Глава V. Мишне Тора

Глава V. Мишне Тора

Маймонид стал придворным врачом во время великих перемен в Египте. Положив конец династии Фатимидов в 1171 году и восстановив суннизм, Салах Ад-Дин превратился в безраздельного правителя страны и, хотя формально считался подданным Нур Ад-Дина вплоть до смерти последнего в 1174 году, присвоил себе титул султана.

Восстановление суннитского господства имело для Салах Ад-Дина не только политическое значение. Оно вытекало из его религиозных убеждений, которыми можно объяснить и многие другие решения, принятые им в те два десятилетия, когда он был наиболее влиятельным лидером арабского мира. Салах Ад-Дин происходил из знатной курдской семьи, которая перебралась в Сирию примерно ко времени его рождения в 1137 году, — он был почти ровесник Маймонида. В молодости Салах Ад-Дин больше интересовался изучением ислама, нежели государственными делами. Даже участвуя в военных походах под началом своего дяди, он придавал особую важность распространению религии и развитию ее институтов, как, например, мечетей и духовных семинарий. И позже, когда под его властью оказались многие страны, он поощрял развитие религии. По его мысли, религия могла вдохнуть жизнь в подвластные ему народы и вернуть им ту кипучую энергию, которой были отмечены первые века стремительных исламских завоеваний.

Для достижения этой цели Салах Ад-Дин использовал исламское понятие «джихад». Джихад — это борьба за распространение принципов и господства ислама, которую должен вести каждый правоверный мусульманин, либо настойчиво стараясь убедить других людей в неоспоримой правоте своей религии, либо с оружием в руках сражаясь с врагами истинной веры. И хотя властители испокон веков использовали этот долг каждого мусульманина для того, чтобы оправдать войны, которые на самом деле велись в политических целях, но все же и в таких случаях религиозная составляющая была немаловажным, пусть и второстепенным фактором.

Для Салах Ад-Дина понятие «джихад» означало распространение веры всеми возможными средствами, что предполагало и личное духовное совершенствование, и поощрение образования, и создание религиозных институтов, и ведение священной войны. Однако в войнах Салах Ад-Дин следовал, насколько это было возможно, принципам, которые часто провозглашались в то время представителями трех основных религий, но очень редко исполнялись: избегать ненужных жертв среди мирного населения и сводить на минимум неизбежные грабежи, которым армия победителей подвергала завоеванные города и селения. Салах Ад-Дин запечатлелся в истории как властитель, который неукоснительно следовал этим принципам, и его славили даже покоренные им народы.

Различные мусульманские властители обходились с покоренными народами, которые отказывались принять ислам, по-разному. К христианам и иудеям сохранялось особое отношение, поскольку ислам отчасти разделял их верования. И все же мусульмане рассматривали их как неверных и пытались обратить в свою религию. По воле властей — и в этом правители из династии Альмохадов и Салах Ад-Дин являли собой две крайности — тех, кто отказывался принять «истинную веру», могли либо лишить жизни, либо обложить особой податью и принудить к признанию исламского сюзеренитета.

Салах Ад-Дин вознамерился обособить свои владения от Сирии и захватить власть в Египте. Удобный для этого случай представился ему в 1174 году, когда умер Нур Ад-Дин. После его смерти султаном был провозглашен его одиннадцатилетний сын, от имени которого правил регент, не обладающий большой силой. Вскоре после восшествия на престол юного султана в его владениях начались беспорядки, и несколько государств, подвластных Сирии, воспользовались анархией, чтобы объявить о своей независимости. В то же самое время эмир Халеба (Алеппо) похитил подростка-султана. Франкский король Иерусалима Амори I увидел здесь благоприятную возможность для вторжения в Сирию, а затем в Египет. Однако Амори внезапно умер, оставив больного проказой тринадцатилетнего сына и регента, правившего от его имени. Всем этим воспользовался Салах Ад-Дин ради собственной выгоды.

И в Сирии, и в Иерусалимском Королевстве правили теперь регенты. Повелитель франков Балдуин, как и эмир Халеба, не отказались от намерения завоевать Сирию. И когда до Салах Ад-Дина дошли из Дамаска призывы о помощи, он охотно откликнулся на них. Спешно перейдя пустыню во главе небольшого войска, состоявшего всего лишь из семи сотен всадников, Салах Ад-Дин вошел в Дамаск под приветственные крики горожан. Установив свою власть над государствами, провозгласившими независимость, он быстро стал фактическим правителем всего Египта, а затем и большей части Сирии. Однако Халеб и Мосул по-прежнему представляли для него угрозу. Позднее войска этих городов совместно выступили против Салах Ад-Дина. Разбив их в апреле 1175 года, Салах Ад-Дин позволил Халебу и Мосулу сохранить суверенность. Двенадцать лет спустя в большой битве Салах Ад-Дин разбил войска христиан Иерусалимского Королевства и установил свою власть практически над всей Землей Израиля. Войдя в Иерусалим, его армия проявила исключительную сдержанность и милосердие, свойственные Салах Ад-Дину и в его прежних военных походах, что выгодно отличало его от других военачальников того времени — особенно на фоне резни и грабежей, которые учинили христиане среди мусульманского и еврейского населения, завоевав Иерусалим почти за девяносто лет до описываемых событий.

