В нём жило бессмертие. (А. Андреева)

В нём жило бессмертие.

(А. Андреева)

На вечере, посвящённом великому русскому философу Н. А. Бердяеву, когда зал был буквально наэлектризован речью о. Александра, он вдруг остановился, посмотрел прямо перед собой и тихо произнёс: «В нём жило бессмертие…»

Это вырвалось из самого сердца.

Фотографии о. Атександра свидетельствуют о том, что в течение жизни лицо его поразительным образом менялось. На киноленте тридцатилетней давности от лица его исходит свет. К концу земной жизни сияние веры и таинственное богатство души преобразили его прекрасное лицо в лик пророка.

«Пророк — это не просто предсказатель будущего, как часто у нас считают. Пророк — это удивительный человек, в котором сочетается яркое человеческое самосознание с открывающимся ему голосом Божиим, — говорил о. Александр. — И он этого хочет! Понимаете, происходит встреча двух воль, «я» и «ты», человек соучаствует в великом созидании».

«Пророк в своём отечестве», он прошёл крестный путь проповедничества, унижений, преследований. Он учил нас и всей своей жизнью доказал, «что крест Христов — это не просто знак, который мы носим, а это полная отдача — и отдача за смерть…»

Его убили на рассвете воскресенья. Он вышел на службу, и было ещё совсем темно. Но это был рассвет, и это было воскресенье. И ничего случайного, как учил он, на свете не бывает.

Эпоха Нового Завета, наша эра началась, когда из пустыни вышел великий Пророк Покаяния Иоанн Креститель и возвестил близость Царства Божия. И эта эпоха началась с убийства и крови Крестителя — самого праведного человека. Хоронили о. Ал ександра в День Усекновения Главы Иоанна Крестителя. В те дни у многих было явственное ощущение, что ветер библейской истории ударил нам в лицо.

…В День Усекновения Главы Иоанна Крестителя. Простое совпадение? «Случайность»? Высказывались соображения, в том числе в прессе, что убийцы выбрали этот день для особого устрашения. Для устрашения — безусловно да. Вероятно, убийцы действительно знали церковные праздники, но не очень хорошо. Потому что полугодовая годовщина со дня смерти о. Александра пришлась на День Обретения Главы Иоанна Крестителя…

То, чего не хотят или не могут предвидеть люди, знает и говорит Бог. И Он может это сказать так, как никому не под силу ни сказать, ни рассчитать. Он может дать Знак. Случайностей не бывает, такое феноменальное совпадение дат не может быть случайностью.

«Обретение Главы»… Теряя, потеряв, мы обрели о. Александра вновь, теперь уже как?то по–новому. Даже нам, друзьям его, многое открылось в нём после смерти. Казалось, мы все знали о нём, мы любили его и гордились им. Но смерть, как последний удар резца скульптора, проявила его вечные черты, и стало особенно понятно, что образ Божий представлен в нём в абсолютной полноте.

Христианство имеет свои тайны и свои внутренние закономерности. Мне кажется, что яснее, глубже о. Александра ещё никто из философов в них не проник. Это удивительное проникновение — огромная сфера изучения его творчества.

«Для меня в Церкви, конечно, дороги, как с детства было, и песнопения, и церковная архитектура, и традиции, и книги, и обычаи, но все это имело бы только преходящий смысл, не более важный, чем традиции древних индийцев или египтян, или любого другого народа или времени, если бы я не чувствовал, что Он действительно остался, если бы я не чувствовал Его голоса внутри, отчётливого голоса, более отчётливого, чем иной человеческий голос. Это тайна истории, тайна земли — Он остался. Величайший двигатель истории сокровенно, глубоко остался в мире».

Бог дал нам Знак, что и о. Александр сокровенно с нами. Что мир устроен так, и святые наши всегда остаются с нами.

Он был нашим Крестителем. В годы гонений — а это вся его жизнь — к нему приходили для крещения люди взрослые, приходили сознательно, по внутреннему, духовному побуждению выбрав свой путь. Об этом сейчас говорят и пишут, и с гордостью называют великие и прославленные имена людей из разных стран мира, которых крестил о. Александр. Многие его духовные дети были по возрасту старше своего духовного отца. Разными путями, преодолевая трудности и даже опасности, пришли они к Богу. Мне выпало счастье быть духовной дочерью о. Александра и его ровесницей.

