ГЛАВА IV

ГЛАВА IV

В каком направлении может лежать четвертое измерение? — Что такое движение? — Два рода движения — движение по пространству и движение по времени, — заключающиеся во всяком движении. — Что такое время? — Две идеи, заключающиеся в понятии времени. — Новое протяжение пространства и движение по этому пространству. — Время как четвертое измерение пространства. — Невозможность понять идею 4-го измерения без идеи 5-го измерения. — Идея движения и "чувство времени". — Чувство времени как граница (поверхность) чувства пространства. — Хинтон о законе поверхностей. — "Эфир" как поверхность. — Идея Римана о переходе времени в пространство в четвертом измерении. — Настоящее, прошедшее и будущее. — Почему мы не видим прошедшего и будущего? — Жизнь на ощупь. — Вундт о нашем чувственном познании.

Мы установили по аналогии с отношением фигур двух измерений к фигурам трех измерений и пр., что тело четырех измерений можно рассматривать как след от движения тела трех измерений по направлению, в нем не заключающемуся, то есть что направление движения по четвертому измерению лежит вне всех трех направлений, которые возможны в пространстве трех измерений.

Что же это за направление?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны посмотреть вообще, не знаем ли мы движения по направлению, не заключающемуся в трехмерном пространстве.

Мы знаем, что всякое движение в пространстве сопровождается тем, что мы можем назвать движением во времени. Кроме того, мы знаем, что, даже не двигаясь в пространстве, все существующее вечно движется во времени.

И одинаково во всех случаях, говоря о движении или об отсутствии движения, мы имеем в уме идею того, что было прежде, что стало теперь и что будет после. Иначе говоря, идею времени. Идея движения, всякого, какого бы то ни было, а также идея отсутствия движения неразрывно связаны с идеей времени. Всякое движение и отсутствие движения происходит во времени и вне времени происходить не может. Следовательно, прежде чем говорить о том, что такое движение, мы должны ответить на вопрос: что такое время?

Время — это самая большая и самая трудная загадка, которая стоит перед человечеством.

Кант считает время такой же субъективной формой нашего восприятия, как пространство, то есть он говорит, что мы сами создаем время для удобства восприятия внешнего мира в зависимости от свойств нашего воспринимательного аппарата. Действительность непрерывна и постоянна. Но мы для того, чтобы иметь возможность воспринимать ее, должны расчленять ее на отдельные моменты, то есть представлять ее себе в виде бесконечного ряда отдельных моментов, из которых для нас всегда существует только один. Иначе говоря, мы воспринимаем действительность как бы через узкую щель. И то, что мы видим в эту щель, мы называем настоящим, то, что видели, а теперь не видим, -прошедшим, а чего совсем не видим, но ожидаем — будущим.

Рассматривая каждое явление как следствие другого или других — и, в свою очередь, как следствие, как причину третьего или третьих, то есть рассматривая все явления в функциональной зависимости друг от друга, мы этим самым рассматриваем их во времени, потому что мы совершенно ясно и отчетливо представляем себе прежде причину и потом следствие, прежде действие, потом его функцию, и иначе представить не можем. И мы можем сказать, что идея времени неразрывно связана с идеей причинности и функциональной зависимости. Без времени причинность существовать не может, точно так же как без времени не может существовать движение или отсутствие движения.

Но наше представление о нашем "бытие во времени" у нас до невероятия спутанное и неясное.

Прежде всего разберем наше отношение к прошедшему, настоящему и будущему. Обыкновенно мы считаем, что прошедшего теперь уже нет. Оно прошло, исчезло, изменилось, превратилось в другое. Будущего тоже нет. Его еще нет. Оно еще не пришло, не образовалось. Настоящим мы называем момент перехода будущего в прошедшее, то есть момент перехода явления из одного небытия в другое. Только этот короткий момент явления для нас существует в действительности, раньше оно существовало в возможности, теперь будет существовать в воспоминании. Но этот короткий момент в сущности фикция. Он не имеет измерения. Мы с полным правом можем сказать, что настоящего не существует. Мы никогда не можем уловить его. То, что мы уловили, всегда уже прошедшее.

