ГЛАВА 41 Арестованных освободили — Следы зверской расправы — Нетленное тело — Тайное становится явном — Заявление в милицию — Снова в камере — “Никаких компромиссов” — в горы со следователем — И опять спецприемник

ГЛАВА 41

Арестованных освободили — Следы зверской расправы — Нетленное тело — Тайное становится явном — Заявление в милицию — Снова в камере — “Никаких компромиссов” — в горы со следователем — И опять спецприемник

Вертолет с арестованными братьями приземлился на городском аэродроме. Подъехал грузовик спецслужбы с огромной будкой и увез пустынников в управление милиции. После предварительного допроса Илариона и одного из вновь пришедших сразу освободили, так как они имели сухумскую прописку. Причем строго-настрого предупредили, чтобы жили в городе по месту прописки. Пустынники остались в Сухуми и в горы уже не вернулись.

Ленивца и второго новоначального пустынника водворили в камеру, но вскоре тоже освободили по той же причине. У ленивого был сухумский паспорт, но только без прописки, а у второго — постоянная киевская прописка.

После освобождения эти двое сразу же, вечерним автобусом, уехали в ближайшее к озеру селение и, переночевав, рано утром ушли в свою пустыньку.

Придя на вторую поляну, они тотчас направились к церкви. Увидев в ней следы зверской расправы с отцом Исаакием, стали искать его тело по кустарникам во всех направлениях. Подошли к скальному обрыву и увидели убитого внизу. Чтобы спуститься к телу отца Исаакия, пришлось совершить далекий круговой обход.

Старец лежал на спине. Череп у него был полностью размозжен до самой переносицы. Была почти середина осени, но погода стояла необыкновенно жаркая, как летом. Однако на теле не было никаких признаков разложения. Оно не издавало ни малейшего запаха. Ни одна муха не кружилась над ним. Братья решили сходить за живущим неподалеку от дупла пустынником, чтобы втроем вынести убитого старца на поляну.

Бывший житель дупла обнаружил тело на другой день после прихода бандитов, но вынести его в одиночку у него не хватило сил. Он собирался найти в кустарнике какую-нибудь крохотную площадку с мягким грунтом, выкопать небольшую могилку и положить туда убиенного отшельника без гроба. Пустынник срубил каштановое дерево, наколол из него досок и сделал носилки для переноски тела…

Пришедшие братья вывели его из затруднительного положения. Возвратившись к подножию скалы, они втроем положили отца Исаакия на носилки, привязали крепко-накрепко веревками и поволокли поверх зарослей, пригибая их ногами к земле. Наконец, уже вечером, крайне усталые, пришли на вторую поляну. Быстро выкопали могилу и положили на дно доски. Уложили на них покойника, обложили досками и засыпали землей. Крест поставили позднее. С момента кончины до погребения прошло более четырех суток, но на теле так и не появилось никаких признаков тления. Постепенно о насильственной смерти отца Исаакия стали забывать…

Однажды некий монах-отшельник, живший высоко в горах, вдали от озера, после праздника Покрова Божией Матери возвращался на автобусе из города в свою пустынь. Дорогой что-то случилось с мотором, автобус надолго остановился. Путник прибыл в селение уже поздней ночью и среди непроглядной тьмы двинулся к озеру. Не имея электрического фонарика, он сбился с пути и стал блуждать по селу, раскинувшемуся на холмах так широко, что между домами было более двухсот метров. Наконец, наткнулся на какую-то изгородь. Держась за нее рукой, подошел к калитке и окликнул хозяина. За изгородью залаяла собака. В доме зажгли лампу. Через несколько минут подошла хозяйка. Монах рассказал ей о своем положении. Тогда она отворила дверь, впустила его во двор и провела в дом. Хозяин лежал на койке мертвецки пьяный. Когда гость разговаривал с хозяйкой, он проснулся, поднялся с постели и, шатаясь из стороны в сторону, подошел к столу. Видя незнакомого человека и догадавшись по его виду, что это монах, он стал знакомиться с ним, и знакомство это затянулось далеко за полночь. Хозяйка, не дождавшись конца разговора, легла спать.

Хозяином дома оказался тот самый темнолицый охотник-бандит. В откровенной беседе, длившейся около двух часов, он поведал гостю о зверском убийстве отца Исаакия со всеми подробностями.

Воистину нет ничего сокровенного, что не открылось бы и тайного, что не было бы узнано (Мф. 10,26).

Приозерные монахини сообщили пчеловоду об убийстве отца о. Исаакия. Пустынник сразу же догадался, что в этом преступлении непременно замешан темнолицый бандит, потому что из всех жителей ближайшего села тропу на вторую поляну знал лишь он один. Брат решил обратиться в милицию…

Войдя в кабинет начальника, сказал ему:

— В десяти километрах от Амткельского озера, вверх по течению впадающей в него речки, бандиты зверски убили старого человека по имени Исаакий. Тело его уже похоронили. Но нужно произвести эксгумацию для судебно-медицинской экспертизы.