Мы родились в Москве. Сталинские тридцатые, сороковые… Советская школа, как и все вокруг, была «на подъёме» и давала «прекрасные знания». Мы читали о профессиональных революционерах, в четырнадцать лет вступали в комсомол, «проходили» революционеров–демократов и не имели понятия о Достоевском. «К топору зовите Русь!» — как явственно это слышится из детства, меня учили этому в девичьей школе, которая стояла на месте уничтоженной церкви святого Харитония в переулке, где вырос и который потом воспел Пушкин, школе, которая стояла на костях в буквальном смысле. Помню, во время земляных работ рабочие эти кости выкапывали и зачем?то сортировали. И так велика была наша духовная спячка, что мы и этого поругания как?то не замечали, вернее, не понимали.

«Из всех насилий, творимых человеком над людьми, убийство — наименьшее, тягчайшее же — воспитание», — говорил Максимилиан Волошин. Наше поколение и в воспитании убивали.

Его школа была на Серпуховке. На детском рисунке акварелью кисти маленького Алика Меня — потемневшие кирпичные московские дом а, церковные купола в зимнем небе и белая медвежья лапа снега, сползающая на крышу с огромной рождественской ёлки. Он смотрел на Москву словно не из сталинского мира, этот мальчик, мой ровесник. Наше родное, далёкое московское детство. И несмотря ни на что — мягкая акварель.

Но он видел, а может быть, ещё только чувствовал и другое: вокруг лож ь, жестокость, тирания, смерть. И он сознательно не стал ни пионером, ни комсомольцем. В те годы это был нравст венный подвиг.

По праздникам, которые отмечались после войны особенно пышно, над Красной площадью высоко поднимали на аэростате гигантский портрет Сталина. Идол, освещённый прожекторами, и рабий восторг. Торжество язычества. Отец Александр рассказывал, что именно тогда, когда впервые увидел в чёрном небе этот портрет, он понял, что должен стать священником. Ему было тогда двенадцать лет.

«Пресвятая Дева Мария, Ты три дня искала Сына Твоего отрока Иисуса Христа и нашла Его в Храме Божием — доме молитвы»…

Он привёл к Богу многих. Но не надо думать, что он бездумно крестил всех подряд, в погоне за количеством, хотя доброта его к людям была безгранична. Я присугствовала на некоторых беседах о. Александра с катехизаторами, то есть руководителями групп по подготовке к крещению. Вряд ли ещё при каком-либо приходе в нашей стране был такой институт подготовки к крещению.

Советские власти ввели свою модель: приходи (если не боишься, что сообщат на работу), предъяви паспорт, плати деньги. Всюду господствует эта модель фарисеев: для новокрещённых сынов Авраама причастность к общности уже гарантирует причастность к Богу. Не вдумывайся, не вникай, не знай, во что ты веришь.

О. Александр говорил на беседе: «Франциск Ксаверий когда?то крестил тысячи в Индокитае. Во что крестил? Есть опасность, что в человеке часто проявляется инстинкт приобщения к коллективу, грубо говоря, стадный инстинкт. Стишком одиноким ощущает себя человек в окружающем мире, поэтому он инстинктивно ищет защищённости. Истинно человеческий элемент как бы испаряется.

То, что человек должен сознательно идти навстречу Богу — и в этом его высшее призвание и предназначение его жизни на земле, — вот это часто не присутствует в сознании людей, желающих принять крещение. Не присутствует… Мир в трудностях, мир в брожении. На Западе — захваченность материальными благами.

Во многих странах вновь люди не желают видеть, что марксизм привёл к политической и экономической катастрофе, для них — это новая мифология. Возникают все новые доктрины, угасают любовь и вера. И в этом мире многие буквально бросились к Церкви.

Неофитам мы не можем лгать. Христианство — не кайф, не защищённость, это мужество людей, решившихся идти по пути открытия себя воздействию духа».

Так учил О. Александр. Завистники о. Александра видели, скорее всего, внешнюю (хотя он отрицал принцип «чем больше, тем лучше»), количественную сторону его успеха. Но думается, что строгость и правда, вера и любовь, которые О. Александр не скрывал, была все же главной силой, привлекавшей к нему человеческие сердца.

