Преодоление законов естества

Преодоление законов естества

В этой главе собраны свидетельства о том, как перед Старцем Паисием отступали законы естества и как иногда сам он действовал, заставляя их отступать или терять свою силу.

* * *

Как и все люди, Старец укрывался от дождя под зонтом и плащом. Он не был «непромокаемым», наоборот — очень быстро простужался от холода и сырости. Однако бывали случаи, когда — Бог знает, по какой причине, — находясь под дождем, он оставался сухим. То есть когда вокруг хлестал ливень, на него не попадало ни капли.

«Однажды, — рассказывает господин Константин Куцоянис, — я на машине повез Старца из монастыря святого Иоанна Предтечи на Халкидике в Суроти. Когда мы ехали, шел такой ливень, что казалось, будто на землю полились все небесные воды. У входа в Суроти нас ждали сестры с зонтами и плащами, чтобы укрыть выходившего из машины Старца от дождя. Они стали показывать мне, чтобы я подъехал как можно ближе. Однако совершенно чудесным образом, в тот момент, когда Старец выходил из машины, в радиусе двух метров дождь прекратился, хотя за пределами этой линии творилось невообразимое. Когда Старец вышел из машины, попрощался со мной и вошел в здание, по крыше и стеклу автомобиля опять с огромной силой полил дождь».

* * *

О подобном случае свидетельствуют и два монаха, живших в келье недалеко от «Панагуды»: «Дело было зимой. Всю предыдущую ночь, целый день и еще одну ночь был ужасный ливень. Поток, отделяющий "Панагуду" от той кельи, где жили мы, стал очень бурным, и перейти его было невозможно. Вода поднялась очень высоко, унесла мост на пути к "Панагуде" и еще один маленький мостик чуть ниже. Других мостов через поток нет. И вот в тот день Старец пришел к нам в келью. Дождь лил, буквально, как из ведра, но мы обратили внимание на то, что обувь Старца была совершенно сухой и чистой. Конечно, он пришел под зонтиком, однако, если даже под зонтиком пройти десять шагов под таким проливным дождем, вымокнет не только обувь, но и весь подрясник до нитки. Нас очень удивило то, что он был сухим, но еще больше — то, что он смог перейти через поток! Когда он от нас уходил, мы из любопытства хотели пойти за ним, но он нам не позволил».

* * *

Свидетельство господина Георгия Куркулиотиса из города Коринфа: «В феврале 1979 года я посетил Старца Паисия в каливе Честного Креста. Калитка во двор была открыта. Я кричал, кричал, стоя за калиткой, но никакого ответа не получил. Было восемь часов утра, и я остался ждать. Вдруг я увидел Старца Паисия прямо перед собой и очень растерялся. "Я был здесь, Георгий", — тихо сказал он мне. Потом я рассказал двум духовникам о том, как он мне явился, и они объяснили мне: "Он был перед тобой и появился, когда захотел сам"».

* * *

Свидетельство господина Елевферия Тамиолакиса, с острова Крит: «Когда Старец жил в "Панагуде", я приехал на Афон, чтобы встретиться с ним. Я переживал большие трудности, мне надо было обязательно его увидеть. Я подошел к задней калитке и стал кричать, но никто не отвечал. Я направился в келью отца Григория, но там тоже никого не застал. Тогда я вернулся в "Панагуду" и каждые две-три минуты кричал, зовя Старца по имени, и стучал в железное клепальце возле калитки. Но Старца нигде не было.

Я уже решил уходить, спустился к потоку и стоял на берегу среди глубокой тишины, не зная, что мне делать. Я не хотел уходить, потому что моя судьба, в буквальном смысле слова, зависела от решения Старца. Вдруг прямо над ухом я услышал: "Елевферий!" Я обернулся и увидел Старца в трех метрах от себя. У меня дыбом поднялись волосы, ведь я был на берегу абсолютно один, не слышал ни шагов, ни звуков — совершенно ничего и не заметил никакого движения. Было лето, поток был сухим, и вокруг царило безмолвие. Даже если бы рядом со мной пролетела муха, я бы ее услышал.

