Беседа на Четвертодневного Лазаря

Беседа на Четвертодневного Лазаря

Лазарь созвал настоящее собрание, и хочет приготовить из своего воскресения трапезу, достойную тех, которые любят прекрасныя и чудныя вещи. Или лучше, он уже приготовил ее, и зовет на пир всех тех, которые в страданиях своих изображают Христовы страдания. Как же он это делает? — Предлагая в снедь совершившееся над ним великое чудо. А сколь оно велико, о сем тотчас будет сказано. И так взяв теперь в руки Евангелие и вникнув в слова, постараемся открыть глубокий смысл их, остановясь на чуде, откуда рекою проливающиеся токи учения предложим желающим обильно почерпать из них. По сему пусть станет среди нас Боговидец Иоанн, сей самовидец и провозвестник неизреченных таин, возлежавший на персях Того, кто есть жизнь всех, приложивший сердце свое, как удобоприемлемый сосуд, к живому источнику, и, посредством духовнаго некотораго сообщения, исполнившийся сокрытыми в сердце Господа животворными тайнами. Он, приступая к описанию страданий Господа, один только особливо описывает чудо, произведенное над Лазарем, и говорит:

Бе некто боля Лазарь от Вифании, от веси Марии и Марфы сестры ея. Посласте убо сестре его ко Иисусу, глаголюще: Господи, се его же любиши, болит. Слышав же Иисус, рече: сия болезнь несть к смерти, но о славе Божией, да прославится Сын Божий ея ради. (Ин. гл.2). Что Лазарь был болен, это общая слабость человеческой природы. Ибо видимая часть человека, состоя из брения и земли, много имет по природе своей недугов, возмущающих душу и обременяющих тело. — А что не к смерти, сказано, была у него болезнь, но к славе Божией, дабы Сын Божий прославился чрез нее, в сем без сомнения заключается таинственный смысл, который должно объяснить в настоящем изследовании.

Какую иную славу для Себя разумеет здесь Христос, как не славу Креста? — Слава Христова есть Крест; он был целию, предназначенною Им прежде веков. Ибо Иудеи, сотворившаго толикое чудо имели пригвоздить ко кресту, для славы коего Он пренебрег поношение, как говорит богословствующий Апостол (Евр.12:2). Ибо те, которые оставались нечувствительными при многократных чудесах Его, могли ли придти в чувство, видя и сие чудо? Несмотря на то, что воскресение и восстание из гроба четверодневнаго мертвеца, приходившаго уже в согнитие, не маловажное было чудо, и ничем не меньшее других, которых они были свидетелями, — их не вразумило толикое чудо, а только более зажгло в них зависть. И так о сей славе Он говорит, о славе Креста, на котором вознамерился умереть за нас. Хотя Он еще прежде всех веков имел славу Отца, как Бог и Сын Божий, равносущный Отцу; но и святое страдание пречистой плоти своей вменяет Себе в славу, как причину всемирнаго спасения.

Но обратимся на путь, который показал истинный путь жизни — Христос, говоря: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин.15:13). Ибо Он знал, что по произведении сего чуда, Иудеи будут возбуждать и возмущать против Него народ, Каиафа придет в бешенство, и что Сам Он претерпит крестную смерть. А что Лазарь был друг Его, это ясно видно. Любяше же, сказано, Иисус Марфу и сестру ея, и Лазаря. Кто столько блажен, что любим от Христа, который есть самая любовь? И что удивительнаго, если и жены, мужи по духу, любимы были Тем, который пришел всех призвать к Себе? Так много Он любил их, что и чудо, сотворенное над братом их, отличил пред прочими чудесами величием действия. Егда же услыша, яко болит, тогда пребысть, сказано, на немже бе месте два дни. Для чего? — Ибо предвидел, что больной непременно умрет. И потому желая отклонить сомнения от людей подозрительных, отсрочивает на некоторое время путь свой, ожидая, пока он испустит дыхание, и погребен будет; и также, дабы кто–нибудь не почел неприличным то, что Он по первому слуху спешит показать чудо. Потом глагола учеником: идем во Иудею паки. Божественное дерзновение! — душа готовая подъять страдания и совершить таинство спасения! Глаголаша Ему ученицы: Равви, ныне искаху Тебе Иудее камением побити, и паки ли идеши тамо? Это слова малодушия, и еще более неведения! Ибо они не знали, к чему идет дело. Иначе не стали бы противоречить, не произнесли бы таких слов, которыя показывают слабый и робкий дух. При том же, имея еще и нетвердую веру, они не без причины страшились. По сему за нужное считали сказать: Ныне искаху Тебе Иудее камением побити, и паки ли идеши тамо? Отвеща Иисус: не дванадесять ли часов во дни? Аще кто ходит во дни, не поткнется, яко свет мира сего видит, Аще же кто ходит во нощи, поткнется, яко несть света в нем. Сею притчею означает время страдания, которое долженствовало скоро наступить.