Решение Салах Ад-Дина перенести столицу своего государства из Дамаска в Каир в 1176 году благотворно отразилось на положении Маймонида и, возможно, спасло ему жизнь. Должность нагида в то время противозаконно занимал беспринципный человек по имени Зута. Он использовал свое положение для получения взяток и таким образом стал обладателем крупного состояния. Подвергая себя немалой опасности, Маймонид возглавил лагерь противников Зуты. Тот выдвинул против Маймонида всевозможные обвинения, и жизнь Моше оказалась под угрозой. Некоторые источники сообщают, что Маймонид был вынужден бежать из города и некоторое время скрываться в пещере. Однако ситуация изменилась, когда Салах Ад-Дин возвратился в Каир. Маймонид и его сторонники убедили правителя не только низложить нагида, но и упразднить эту должность и перевести эксиларха из Дамаска в новую столицу государства.

Титул эксиларха (реш галута по-арамейски, то есть «глава пребывающих в изгнании») предоставлялся политическому и судебному лидеру еврейской общины вне Иерусалима; впервые он был упомянут еще во II в. н.э. Эксиларх Йеѓуда бен Йосия утверждал, что ведет свое происхождение от царя Давида, как и его предшественники. Он был мудрым и просвещенным человеком; ему было известно, что Маймонид зарекомендовал себя ведущим еврейским ученым Египта, что его почитают за послание к йеменским евреям и «Комментарий к Мишне». Возможно, он также знал, что уже шесть лет как Маймонид работает над другим большим трудом, который впоследствии получит название Мишне Тора. Поэтому эксиларх Йеѓуда бен Йосия объявил, что все постановления Маймонида в области еврейского Закона являются непреложными, как если бы они были подписаны самим эксилархом. Это означало, что теперь Маймонид был духовным лидером всех евреев, живущих в империи Салах Ад-Дина.

Маймонид больше не терял времени на полемику с караимской ересью. Вместе с девятью другими учеными он издал эдикт, гласящий, что замужняя женщина, совершающая ритуальное очищение после месячных в соответствии с караимскими нормами (то есть без погружения в воды миквы) — похоже, это было широко распространено в те времена, — не соблюдает предписания законоучителей Талмуда, и потому с ней следует развестись без выплаты по ктубе (брачному договору). Для женщин это была действенная угроза, и многие из них возвратились к раввинистическим ритуалам. В последующие десятилетия это намеренно жесткое предписание привело к почти полному исчезновению караимов из арабских стран, хотя, по-видимому, немало караимов также обратилось в ислам.

Именно в этот период Маймонид исполнил ѓалахическое предписание, согласно которому каждый еврей обязан написать свиток Торы. Маймонид переписал высоко чтимый свиток, привезенный из Иерусалима в Египет на хранение в то время, когда крестоносцы убивали иерусалимских евреев, разрушали их дома и синагоги. Свиток, написанный рукой Маймонида, уже давно утрачен. Самым примечательным в нем были не его каллиграфические или графические особенности, но сам факт, что человек, чья медицинская практика росла с каждым днем; ученый, который получал все больше и больше посланий с вопросами из дальних стран и с которым постоянно советовались члены его собственной общины; который во всякую свободную минуту погружался в Писание и комментарии; который, дабы увеличить свой доход, преподавал философию и прочие науки; который к любой своей обязанности относился так, как если бы она была единственной, — что этот человек нашел время, чтобы собственноручно написать свиток Торы, а ведь это требует пристальнейшего внимания ко всем деталям, поскольку малейшая ошибка сделает свиток некошерным, то есть непригодным к использованию.

И в это же самое время Маймонид работал над вторым из трех самых крупных трудов своей жизни, а именно — ѓалахическим кодексом Мишне Тора. Он закончил этот монументальный труд в 1180 году, через десять лет после того, как приступил к работе.