В статье «За что преследуют о. Александра Меня», напечатанной в 1984 году в Нью–Йорке, писатель Марк Поповский, бывший другом и учеником о. Александра, привёл такое свидетельство: во времена гонений О. Александр крестил в год несколько десятков человек. Сегодняшние читатели, свидетели всемирной ставы о. Александра, вероятно, воскликнут: «Как мало!» Но знают ли они, как это было?

Представляет ли себе современный молодой человек, что за простое собрание в частном доме для молитвы, для христианской беседы — «во имя Моё», говоря сювами Христа, — люди исчезали в одну ночь, бесследно, навеки? Что в те дни за крещение, особенно представителей интеллигенции, изгоняли со службы, отправляли в лагеря? Сейчас многим, и не только молодым людям, это кажется дикой сказкой, но они и были, собственно, рождены, «чтоб сказку сделать былью».

Несмотря на то, что я жила и училась рядом с о. Александром, на моей земле — Неба не было. Когда же стала совсем взрослой, после многих лет горя, разочарования и утрат произошло нежданное, фантастически прекрасное событие. И я вдруг почувствовала, что меня взяла за руку и повела по жизни абсолютно не заслуженная мною, добрая, умная Отцовская рука. Это было так чудесно, и так ново, и так явно, что, несмотря на все «воспитание», я поняла, Кто это и что мне следует сделать.

Мой крестный отец[20], любящий и добрый, страшно боялся за меня. Он знал «систему». В числе главных «особо опасных государственных преступников», проходивших по «делу врачей», и его должны были повесить на Красной площади в1953 году. «Пойми, это очень опасно!» — говорил он.

Найти священника, которому можно довериться, было очень трудно. Поиски заняли несколько лет. Фантастика! Но «вышла» на о. Александра я через своих детей, которые гораздо раньше крестились у него. И даже были им повенчаны. Крестить мать одного из своих учеников о. Александр, конечно, согласился, но прежде хотел побеседовать со мной (как теперь я понимаю, подготовить меня). И вот зимой 1984 года я впервые поехала с детьми в Новую Деревню.

Самый разгар гонений, угроз и допросов. Все беседы с о. Александром надо было тщательно скрывать. Входить в домик при церкви нельзя, и без этого еженедельно от настоятеля шли доносы.

В доме напротив церкви был установлен пост наблюдения за теми, кто приезжал к о. Александру.

Мы приехали, когда служба кончилась, и делали вид, что гуляем, прохаживаясь в сторону кладбища и обратно. Нужно сказать, что две недели, с тех пор как о. Александр назначил эту встречу, я была в непрерывном стрессе. Я не могла ни есть, ни спать — так боялась этой беседы. Бессонными ночами готовила длинные речи, которые произнесу перед ним. Ведь ни разу в жизни не разговаривала ни с одним священником! Что я ему скажу?

И вдруг я увидела у ворот церкви под ослепительным солнцем на голубом снегу удивительно прекрасного человека в чёрной, летящей по ветру одежде. Он звал меня. И, ни о чём больше не думая, я побежала ему навстречу.

Когда?то в раннем детстве маленький, пятилстний Алик Мень впервые пришёл на исповедь к о. Серафиму Батюкову, священнику подпольной, катакомбной, русской церкви. И потом, когда его расспрашивали взрослые, как это было, он, весь светясь, ответил: «Как в Царстве Небесном!» Когда я прочла об этом в воспоминаниях Веры Яковлевны Василевской (сестры матери о. Александра), то вдруг поняла, что это именно те слова, которыми можно описать мою первую беседу с о. Александром.

Тайна жизни и смерти… Когда умер мой крестный, главный человек в моей судьбе, любящий и добрый, я очень много разговаривала с о. Александром о смерти. На многое он раскрыл мне глаза, доверительно рассказывал о своём опыте духовного общения с умершими. Если О. Александр узнавал какие-либо сведения и факты, он обязательно говорил мне об этом. И когда ему дали возможность открыто читать свои удивительные лекции, я попросила его прочесть цикл лекций и на тему «Жизнь и смерть».