Под днем разумей благодать и истину, освещаясь коими путник Евангелия не претыкается о камень Иудейскаго претыкания; Яко свет мира сего видит. Свет же мира есть Христос, который сказал: Аз свет в мир приидох. И еще: Аз есть свет миру. Под светом можешь разуметь и проповедь Евангельскую, и возрождение посредством крещения, и жизнь благочестивую, по словам: Тако да просветится свет ваш пред человеки (Мф.5:16). А под нощию — слепоту законную, по причине которой, идущий по стезям прообразований и взирающий на одну тень письмени, претыкается о Христа, служащаго камнем соблазна тому, у кого неверие ослепило очи. Почему же претыкается? Потому что не имеет в себе света благодати, который бы мог прогнать и разсеять тьму прообразовательной тени, так чтобы сияние духа осветило букву. Под днем можно еще разуметь и очевидность онаго чуда, которое подобно солнцу облистало мрачныя сердца, и вдруг всю Иудею. Ибо, не как при других чудесах, не заповедал не говорить никому о сем чуде, потому что не втайне сотворил его. Следовательно под нощию можно разуметь и тот мрак, который покрывал душевныя очи Иудеев, страдавших неведением и слепотою. Ибо не познаша, сказано оних, ниже уразумеша, во тме ходят (Пс.81:5). Они не только не захотели смотреть на Свет, во тьме светящийся (Ин.1:6), но не приняли в уважение, умалчивая о другом, и множества знамений. Посему справедливо они уподобляются ночи, и за неверие их справедливо Христос для них есть камень претыкания и соблазна.

Сия рече, и посем глагола: Лазар друг наш успе. Кажется, что слова сказаны невразумительно для учеников, впрочем оне ясно выражают означаемую вещь. Посему представляя и причину, побуждающую итти к нему, говорит; Но иду, да воз6ужу его. Не тщеславясь Он говорит сие. Иначе не выразился бы так темно, что и самые ученики не поняли слов Его. Не сказал: иду, да оживлю или воскрешу его из мертвых, но да возбужу. Трудно было вдруг угадать. Реша убо ученицы: Господи, аще успе, спасен будет. Они разумели пробуждение от сна, Рече же Иисус о смерти его: они же мнеша, яко о успении сна глаголет. Видишь, каков язык не напыщеннаго высокомерием учения, так что и слышавшие не могли уразуметь слов, по причине скромности выражения? Посему Он не укорил их, как часто то делал, исправляя медлительность ума их, когда они не понимали того, что Он говорил им. Однако после того, снимая покров наводивший темноту, яснейшим образом открывает истину, и говорит прямо: Лазар умре. Они не знали, что значили слова, и сие незнание тем более показали, что дали на оныя вовсе несообразный ответ. Посему Господь, дабы изъяснить дело, весьма кстати прибавляет тотчас: Лазар умре; как бы так говоря: заключайте же из сего объяснения, что воспоследует. Ибо иду, да возбужу его, — Говорить без тщеславия. В словах своих не показывает ни честолюбия, ни безсилия или неведения, но открывает все вместе: мудрость и предведение и силу, каковыя совершенства заключались в природе Его. Так верно предсказал Он событие, как будто бы будущее было уже настоящим.

Лазар умре: и радуюся вас ради, яко не бех тамо: но идем к нему: Видишь, как скромно выражается, и с каким неполным объяснением предполагаемой цели, идет показать чудо? Ибо, подобно как и там, где сказал: успе, не присоединил и здесь: иду, да воскрешу его; но умалчивая о том, радуюся, говорит, вас ради, да веруете, яко не бех тамо. Если б Я был там, то есть, как человек, то не превозмогла бы смерть. Но идем к нему. Для чего? Дабы вы поверили, что Я и мертвых могу воскрешать повелением Моим. Лазар умре. Прежде, когда Он неясно предсказал о смерти его словом: успе; то другом назвал его, заменив смерть именем друга; но когда прямо говорит о смерти его, то другом не называет, дабы не подумали, что Он имел к нему особливую любовь. Ибо надлежало Ему не только показать свое снисхождение, но и свое достоинство. Первое позволяло плоти все, что свойственно человечеству и естественной слабости; а другое усвояло ей то, что прилично Божеству и власти Божественной. И так радуюся, говорит, вас ради, да веруете, яко не бех тамо. Видишь, как Он при всяком случае всевает в них веру? Дабы кто не подумал, что смерть была притворная; или что Он не допустил смерть овладеть другом, что отгнал болезни и возставил болящаго. Ибо сие могло бы случиться, говорит Он, если б Я был там.