Название трактата Мишне Тора в переводе с иврита означает «Повторение Закона». В четырнадцать томов этого труда вошло восемьдесят шесть разделов, состоящих из тысячи глав. Этот труд был задуман Маймонидом для того, чтобы открыть читателям прямой доступ к каждому аспекту Устного Закона. Автор считал, что при наличии такой книги читателю больше не понадобится прибегать к трудному для понимания, запутанному и иногда противоречивому Талмуду, к поздним респонсам и комментариям гаонов (признанных раввинистических авторитетов[54]). Эти комментарии были добавлены к Талмуду в период между VI и XI вв., и до Маймонида их никто не упорядочивал и не систематизировал. Позднее, в 1190 году, в письме к своему любимому ученику Йосефу ибн Акнину, Маймонид объяснил принципы своей работы. Поначалу он задумал этот труд как своего рода «краткий конспект» Устного Закона для своего личного пользования, «чтобы мне не приходилось искать во всей талмудической литературе ответ на всякий вопрос». В ходе работы Маймонид понял, что такой труд мог бы оказаться весьма полезен для всех евреев, поскольку в те времена не существовало единого кодекса Закона, в котором «были бы сведены все постановления, без противоречий и ошибок». По мысли Маймонида, нужно было создать единственный источник знания Закона, упорядоченный и систематизированный. В этом труде следовало опустить длинные окольные рассуждения, убрать из него непонятные ссылки и отступления, отклоняющиеся от основной темы. К этой книге мог бы обратиться каждый еврей, чтобы быстро найти ответ на любой вопрос, связанный с Законом.

«В наши дни, когда ученых мало, а ученость редка, я, Моше, сын Маймона-испанца, составил книгу всего еврейского Закона, в которой опущены рассуждения или дискуссии и в которой все законы ясно растолкованы».

В намерения автора входило составление такого труда, который сделал бы необязательным обращение к другим источникам — достаточно было бы только Торы и написанной Маймонидом Мишне Тора. Маймонид составил труд, названный многими «Конституцией еврейского государства», основание которого, по мысли автора, было не за горами. Вот почему трактат написан доступным языком, в разговорном стиле, и при этом настолько краток, насколько это возможно, учитывая полноту его тематики. По замыслу автора, туда должно было войти все, и там не должно было быть ни единого лишнего слова, необязательной ссылки или стилистических прикрас, чтобы читатель мог найти все необходимое, перелистав несколько страниц.

Маймонид предварил этот монументальный труд «Книгой заповедей» (Сефер ѓа-мицвот),написанной на арабском языке. В Талмуде упоминается шестьсот тринадцать заповедей, предписанных Богом в Пятикнижии. Однако список этих заповедей был составлен лишь позднее, причем возникло много разногласий относительно того, какие именно заповеди следует включить в число шестисот тринадцати заповедей Торы. Маймонид предложил свой вариант шестисот тринадцати заповедей, которые следует считать предписаниями Торы. Только завершив эту работу, он почувствовал, что готов продолжить кодификацию всего Закона. Сефер ѓа-мицвот стал вводной книгой к более объемному труду.

То, что Маймонид верил в непосредственную близость пришествия Мессии, очевидно из других его сочинений. Мы помним, что в «Послании в Йемен» даже указывается точная дата — 1216 год (4976 год по еврейскому летосчислению). Маймонид считал, что в этом году к еврейскому народу вернется дар пророчества, и это событие предварит пришествие Мессии. Хотя сам Маймонид говорил, что данное предположение основывается на древней семейной традиции, ситуация конца XII в. во многом соответствовала пророчествам о пришествии Мессии. Согласно древним предсказаниям, евреи должны пережить много бед, прежде чем обрести избавление. Преследования евреев во Франции, Германии и большинстве мусульманских стран, возникновение христианства и ислама, а также столкновение двух этих религий — все это соответствовало предсказаниям. Неудивительно, что лжепророки появлялись не только в Йемене, но и в других местах — это был мессианский век, и глубокое убеждение Маймонида разделяли многие его единоверцы.

А значит, вскоре всем евреям предстояло вернуться в Землю Израиля под предводительством потомка дома Давидова (каковым, кстати, считали и самого Маймонида). Этот человек, по мнению многих, будет мудрейшим из людей, живших на земле со времен великого пророка Моше рабейну. Поэтому еврейский народ нуждался в целом ряде предписаний — своего рода конституции, основанной на Торе. В ней следовало провозгласить принципы иудаизма, классифицировать и кодифицировать его законы — повторять же, как именно они возникли, необходимости не было. Такой конституцией должна была стать Мишне Тора.

Кроме того, данная книга должна была ответить на вопрос, который Маймонид четко сформулировал и ответ на который искал давно. Все меньше людей разбиралось в премудростях Закона; это знание исчезало среди широких масс еврейских общин не только арабских стран, но и Европы.

«Великие беды постигли наш народ в последнее время, и мудрецы наши утратили свою мудрость. И потому ответы на вопросы и комментарии к Талмуду, что вышли из-под пера гаонов и казались им самим совершенно ясными, сегодня способны понять лишь немногие... Поэтому я, Моше, сын Маймона- испанца, уповая на помощь Всевышнего, изучил все эти книги и счел нужным ясно и кратко изложить все законы, приведенные в них, однако без ссылок на рассуждения, что предшествуют вынесению этих законов — чтобы сделать изучение Ѓалахи доступным каждому»[55].

