Псал. 30, 3). Особенно же пощениями и бдениями пусть сделает блестящим меч свой. После этого хоть и простраждет он еще несколько времени, боримый и осыпаемый разжженными стрелами лукаваго, все же наконец и этот демон мало–по–малу сделается таким же, каков был предшественник его, и стихнет, пока не прибудет еще иной злейший для замещения его.

68. Нечистые помыслы часто распложаются и простираются на многия вещи, переплывают великия моря, и долгие пути совершать не отказываются, движимые пламенеющею страстию. Но когда они несколько очищены, тогда они бывают гораздо стесненнее этих (необуздываемых), и не могут широко распростираться на многия вещи, по причине слабости страсти. Почему движутся наиболее в кругу того, что естественно; и по премудрому Соломону, время некое вне глумятся (Притч. 7, 12), собирая тростие для беззаконнаго плинфоделания (Исх. 5, 12, 7), не касаясь плевел. Итак, должно всяким хранением блюсти сердце, да спасется аки серна от тенет, и яко птица от сети (Притч. 6, 5). Ибо легче нечистую очистить душу, нежели очистившуюся и опять покрывшуюся ранами, снова воззвать к здравию, по причине усиленных преград от демона печали, всегда вскакивающаго в зеницы очей, и во время молитвы выставляющаго на вид идола греховной страсти.

69. Разумное естество, умерщвленное грехом, Христос пробуждет (к покаянию) созерцанием всех веков (т. е. бывшаго, бывающаго и паче имеющаго быть); а Отец его сию душу умирающую потом смертию Христовою, смертию греху, воскрешает боговедением. Это и значат слова Апостола: аще с Ним умрохом; то с Ним и оживем (2 Тим. 2, 11).

70. Когда ум совлечется ветхаго человека и облечется в того, который от благодати; тогда и свое состояние узрит он, во время молитвы, похожим на сапфир, или цвет неба: что в св. Писании называется местом Божиим, как его видели старцы на Синае (Исх. 24, 10).

71. Ум не узрит места Божия в себе, если не станет выше всех помышлений о вещественном и творном; выше же их он не станет, если не совлечется страстей, связывающих его с предметами чувственными и распложающими помыслы о них. Страстей этих он совлечется посредством добродетелей, а простых помыслов посредством духовнаго созерцания; но и это отложит, когда явится ему тот свет который во время молитвы отпечатлевает место Божие.

2. Евагрия монаха — о дятельной жизни сто глав.

1. Христианство есть и проч.

29. Говорил святый и опытнейший учитель наш: монах так должен быть настроен в себе, как бы завтра имел он умереть; и так опять поступать с телом своим, как бы имел жить многие лета. Ибо то, говорит, пресекает помыслы уныния, и делает монаха ревностнейшим; а это здравым хранит тело и заставляет наблюдать всегда равное воздержание.

31. Узнал я, что демон тщеславия, почти всеми демонами гонимый, безстыдно становится на трупах гонящих его и выставляет на показ монаху величие добродетели его [44].

43. Надобно распознавать различие демонов и замечать времена их. Из помыслов познаем (а помыслы из дел), какие демоны редки, но тяжелы, какие постоянны, но легче, какие внезапно наскакивают и похищают ум на богохульство. Необходимо наблюдать и то, чтоб, когда помыслы начнут передвигать свои предметы, прежде чем выйдет из обычнаго своего состояния, успевать сказать что–нибудь против них, и пометить того, кто присущ в них. Ибо таким образом и сами мы преуспеем с Божиею помощию, и их заставим со скорбию отлетать, дивясь нам.

44. Когда борясь с монахами, демоны изнемогут, тогда, немного отдалясь наблюдают, какая добродетель в этот промежуток будет пренебрежена, и внезапно нападши на эту сторону, расхищают бедную душу.

45. Злые демоны иногда призывают к себе на помощь еще злейших себя демонов, и составив план, начинают воевать одни против других, в одном согласными пребывая между собою — в погублении души.

46. Да не смущает нас и да не пресекает нашего добраго ревнования демон, похищающий ум на богохульство и на те непотребнейшия воображения, которыя и письмени предать стыжусь. Сердцеведец Бог знает, что даже и в мире находясь, не безумствовали мы таким безумием. Цель у этого демона заставить нас прекратить молитву, чтоб стояли мы пред Господом Богом нашим, не смея воздевать руки к Тому, против Котораго допустили такие помыслы.

47. Признаком страстей действующих в душе бывают, или какое–либо произнесенное слово, или телом совершенное движение, из которых враги узнают, имеем ли мы внутри себя их помыслы и болим родами их, или отвергши их печемся о своем спасении. Один, сотворивший нас Бог знает все так, и не имеет нужды в каких–нибудь видимых признаках, чтоб познать, что скрыто в сердце.

48. С мирянами демоны ведут брань более посредством самых вещей, а с монахами большею частию посредством помыслов; потому что у них в пустыни нет вещей. Но чем легче и скорее можно согрешить мыслию, нежели делом, тем брань мысленная тяжелее той, которая ведется чрез посредство вещей. Ум есть нечто крайне быстродвижное и неудержимое, падкое на греховныя воображения.

49. Непрестанно работать, бодрствовать (не спать) и поститься (не есть), не заповедано нам; а молиться непрестанно законоположено. Ибо те подвиги, обращенные на врачевание похотной части души, имеют нужду в теле, чтоб самим быть в действии; тело же без поддержки непрестанно в труде и лишениях быть не может. А молитва очищает и делает мощным к борьбе ум, который создан молиться и без этого тела, и воевать с демонами в защиту всех сил души.

54. Когда демоны, воюющие против похотной части, в сонных мечтаниях показывают нам встречи с знаемыми, пирования с родными, хоры жен, и другое что подобное, чем обычно питается похоть, и мы увлекаемся тем; то значит, мы болим этою частию своею и страсть эта в нас сильна. Но когда они обладают нашею раздражительною частию, то заставляют нас (в мечтаниях сонных) ходить по страшно–обрывистым местам, наводят на нас людей вооруженных, или ядовитых змий и зверей плотоядных. Если теперь мы (во сне) мест тех ужасаемся, а зверьми и людьми гонимые предаемся бегству; то нам надобно попещись о своей раздражительной части, и призывая Христа Господа во время бдений, пользоваться показанными прежде врачевствами.

55. Естественныя телесныя во сне движения, без мечтаний срамных, показывают, что душа некоторым образом здорова; сплетение же таких мечтаний есть признак, что она больна. При этом знай, что воображение неопределенных лиц указывает на остатки давней страсти, а воображение лиц определенных указывает на новыя уязвления сердца.

56. Признаки безстрастия будем определять днем посредством помыслов, а ночью посредством сновидений. Безстрастие назовем здравием души, а ведение ея пищею; потому что оно одно обычно сочетавает нас со святыми силами, так как сочетание с безтелесными возможно только при подобонастроении с ними.