Часть 3. Беседа в День всех святых.

Часть 3. Беседа в День всех святых.

— Этим днем заканчивается ряд самых важных празднованных событий: Страсти Господа Иисуса Христа, Воскресение, Вознесение, Сошествие Св. Духа. День всех святых — это первые плоды подвига Господа, первенцы Церкви Христианской. Вот перед нами патриархи, жившие, как странники; пророки, апостолы, которые проповедовали св. Евангелие, а сами терпели такие скорби; мученики, священнослужители, жертвовавшие своею жизнью; преподобные, на земле достигшие ангельской жизни; благочестивые люди обоих полов и различных возрастов среди житейских дел жили так, что сподобились святости; великие грешники, достигшие святости.

Возьмем каждый себе в образец святого, подходящего к своему положению и будем стараться брать с него примеры волею своею и молиться ему о помощи, чтобы Господь дал Свою благодать...

— Но почему благочестивые страдают?

— Они идут путем Спасителя, а Он страдал,— был гоним, поруган, оклеветан,— так и все идущие за Ним. "В мире скорбни будете. Желающий благочестно жити, уготовися ко искушению".

— Как же поступать, чтобы легче переносить страдания?

— Веру крепкую иметь, горячую любовь к Господу, не привязываться ни к чему земному, вполне предаться воле Божией.

В разговоре с Батюшкой Никодимом одно духовное лицо с академическим образованием сказало ему:

— С такой детской верой не проживешь.

А в дальнейшем разговоре:

— Николая Чудотворца на Первом Вселенском соборе даже и не было: среди подписей его подписи нет.

— Да очень просто,— отвечал Батюшка,— он был лишен святительского сана за обличение Ария, потому и подписи его нет.

Вот как религиозность понизилась в наших академиях.

— А если кощунствуют, как принимать? — спрашивали мы Батюшку.

— Когда смотришь на больную, ведь не требуешь от нее, чтобы она не харкала. Так и здесь надо: как на больную смотреть.

— Главная основа спасения нашего — покаяние. Один монах пришел к старцу и с большой скорбью рассказал ему, что он прежде жил хорошо, теперь все потерял и почти отчаивается в своем спасении, что другой, вновь поступивший, опередил его. На это старец сказал ему:

— Падший монах, прежде хорошо живший, подобен дому, развалившемуся, который, однако, можно скоро вновь состроить, потому что весь материал здесь же лежит, и фундамент уже сделан и цел. Гораздо труднее построить дом вновь на пустом месте; для этого надо и материала навозить, и углубить землю для основания, заложить в землю основание. Так и монах, прежде живший рачительно и павший, но не потерявший только своего произволения, скоро восстанет опять, так как воспоминание прежней хорошей жизни, скорби, перенесенные во время искушения, настоящее покаяние, слезы, смирение — вот готовый материал. А новоначальному многое еще нужно.

В Калужской губернии много монастырей, все они расходятся вокруг нас, т. е. вокруг Козельска, много и дач монастырских. Поэтому в Козельск приходило много монашествующих. Побудут в церкви, надо куда-нибудь зайти ночевать, да и с Батюшкой поговорить, совет получить, вот они и заходят к нам. Или кто заболеет — тоже к нам. Так что у нас, кроме своих, было всегда и посторонних несколько человек, говеющих. Надо, было с ними поговорить. Вот Батюшка часто и приходил; бывала общая беседа, а в случае чего-либо особенного и отдельная.

Была у нас как-то беседа о послушании, а для меня это был важный вопрос, о котором я не раз думала. Кто-то спросил: "Как исполнять обет послушания, когда некому повиноваться, никто не приказывает?"

Батюшка сказал:

— Надо иметь готовность по воле Божией все делать. Надо различать два рода послушания: внешнее, для средних дел, и внутреннее — для духовных дел. Во внешнем нужно полное повиновение: без рассуждения исполнять, что скажут. Во внутреннем — нужно всегда обращаться к духовнику, спрашивать его, какова воля Божия. Но его совет надо проверять Св. Писанием и св. отцами, и если он скажет не согласно с ними, то можно сказать ему: не могу так. Хорошо желать только то, что будет. Если делаешь то, что тебе самой желательно и приятно, то это не приносит особенной пользы для души, только вред здесь умиряется все-таки тем, что получается благословение. А настоящее послушание, приносящее душе великую пользу, происходит тогда, когда делаешь наперекор себе, тогда Сам Господь на Свои руки берет тебя, благословляет твои труды.