Более того, изучение еврейского Закона в те годы теряло цельность из-за соперничества разных и нередко противоречащих друг другу традиций, чья самостоятельная ценность была неясна.

Но проблема упадка еврейской учености была не единственной. Другой проблемой были тяжкие условия, в которых существовали угнетенные евреи тех времен. «Для нас настали тягостные и трудные дни, — пишет Маймонид в «Послании в Йемен», — мы устали, и нам не дают отдыха. Как же Ѓалаха будет ясна тому, кто скитается из города в город и из страны в страну?»

Но вместе с тем XII в. был во многом схож с той эпохой, когда рабби Йеѓуда ѓа-Наси составил Мишну, утверждает Маймонид в предисловии к Мишне Тора. Во времена рабби Йеѓуды ѓа-Наси «мудрецов Торы становилось все меньше и меньше, а еврейская община столкнулась с новыми заботами, поскольку Римская империя расширялась и крепла, и евреи были вынуждены скитаться из одного конца земли в другой». Вот почему составление Мишны было столь необходимо, говорит Маймонид.

Мишне Тора была названа также Яд ѓа-хазака («Сильная рука»), согласно последнему стиху Торы: «И по руке сильной, и по каждому диву великому, которые совершил Моше пред глазами всего Израиля» (Втор, 34:12). Это выражение намекает и на слова, провозглашаемые в синагоге после чтения последних слов Пятикнижия: «Хазак хазак ве-нитхазек!»(«Будь сильным, будь сильным, и да будем мы еще сильнее!») Поскольку у еврейских букв есть также числовое значение, слово яд (рука) можно рассматривать как эквивалент числа четырнадцать, а именно из такого числа книг состоит труд Маймонида (к тому же Маймонид родился 14 нисана).

В отличие от «Комментария к Мишне», написанного по-арабски, Мишне Тора написана целиком на иврите — языке, на котором составлена и Мишна рабби Йеѓуды ѓа-Наси. Поэтому труд Маймонида не нуждался в переводе — его могли прочесть евреи не только в арабских странах, но и во всем мире. То обстоятельство, что Маймонид решил написать книгу для всех евреев, свидетельствует, что он сознавал, как возросла его репутация, и, несомненно, был исполнен решимости еще больше распространить свое влияние. Пройдет несколько десятилетий, и имя автора Мишне Тора станет известно везде; Мишне Тора принесет ему признание и выдвинет на место ведущего религиозного авторитета евреев всего мира. Книга написана, как уже говорилось, легким разговорным языком и вместе с тем обладает той сжатостью, краткостью и точностью, которую лучше всего можно было бы проиллюстрировать словами самого Маймонида: «Если бы я мог вместить весь Устный Закон в одну главу, мне бы не понадобилась вторая».

«Наши труды мы тщательно очищаем от лишнего. Никогда в наши намерения не входило умножение страниц нашего сочинения... Если следует разъяснить какой-либо вопрос, мы объясняем лишь то, что необходимо объяснить... Помимо того, мы обычно ограничиваемся в нашей работе самым кратким изъяснением предмета»[56].

Можно было бы подумать, что ученому, обладающему столь глубокими и разносторонними знаниями, как Маймонид, сложно было достигать поставленной цели — краткости изложения. На самом же деле стремление к краткости только умножало литературную ценность его труда. Маймонид делал все возможное, чтобы добиться краткости, прямо излагая те законы, которые считал наиболее подходящими для каждого данного обстоятельства, и не отвлекаясь на излишние комментарии. Эти законы порой отличались от тех, которые можно было найти в трудах его предшественников. К тому же Маймонид не считал целесообразным перегружать текст упоминанием источников или подробным изложением мнений или рассуждений, связанных с тем или иным законом. В сущности, излагаемые суждения принадлежали ему самому и основывались не только на Устной Торе, но и в некоторых случаях на его глубоких познаниях в области философии, науки, торговли и социальных нужд того времени. Он без колебаний использовал свои знания светских наук, например геометрии или других разделов математики, астрономии, медицины и сочинений классических философов, по большой части Аристотеля. Это было для него совершенно естественно, особенно если учесть его убежденность в том, что вера и разум не только могут гармонично сосуществовать, но обязаны согласиться друг с другом, чтобы таким образом можно было прийти к универсальной истине. Более того, в отдельных случаях, когда талмудические предписания казались ему спорными и противоречащими науке или здравому смыслу, он отвергал их, если только они не были тесно связаны с основополагающими или широко известными концепциями.