В спешке, в духовном разладе и распаде нашей жизни отношению людей к тайне смерти О. Александр придавал огромное значение. «Пусть задумаются!» — говорил он. И был проведён цикл вечеров «Жизнь и смерть» в рамках общества «Культурное возрождение», создателем которого он был. Его проповеди при отпевании становились все значительнее — глубже и проникновеннее: «Друзья мои, я призываю вас не только к вечной памяти о наших близких. Я призываю вас к постоянному общению с ними».

В документальный фильм «Будет ли коммунизм?», выхода которого на экраны он ждал в последнюю весну своей жизни и увидеть который ему так и не довелось, О. Александр совершенно не случайно включил одну из таких проповедей. Вот строки из сценария к фильму «Тайна жизни и смерти», который был заказан за месяц до гибели. О. Александр написал их в последние часы жизни.

«Смерть… Страшное, тяжёлое, как камень, слово. Однако вычеркнуть его из нашего обихода нельзя Уход из этой жизни неизбежен. А мы тщетно пытаемся закрыть глаза на действительность. Перед лицом смерти острее встают перед нами вечные вопросы о смысле жизни, о предназначении человека, о достоинстве личности. Это именно те вопросы, которые долгое время были у нас либо отодвинуты на дальний план, либо совсем вытеснены из сознания. Здесь — одна из причин тяжёлого духов/юго кризиса, к которому пришло наше общество».

Убийца точил топор и высчитывал день. Место было, очевидно, предрешено — лесная тропа к электричке.

Любимый наш друг…

— Это особая тропа, — говорили вы.

— Да, я знаю, по ней ходил святой Сергий Радонежский.

— Да, конечно, конечно, но не только…

Как мы были беспечны, как не поняли, как допустили, не защитили!

У гроба его так нестерпимо было знать, что вдруг возникла стена, что он перешёл грань. «Где ты теперь, где, расскажи, расскажи… Ведь ты теперь знаешь…» И был в этом беспомощный эгоизм горячо любимых отцом детей, которые привыкли даже знания отцовские считать своими. Многие из нас с радостью ринулись бы с ним через эту грань миров, чтобы сердцем помочь и поддержать его на этом пути.

И вот тема смерти стала смертью, а нам остались вера, знания и любовь.

И ещё великая надежда, которую он взрастил в наших сердцах. «Мысль, сознание, творчество, свобода — всё, что составляет душу человека, — не исчезают бесследно во Вселён — ной, что делало бы бессмысленным само Творение. Поразительные духовные взлёты личности — это уже предчувствие и переживание бессмертия «здесь и теперь». Это как бы луч света, который освещает и путь отдельной души, и историю всего человечества. Вопреки тем, кто хочет похоронить человека и убедить его, что конец жизни — это «лопух на могиле», дух в самом своём бытии открывает перспективу вечности. Маленький отрезок, который ему предстоит пройти на земле, раздвигается в безмерность, когда человек ощущает своё бессмертие и единение со Вселенной и Богом. Он трудится, эная, что все прекрасное и подлинное, возникшее в этом мире, достигает в грядущем высочайшего расцвета»[21].

«Земное существование дано нам не случайно и не бесцельно. Формируя свой дух на путях жизни, мы готовим его к вечности. И эта подготовка должна выражаться в нашей деятельности на земле… Каждый несёт в посмертие то, что уготовил сам себе здесь. Семя с червоточиной никогда не даст здорового растения. Зло и духовная убогость на земле эхом отзовутся в нашем запредельном бытии. Поэтому призвание каждого человека, который серьёзно и с ответственностью подходит к проблеме жизни и смерти, — уже здесь, говоря евангельскими словами, «собирать себе небесное сокровище». В стремлении к «спасению своей души», то есть приобщении к Божественной жизни, мы должны видеть не эгоизм, а естественную, заложенную в человеке потребность. Эгоизм же, напротив, есть препятствие к этому приобщению».

Продолжающееся Творение… В этом «Смысл творчества» по Николаю Бердяеву, «Богочеловечество» — по Владимиру Соловьеву. Александр Мень — в их ряду.

Духовную лень и дремоту О. Александр порицал в своих духовных детях очень жёстко, несмотря на деликатность и нежность своей натуры. «Освободивший себя является освободителем мира», — любил повторять О. Александр слова преподобного Серафима Саровского. В процессе духовной работы мы способствуем созданию великого космического духовного покрова земли — ноосферы. Его существование прозревали религиозные гении всех времён. В наше время теорию ноосферы развивали академик В. И. Вернадский, Тейяр де Шарден, Э. Леруа, П. А.Флоренский. Горячим приверженцем её был и О. Александр Мень. «Возвести через себя материю на высшую ступень развития — в этом космическая задача ноосферы».