Не бех тамо: но идем к нему. Говорит по человечески. Видимою частию существа Он не был там. Ибо тело, имея троякую протяженность, и будучи ограничено, переходит с места на место постепенно. Таково свойство его. И хотя соединясь с Божеством, оно получило много сверхъестественнаго, однако не уничтожилось в нем ни одно природное качество. Но невидимым Божеством своим в каком месте Он не присутствует, или какое место вмещает Его! И так радуюсь вас ради, да веруете, яко не бех тамо. Что Ты говоришь, Господи? Ты не был там, будучи везде, и все исполиняя Божеством? Правда, говорит Он, Я был, но не плотию, а величеством славы Божественной. Но идем к нему. Время исполнить закон дружбы, время явить могущество силы, время воспретить словом смерти, и гласом разрешить пелены мертваго.

Рече же Фома, глаголемый близнец, учеником: идем и мы, да умрем с Ним. Быстрая речь! Два в ней выражаются чувства: пламенная любовь, поелику он и других с заботливостию побуждает итти на смерть с Учителем;- и робкое малодушие, поелику представляет как бы на деле то, чего еще не было. Но не будем думать, чтобы укрепивший нас в вере неверием своим, пришел в такой страх. Положим, что неустрашимость, а не боязливость вдохнула ему слова сии. Ибо весьма вероятно, что от горячей и нежной любви к Учителю своему, он почувствовал нечто достойное таковаго благорасположения к Нему. Если мы, говорит он, получили от Него силу творить знамения, и другия дарования, которыми превосходим многих, то чего не должны будем потерпеть, если тогда, как Его поведут на смерть, мы оставим Его, — Того, кто возвел нас на такую славу, что мы можем и горы переставлять, и большее сего творить? И так последуем за Ним, чтобы и жить и умереть с Ним. Язык смелый! Намерение отважное! Идем и мы, да умрем с Ним. Что ты говоришь? Еще не видишь предающаго, а возвещаешь смерть? Ищу вечери. Где умывальница? Где же стража, с которою идет изменник, дабы предать своего Благодетеля под лицемерным знаком любви? А народ где? Светильники, дреколия, мечи, с которыми вышли, как на разбойника? Еще не видно лобызания, взятия, приведения к Анне, осуждения у Каиафы, предстояния у судилища Пилатова, посмеяний, червленой ризы, терноваго венца, трости, заушений, заплеваний, биений, ударов. Еще Пилат не умывает водою рук своих, и не обагряется кровию. Еще нет креста, нет гвоздей. А ты говоришь: идем и мы, да умрем с Ним! Так, говорит он, я предвижу будущее, как настоящее. Ибо знаю, что Он воскресит Лазаря, разжет зависть в Иудеях, и тогда сбудется это. Идем и мы, да умрем с Ним. Не о себе только говорит, но возбуждает дух и в других.