Несмотря на сугубо личный характер этой книги, Мишне Тора была также непреложным указанием того, как должен жить каждый еврей и как он должен служить Всевышнему. Книга отличается четким языком и изящным стилем, что в немалой степени способствовало ее успеху в качестве не только теологического и ѓалахического, но также и литературного произведения, которое внесло значительный вклад в развитие иврита. Однако важнее всего было то, что эти четырнадцать томов оказали глубокое влияние на раввинистическую мысль и еврейскую жизнь нескольких последующих столетий. Среди других раввинистических сочинений Мишне Тора стала самым важным и наиболее влиятельным трудом (разумеется, после самого Талмуда), написанным после разрушения Второго Храма. Таковой она остается вплоть до сегодняшнего дня, хотя в качестве практического руководства на смену ей пришел ѓалахический кодекс Шульхан арух(«Накрытый стол»), составленный в XVI в. рабби Йосефом Каро. Впрочем, и на сочинение рабби Йосефа Каро оказал значительное влияние труд Маймонида.

Мишне Тора выполнила две задачи. Во-первых, она стала компиляцией и систематическим сводом всей Ѓалахи, а во-вторых, не только прояснила Закон, но и сделала его доступным для практического применения. Более того, она послужила ответом на многие вопросы тех лет, став при этом путеводителем по еврейской жизни на все грядущие времена. Вот почему Мишне Торасчитается трудом, который возвысился над временем. Вся эта работа была проделана Маймонидом в рамках принципиально новой системы рубрикации Ѓалахи, настолько оригинальной и неповторимой, что авторы последующих канонических кодексов — Яаков бен Ашер, Йосеф Каро и Моше Иссерлис — ею не воспользовались.

Многие страницы Мишне Тора сохраняют актуальность и для современного читателя, ибо отвечают на многие социальные, экономические и теологические вопросы, тревожащие нас и сегодня. Если отвлечься от законов сугубо ритуального характера, Мишне Тора — это трактат об этике, который задуман человеком, глубоко осведомленным в проблематике религиозного закона, классической философии, врачевания души и тела, и приверженным идеалам личного нравственного поведения. Этот труд исполнен сострадания, в котором отражена заповедь цдака, милосердия в самом широком смысле этого слова, то есть как благодеяние другим людям.

Этими «другими» были не только евреи. Маймонид однозначно утверждает, что следует заботиться о всяком нуждающемся, независимо от того, какую религию он исповедует, даже о язычниках; всех нуждающихся нужно утешать в скорби и бедствиях, их покойников необходимо погребать. Позднее Маймониду зададут вопрос, есть ли, по его мнению, у язычников место в Грядущем мире. В ответном послании Маймонид выразит мнение, во многом сообразное со смыслом Мишне Тора: «Знайте, что Господь взирает на сердце человека и что намерения человеческого сердца являются мерой всего. Поэтому мудрецы говорят: "Благочестивый язычник будет иметь долю в Грядущем мире"».

Честь и достоинство человека священны, провозгласил Маймонид в Мишне Тора, и не следует задевать их ни при каких обстоятельствах, будь то честь свободных людей или рабов. Доброе имя ближнего следует защищать, как от прямой клеветы, так и от бросающих на него тень наветов. Маймонид считает нарушение этого закона достаточным основанием для лишения человека его доли в Грядущем мире.

Маймонид настаивает на том, что каждый еврей должен стремиться исполнить заповедь цдака, и не только в виде денежной благотворительности, но также в виде желания достичь социальной справедливости, совершать великодушные поступки и просто выказывать доброту. Всякую помощь нужно оказывать так, чтобы человек, принимающий ее, не испытывал унижения от этого, — иными словами, помощь должна даваться с открытым сердцем и открытой душой. «Кто жертвует бедным неблагосклонно и пренебрежительно, — писал Маймонид, — лишается награды за исполненную им заповедь, даже если он дарит тысячу золотых монет».

Однако забота о достоинстве отдельных людей не умаляет важности общины. Согласно Маймониду, существование общины есть не только предписание, но и прямой долг. На каждом из нас лежат обязательства по отношению к ближним, и обязательства эти нельзя исполнить без деятельного участия в жизни общины, членами которой мы являемся, писал Маймонид. Отстранение от других людей — это безразличие к их нуждам, к потребностям всего народа Израиля. Маймонид учит, что отстранение от общины есть настолько тяжкий грех, что и за него человек наказывается потерей удела в Грядущем мире.