Если мы остановимся на этом, то мы должны признать, что мира не существует. Существует только какая-то фантасмагория иллюзий, вспыхивающих и гаснущих.

Обыкновенно мы не отдаем себе в этом отчета и не замечаем, что наш обычный взгляд на время приводит нас к полному абсурду.

Представим себе глупого путешественника, едущего из одного города в другой и находящегося на полпути между этими двумя городами. Глупый путешественник думает, что город, из которого он выехал на прошлой неделе, теперь уже не существует, от него осталось одно воспоминание: стены разрушены, башни упали, жители вымерли или разбежались. А тот город, куда он должен приехать через несколько дней, тоже теперь еще не существует, но спешно строится к его приезду и в день его приезда будет готов, населен и устроен, на другой день после его отъезда, так же как и первый, будет разрушен.

Мы думаем о вещах во времени именно таким образом, — все проходит, ничто не возвращается! Весна прошла, ее уже нет.

Таким образом, строго говоря, для нас не существует ни прошедшего, ни будущего, ни настоящего. Ничего не существует! А между тем мы живем, чувствуем, думаем — что-то окружает нас. Следовательно, в обычном отношении к времени есть какая-то ошибка. Эту ошибку мы должны постараться найти.

Мы признали в самом начале, что нечто существует. Мы назвали это нечто миром. Как же мир может существовать, если он не существует ни в прошедшем, ни в настоящем, ни в будущем?

То представление о мире, которое мы вывели из обычного взгляда на время, делает мир похожим на непрерывно бьющий огненным фонтаном блестящий фейерверк, каждая искра которого вспыхивает на мгновение и гаснет, чтобы больше уже никогда не явиться. Вспышки идут непрерывно одна за другой, искр бесконечное множество, и все вместе производят впечатление пламени, хотя в действительности не существует.

Осень еще не наступила. Она будет, но сейчас ее нет. И мы не отдаем себе отчета, как это может появиться то, чего нет.

Мы движемся по плоскости и признаем реально существующим только небольшой круг, освещенный нашим сознанием. Все остальное за этим кругом, чего мы не видим, мы отрицаем, не хотим признать, что оно существует. Мы движемся по плоскости в одном направлении. Это направление мы считаем вечным и бесконечным. Но направления перпендикулярного ему, тех линий, которые мы пересекаем, мы не хотим признать вечными и бесконечными. Мы думаем, что они уходят в небытие сейчас же, как мы прошли через них, а линии впереди нас еще не возникли из небытия. Если предположить, что мы движемся по сфере, по ее экватору или по одной из параллелей, то окажется, что мы всегда признаем реально существующим только один меридиан, те, которые сзади нас уже. исчезли, те, которые впереди еще не возникли.

Мы идем, как слепой, который ощупывает своей палкой плиты тротуара, и фонари, и стены домов и верит в реальное существование только того, до чего сейчас дотрагивается, что сейчас ощупывает. То, что прошло, уже исчезло и никогда больше не вернется! Чего еще не было, того сейчас нет. Он помнит дорогу, которую прошел. Ожидает, что и впереди будет такая же дорога, но он не видит ни вперед, ни назад, потому что он ничего не видит потому что орудие его познания — палка с крючком — имеет определенную, очень небольшую длину, и за этой палкой для него начинается небытие.

Вундт в одной из своих книг обращает внимание на то, что наши знаменитые пять органов чувств — это, в сущности, щупальца, которыми мы ощупываем мир вокруг себя. Мы живем на ощупь. Мы никогда ничего не видим. Всегда и все только ощупываем. При помощи зрительных труб и телескопов, телеграфов и телефонов мы немного удлиняем, так сказать, наши щупальца, но не начинаем видеть. Мы не видим и поэтому никогда не можем убедиться в существовании того, чего не можем ощупать.

Поэтому мы и считаем реально существующим только тот круг, который в данный момент охватывают наши щупальца. За этим кругом — тьма и небытие.

Но имеем ли мы право так думать?