Так сие происходило. Между тем Лазарь был уже мертв, и истлевал, тогда как предстает Иисус, Христос и Бог, и жизни Дарователь. Прежде надлежало сокрушиться сосуду, и потом уже притти скудельнику. Прежде надлежало разрушиться дому, и тогда уже явиться строителю. И так когда теперь Христос, Бог Слово, входит в Вифанию, последуем и мы туда за Ним словом своим. Что говорит Евангелие? Пришед же Иисус. Куда и откуда? — В Вифанию из–за Иордана. Но где нет Христа? Или какое место может быть без Него? Впрочем здесь надобно разуметь о Нем, как о человеке, а не как о Боге. Бог есть существо безпредельное и невместимое, которое ничем ограничить нельзя. Пришед же Иисус, обрете его четыре дни уже имуща во гробе. И сие Он учинил с мудрою целию. Дабы стихии разрешились на свои части, и чудо соделалось тем славнее; для того он медлил в пути. Ибо во столько дней должен был уже повредиться лежащий во гробе, между трупами мертвых. И так обрете его четыре дни уже имуща во гробе. Дабы тридневно Воскресший наперед воскресил четверодневнаго, и видели неразумные Иудеи, что начавший уже гнить и тлеть по одному слову вышел из гроба. Обрете его четыре дни уже имуща во гробе. Чем более прошло времени от погребения, тем удивительнее была сила Христова. Бе же Вифания близ Иерусалима, яко стадий пятънадесят. Посему многие вышли для утешения Марии и Марфы. И мнози от Иудеи бяху пришли к Марфе и Марии, да утешат их о брате ею. И подлинно, город был неподалеку и неудивительно, что многие пошли к ним: или для того, чтобы иметь удовольствие видеть благочестивую жизнь сих двух жен, так как она всем была известна; или по причине сего печальнаго и скорбнаго случая. Притом множество собравшагося народа могло засвидетельствовать чудо, а следовательно такое собрание и не безполезно было.

Марфа убо егда услыша, яко Иисус грядет, срете Его. Мария же дома седяше. Мария не знала, что Иисус идет. Иначе, не сидела бы дома. Впрочем, если б и знала, то по благоприличию должна была оставаться дома, дабы принимать утешения от посетителей. Но Марфа была живее по характеру и простее, и по сердцу откровеннее. Почему и побежала к Нему на встречу, дабы показать важность Его присутствия и известить о смерти друга. Объявляет Ему то, как незнающему, хотя и признается, что мог бы Лазарь и не умереть, естьлиб Он при нем был. Аще бы еси зде был, говорит, не бы, умерл брат мой. Но и ныне вем, яко елика аще просиши от Бога, даст тебе Бог. Видишь веру? Видишь несомненный дух? В двух мыслях представляет Его и Богом, и жизни подателем, хотя несколько и погрешает по простоте своей. Аще 6ы еси зде был, говорит. Что ты говоришь, Марфа? Слова несправедливы. Ибо Он был и присутствовал, и присутствует всегда. Но дабы возвеличить чудо, Всеисполняющий Божеством не много замедлил, давая время смерти. Аще бы, еси зде был, не бы, умерл брат мой. Видишь, как она уверовала в Него, что Он Бог, и что может повелевать смерти, и мертвых воскрешать властию своею? Если б Ты был здесь, говорит она, то знаю, что не победила бы смерть, и светильник рода нашего не угас бы. Не приспел бы предел жизни его, если б только Ты, полагающий всем пределы жизни, был здесь. Но и ныне вем, яко елика аще просиши от Бога, даст тебе Бог. Говорила, как к человеку. Однако смотри, как и здесь она сказала истину. Мудрая была жена, хотя и показывает легкомыслие. Будучи уверена, что если б Он был у них, то не умер бы Лазарь, не усомнилась в сем и на будущее время. Почему к первым словам своим при встрече, присовокупила и сии: Но и ныне вем, яко елика аще просиши от Бога, даст тебе Бог. Аще 6ы еси зде был, не бы умерл брат мой. Не потому, что люди умирают, он умер, но поелику Тебя не было здесь, смерти Победителя. Твердая вера, хотя речь и колеблется! Несколъко, кажется, она и укоряла Его сим за то, что Он не тотчас пришел, как скоро оне послали возвестить Ему и сказать: Се, его же любиши, болит.

Глагола ей Иисус: воскреснет брат твой. Приятныя слова! Оне двоякую приносят пользу. Не только исправляют погрешность, но и умеряют жесткость горести. Воскреснет брат твой. Для избежания тщеславия, Он не сказал: Я воскрешу, брата твоего, но: воскреснет брат твой. Сказал: воскреснет, не определив времени, чтоб очистить ея веру. Почему и она говорит: Вем, яко воскреснет в последний день. Если, говорит Он, будущему веришь воскресению, то не сомневайся и в настоящем. И того и другаго — Я начальник. Воскреснет брат твой. Сие сказал и в опровержение ея слов: Вем, яко елика аще просиши от Бога, даст тебе Бог — воскреснет брат твой. Открывает ей силу владычества своего, и научает ее быть неспешною в речах, когда оне до Бога касаются.