Маймонид осуждает даже сознательный отход от мира с целью изучения Торы и достижения благочестия. Человек должен жить в реальном мире, как жили еврейские мудрецы прошлого, ибо реальный мир не есть зло. Только принимая деятельное участие в жизни реального мира, можно заботиться о нуждах других людей и всего общества. Но следует упомянуть, что никто не должен быть тяжкой ношей для других, никто не должен жить за счет общества, и долг каждого еврея зарабатывать себе на жизнь. Здесь также предполагается, что нельзя жить за счет других людей, извлекая чрезмерную выгоду из торговли или прочей деятельности и ограничивая чью-либо свободу зарабатывать себе на жизнь. Особенно жестко Маймонид отзывается о мошенничестве, например о махинациях с весами: «Наказание за неточные весы более сурово, чем наказание за безнравственность, поскольку последнее есть грех только перед Богом, а первое — еще и перед ближним».

Джейкоб Минкин, наш современник, в своей книге, посвященной Маймониду (WorldofMosesMaimonides, withSelectionsfromHisWritings,1987), описывает характер Мишне Тора. Как почти все авторы, пишущие о Маймониде, Минкин называет этот труд кодексом[57].

«Кодекс Маймонида является энциклопедией еврейской философии, теологии, этики и ритуала. Это также трактат о торговле, промышленности, финансах, собственности, праве наследовании, налогообложении, судебной процедуре и уголовном законодательстве. Это юридическая книга, речь в которой идет практически о любой сфере человеческой деятельности. Это законодательство для ученого, предписание для торговца, руководство для лавочника. Она призвана быть путеводителем и опорой, вести к справедливости и усмирять насилие. Она рассматривает основную человеческую деятельность с моральной и этической точки зрения. Ее категорический императив можно выразить словами: «Действуй так, чтобы найти расположение и благосклонность в глазах Бога и человека». Кодекс Маймонида защищает права и привилегии отдельных людей, но отстаивает также интересы и благополучие общества, придавая им первостепенную важность. Человек не может руководствоваться собственными пристрастиями; он не может жить и действовать сообразно своим желаниям, не соразмеряя свое поведение с обществом и общиной, в которых живет».

Многие из этих слов можно отнести и к Талмуду. И все-таки здесь есть существенное различие. За десять лет Маймонид проделал монументальный труд — он создал современную форму талмудического учения, украшенную плодами его собственного уникального интеллекта и широких познаний в религии, философии, медицине и других науках. Его книга кратка и упорядоченна, дабы любой человек, владеющий ивритом и ищущий ответы на свои вопросы в еврейском Законе, мог воспользоваться ею с легкостью и эффективностью. В отличие от Талмуда, кодекс Маймонида был четким и строго систематизированным. Кроме того, это был литературный шедевр. Автор достиг своей цели.

«Устраняя преграды, поясняя и, если это было необходимо, помогая тем, кто не мог понять слова мудрецов Торы, благословенна их память, мы, как представляется нам, сделали ближе [рядовым читателям] и упростили темные и запутанные места; мы собрали и сопоставили предметы, которые были разобщены и разбросаны по разным источникам; и мы знали, что, во всяком случае, в этом деле нам удалось чего-то достичь. И если это так, как мы полагаем, то, упростив, облегчив и собрав воедино тексты, чего не делал ни один из наших предшественников, мы уже достигли ценного на благо другим людям и потому удостоились божественного воздаяния»[58].

Как и после написания «Комментария к Мишне», Маймонид не рассчитывал на всеобщее одобрение своего нового труда, Мишне Тора, и был, безусловно, прав. Критика обрушилась на Маймонида с разных сторон — и от тех, кто считал необоснованными отдельные положения и доводы, приведенные в книге, и от тех, чьи нападки, иногда переходящие в оскорбления, носили более личный характер. После выхода в свет его труда Маймонид стал ведущим еврейским ученым в мире. Даже те, кто прежде не признавали его авторитета, теперь не могли не отдать должное его интеллекту и духовному лидерству. Для большинства евреев, знакомых с его учением, новый трактат стал лишь подтверждением того, что они знали о Маймониде и прежде. Для тех же, кто не желал признать его религиозный авторитет, Мишне Торастала удобным поводом для нападок.

Одно из самых серьезных критических замечаний в адрес Маймонида можно назвать в какой-то мере обоснованным. Дело в том, что у целого ряда ученых возникло подозрение, будто автор Мишне Тора намеревался заменить своим трудом Талмуд. Маймонид поставил себя под удар подобного рода обвинений, поскольку заключительные слова введения кМишне Тора гласят: «Я назвал свое сочинениеМишне Тора (досл. «Повторение Торы»), предполагая, что человек, изучающий Письменную Тору, сможет обратиться к моей книге и узнать из нее всю Устную Тору, не прибегая к другим источникам»[59].

На это обвинение Маймонид ответил, что его намерение было обратным. Способствуя распространению талмудического знания, писал он, Мишне Тора побудит наиболее взыскательных читателей к самостоятельному изучению Талмуда. Данный кодекс призван служить путеводителем по дебрям Устного Закона, чтобы побудить тех, кто стремится выяснить все досконально, обратиться к первоисточникам. Нигде, настаивал Маймонид, он не писал, что от Талмуда следует отказаться.