Наша мысль не связана условиями чувственного восприятия. Она может подняться над плоскостью, по которой мы движемся; может увидать далеко за пределами круга, освещенного нашим обычным сознанием; может увидать, что существует не только та линия, по которой мы движемся, а все линии, перпендикулярные ей, которые мы пересекаем, которые мы когда-либо пересекали и которые будем пересекать. Поднявшись над плоскостью, наша мысль может увидать плоскость, убедиться, что это действительно плоскость, а не одна линия. Тогда наша мысль может увидать прошедшее, настоящее и будущее лежащими на одной плоскости.

Она может опередить глупого путешественника, подняться на гору, увидать вдали город, в который он едет, и убедиться, что этот город не строится заново к его приезду, а существует сам по себе совершенно независимо от глупого путешественника. И она может посмотреть назад и убедиться, что башни не упали, что город продолжает стоять и жить, как стоял и жил до путешественника.

Она может подняться над плоскостью времени и увидать сзади весну и впереди осень, увидать одновременно распускающиеся цветы и созревающие плоды.

Может заставить слепого прозреть и увидать дорогу, которую он прошел и которая лежит перед ним.

Только мысль может дать нам настоящее зрение вместо того грубого ощупывания, которое мы теперь называем зрением. Только мыслью мы можем видеть. И как только мы начнем видеть, мы непременно будем видеть прошедшее и будущее. Мы не видим прошедшего и будущего только потому, что ничего не видим, а только ощупываем, и то, что ощупываем, называем настоящим. Когда мы начнем видеть, прошедшее и будущее тоже станут настоящим. Это разделение времени на прошедшее, настоящее и будущее явилось именно потому, что мы живем на ощупь. Нужно начать видеть, и оно исчезнет

Прошедшее и будущее не могут не существовать, потому что если они не существуют, то не существует и настоящее. Непременно они где-то существуют, только мы их не видим.

Настоящее, если его противопоставлять прошедшему и будущему, это самая нереальная из всех нереальностей.

Мы должны признать, что прошедшее, настоящее и будущее ничем не отличаются друг от друга, что есть только одно настоящее, но мы не видим этого, потому что в каждый данный момент ощущаем только маленький кусочек этого настоящего, который и считаем реально существующим, отрицая реальное существование всего остального.

Если мы признаем это, то наш взгляд на все окружающее должен сильно перемениться.

Обыкновенно мы рассматриваем время как отвлечение, сделанное нами при наблюдении реально существующего движения. То есть мы думаем, что, наблюдая движение или перемены отношений между вещами и сравнивая отношения, существовавшие раньше, существующие теперь и могущие существовать в дальнейшем, мы выводим идею времени. Насколько этот взгляд правилен, мы увидим дальше.

Идея времени слагается из взглядов на прошедшее, из взглядов на настоящее и из взглядов на будущее.

Относительно прошедшего и настоящего взгляды хотя и очень неясны, но однообразны. Что же касается будущего, то относительно его существует большое разнообразие взглядов.

Нам необходимо рассмотреть теории будущего, как они существуют в уме современного человека.

Существуют две главные теории — предопределенного будущего и свободного будущего.

Предопределенность доказывается следующим образом: говорят, что всякое будущее событие является результатом прежде бывших и создается именно таким, а не другим вследствие известного направления сил, заключающегося в предшествующих событиях. Иначе говоря, это значит, что будущие события целиком заключаются в предшествующих, и если бы мы знали силу и направление всех событий, бывших до настоящего момента, то есть знали бы все прошедшее, то мы этим самым знали бы все будущее. И иногда, зная хорошо настоящий момент во всех его деталях, мы действительно можем предсказывать будущее. Если предсказание не оправдывается, мы говорим, что мы не все знали, что было, и действительно мы видим в прошедшем какую-нибудь причину, ускользнувшую от нашего наблюдения.

Идея свободы будущего основывается на возможности произвольных поступков и случайных новых комбинаций причин. Будущее считается или совсем неопределенным, или определенным только отчасти, потому что в каждый момент рождаются новые силы, новые события, новые явления, лежавшие в скрытом состоянии, не беспричинные, но настолько несоизмеримые с причинами — как, например, пожар большого города от одной искры, — что их ни учесть, ни соразмерить нельзя.

Эта теория говорит, что одно и то же действие может иметь разные результаты, одна и та же причина — разные следствия; и она приводит еще гипотезу совершенно произвольных волевых актов человека, вносящих полное изменение в дальнейшие события его собственной жизни и жизни других людей.

