«Научи меня, Боже, любить!»
«Научи меня, Боже, любить!»
Рассказ прихожанки Н. Д.: «Был у меня с о. Трофимом загадочный случай. Шел Рождественский пост 1990 года. Постное масло у нас в Козельске выдавали тогда по карточкам — 100 грамм в месяц на человека. А была у нас тогда при Оптиной православная община мирян. Мы несли послушание странноприимства, а при такой уйме народа в доме майонезной баночки масла хватало лишь на три дня.
Пост проходил без масла. От сухой перловой каши уже саднило горло, а сын просил: „Мама, картошки пожарь“. А на чем? И когда паломники из Москвы привезли нам много сливочного маргарина, начались пищевые грезы — в уме уже шкварчала на сковородке поджаристая картошечка, а к ней грибочки с лучком! Резвыми ногами мы побежали в монастырь за благословением на сливочный маргарин, а иеромонах Михаил сказал: „Не могу благословить на нарушение поста. Молитесь, чтобы Господь послал постного масла“.
Отошла я от батюшки злая. Не могу молиться — жареной картошки хочу. Лишь за послушание перекрестилась насилу, сказав: „Господи, пошли маслица“. И тут из алтаря вышел отец Трофим, прошел через переполненный храм прямо ко мне и дал бутылочку святого масла: „Вам“. Я удивилась, а женщина, стоявшая рядом со мной, сказала: „Счастливая вы — прямо из алтаря святого масла принесли!“ — „Хорошо бы, — говорю, — еще и растительного“. — „А вас растительное интересует? Приходите к нам в магазин“. Оказывается, эта женщина работала в магазине воинской части, где закупили много постного масла и решили помочь православным в пост.
Растительное масло с той поры в доме не переводилось, а случай с о. Трофимом не выходил из головы. Я уже знала — он ничего не делал неосознанно: женщинам, молившимся с непокрытой головой, он дарил платочки, будущим монахам и монахиням — четки, а мне досталось святое масло на исцеление от некоего недуга души. И хотелось понять — от какого? „Как от какого? — сказал мой духовный отец. — Конечно, от маловерия“.
Вот другая история о моем маловерии. Собрались мы сделать в доме ремонт, закупив все необходимое. Но тут в свои 84 года тяжело заболела мама. И где уж ей выдержать месяц разорения в доме? Решили, ладно, обойдемся без ремонта. А Успенским постом 1995 года электрик стал долбить стены, отыскивая повреждение в скрытой проводке, и вдруг разом рухнули многослойные деревенские обои, а дом превратился в берлогу с лохмотьями обоев по углам.
Побежала я в расстройстве на могилу о. Трофима и говорю: „Трофимушка, что делать? Мама болеет, а на ремонт нет ни денег, ни сил“.
Ни о каком ремонте я даже не помышляла — просто поплакалась. Возвращаюсь домой, а там мама о. Трофима с моей мамой чай пьют. „Срочно делай ремонт, — говорит мне мама Трофима. — Как я люблю обои клеить и все бы тебе сделала, но разболелась я“. Начала я рассказывать, что ходила к о. Трофиму, но досказать не успела, как в дом вошла паломница Люба из Алексина и говорит от порога: „Ну, я как знала, что надо ремонт делать, и даже рабочий халат с собою взяла. Ставьте воду варить клейстер“. „Какой клейстер, Люба? Садись чай пить“. А Люба уже рабочий халат натягивает: „Некогда. Я на три дня приехала, и надо в три дня закончить ремонт. Уж до чего я люблю ремонт делать! Мой муж все боится, что пока он на рыбалке, я опять проверну ремонт“. Но и Люба про мужа не досказала, как пришла молдаванка Дарьюшка и тоже прямо от порога говорит: „У нас в Молдавии трижды в год белят — на Рождество, на Пасху и на Михайлов день. Можно я у вас побелю?“ А мама Трофима лишь улыбается: „Ну, нагнал Трофим людей!“
За три дня сделали ремонт: побелили, поклеили обои, покрасили двери и окна, и лишь пол не успели докрасить, оставив, пока сохнет, проход. Люба и Дарьюшка не пропускали при этом ни одной службы в Оптиной. А когда мы вышли в лес возле дома продышаться от краски, то наткнулись на опушке на такое изобилие опят, что нарезали сразу корзин десять, да и бросили резать: хватит. Как выяснилось позже, год был не грибной, и соседи удивлялись: „Где ж вы грибы отыскали?“ — Да не искали мы — было такое море золотистых нарядных опят, будто устроил нам о. Трофим праздник».
«Не своей силой это сделано», — сказал про трехдневный ремонт иеромонах Марк из Пафнутиево-Боровского монастыря, возглавлявший когда-то оптинскую православную общину мирян. Давно уже нет нашей общины, но однажды Господь собрал нас вместе на праздник в Оптиной. Кто-то приехал в рясофоре, кто-то уже в мантии, и получился у нас вечер воспоминаний об иноке Трофиме и о тех временах, когда мы буквально изнемогали душою от, казалось бы, добрых дел. От странноприимства и вечных разговоров в доме гудела голова, от многопопечительности опустошалась душа, а искушения с жильцами-паломниками бывали такие, что потом приходилось нести епитимью за осуждение.
Собственно, разговор начался с вопроса: а как же Трофим? Уж сколько он помогал людям и не изнемогал при этом душой. Почему? И тут все вспомнили один незначительный вроде бы случай.
В конце литургии одна малышка умудрилась засунуть руку в такую узкую щель батареи, что вытащить ее оттуда было невозможно. Реву было минут на сорок! Вокруг рыдающего ребенка собралась толпа, и каждый силился вытащить руку. Но от этих усилий рука лишь посинела, распухла, а малышка кричала все отчаянней. На крик из алтаря вышел о. Трофим. Помолился перед иконой Божией Матери, а потом стал играть с ребенком, изображая, как киска умывается и зайчик морковку жует. У малышки сразу улыбка до ушей и лишь просит: «Еще киску покажи, еще зайчика». Ну дитя есть дитя, а против инока поднималась досада: тут дело делать надо и руку спасать, а он играет в зоопарк. Но когда ребенок успокоился и обмяк, о. Трофим неуловимым движением вынул руку из батареи.
Эта совсем простая история вдруг припомнилась теперь уже как притча о доброделании: мы ведь ожесточенно «дело делали», а у Трофима было иначе. Сначала молитва к Божией Матери и любовь к этому измученному, испуганному ребенку. Дитя и инок полюбили друг друга и лишь потом освободилась рука.
«Как же нам всем не хватает этих огромных голубых глаз о. Трофима», — сказал на проповеди игумен Владимир. Любви не хватает, а без нее все становится тусклым и серым. Вот и сидели, вспоминая сияющие любовью глаза Трофима. Бог есть любовь. Рядом с Трофимом душа это чувствовала, и как же было радостно с ним!