И прочие критические замечания, высказанные в адрес автора Мишне Тора, можно было предвидеть. Одни носили теологический характер, другие выражали несогласие читателей с отдельными положениями книги — по сути, читатели упрекали автора в том, что он написал не ту книгу, которую они хотели бы получить. Немало страстных возражений прозвучало от тех, кто был недоволен отсутствием ссылок; другим казалось, что в религиозном сочинении неуместны философские или научные рассуждения, которые являются уникальной особенностью сочинений Маймонида; третьих сердило, что Маймонид порой оспаривал постановления талмудических авторитетов прошлого; у четвертых вызывала неприятие настойчивость, с которой Маймонид, вопреки широко распространенному тогда убеждению, говорил о бестелесной природе Бога (Маймонид заходил в этом так далеко, что называл еретиками евреев, которые придерживались иной точки зрения); прочие были не согласны с нападками Маймонида на колдовство и суеверие; многим не нравилось его утверждение, согласно которому награда в Грядущем мире будет скорее духовной, нежели телесной; наконец, нашлись и такие, кто не мог без гнева воспринимать рационализм Маймонида и его стремление объяснять события скорее естественными причинами, нежели вмешательством сверхъестественных сил.

Для многих современных читателей более важным, возможно, будет другое критическое замечание в адрес Мишне Тора. Его обоснованность доказали века, прошедшие со времени выхода в свет сочинения Маймонида. Некоторые ученые еще тогда выражали опасение, что столь систематическое изложение еврейского Закона станет препятствием для новшеств, которые всегда были свойственны иудаизму. Устная Тора возникла как постоянно обновляющиеся интерпретации Письменной Торы и более ранних комментариев к ней, что являлось отзывом религии на потребности эпохи. В самом деле, в Талмуде подчеркивается важность дискуссии и полемики; это свидетельствует о том, что вопросы, связанные с ритуалом и индивидуальным поведением, можно рассматривать с самых разных точек зрения. По иронии судьбы, одним из главных достоинств Мишне Торабыло то, что эта книга отвечала на многие вопросы, волнующие людей в ту эпоху, когда она была написана. И тем не менее, будучи сводом авторитетных суждений одного человека, пусть даже очень мудрого, она могла заковать Закон в жесткие рамки, не допускающие никаких изменений и новаций. Высказывались опасения, что иудаизм может застыть, «окаменеть». Маймонид создал кодекс, в котором не было заложено механизма принятия поправок — если не считать тех из них, которые он вносил в свой труд сам во все последующие годы свой жизни в виде респонсов и новых редакций. Таким образом, Маймонид постоянно пересматривал свой монументальный труд и вносил в него небольшие изменения; однако если составленный им кодекс мог быть подвержен переменам, пока автор был жив, то после его смерти не было такого Верховного суда, который мог бы вынести решение по вопросам, связанным с истолкованием данного кодекса в последующие эпохи.

Сложно поверить, что Маймонид не размышлял над этими нечаянными последствиями своего монументального трактата. Но в самом ли деле эти последствия можно назвать случайными? Ведь Маймонид писал прежде всего конституцию для еврейского государства, которое, как он считал, вскоре должно было возникнуть. Этим государством, по мысли Маймонида, будет управлять мудрый долгожитель — Мессия, а его преемниками станут другие потомки царя Давида, столь же преданные воле Бога, как и сам Мессия. В таком идеальном государстве не предусмотрено никаких перемен, ибо все в нем будет совершенно. И если Маймонид в самом деле искренне верил в скорое пришествие Мессии, как это принято считать, то его труд предназначался для не подверженной изменениям вечности.

Чаще всего критика Мишне Тора скрывалась за туманными и осторожными выражениями ученых, но порой она приобретала форму чуть ли не площадной ругани, недвусмысленно выражавшей ненависть к Маймониду. Такая ругань исходила от людей, считавших себя соперниками Маймонида, и даже более учеными, чем он; наиболее сильное негодование вызывала у них «самоуверенность» человека, который осмелился создать окончательный и непреложный кодекс Закона. Более того, столь влиятельная книга была написана на иврите, а это означало, что ее автор достиг повсеместной славы и пользовался авторитетом во всех еврейских общинах, по которым очень быстро распространилось его сочинение. Даже столь значимый труд, как «Комментарий к Мишне», не произвел такого эффекта, потому что был написан по-арабски и оттого недоступен евреям, живущим в христианских странах.