Увидев Старца, я замер, глядя на него и стараясь убедиться, что это именно он. Потом подбежал к нему, поклонился, поцеловал ему руку и спросил, где он был, почему столько времени меня не слышал и как смог появиться рядом так неожиданно. Он, ничего не объясняя, сказал только, что находился глубоко в лесу и "получил извещение" о том, что я в нем нуждался. Он попросил меня сказать, зачем я пришел, и когда понял, что рассказывать придется долго, предложил где-нибудь сесть. Мы перешли через поток и сели на землю метрах в двух от главной тропинки, ведущей в "Панагуду".

Я начал рассказывать Старцу о своих проблемах, и вдруг, услышав голоса спускавшихся по тропинке людей, перешел на шепот. "Говори нормальным голосом, благословенная душа, — сказал мне Старец, — не бойся". Я продолжал рассказывать. Услышав голоса совсем близко, я замолчал. "Да говори же, говори, — сказал мне Старец. "Но, Геронда, — шепчу я ему, — они нас услышат, придут сюда все, и тогда я точно не смогу рассказать Вам то, о чем хочу". — "Не бойся, — ответил он, — говори обычным голосом, не шепчи". И вот, я говорил обычным голосом, не шептал, а Старец отвечал мне тоже обычным голосом. Посетители, держа путь к Панагуде, прошли в двух метрах от нас, и нас не увидели и не услышали.

Было необъяснимо и чудесно и внезапное появление Старца передо мной, и то, что мы остались незамеченными. Однако, воспринимая его святость как что-то естественное, я и эти события посчитал естественными для него. Ведь раньше, в простоте сердца, он рассказывал мне, как в его келье являлись Ангелы и Святые. Этими рассказами он открывал мне тот мир, о котором я знал, что он действительно и неложно существует, поскольку действительным, неложным и святым был тот, кто мне об этом рассказывал».

* * *

Часто во время молитвы Старец поднимался на воздух, возвышаясь не только духовно, но и телесно. Иногда его видели над землею не только во время молитвы, но и когда он работал или куда-то шел.

* * *

Когда он жил в келье Честного Креста, с ним произошло необыкновенное событие, о котором сам он рассказывал так: «Молясь — не знаю, что со мной произошло, — я поднялся высоко в воздух и увидел каливу под собой. Ни того, как я поднялся в воздух, ни того, как опустился обратно на землю, я не понял».

* * *

Свидетельство святогорского монаха: «Однажды я посетил Старца в "Панагуде". Когда я пришел, он клал у себя в келье печь из кирпичей. Он сделал из досок козлы, на которых лежали кирпичи и раствор, и сам встал на эти козлы. Он работал, а я увидел, что он стоит на воздухе на высоте тридцати сантиметров над доской. Сперва мне показалось, что я плохо вижу. Но потом я убедился в том, что он действительно стоял на воздухе! А потом я вновь увидел его стоящим на доске».

* * *

Куда бы Старец ни приходил, он разливал вокруг себя Божественную Благодать. «Если человек, имеющий в себе Благодать, куда-то идет, то вокруг него сразу же, подобно электрическому току, разливается та духовная нежность, которую он имеет в себе. Если же человек находится в бесовском состоянии, то он тоже распространяет вокруг себя то, что у него внутри. Наше собственное духовное состояние воздействует и на других».

Старец знал о той Благодати, которую дал ему Бог, и делился с другими тем богатством, которое у него было, если они в этом нуждались.

* * *

Рассказ господина Василия Мурохидиса из города Коницы: «Когда мне было шесть-семь лет, Старец Паисий жил в монастыре Стомион. Однажды мы, дети, вместе со Старцем пошли из города в монастырь.

Подъем был очень трудным и крутым. Увидев, что я устал, отец Паисий сказал: "Василий, когда ты будешь уставать, осеняй себя крестом, опирайся своей палочкой в меня и иди дальше".

В одном месте мы увидели, что на тропинку упал большой камень, объемом где-то в полтора кубометра.

— Отец Паисий, — сказал я ему, — вот если бы приехал экскаватор, то он отодвинул бы эту глыбу на обочину.

— Исключено, — отвечает он. — Где мы найдем экскаватор? Ведь ты сам экскаватор — вот тебе и придется двигать глыбу.

— Я не могу, я маленький!

— А ты Постараешься, перекрестишься, прочитаешь"Отче наш" и справишься. Я тебе тоже буду помогать. Ты будешь толкать камень, а я буду толкать тебя.