— Да вас всех там надо было бы перебить до единого! — ответил начальник, пристально глядя на пчеловода и догадываясь, что перед ним отшельник.

— Благодарю за ваше пожелание, товарищ начальник, блюститель порядка, — ответил брат.

Несколько сконфузившись, начальник спросил:

— Почему вы там живете?

— У меня там пасека. А сейчас ее пытается присвоить один охотник, житель ближайшего села. Он постоянно выслеживает меня, чтобы убить. Этот бандит, я уверен, принимал участие и в убийстве отца Исаакия. Под скалой я спрятал мед, закупоренный в бочках, и не могу его вынести из-за этого изверга!

— Напиши об этом заявление, — сказал начальник, подавая брату лист бумаги.

Пчеловод взял бумагу и начал писать. В это время в кабинет зашел иностранец и, обратясь к начальнику сказал:

— Камрад, дружба…

Затем показал ему срезанный ремень от висевшего когда-то на нем фотоаппарата. Начальник догадался, в чем дело, и спросил немца:

— В каком месте города у тебя срезали аппарат? Немец плохо знал город и еще хуже говорил по-русски, но все-таки удалось выяснить, что это случилось в районе Красного моста. После этого начальник пообещал:

— Приходи вечером. Фотоаппарат твой будет здесь. Немец поклонился и вышел из кабинета.

Брат написал заявление и положил на стол. Начальник попросил его предъявить паспорт. Пчеловод вытащил из кармана документ и вручил ему. Тот раскрыл паспорт, посмотрел, пожал плечами и, ничего не сказав, положил вместе с заявлением в ящик своего письменного стола. Потом вызвал по телефону дежурного милиционера. Когда тот вошел в кабинет, он кивнул головой в сторону пчеловода и сказал:

— Пусть он пока временно побудет у тебя в дежурке. Милиционер увел брата в нижний этаж, где находилось дежурное отделение, и он просидел там пять часов, томимый недоумением. Вечером начальник вызвал его в кабинет и стал расспрашивать о могиле отца Исаакия. Потом сказал:

— Завтра на машине я направлю с тобой к Амткельскому озеру двух милиционеров, и ты проведешь их на место захоронения.

Во время их разговора в кабинет зашел немец. Начальник выдвинул ящик письменного стола, достал фотоаппарат и, весело улыбаясь, подал ему:

— Пожал-ста, камрад, пожал-ста.

Тот взял аппарат, тоже рассмеялся, поблагодарил начальника и вышел из кабинета… Милиционер снова увел брата в дежурное отделение. Поздно вечером дежурный посоветовал:

— Если желаешь, я уведу тебя в камеру, и там будешь отдыхать. Начальник ничего мне про тебя не сказал.

Пришлось согласиться, ибо сидеть в дежурном отделении до утра без сна было бессмысленно, тем более что завтра утром предстояло далекое путешествие… Щелкнул замок. Пустынник лег на голые нары, надеясь хорошо выспаться. Но… прошел час, за ним другой, третий, а он все никак не мог уснуть. В сознании без конца вращалась странная история с немцем. Вспоминались изумленные глаза иностранца, увидевшего свой фотоаппарат у начальника милиции.

Прошла ночь. Брат проснулся поздно утром. Ему казалось, что с минуты на минуту придет машина и они поедут в горы. Но проходил час за часом, а о нем никто не вспоминал. Дежурный милиционер давно ушел домой, а сменивший его не знал даже, что в помещении для арестантов находится человек без санкции на арест. Пчеловод со вчерашнего дня ничего не ел, и никто не интересовался, жив ли он?

Наконец, перед вечером решил постучать. Пришел дежурный и, открыв дверь камеры, с изумлением посмотрел на него. Брат дал ему денег и попросил послать кого-нибудь за буханкой хлеба. Через полчаса дежурный принес хлеб и ведро с водой.

Но вот наступила вторая ночь. Прошли вторые сутки, третьи, четвертые… Стало понятно, что блюститель порядка устроил брату искусственную голодовку. Если бы при нем не оказалось денег, то он уморил бы его до смерти. И это при том, что даже самого злейшего преступника вовремя и нормально кормят, а если он вздумает вдруг объявить голодовку, вызывают медицинских работников и кормят насильно. В данном же случае получилось наоборот!..

Только на восьмые сутки, ночью, дежурный милиционер открыл дверь камеры и повел брата на второй этаж, в кабинет начальника милиции. Войдя туда, он увидел целое сборище милицейских работников — четырнадцать человек. Начальник обратился к нему с просьбой:

— Ты скажи, что тот человек сам нечаянно упал со скалы и разбился. Представь, сколько людей будет мучаться, отправившись в такую даль! А ты скажи, как тебя просят, и на этом прекратим расследование. Тебе же все равно. Что ты хлопочешь о нем? Он же тебе не родственник… А по поводу притеснения тебя охотником из-за пасеки будем вести конкретное расследование.