Иисус говорит: Веруяй в Мя, аще и умрет, оживет. И всяк живый и веруяй в Мя, не умрет во веки. Емлеши ли веру сему? Вот что сие значит: хотя бы верующий в Меня и подлинно умер, то есть, смертию телесною, однако смерть не владеет им, как неверными. Емлеши ли вере сему? — А таковым мудрым уверением Он и привлек душу жены к вере в Него, как видно из ответа. Ибо что она говорит? Ей Господи: аз веровах, яко Ты еси, Христос, Сын Божий, иже в мир грядый. Чувствуешь ли силу слов? Видишь ли, в какую веру Он привлек ее? Та, которая недавно обманывалась по простоте своей, постигла высокие догматы. Что о Христе должно исповедывать, все то в немногих словах сказала. Ей Господи: аз веровах, яко Ты еси Христос, Сын Божий, иже в мир грядый. Сие проповедав ясно, заключила в один ответ все Богословие, и все строительство спасения.

И сия рекши, иде и пригласи сестру свою, тай рекши: Учитель пришел ест, и глашает тя. Она же яко усльша, воста скоро и иде к Нему. Столько обрадовалась Ему, сколько печалилась о брате, Ибо как скоро услышала, что Иисус идет, тотчас оставила печаль свою, и показала, сколь горяча вера ея. Но и Марфа хорошо сделала, что не обнародовала обещания Христова. Поелику видела, что в числе народа, окружавшаго и утешавшаго Марию, были люди, которые ненавидели Христа за Его чудеса. Учитель пришел ест, и глашает тя. Из настоящаго присутствия, говорит, заключай, к чему клонится дело. Не для утешения, не для отрады нашей пришел. Если бы так, то Он прежде пришел бы. Пришел, дабы оживить, воскресить брата. Она же яко услыша, воста скоро, и иде к Нему. Не спрашивает, не медлит ни мало; но, как будто бы она уже обнимала руками своими оживленнаго брата, поспешно встала и устремилась к Источнику жизни, мало или совершенно не заботясь о посетителях. Не уже бо бе пришел Иисус в вес, но бе на месте, идеже срете Его Марфа. Так поспешила, что еще застала Господа на прежнем месте, А Он шел медленнее, зная подозрительный дух Иудеев, да бы не показалось им, что Он Сам вызывается на чудо, но что идет по просьбе жен. Ибо и итти не хотел, разве по усердному приглашению, дабы не подумали, что дело наперед было вымышлено. — Иудеи же, бывшие с Мариею, когда увидели, что она поспешно встала, и скоро вышла из дома, то подумав, что она спешит на гроб брата своего, дабы там плакать и рыдать о нем, пошли за нею, с намерением отклонить ее от слез. То было дело Промысла, который хотел, чтобы и они присутствовали, дабы в глазах их совершившееся чудо не осталось не засвидетельствованным.

Мария же яко прииде, идеже бе Иисус, видевши Его, паде Ему на нозе, глаголющи: Господи, аще бы, еси был зде, не 6ы умерл мой брат. Имея одинаковыя чувства с сестрою, одинаковыми приветствует и словами. Смотри, как много в короткое время делает тогда Мария. Встречает как Бога, припадает дерзает, объявляет, что умер Лазарь. И не только сие, но и что в отсутствие только Его могла случиться преждевременная смерть, говоря, что Он тогда уже пришел, когда время сделало недействительным всякое врачевство, как бы отвергаемое смертию. Из сего можно заключать, что она приняла Его за Бога, и как с Богом говорила, хотя и погрешила в словах: Аще бы еси был зде. — Иисус убо, яко виде ю плачущуся, и пришедшыя с нею Иудеи плачущия, огорчися духом, и возмутися Сам, и рече: еде положисте его? Не сказал: Пойдем ко гробу, дабы не показать прежде времени, что Он хочет произвести чудо. Где положисте его? Вас говорит, спрашиваю, которых хочу иметь свидетелями. Сами идите, и покажите гроб. Где положисте его? Нарочно показываю незнание, дабы обличить вас в неведении. Где положисте его? Не потому Он спрашивал, что не знал, но поелику хотел более расположить к чуду присутствующих. Ибо мог ли не знать, где положен был Лазарь, Тот, кто знает Отца столько, сколько Отец знает Себя; в ком сокрыты все сокровища премудрости и ведения? Не должно ли сказать, что здесь Он показывает Себя человеком, изображая в Себе наши несовершенства? Ибо незнание и от него происходящия ощущения нам принадлежат, а не Тому, кто знал все прежде, нежели что–нибудь было. Ибо хотя Он принял на Себя все свойства нашей природы, однакож только те, которыя были удалены от греховной нечистоты. Сквернам, приставшим к природе от чувственнаго вожделения, или испорченности ея, Он не был причастен. Он был безсквернен и неподвержен страстям; принял на Себя всю природу нашу, не изменяясь в Божестве своем. Разве можно положить, что Слово приняло на Себя все несовершенства природы нашей по усвоению, будучи весьма удалено от них по существу своему. — Где положисте Его? Не от незнания вопрошает. Иначе как Он, будучи в дальнем разстоянии от места, мог бы сказать: Лазарь умре? — Где положисте его? Для того, говорит Он, Я спрашиваю, дабы придать большую достоверность чуду. И думать надобно, что многие от радости спешили показать место, где положен Лазарь.