Сейчас об этом можно многое прочесть. Это великое, захватывающее откровение, объясняющее тайну созидания Вселенной, тайну Божественной энергии — любви, которая создала мир, и не только создала, но и его к себе призывает.

Чтобы любить, надо знать… Помню, как настойчиво О. Александр говорил мне: «Читайте, узнавайте, и вам откроются такие захватывающие перспективы, перед которыми вся ваша жизнь наполнится радостью и смыслом. Вся моя библиотека — в вашем распоряжении».

Теме смерти и посмертия О. Александр придавал огромное значение ещё и потому, что в его последнее десятилетие усилиями учёных многих стран был открыт новый феномен. Он заключается в том, что люди, которые перенесли клиническую смерть и были возвращены в жизнь, претерпевают глубокое нравственное и духовное перерождение. Таких людей по всему миру сейчас уже миллионы, их будет становиться всё больше, их опыт может и будет все активнее влиять на человечество.

Соприкосновение со Светом на пороге иной жизни изменяет таких людей, жизнью их начинают управлять иные критерии, у них появляется возвышенное понимание красоты и ценности жизни, внимание к окружающему, свежесть восприятия жизни. Но самое очевидное и бесспорное изменение, которое в них происходит, это повышенная забота о других, милосердие, терпимость, терпение, любовь к окружающим, искреннее и бескорыстное желание им помочь; появляется неодолимая потребность в духовности.

Этот новый феномен быстро распространяется в наши дни, овладевает сознанием очень многих людей во всём мире. О. Александр видел в этом большую надежду человечества, новый виток эволюции и возможность спасения. Он часто приводил слова великого Бердяева о том, что трагичность жизни разрешается только на духовном уровне.

В самый трагический для человечества XX век Бог, вероятно, указывает людям выход. Откровение о смерти и посмертной судьбе личности — это маяк, который указывает человечеству выход. И не в этом ли путь к тысячелетнему Царству Света на земле, предсказанному Иоанновым Апокалипсисом? Распространению этих знаний среди людей нашей многострадальной страны, где так долго и упорно подрывались основы нравственности, о. Александр отдавал всего себя. Ради этого и за это он и погиб.

О. Александр до такой степени не щадил себя, что друзьям его было страшно. Когда он сравнивал человечество со стрелой, летящей впереди туго натянутой тетивы, я всегда думала, что не только человечество, но и он сам, как стрела. Наши просьбы пощадить себя, не читать так много лекций, не работать так чрезмерно, его страшно огорчали. Огорчали! Чем? Ведь мы заботились о нём! В последний раз, в августе, после моей горячей просьбы об этом, мне даже пришлось просить у него извинения за мою просьбу — так он был огорчён. Я просила прощения, сама до конца не понимая, за что. Это было непонятно, непостижимо.

Теперь?то я понимаю, что и Христа при жизни ученики не очень?то понимали. «Я должен спешить», «у меня слишком мало времени», и несколько раз на лекциях он произнёс: «Нас ждут страшные времена». И несмотря на полную ясность его прозрачных, как Евангелие, слов, мы их не понимали, как?то не верили, не вмещали.

Нам рядом с ним было так хорошо и надёжно! А ведь и Христос просил Своих учеников: «Не спите!» Но не могли тогда вместить и в Гефсимании спали. Господь более милостив, чем справедлив. Да простит о. Азександр нашу слепоту…

Думается, его можно назвать, как и апостола Павла, апостолом язычников. Потому что как бы ни любовались собой «наши современники», а жил О. Александр в языческой стране. Такой уж стала наша Россия — к этому с энтузиазмом вели её ещё с прошлого века несколько поколений «профессиональных революционеров».