— Нет-нет, — ответил брат, — никаких компромиссов! Я добиваюсь полного расследования. Вам действительно все равно, но мне это далеко не все равно… Бандит, увидев, что убийство прошло безнаказанно, совершит новое преступление, и следующей жертвой буду я.

После недолгого разговора милиционер опять увел пустынника в камеру.

На следующий день, после полудня, дежурный вывел его на улицу. Там уже стояла грузовая машина, а рядом — два милиционера. Один из них велел брату подняться в кузов. Сами они сели в кабину, и машина помчалась в сторону Амткельского озера. Возле Моньжарского моста инспектор ГАИ остановил машину и, найдя в документах какую-то ошибку, велел шоферу возвращаться в город. Тогда один из милиционеров зашел на пост ГАИ и долго с кем-то говорил по телефону. Наконец, удалось договориться, и двинулись дальше. Вечером машина подъехала к зданию Азантского сельсовета. Милиционеры вылезли из кабины. Брат тоже спустился с кузова. Шофер развернулся и уехал обратно.

Пчеловод с недоумением взглянул на милиционеров: они были одеты по-городскому — в милицейские мундиры, на ногах штиблеты и брюки навыпуск. Один из них был следователь.

— А где же у вас резиновые сапоги с длинными голенищами? — спросил его брат.

— А для чего они? — удивился тот.

— Как для чего?! Нужно будет идти по воде десять километров. Мои сапоги спрятаны в кустарнике, на другой стороне озера. А у вас-то их нет!

Следователь растерянно посмотрел на брата, ничего не ответив.

— Молчи, потому что ты арестованный, — цыкнул на него другой.

Следователь посоветовал брату подыскать где-нибудь себе место для ночлега, а сами они зашли в сельсовет. Брат разместился в стоявшем поблизости табачном сарае, где находились на привязи колхозные коровы. Найдя в углу свободное местечко, он сел на какой-то чурбак и просидел на нем, согнувшись, всю ночь. Было уже по-осеннему холодно. Ночью пустынник часто вставал, подолгу разминался, чтобы согреться, и снова садился.

Утром, когда уже высоко поднялось солнце, он вышел из сарая и стал разыскивать своих конвоиров. Спросил о них у первого попавшегося человека. Он указал на стоявший невдалеке дом…

Брат постучал, но никто не отозвался. Приоткрыл дверь: милиционеры спокойно спали после ночной пьянки. Брат разбудил их и сказал:

— Ну, пойдемте…

— Нам сейчас председатель колхоза даст машину, и тогда поедем, — ответил следователь.

— Пойдемте, здесь ходьбы напрямую до берега озера всего лишь полтора часа.

— Нет, нет. Подождем автомашину.

— Молчи! Ты — арестованный! — вновь цыкнул на пчеловода второй.

Но все-таки они поднялись со своих коек и вышли на улицу к зданию сельсовета. Сели на какое-то бревно, лежавшее возле дороги, и, опустив болевшие с похмелья головы, стали ожидать обещанную им автомашину.

А на поле была страдная пора. Колхозники — от мала до велика — убирали кукурузу. Председатель без конца ездил на машине то в один конец, то в другой. И только вечером машина подъехала к сельсовету. Милиционеры сели в кабину, брат поднялся в кузов, и шофер помчался в далекий объезд, через селение Аблухвару, к озеру. Через час машина остановилась возле южного берега. Милиционеры вылезли из кабины и стали с интересом рассматривать противоположный берег озера. Брат подошел к воде и приготовил к плаванию примитивное устройство, которым пользовались жители прибрежного села. Оно состояло из двух сбитых вместе больших корыт. Пчеловод сел в него, взял в руки весло и пригласил спутников:

— Ну, садитесь, поплывем.

Следователь как будто решился и стал спускаться к этому “кораблю”.

— Ой, ой! Что ты, что ты! Я плавать не умею. Если что случится, сразу же утону, — замахал руками второй. — Надо быть сумасшедшим, чтобы решиться плыть на этих ужасных корытах! Нет-нет! Поехали обратно…

— Ну, давай поплывем вдвоем, — стал уговаривать следователя пчеловод, — я дам тебе на другом берегу свои резиновые сапоги, а сам пойду по воде в кирзовых, и через два с половиной часа будем на месте.

Зная, что они весь день ничего не ели, брат решил подбодрить следователя, пообещав:

— Там и покушаем, и переночуем, а завтра возвратимся сюда.

Он был крайне заинтересован в том, чтобы доставить следователя на могилу отца Исаакия, где был бы составлен акт, подтверждающий достоверность написанного им заявления, но… Товарищ все же уговорил его вернуться обратно. Сели в ожидавшую их машину и, не останавливаясь возле здания сельсовета, поехали в селение Цебельду к автобусной остановке. Там, развернувшись, машина умчалась восвояси.

Следователь с братом остались одни, так как милиционер куда-то незаметно исчез. Через двадцать минут следователь остановил первую попавшуюся машину, и через три часа они были уже возле управления милиции. Брата бесцеремонно втолкнули в камеру, а утром увезли в спецприемник на длительный “отдых”.