Глаголаша Ему: прииди и виждь. Прослезися Иисус. Прослезился, как человек: жалея не о Лазаре, но об Иудеях. Ибо Он пришел воскресить перваго, и потому безполезно было бы плакать о том, кто должен воскреснуть. А об Иудеях по истине надлежало плакать, поелику Он предвидел, что и по соделании чуда они останутся в своем неверии. Прослезися Иисус. Показал нам пример, образ и меру, как мы должны плакать об умерших. Прослезился; видя повреждение природы нашей, и безобразный вид, какой дает человеку смерть. Глаголаша убо Жидове: виждь, како любляше его. Смотри, и здесь зависть и враждебный дух. Виждь, како любляше его. Любимый любил. И справедливо. Аз, говорит, любящая Мя люблю. — Виждь, како любляше его. Сии слова некоторым образом происходили от удивления, но вместе и от зависти; так что некоторые сказали: Не можаше ли сей отверзый очи слепому, сотворити, да и сей не умрет? Но если Он отверз очи слепому, то почему же вы тогда не верили, и поносили Его? За чем предлагали безпрерывную цепь вопросов прозревшему, спрашивая, допрашивая, кто и откуда, и каков исцеливший, и чем отверз очи твои? Теперь как бы невольно признаетесь, что Он отверз очи слепому! И поелику одно чудо подтверждает другое, вы не принимаете ни того ни другаго. Так свойственно поступать Иудеям! Ибо когда они не огорчали Христа? Когда оставляли свое неверие, видя столь великия, и столь многия знамения?

Иисус же паки скорбя, прииде ко гробу. Бе же пещера — мрачное сердце Иудеев, и камень лежаше на ней — грубое и жестокое неверие. Глагола Иисус: возмите камень. Тяжелый — непослушания — отвалите камень, дабы извлечь мертвенное из буквы Писания. Возмите камень — неудобоносимый ярем Закона, дабы могли принять животворное Слово благодати. Возмите камень — покрывающий и отягощающий ум. Я и Сам мог бы отнять камень, но чтобы вы почувствовали зловоние, Я препоручаю самим вам отвалить камень от гроба. Возмите камень. Дабы вы засвидетельствовали, что сами отвалили и камень гроба. Возмите камень вы, Иудеи, не Мои ученики; дабы не заговорили на другой день, как о слепце: Не сей ли ест? не он ли? — и не сказали, что Я вместо сего воскресил другаго. Возмите камень, если хотите видеть великое чудо. Глагола Ему сестра умершаго Марфа: Господи, уже смердит: четверодневен бо есть. Ибо он четыре дня лежал во гробе, в продолжение которых надлежало повредиться умершему. Уже смердит: четверодневен бо есть. Слова неверия и сомнения. Впрочем необыкновенным чудесам всегда почти предшествует неверие. Уже смердит. Сказала сие Марфа, ощутив запах, когда подняли камень. Хотя слова происходили не от веры, однако относились к достоверности чуда, дабы не оставалось никакого сомнения в том, что тело пришло в разрушение. Господи, уже смердит. Не приближайся, говорит, дабы не почувствовать Тебе смрада. Уже смердит. Миро благовонное, не приступай к трупу зловонному. Господи, уже смердит. Слова жены возвеличивают чудо. Глагола ей Иисус: не рех ли ти, яко аще веруеши, узриши славу Божию? Сие сказал Он, как бы укоряя ее. Ибо из неправильных возражений ея, видно, что она не совсем свободна была от сомнений.