Давно–давно П. Я. Чаадаев написал о России: «Мы народ исключительный… принадлежим к нациям, которые существуют лишь для того, чтобы со временем прямо дать какой?нибудь великий урок миру». Вот и дали. Урок возврата к язычеству, идолопоклонству, потому что всегда, когда люди удаляются от Бога, они приходят к идолам. Боже мой, сколько же их было за нашу жизнь! Весь мир ужаснулся! И каким бы, как нас учили, бездуховным ни был Запад, он стал нас жалеть и даже подкармливать. Потому что и земля перестаёт кормить человека, когда становится недостойным её человек. Дожили… Страна, где теперь так много машут кадилами и — убивают великого священника. А ведь именно после смерти о. Александра, начиная с сентября 90–го года, наша «перестройка» круто вошла в штопор, и угроза фашизма стала реальной и зримой.

Как?то о. Атександру был задан вопрос: были ли в истории лжепророки? Какова их роль? И он ответил: «Были, есть и будут, к сожалению. В древности был такой метод узнавания ложных пророков: они говорили то, что нравилось толпе. Они предсказывали победу, урожаи, светлое будущее…»

Прости, Господи, «профессиональных революционеров», может, они и сами не понимали, что творили. Конкретно их «деяния» сейчас мало кто помнит, кроме четвёртого сна Веры Павловны и призыва к топору. Меч нетерпимости — нож нетерпимости — топор нетерпимости… Вот топор — это «наше», как теперь говорят, уже много лет.

Страшная и горькая участь — умереть под топором, — как Иоанн Креститель, как апостол Павел, — но ведь это и великая Слава — мученический венец…

— Произволен ли час смерти? Как он связан с готовностью души?

— Я подозреваю, что связан. Но это бол ьшая тайна, и с моей стороны было бы дерзостью говорить больше…

Время идёт, и все чаще мы говорим об о. Александре в высоком и патетическом стиле. Он стал нашей историей и классикой, и редко кто на свете вызывал у людей больше восхищения и любви. И все?таки происходит, как мне кажется, некоторое смещение акцентов. — Он был таким естественным и весёлым человеком, что, если бы пришлось ему сейчас говорить обо всём этом, думаю, он ответил бы так, как сказал однажды: «Я думаю, друзья мои, что вопрос этот скорее праздный. Важно то, что человек не умирает со смертью его тела. Как Бог распорядится нами дальше, это не наша забота. Я думаю, Он распорядится лучше, чем все наши теории. Пускай главным нашим девизом будет бессмертие, а такое или этакое, это дело вторичное. Тем более, что принципиально это ничего не меняет».

О. Александр учил нас, что силы любви и ненависти в мире одновременно и растут и поляризуются. Не ровный прогресс, чего, как мы убедились, в истории нет, а кристаллизация мира, творения. Зло просто заметнее, чем добро. Божественное Творение продолжается, и растёт в мире любовь.

«Моё знание пессимистично, моя вера — оптимистична», — любил повторять о. Александр.

При интенсивной духовной работе в человеке вырабатываются необычайные свойства — признаки нашего Богоподобия. О. Александр обладал богоподобными свойствами в высочайшей степени. Часто, когда человек подходил к нему для исповеди, о. Александр начинал «с ходу» отвечать на не высказанные ещё ему мысли, он излечивал душевные и физические болезни дружеским прикосновением плеча, пастырским благословением, наложением руки. Он предвидел события. Однажды он признался, что в минуты молитвенного созерцания может одновременно видеть весь свой приход. Но он это просто скрывал. Близкие наблюдали и знали об этом.

«Огромное число чудес в истории и в нашей жизни протекает так, что неверующий ум может увидеть в них случайность или совпадение. Так сохраняется свобода веры. Не случайно, что великие чудеса непосредственного вторжения Божией Силы в мир совершались в тайне (Воплощение и Воскресение, что Воскресший не явился своим врагам)», — писал он в одном письме.

Вся наша жизнь — это чудо, но надо уметь это видеть. «Бог произносит Своё слово в молчании» — эти слова великого мистика Майстера Экхарта о. Александр особенно любил.

Молитва о. Александра обладала фантастической силой. И часто–часто он напоминал нам, что всё, что мы взрастим в своей душе здесь, пойдёт с нами в будущую жизнь. Там развитие будет продолжаться от того уровня, к которому мы подойдём здесь.

Была великая мука в его жизни — он был евреем и священником Русской Православной Церкви. Иногда говорят, мол еврей, ну и что тут такого? А очень много «такого»… Так же, как конец света — перманентная реальность, так и вся жизнь в человеческом обществе — постоянная Голгофа. Но мера восприятия этой реальности у всех разная — каждому даётся по его силам.