По поводу послушания Батюшка рассказал:

— У нас в скиту был такой случай: один инок зимой собрался идти в монастырскую лавку, и пришла ему в голову мысль — не стоит таким пустяком беспокоить старца и спрашиваться. Сходить-то в лавку займет не более четверти часа. Правда, приходил и другой помысл,— лучше благословиться. Но первое желание превозмогло, инок пошел, не спросившись.

Смеркалось. Дорога шла лесом. Шел он, шел, все не может дойти до места. Вот уже и совсем стемнело. Что же это такое? Деревня какая-то вдали виднеется. Оказывается, он уже до Прысков дошел.

Вдруг перед ним вырастает какое-то огромное чудовище. Вскрикнул Марк (так звали инока) от страха. Подойдя ближе, он увидел, что это стог сена. Силы совсем оставили бедного монаха; забился он в стог и начал звать о помощи. Прибежали крестьяне, извлекли его из-под стога и привезли в скит.

Правая нога Марка совершенно отмерзла, так что доктор предложил ее отнять, Марк не согласился, говоря: "Пусть моя нога, ходившая по своей воле, мучается теперь до конца". Действительно, Марк стал терпеть ужасную муку. 12 лет он пролежал в постели. Нога его почернела и начала гнить, в ней завелись черви. Смрад от нее шал страшный. Когда кто-нибудь приходил навестить его, то он говорил: "Вот смотрите на самочинника". — "Успокойся, брат Марк, Господь простил тебя", — говорили ему." Да, это, конечно, свойственно Его милосердию, но сам-то я не должен себя прощать". Брат Марк стяжал великое смирение. После смерти он явился одному брату и возвестил ему, что Господь его помиловал, и он утешается теперь в раю.

И еще: "Батюшка Нектарий, бывши в скиту старшим иеромонахом, стал проситься у скитского игумена Батюшки Варсонофия не ходить на трапезу. Игумен, не желая нарушать скитского устава, не благословил его на это, а просил приходить на трапезу. И когда настало время трапезы, прислал даже келейника своего пригласить его на трапезу.

Батюшка Нектарий рассказывал, что такие преогорчевающие чувства были у него, ведь мало того, что игумен отказал, а то еще прислал келейника. Заходил Батюшка по келье с тяжелым чувством, но делать нечего, надо идти.

Тогда он, призвав на помощь Господа, сказал себе твердо: "Довольно",— и пошел. Сел за стол на благочинноческое место, так как был старший, сел с теми же преогорчевающими чувствами, ни на кого не глядя, вошел в себя и вдруг подумал: "Все они пришли, потому что они голодны, а я не от голода пришел, а потому что меня пригласили",— и такая отрада в сердце появилась. Когда он сказал: "Довольно",— благодать Божия осенила его, и ему сделалось отрадно.

Инок должен пребывать в послушании."

На вопрос о том, когда соглашаться лечить, Батюшка отвечал:

— Когда крайность, если видишь, что надо помочь, например, не приняли в больницу, нечем заплатить. А вообще надо уклоняться, тем более, если это могут сделать в больнице.

Кто-то спросил: лечиться ли?

— Врачей создал Господь, нельзя отвергать лечения.

На вопрос: можно ли сидеть в церкви?

— Сыне, даждь Ми твое сердце. Лучше думать о Боге сидя, чем о ногах, стоя,— сказал святитель Филарет Московский.

Однажды из разговоров выяснилось, что у нас собралось так много народу, что совершенно нечего было дать подложить под голову, были только книги, которые и подложили.

Батюшка сказал:

— Священные книги, к ним надо относиться с уважением, нехорошо на них спать.

Отсюда пошел разговор о бездушных предметах, которые имеют тоже влияние на Душу:

— Нехорошие книги под головой могут вызвать мечты греховные, одежда страстного человека может повлиять.