Я уперся, стараясь столкнуть глыбу, а он только чуть прикоснулся к ней рукой, и она покатилась в обрыв. Обрыв был рядом, и она покатилась быстро: перевернулась и полетела вниз. Казалось, что весом она была не более трех килограммов. Тогда я не осознал чудесность этого события и понял кое-что только потом, когда немного подрос»;

* * *

Свидетельство господина Георгия Куркуолиотиса из Коринфа: «Когда я приходил в келью Старца, он после беседы меня провожал. Обычно он легко похлопывал меня по голове и по плечу. Первое время я не до конца понимал, Какую помощь получал от этого простого прикосновения. Однако потом осознал, что таким образом я приобретал силу, бодрость и оптимизм. Когда иной раз, провожая меня, Старец забывал похлопать меня по голове, я просил его: "Геронда, перекрести меня". А он мне отвечал: "Я ведь не священник... Но раз ты этого хочешь..." — и клал мне на голову ладонь. В этот момент я чувствовал, как в меня из него переходит какая-то сила. Я уходил с легким сердцем и разрешенными проблемами. Старец был исполнен Божественной Благодати».

* * *

Свидетельство господина Ангелоса Хорозидиса, офицера полиции из города Салоники: «Однажды мы возвращались со Святой Горы в Салоники с отцом Паисием и с отцом Григорием из монастыря Честного Предтечи в селении Метаморфоси. До Салоник было еще 150 километров, а я был как выжатый лимон, потому что не спал более тридцати часов. Оба Старца сидели на заднем сиденье автомобиля. Батюшка Паисий в какой-то момент сказал мне: "Устал ты. Отдохни-ка, я сам порулю". Он пролез между сиденьями и сел впереди. Конечно, за руль Старец не садился: он и не умел водить машину. Он сказал это в шутку, однако необыкновенность заключалась в том, что я не понял, как мы доехали до Суроти, — я был свеж и полон сил».

* * *

Брат Старца Лука рассказывал: «Отец Паисий жил тогда в монастыре Стомион. Однажды на тропу, ведущую из города в монастырь, упал большой кусок скалы. Собралось много народа, чтобы с помощью деревянных рычагов сдвинуть его с места, но старания были тщетны. Потом все ушли, а Паисий мне сказал: "Ну давай, иди и ты". Я немного отошел, спрятался в кусты, чтобы посмотреть, что он станет делать. Он, осенив себя крестом, взялся за эту глыбу, поднял ее, словно она была стулом, и отбросил в сторону от дороги!»

* * *

Священник одного из коницких храмов отец Харалампий Анастасис рассказывает: «Однажды я приехал на Святую Гору на престольный праздник в лавру святого Афанасия. После престольного праздника я шесть часов шел пешком в "Панагуду", чтобы увидеть Старца, которого не видел двадцать пять лет. Я встретил его в лесу недалеко от каливы. Он тут же узнал меня и — удивительное дело! — вспомнил точную дату, когда меня рукоположили во диакона, когда во священника. Я сказал ему: "Отче, окажи любовь, может, немножко покушаем?"

— Покушаем, — говорит, — у меня есть, что покушать.

Он показал полиэтиленовый мешочек, в котором лежало три очень маленьких помидора и полтора сухаря. Я подумал: "Так вот что мы покушаем?" Не удержавшись, я спросил: "Геронда, что нам здесь есть? Я со вчерашнего дня ничего не ел. Мне и двадцати таких помидоров будет мало".

А он мне ответил: "Отец Харалампий, мы помолимся, ты эти помидоры благословишь, и еще останутся лишние".

Он развязал мешочек, разрезал его края таким образом, что из него получился крест, и разложил его как скатерть. Передо мной он положил два помидора и один сухарь, а себе оставил половину сухаря и один помидор. Ну что же, помолились мы, как положено, и Старец попросил: "Отче святый, благослови". Я благословил, и мы сели есть. Куда подевался мой голод?

Я был совершенно сыт, словно кто-то закрыл мне горло, и мне перестало хотеться есть. Я наелся одним сухарем, даже не смог его съесть полностью — немножко оставил. Мне хотелось только пить. А Старец все приговаривал: "Кушай, отец Харалампий, кушай!" — "Да куда тут кушать, Геронда, знаете, как я наелся!"

Потом весь день я заходил в разные кельи, монастыри, но не мог ничего есть, и даже обычное угощение, которое дают паломникам в святогорских монастырях, мне было съесть не под силу. Я только просил монахов: "Воды, воды, дайте мне воды!"