Иисус возведе очи горе, и рече: Отче, хвалу Тебе воздаю, яко услышал еси Мя. Аз же ведех, яко всегда Мя послушаеши: но народа ради стоящаго окрест рех, да веру имут, яко Ты, Мя послал еси. Возвел Он очи к небу, откуда снизшел к ним. Благодарит Отца, не потому, чтобы что–нибудь получил от Него. Ибо не просил. Хвалу Тебе воздаю, говорить, яко услышал еси Мя. Но совсем не просил, не умолял. Посему излишними кажутся слова: яко услышал еси Мя. Впрочем так Он говорит для Иудеев, показывая, что Он пришел с неба, и что Он есть Сын Божий и Бог, и что все творит по намерению Отца, как имеющий с Ним одну волю и природу. И поелику был человек, то и говорит по человечески, дабы не показалось несущественным вочеловечение. Сия рек, гласом великим воззва: Лазаре, гряди вон. И тотчас изыде умерый, обязан рукама и ногама пеленами, и лице его убрусом обязано. Не молится здесь, не говорит: Отче воскреси его. Ибо так говорить прилично только подвластным, и в зависимости находящимся. Но Он взывает, и не просто взывает, но гласом великим. Для чего? Дабы предзнаменовать и последнюю трубу, которая воззовеш великим гласом умерших. Лазаре, гряди вон. Владычний глас, царское воззвание, властительское повеление. Гряди вон. Оставив тление, приими плоть от нетления. Лазаре, гряди вон. Да знают Иудеи, что наступает время, когда сущие во гробах услышат глас Сына человеческаго, и, услышав, оживут. Гряди вон. Камень преткновения взят. Иди ко Мне; Я зову тебя. Гряди вон. Как друг, Я призываю тебя: как Господь, повелеваю. Гряди вон. Пусть уразумеют Иудеи, что Я, воскрешая четверодневнаго из гроба, кольми паче Сам воскресну после трех дней, если вкушу смерть. Лазаре, гряди вон. Выходи, обвитый пеленами, и облеченный в одежды погребальныя, дабы Иудеи не почли тебя за притворно мертваго. Пусть увидяш руки обвязанныя и ноги, и лице покрытое, дабы не могли не поверить чуду. Гряди вон. Пусть убедит в воскресении твоем зловоние от тела. Пусть сами развяжут пелены, и узнают того, кого положили во гробе. Гряди вон. Оживись, одушевись, и выйди из гробницы. Научи, как вся тварь во мгновение ока одушевится, когда глас трубы возвестит общее мертвых воскресение. Гряди вон. Дыхание является в ноздрях, кровь биется в жилах, открывается голос в гортани — человек слышит, видит, обоняет, ходить, словом, весь состав человека, когда одушевляется, получает употребление органов. Гряди вон. Сложи с себя пелены, и прославь чудо. Оставь отвратительное зловоние, и возвести могущество власти. Я к тебе взываю: гряди вон — Я, который сказал: да будет свет, да будет тверд. Я тебе повелеваю: гряди вон; чтобы ты мог видеть, как ученик продает Меня и продает Иудеям, как Я стою пред судилищем Пилатовым, и иду охотно на страдания — чтобы ты мог видеть дерзость Иудеев, а Мою кротость. Гряди вон; чтобы ты мог видеть, как Меня с разбойниками распинают, напаяют оцтом и желчию, и прободают копием в ребро; - чтобы ты мог видеть, как среди дня прогоняется свет, и ночь помрачает солнце; как Иудеи богохульствуют, и разбойник богословствует. Лазаре, гряди вон. И тотчас изыде умерый, обязан рукама и ногама пеленами, и лице его убрусом обязано. — И это по причине неверия Иудеев. Ибо если б на нем не было пелен то, вероятно, сказали бы, что он не умирал, но его, притворившагося только умершим, положили во гроб. Посему–то он вышел обвитый пеленами, смердящий, перевазанный со главы до ног, дабы никакого не было повода к такому заключению.

Глагола им Иисус: разрешите его, и оставите ити. Чтобы не могли ничего сказать коварные Иудеи, самих их заставляет развязать Лазаря, как бы так говоря: собственными руками вы развяжите его, и будьте свидетелями чуда. Разрешите его, и оставите ити. Поелику изхождение связаннаго не меньше удивительное есть дело, как и воскресение. Дабы совершаемое не принял кто–нибудь за призрак. Разрешите его: дабы и зрением и осязанием вы уверились, что это он самый есть. И оставите ити. Увидим, говорит, может ли действовать смерть против своей воли. Оставите ити. Ибо не требует руководителя теперь только получивший жизнь: сам может итти тот, который недавно пребывал в тлении. Разрешите его, и оставите ити. Пусть это будет образом общаго воскресения, когда тление перейдет в нетление, и все востанут от персти земной.