Сторонники предопределенности возражают, что волевые, не произвольные акты тоже зависят от каких-нибудь причин, делающих их необходимыми и неизбежными в данный момент; что ничего "случайного" нет и быть не может; что мы называем случайным только то, причины чего не видим, благодаря нашей ограниченности, — и что различные следствия у причин, кажущихся одинаковыми, бывают оттого, что причины на самом деле различны и только кажутся одинаковыми, потому что мы их недостаточно хорошо знаем и недостаточно хорошо видим.

Спор теории предопределенного будущего с теорией свободного будущего -это спор бесконечный. Ничего решающего ни та, ни другая теория сказать не может.

И обе теории одинаково кошмарны.

И при том и при другом взгляде на жизнь человека охватывает ужас. С одной стороны, полная холодная предопределенность: будет то, что будет. Если человек глубоко проникнется этой идеей, то у него опускаются руки, он видит тщету, бесполезность, ненужность всех усилий, ничего изменить нельзя — то, что будет завтра, предопределено десятки тысяч лет тому назад. С другой стороны, жизнь на каком-то острие иголки, именуемом настоящим, которое со всех сторон окружено бездной небытия, путешествие в страну, которой еще не существует. Жизнь в мире, который каждый миг рождается и умирает, в котором никогда ничто не возвращается.

Раньше было указано, что разница мнений существует только относительно будущего; относительно прошедшего все согласны, что оно прошло, что его теперь нет — и что оно было таким, каким было.

В последнем лежит ключ к пониманию неправильности взгляда на будущее. Дело в том, что на самом деле наше отношение к прошедшему и будущему гораздо сложнее, чем нам кажется. В прошедшем, сзади нас, лежит не только то, что было (или что мы видели), но и то, что могло быть (или то, чего мы не видали). Точно так же и в будущем лежит не только то, что будет (то есть что мы увидим), но и все то, что может быть (то есть то, чего мы не увидим).

Прошедшее и будущее одинаково не определены, одинаково существуют во всех возможностях и одинаково существуют одновременно.

Временем мы называем расстояние, разделяющее события в порядке их последовательности и связывающее их в различные целые.

Это расстояние лежит по направлению, не заключающемуся в трехмерном пространстве. Если мы будем мыслить это направление в пространстве, то это будет четвертое измерение пространства.

Оно отвечает всем требованиям, которые мы на основании предыдущих рассуждений можем предъявить к четвертому измерению.

Оно несоизмеримо с измерениями трехмерного пространства, как год несоизмерим с Петербургом. Оно перпендикулярно ко всем направлениям трехмерного пространства и не параллельно ни одному из них.

Как вывод из всего изложенного мы можем сказать, что время, как оно обыкновенно берется, заключает в себе две идеи: некоторого неизвестного нам пространства (четвертого измерения) и движения по этому пространству. Наша постоянная ошибка заключается в том, что мы никогда не видим двух идей во времени, а всегда видим только одну. Обыкновенно мы видим во времени идею движения, но не можем сказать, откуда и куда и где или по какому пространству. Иногда, как, например, в тех теориях, которые раньше пытались соединить с временем идею четвертого измерения, является идея какого-то пространства во времени, но вместе с тем допускается движение по этому пространству. Это требование нового времени, потому что движения вне времени происходить не может. И в результате время идет впереди нас, как наша собственная тень, отступая по мере того, как мы к нему подходим. Всякое представление о движении совершенно спутывается. Потому что если представить новое протяжение пространства и возможность движения по этому новому протяжению, то время опять немедленно станет перед нами и заявит, что оно ровно столько же не объяснено, сколько не объяснено раньше.

Необходимо признать, что одним термином время мы обозначили, собственно, две идеи — "некоторого пространства" и "движения по этому пространству". Причем движения этого в действительности не существует, а оно представляется нам существующим только потому, что мы не видим пространства времени. То есть ощущение движения во времени (а движения не во времени нет) возникает у нас потому, что мы смотрим на мир как бы через узкую щель, видим только линии пересечения плоскости времени с нашим трехмерным пространством.