Со мною Батюшка обращался строго. Когда я приходила, а в приемной были еще другие, то Батюшка принимал меня последней. Видя, что он уже изнемогает от усталости, я спешно по записке читала, что мне было поручено от больных или еще какие-либо краткие вопросы от себя, только самое неотложное, а Батюшка в это время от изнеможения положит голову на стол и так слушает. А у меня была такая вера к словам его, что принимала я все как закон для меня, никогда у меня не было никакого сомнения.

И часто я думала: да есть ли здесь послушание, когда все, что требует Батюшка вполне совпадало с моим настроением?

Когда с кем-либо происходило что-либо нежелательное, то Батюшка обращался прямо ко мне с выговором, хотя я и не причастна была к этому, так что со стороны можно было думать, что это мое дело.

Но вот лично и ко мне сказал он однажды строго (когда я сказала, что сестра хорошо сделала): "Хвалить в лицо — нехорошо, чтобы этого не было больше. Зло большое можно принести человеку похвалой. Тебе поручаются младшие и тебе придется за них отвечать Богу. Кто тебе поручен, того ты должна смирять. В крайности, ради души брата даже как бы неправду говорят.

Вот один брат, услыхав, что другой брат хочет из монастыря уйти, притворился, что и он тоже хочет, и вошел к нему в доверие, и в конце концов отклонил его от ухода. Хвалить в лицо нельзя; нельзя также и говорить в лицо: "Это она от болезни расстраивается". Нельзя так в глаза, можно сказать другим осторожно, чтобы та не знала: "Оставьте ее, она больна"."

Когда спросили Батюшку о книге "Письма Святогорца", он сказал: "Батюшке Варсонофию было поручено сделать список книг для чтения скитским монахам, и Батюшка Варсонофий сказал: "Прости меня, святой отец, что я вычеркиваю твою книгу,— не хочу, чтобы нашедшие себе приют в русском монастыре, стремились безрассудно на Афон".— Книга эта хорошая".

О пребывании монаха в миру (когда м. Е благословлялась у Батюшки поехать в Москву, где проживал ее брат, и побыть там некоторое время): "Аще монах пребывает в мирском доме, то на него смотрят, как на мирянина. Нельзя монаху долго пребывать в миру: как рыба без воды, так и монах вне монастыря. Надо как можно скорее возвращаться".

Однажды Батюшка рассказал нам о двух юношах. В Оптину пустынь поступили два брата. Через некоторое время один из братьев должен был отлучиться из монастыря по некоторым обстоятельствам и там решил остаться совсем. Оставшийся в монастыре брат, не зная о его решении, пришел к одному старцу (скитоначальнику Оптинскому после скончавшегося Батюшки Варсонофия, к Батюшке Феодосию) , просил молитв для своего брата и вообще вспоминал о нем. Старец на это не сказал ничего утешительного, дал ему прочесть листок такого содержания:

"К апостолу Иоанну Богослову пришли два богатых юноши. Услышав его проповедь, они все оставили и пошли за ним. Через некоторое время они встретили бывших своих слуг, вспомнили свою прежнюю жизнь, свое богатство и подумали о нем с сожалением. Тогда апостол сказал юношам: сходите на берег и наберите там камней. Они набрали и принесли. И когда стали показывать апостолу, то увидали с удивлением, что все камни превратились в золото и драгоценные камни.

Апостол сказал:

— Видите, Господь уплатил вам за все, что вы ради Него оставили. Но неужели вы захотите ради кратковременного услаждения и радости лишиться вечных благ, уготованных на небе?"

Старец дал листок этот прочитать и больше ничего не сказал.

А в это время ушедший брат решал оставаться в миру. Когда до брата в монастырь дошла весть о его решении, он опять пошел к старцу и стал говорить ему о своем брате и о том, на что он решился. Но старец, к удивлению его, никак не мог понять, о ком он говорит. Долго он объяснял старцу, что это его родной брат, называл его по имени, подробно говорил о нем, но старец повторял только одно: что не знает, о ком идет речь.

Между тем старец еще недавно знал его очень хорошо. Эти два брата были сам Батюшка Никон и его младший брат Иванушка, такой увлекающийся и способный. Он писал хорошо акафисты, я видела один из них напечатанным по разрешению Св. Синода — св. Парфению..., хорошо писал стихи на духовные темы и увлекательно рассказывал.