Мнози убо пришедшии к Марии видевше, яже сотвори Иисус, вероваша в Него. Блажен, кто совершил сию благую куплю веры, кто не вышел из Вифании тщетно, без приобретения. Я разумею пост. Кто стяжал славныя и изящныя украшения его, воздержанием и смирением, кто Истинно веруя во Христа, купил добрые маргариты Его учения, дав веру, и получив познание. Блажен, кто исткал себе безпристрастием светлую брачную одежду соединения со Христом, дабы незазорно вкушать закланную Пасху, и сретить со славою исходящаго из Вифании Господа, устилая Ему путь убеленными одеждами совести, и говоря: по мне, Господи, по мне да шествуют стопы животнаго, на которое Ты возсел. Это есть пресвятая плоть, в которую Он вышеестественно облекся для нас. Где столь благоразумный стяжатель, искупивший свое спасение сим образом? О, если бы и вы, люди Христовы, новое наследие, искупили оное в протекшие дни поста! Важная в сии дни производится купля, для тех, кои знают цену вещей. Здесь чистое золото — воздержание, жемчуг — слезы, дорогие камни — добродетельныя дела, сребро — девственность, чистыя одежды — неповрежденные нравы, ароматы — слова Господни; здесь украшение выи — кротость; предписывающая послушание; а серьги, перевязи власов, и златыя ожерелья — многоценныя заповедей исполнения.

Но для чего описывать в частности богатые дары поста, когда самый опыт научает нас, что все, от него происходящее, обращается во благо тому, кто стяжал его? — Кто же достойно совершил сей славный подвиг? Кто уподоблялся Марфе, — кто подражал Марии, сестрам Лазаря? Кто, подобно им, стяжал добрые маргариты — слезы, и принес оные Христу, оплакивая свою умершую душу так, как оне Лазаря? Кто приобрел драгой краеугольный камень — Христа, который повелел отвалить камень, чтобы воскресить Лазаря? Какая боголюбивая душа купила драгоценных ароматов; касии, ормуша, корицы, ониха, нарда, трости, и, приготовив благовонное миро, помазала вечеряющаго Господа? — которая, пав к ногам Его, помазала неприкосновенную главу, омочила миром и слезами ноги Его? — которая удостоилась слышать милостивый сей глас: Отпускаются тебе грехи твои? Какая душа изобилует столько миром и слезами что помазала и Христа — миро неистощимое?

Но, может быть, слыша сие, кто–нибудь скажет: я подражаю жене грешнице, и приношу, если не миро, то слезы. Где же вечеря? Где Христос? Где оставление грехов? — Где? Слушай. Я тебе ясно скажу. В Церкви. Во внутренней храмине твоей. Что говорю, в Церкви? В сердце твоем. Там Христос. Там излей на Него миро. Там пролей слезы. Но не имею мира, говоришь, ни алавастроваго сосуда. Не имеешь мира? — Нет, имеешь миро — благодать, алавастровый сосуд — сердце, слезы — исповедание, власы — кроткия воздыхания. Их принеси, их посвяти, и получишь прощение. Христос повсюду. Повсюду является на призывание. Только пусть не будет тут же Иуды; только зови с добрым намерением; пусть только вечеря твоя будет нелицемерная. Будь Симон, если хочешь. Пригласи Господа. Но не усумнись, как Фарисей. Призови Вездеприсущаго. Но не призывай Иуды. Будь Лазарь, если желаешь, — умерший миру, смердящий от ран, молчание, как камень, на устах носящий. Но лучше сделайся наперед другом Господу. Имеешь и ты сестр: душу и плоть. Подружи их со Христом, чтобы, когда ты почиешь, оне, подобно Марфе и Марии, послали к Иисусу, одна — мысли, другая — дела, сказать: Господи, се, егоже любиши, болит. Дабы, если ты совершенно умрешь миру и всему мирскому, пришедший Христос воскресил тебя, и сказал Ангелам своим: Разрешите его, и оставите ити. Разрешите. От чего? От уз греха. А итти куда? В недра Авраамовы, в обители вечныя, к нескончаемому Божественнаго покоя блаженству, которое да получим все мы благодатию и человеколюбием, всех нас призывающаго в свое познание, Христа, истиннаго Бога нашего, с которым слава Отцу и Святому Духу во веки. Аминь.