Таким образом, необходимо сказать, что глубоко неверна обычная теория, что идея времени выводится нами из наблюдения движения, и есть не что иное, как идея последовательности, наблюдаемой нами в движении.

Нужно признать как раз наоборот, что идея движения выведена нами из ощущения времени или из чувства времени, то есть из чувства или ощущения четвертого измерения пространства, но из неполного ощущения. Неполное ощущение времени (четвертого измерения) — ощущение сквозь щелку — дает нам ощущение движения, то есть создает иллюзию движения, которого в действительности нет и вместо которого в действительности существует только протяжение по непостижимому для нас направлению.

Четвертое измерение связано со "временем" и с "движением". Но мы не поймем четвертого измерения до тех пор, пока не поймем пятого измерения.

Нужно прежде всего понять пятое, чтобы понять потом четвертое.

Пятое измерение — это перпендикуляр к плоскости времени, та высота, на которую должно подняться наше сознание, чтобы одновременно увидать прошедшее, настоящее и будущее.

Это гора, на которую должен подняться путешественник, чтобы увидать позади город, откуда он выехал вчера, и впереди город, куда он придет завтра.

Наше обычное сознание находится на плоскости у основания этого перпендикуляра. Поэтому оно не видит прошедшего и будущего; поэтому оно ничего не видит. Только поднимаясь над плоскостью четвертого измерения по направлению пятого измерения, наше сознание начнет охватывать взглядом изумительный мир прошедшего и будущего, лежащий по сторонам настоящего, тот мир, самое существование которого оно раньше отрицало.

Пятое измерение следует рассматривать не как лежащее вне сознания, а как свойство самого сознания — ту линию или то направление, по которому должно расти сознание.

Прежде чем перейти к более подробному рассмотрению отношений сознания ко времени, вернемся еще раз к отношениям времени, к нашему трехмерному пространству.

Делая попытку посмотреть на время как на объект. Кант говорит, что оно имеет одно измерение; то есть он представляет себе время как бы линией, идущей из бесконечного будущего в бесконечное прошедшее. Одну точку этой линии мы сознаем. Всегда только одну точку. И эта точка не имеет никакого измерения, потому что то, что в обыкновенном смысле мы называем настоящим, есть только недавно прошедшее и иногда еще скоро будущее.

Так ли это в действительности? Можно ли сказать, что время имеет одно измерение?

Почти так, с той только разницей, что мы можем считать у времени два измерения, а не одно. Линия первого измерения идет по порядку последовательности явлений в причинной зависимости, сначала причина, потом следствие: прежде, теперь, после. Линия второго измерения идет через одновременные явления по пространству: теперь, теперь, теперь. Это значит, что все наше пространство мы можем рассматривать как второе измерение времени.

Если мы на секунду отрешимся от идеи трехмерности пространства и возьмем его только как нечто, находящееся в известном отношении ко времени, то мы увидим, что пространство можно рассматривать как линию, уходящую в бесконечность по направлению, перпендикулярному к линии времени.

Представим себе любой момент — представим себе, что стрелка на наших часах показывает 12. В этот момент везде что-нибудь происходит, и это что-нибудь совершенно одновременно во всей Вселенной, то есть лежит как бы на одной линии, перпендикулярной к линии прежде, теперь и после. Во всей Вселенной этот момент называется теперь.

В Петербурге, в Москве, в Париже, в Мадрасе, на Луне, на Сириусе — все эти теперь совершенно одновременны, лежат на одной прямой. Всякий взятый момент будет один для всего пространства Вселенной, как будто через все пространство протянута одна линия или как будто все пространство вытянуто в одну линию, идущую перпендикулярно к линии времени из той точки, которую мы взяли, то есть из того момента, который мы взяли.

Таким образом, как в каждой точке пространства мы можем представить себе проходящую через эту точку линию времени, то есть как для каждой точки пространства мы можем представить себе прежде, теперь и после — прошедшее, настоящее и будущее этой точки, — точно так же в каждой точке времени (в каждом моменте) мы можем представить себе проходящую через эту точку линию, идущую по пространству.

Пересечение этих линий образует плоскость Вселенной. То есть это значит, что Вселенную мы можем рассматривать как плоскость, двумя измерениями которой являются пространство Вселенной и время Вселенной, перекрещивающиеся во всякой точке.