Я ушел от Старца под сильным впечатлением, и когда брел один по святогорским тропам, восклицал: "Что же это было за благословение?! Оно было подобно тому, которым Христос благословил пять хлебов и две рыбы, и насытились пять тысяч мужей, не считая жен и детей. Это было благословение Господне!"»

* * *

По смирению Старец не только не хотел фотографироваться и избегал этого, но и проявлял в таких случаях неудовольствие и даже сердился. Он уступал, соглашаясь, чтобы его сфотографировали, только перед чутким и смиренным человеком, чтобы не ранить его отказом, чтобы тот человек не истолковал отказ собственным недостоинством. В таких случаях Старец предпочитал огорчиться сам, но не огорчать брата. В жертву любви он приносил даже свое смирение.

Многие пытались сфотографировать Старца тайно или явно, в то время как он стеснялся выразить несогласие в присутствии игуменов, епископов или во время Крестного хода. Некоторые фотографии действительно выходили хорошо, однако чаще на фотографиях Старец получался неудачно. Обычно на фотографиях Старец выглядит огорченным из-за того, что его фотографируют, так что смотрящий на фотографию чувствует себя виноватым.

Однако есть много свидетельств и о том, что, когда Старца тайком или исподтишка фотографировали без благословения, он чудесным образом не фотографировался, «не попадал» в фотообъектив. В одних случаях засвечивалась пленка или ломался фотоаппарат, а в других — фотография выходила хорошо, но Старца... на ней не было!

* * *

Профессиональный фотограф, господин К., рассказывает: «Однажды я посетил Старца и получил большую помощь от его богопросвещенных советов. Однако еще больше меня привела в умиление его чрезвычайная любовь и жертвенность. Болезнь совершенно лишила его сил, он очень страдал от боли. Однако, поняв, что я нуждаюсь в его совете, он забыл о своем собственном состоянии, прилег во дворе на пеньках (ведь он не мог тогда ни стоять, ни сидеть) и стал со мной беседовать. Когда я уходил, мне захотелось его сфотографировать, чтобы, глядя потом на его фотографию, вспоминать о нашей благословенной встрече. Однако, зная, что он откажется фотографироваться, я из-за спин других паломников сделал два снимка. Но Старец, хотя я в тот момент ничего и не понял, помешал съемке по-своему: после проявления пленки, оба кадра были совершенно черными, такими, словно бы я делал эти фотографии, забыв снять крышку с объектива!»

* * *

«Однажды, — свидетельствует другой паломник, — я пришел в "Панагуду". Там никого не было. Я понял, что сам Старец был в келье, потому что навесной замочек на деревянной двери, которая вела в дом, висел открытым. "Какая удача!" — подумал я. Я поместил среди веток свой фотоаппарат так, чтобы его не было видно, навел его на дверь кельи и постучал в железное клепальце. Как только Старец вышел на порог, я нажал на спуск. Ах, как мне было радостно!..

Однако представьте мое изумление, когда, проявив пленку, я увидел, что, хотя дверь вышла очень четко, Старца Паисия на пороге... не было!»

* * *

Подобное происходило и в случаях, когда беседу со Старцем хотели записать на магнитофон. То заклинивало кассету, то магнитофон переставал записывать, то на записи было все что угодно — голоса третьих лиц, пение птиц, шумы — кроме голоса самого Старца!

* * *

Свидетельство одного студента: «Однажды с однокурсниками я посетил Старца Паисия. Мы начали беседу, и Старец, догадавшись, что мы записываем ее на диктофоны, велел нам их выключить.

Мои товарищи выключили диктофоны, но я — поскольку мой диктофон был спрятан как следует — решил его не выключать. В какой-то момент Старец вновь сказал: "Да выключите вы Свои магнитофоны!" — и добавил: "Да и хотя бы вы их не выключали — все равно они ничего не запишут".

Когда мы уходили от Старца, я выключил диктофон не сразу. Потом я стал слушать кассету и убедился, что и до беседы со Старцем, и после нее запись была нормальной, а беседа Старца с нами на кассету не записалась ».

* * *

Свидетельство господина Георгия Куркулиотиса: «Однажды к Старцу пришла группа студентов, один из которых принес с собой маленький магнитофон, чтобы записать беседу. Вдруг Старец повернулся к нему и сказал: "Та штука, которая спрятана у тебя в кармане, ничего не записала". Молодой человек похолодел. И действительно, на кассете не записалось ни одного слова».