Но для некоторых ученых того времени Кодекс представлял иную опасность. До нас дошло несколько свидетельств того, что многие судьи были недовольны, что Мишне Тора стала повсеместно доступной книгой, и простые люди теперь легко могли найти ответ почти на все вопросы, связанные с Ѓалахой. В то время было очень немного мудрецов, досконально разбирающихся в Законе, и они, должно быть, опасались, что их заключения будут поставлены под сомнение, а они сами обвинены в недостаточной компетентности.

Среди тех, чье негодование вскипело после выхода в свет Мишне Тора, самой важной персоной был багдадский гаон Шмуэль бен Али. Отношение этого человека к своей позиции главы еврейской общины разительно отличалось от подхода Маймонида. Злобные нападки Шмуэля бен Али на того, кого позже назовут нагидомЕгипта, будут продолжаться несколько лет и принесут Маймониду немало страданий, сколь бы он ни старался относиться к вздорности своего оппонента сдержанно и даже с уважением.

Титул нагида был одним из целого ряда титулов, которые предоставлялись главам еврейской общины в странах региона, сегодня называемого Ближним Востоком. Еврейские общины в арабском мире пользовались относительно широкой свободой и наслаждались самоуправлением. Евреев Земли Израиля и Персии возглавляли соответственно наси (князь) и реш галута (эксиларх). В Сирии и Месопотамии также существовала должность эксиларха. Это слово возникло еще в период Вавилонского пленения, однако, по сути, оно означало то же, что и нагид. В Египте этот титул впервые был введен в X в. В Багдаде, помимо эксиларха, еврейскую общину возглавляли гаоны. Хотя Шмуэль бен Али был гаоном, его трудно было назвать набожным человеком. Он жил в роскошном дворце, где ему прислуживали шестьдесят рабов. Когда в 1175 году умер эксиларх, Шмуэль бен Али сосредоточил в своих руках всю власть. Несмотря на то что он был человеком, глубоко сведущим в еврейских науках, он отвергал скромность, которую было бы уместно ожидать от религиозного лидера. Его постоянно окружали несколько рабов, за ним всегда следовала свита из подчиненных ему судей. Сохранилась легенда, будто он обучал Торе своих учеников, стекавшихся к нему со всех концов еврейского мира, восседая на золотом троне.

Исполненный решимости утвердить свою власть над мировым еврейством, Шмуэль бен Али видел в Маймониде опасного соперника. Он делал все возможное, чтобы найти повод для столкновения с ним. И хотя такое столкновение могло выглядеть как безобидный спор о Законе, выход в свет Мишне Тора предоставил Шмуэлю бен Али идеальную возможность выступить против Маймонида и унизить его в глазах приверженцев. Поскольку целый ряд различных аспектов Кодекса вызывал несогласие и у других противников Маймонида, ненавидевших его столь же яро, как Шмуэль бен Али, гаон заручился поддержкой сразу нескольких деятельных сторонников.

Наиболее серьезные нападки со стороны Шмуэля бен Али и его союзников вызвали слова Маймонида о воскрешении мертвых. В ответе оппонентам Маймонид повторил свои прежние утверждения, лишь слегка смягчив те позиции, которые могли показаться противоречащими талмудическому учению. Маймонид пытался принимать поношения, хлынувшие на него со всех сторон, с обычной сдержанностью и даже мягко упрекал некоторых своих учеников, ответивших на обвинения багдадского гаона грубо и резко. Однако нападки Шмуэля бен Али и его сторонников сделали свое дело. В этот период, когда Маймонид только преодолел пятидесятилетний рубеж, впервые в его сочинениях упомянуты «новые проявления сердечной болезни». Маймонид писал, что эта болезнь появилась у него после смерти брата, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь и в конце концов сведет в могилу.

Столкновение с гаоном длилось несколько лет и в конечном счете завершилось победой Маймонида. К тому времени авторитет Маймонида был признан всем еврейским миром, и даже столь властительная фигура, как багдадский гаон, не мог его оспорить. Вскоре уже не подвергалось сомнению и то, что Мишне Тораявляется авторитетным источником еврейского Закона, вторым по значимости после Талмуда. Однако стычки с гаоном причинили Маймониду столько страданий, что, как свидетельствуют некоторые документы, он не смог противостоять болезни, и после одного особенно острого диспута не мог работать несколько месяцев.

Вскоре после выхода в свет Мишне Тора приобрела широкую известность. Несмотря на критику, этот труд был признан повсеместно. Вскоре сотни переписчиков были загружены заказами на новые копии, и Маймонид прославился даже в самых отдаленных уголках еврейского мира. Через некоторое время почти все вопросы, связанные с еврейским Законом, можно было разрешить, только обратившись к страницам Мишне Тора. Даже сегодня, когда возникает спор между учеными, нередко можно видеть, как тот или иной диспутант снимает с полки свой собственный потрепанный том великого Кодекса, говоря: «Давайте посмотрим, что по этому поводу пишет Рамбам».