Из этого мы можем вывести заключение, что время по своим свойствам тождественно с пространством, как тождественны две линии, лежащие на плоскости. То есть это значит, что как в пространстве не могут внезапно вырастать, а должны существовать заранее вещи, которые мы вдруг видим, так и во времени "события" существуют, прежде чем к ним прикоснулось наше сознание, и они остаются существовать после того, как мы от них отошли. Следовательно, протяженность во времени есть протяженность по неизвестному пространству, а не только расстояние, отделяющее одно от другого события.

Таким образом, пространство можно рассматривать как второе измерение времени, а время — как второе измерение пространства. Но так как мы только условно взяли пространство как линию и так как мы знаем, что пространство имеет три измерения, то, следовательно, время является четвертым измерением пространства.

Но время, как уже было указано, есть понятие не простое, а сложное. И это мы должны иметь в виду. Оно состоит из понятия неизвестного пространства, уходящего в прошедшее и будущее, и кажущегося движения по этому пространству.

Нам необходимо рассмотреть вопрос о времени как о пространственном понятии, сопоставив с двумя нашими данными — Вселенной и сознанием.

Идея времени возникает при соприкосновении сознания с миром при посредстве чувственного восприятия. На это уже было указано. Именно благодаря свойствам чувственного восприятия сознание видит мир как бы через узенькую щелку.

Из этого создаются два вопроса.

1. Почему сознание не видит в эту щелку всегда одного и того же? Почему за щелкой происходят перемены, создающие иллюзию движения, то есть каким образом и отчего перебегает по миру явлений фокус нашего сознания? При всем этом нужно помнить, что через эту щелку, через которую оно видит мир, сознание смотрит на себя как на часть мира и видит в себе перемены, подобные переменам во всем остальном.

2. Почему сознание не может расширить этой щели?

На эти вопросы мы должны постараться ответить.

Представим себе опять Вселенную в виде плоскости, два измерения которой составляют время и пространство. Если мы представим себе отношение нашего сознания к этой плоскости, то мы должны будем признать, что наше сознание живет, так сказать, на самой плоскости всегда в какой-нибудь точке пересечения линии времени с линией пространства и никогда не поднимается над этой плоскостью. Если бы сознание могло подняться над этой плоскостью, то оно, несомненно, увидело бы под собой одновременно гораздо большее количество событий, чем оно видит обыкновенно, находясь на плоскости. Как человек, поднимаясь на гору или взлетая на воздушном шаре, начинает видеть одновременно и сразу очень много вещей, которые нельзя одновременно и сразу видеть, находясь на земле, — в точке пересечения двух перпендикуляров, которыми измеряется поверхность земли: например, движение навстречу друг другу двух поездов, между которыми должно произойти столкновение; приближение неприятельского отряда к спящему лагерю; два города, разделенные горным кряжем и т.п., так и в этом случае сознание, поднимаясь над плоскостью, на которой оно обыкновенно живет, должно увидеть одновременно явления, для обычного сознания разделенные полосами времени. Это будут такие явления, которые обычное сознание никогда не видит вместе, как причину и следствие; работу и получение денег; преступление и наказание; движение поездов навстречу друг другу и их столкновение; приближение неприятеля и сражение; восход и закат солнца; утро, день, вечер и ночь; весну, лето, осень и зиму; рождение, жизнь и смерть человека. Угол зрения при таком подъеме будет увеличиваться, момент будет расширяться.

Если мы представим себе сознание, находящееся выше нашего сознания, обладающее большим углом зрения, то это сознание будет в состоянии схватывать как нечто одновременное, то есть как момент, все происходящее для нас в течение известного времени — минуты, часа, дня, месяца. В пределах своего момента такое сознание не будет в состоянии разделить прежде, теперь и после, — все это для него будет теперь.

Свойства "времени", выводимые из всего предыдущего, позволяют нам рассматривать Вселенную как плоскость, которая, если на нее посмотреть в одном направлении, является пространством, а в другом направлении -перпендикуляром к первому — временем. При этом всякое движение по направлению пространства является движением по направлению времени, то есть перемена в пространственных отношениях является переменой во временных отношениях — далее тогда, когда мы этого не замечаем.

Это происходит, вероятно, потому, что пространство и время только очень условно могут быть изображены в виде плоскости. В действительности их отношение необыкновенно сложно. Пространство имеет протяжение по трем измерениям. Время перпендикулярно к каждому из них. Всякая перемена в пространственном положении является переменой в положении во времени.

И мы с полным правом можем сказать, что не "время" выводится из "движения", а движение ощущается благодаря чувству времени. У нас есть это чувство, поэтому мы ощущаем движение. Не будь у нас чувства времени, мы бы не ощущали движения. Самое же "чувство времени" есть в сущности граница или поверхность нашего "чувства пространства". Там, где кончается "чувство пространства", начинается "чувство времени". Мы выяснили, что "время" по своим свойствам тождественно с "пространством", то есть оно имеет все признаки протяжения пространства. Однако мы не ощущаем его как протяжение пространства, а ощущаем как время, то есть как нечто специфическое, не передаваемое другими словами, неразрывно связанное с движением. Эта неспособность ощутить время пространственно проистекает от того, что чувство времени есть туманное чувство пространства чувством времени мы смутно ощущаем новые характеристики пространства, выходящие из сферы трех измерений.

* * *

Известный математик Риман понимал, что в вопросе о высших измерениях время каким-то образом переходит в пространство, и он рассматривал материальный атом как вступление четвертого измерения в пространство трех измерений.

В одной из своих книг Хинтон очень интересно говорит о "законах поверхностей".

Отношение поверхности к телу или тела к высшему телу часто встречается в природе.

Поверхность есть не что иное, как отношение между двумя вещами. Два тела касаются друг друга. Поверхность есть отношение одного к другому.

Если наше пространство находится к высшему пространству в таком же отношении, как поверхность к нашему пространству, то, может быть, наше пространство действительно есть поверхность, то есть место соприкосновения двух пространств высшего порядка.

Интересно заметить следующий факт, что на поверхности жидкости действуют законы, отличные от тех, которые действуют внутри жидкости. Существует целая серия фактов, сгруппированных вместе под названием "поверхностных натяжений" (surface tensions), которые играют большую роль в физике и управляют свойствами поверхностей жидкостей.

И очень легко может быть, что законы нашей Вселенной есть "поверхностные натяжения" высшей Вселенной.

Если рассматривать поверхность как нечто, лежащее между двумя телами, то, конечно, она не будет иметь веса, но будет служить для передачи вибраций из одного тела в другое. Она не будет похожа ни на какое другое вещество, и от нее никогда нельзя будет избавиться. Какую бы совершенную пустоту ни образовали между двумя телами, в этой пустоте будет столько же этого неизвестного вещества (то есть поверхности), сколько было раньше.

Материя будет свободно проходить сквозь эту среду. Вибрации этой среды будут разрывать на куски части материи. И невольно будет выведено заключение, что эта среда не похожа ни на какую другую материю. Она обладает свойствами, трудно примиримыми между собою.

Нет ли в нашем опыте чего-нибудь соответствующего этой среде?

Не представляем ли мы себе среды, через которую свободно проходит материя, но которая, однако, своими вибрациями может разрушать комбинации материи, не представляем ли мы себе такой среды, которая находится во всякой пустоте, проникает все тела и при этом невесома и неощутима?

("Вещество", обладающее всеми этими свойствами, нам известно, и мы называем его "эфиром"... Свойства эфира являются постоянным объектом научных исследований. Но ввиду всех высказанных соображений интересно было бы посмотреть на мир, предполагая, что мы не погружены в эфир, а, так сказать, стоим на нем; причем "эфир" является только поверхностью соприкосновения двух тел высших измерений.

Хинтон высказывает здесь необыкновенно интересную вещь и сближает идею "эфира", которая в материалистическом или даже энергетическом понимании современной физики совершенно бесплодна и является только тупиком, с идеей "времени". Эфир, прежде всего, не вещество, а только "поверхность", "граница" чего-то. Но чего же?

Опять не вещества, а только граница, поверхность, предел одной формы восприятия и начало другой...

Одной фразой здесь ломаются стены и заборы материалистического тупика, и перед нашей мыслью открываются широкие горизонты неизведанных полей.