В языческой стране этот человек каждый день поднимался на Голгофу. Он нёс людям свет знаний, своё служение, труд, доброту, любовь. Он не занимался политикой и никогда никому за всю жизнь не отказал в помощи. Он любил русских людей, Россию, Москву, в которой он родился и жил вместе снами. Он знал русскую культуру глубже и проникновеннее профессоров-специалистов. А за его спиной шипели. Да и сейчас, распихивая других локтями, пробираются в храме, чтобы поцеловать уголок иконы Божией матери, а потом шипят, что он, еврей, осквернил храм, что и могилу его надо вынести за ограду. А ведь в его жилах текла кровь Девы Марии.

Не случайно, наверное, что именно после лекции об апостоле язычников Павле ему прислали записку такого содержания: «Еврей–христианин — самый большой позор для еврея, ведь вы чужой и для христиан, и для иудеев».

Вот ответ о. Александра:

«Это неверно. Христианство создано в лоне Израиля. Матерь Божия, которую почитают миллионы христиан, была дочерью Израиля, которая любила свой народ так же, как каждая прекрасная женщина любит свой народ. И апостол Павел — величайший учитель всего христианства был евреем. Поэтому принадлежность христианина, тем более пастыря, к этому древнему народу, имеющему четыре тысячи лет, является не недостатком, а приятным ощущением, что я тоже причастен к Священной истории. Я совершенно чужд национальным предрассудкам и люблю все народы, но я никогда не отрекусь от своего национального происхождения, и то, что в моих жилах течёт кровь Христа Спасителя и апостолов, мне только радостно. Это для меня просто честь».

Сейчас часто приходится слышать, почему же при такой травле О. Александр не ушёл из церкви? Он мог бы преподавать и жить спокойно и безбедно. Мог бы написать ещё много книг. И был бы сейчас жив. Но он не мог, даже под угрозой смерти, изменить своему предназначению — пастырскому служению. «Он не мог уйти из Церкви, потому что в самом его миропонимании она была центральным стволом эволюции ноосферы», — так писал он о Тейяре де Шардене, эти слова в полной мере приложимы и к нему. Я даже уверена, что это плод его горестных раздумий о своей судьбе: он буквально жизнь положил, приближая Царство Небесное.

Как Христос, о. Александр страдал от «старейшин и первосвященников, и книжников» (Мф.16,21). Обратите внимание на этот ещё библейский набор убийц! Как всех пророков, его всю жизнь гнали: власти — из страны, закоснелое продажное церковное фарисейство — из церкви, потому что он был великим священником, проповедником христианства, но — не «узкопатриотического», обрядового, а потому безопасного и теперь даже модного.

Он был проповедником христианства как великой вселенской религии, религии любви — и в этом была его космическая миссия.

Во время Божественной Литургии все православные священники произносят молитву о соединении веры. Соединение веры. Мечта Владимира Соловьева…

В основе всех великих мировых религий лежит единый, равный для всех образ Бога. Различные и внешне непримиримые религии связаны на Небе, здесь же — «каждая возделывает свой сад».

«В главном — единство, в спорном — свобода, во всём — любовь». Эти слова Блаженного Августина о. Александр полагал в основу взаимоотношения религий. Это ли не призыв к единению людей на земле, к «планетизации человечества», к великой конвергирующей Вселенной? Но его обвиняли в ереси, храня «чистоту веры»! Каким мужеством обладал этот человек, святой нашей культуры, нашей философии! Поистине, его не могли сломить, его могли только убить. Но мир так устроен Творцом, что злоба и зло всегда возвращаются к тем, от кого исходят. «Поднявший меч от меча и погибнет», а «мир ваш к вам возвратится» (Мф.10,13).

За несколько дней до гибели отца Александра в моё сердце вдруг ворвалось страшное, но не очень ясное предчувствие. Почему?то настойчиво стала думать о смерти, об угрозе ему. Я помчалась в Новую Деревню. Когда шла исповедь, я металась вокруг, не зная, смогу ли подойти и сказать… Как сказать? Как сказать человеку, что боюсь его смерти? Ведь и так жизнь его тяжела и полна угроз, а я добавлю ему тяжести? Он заметил моё смятение. «Что с вами, дорогая моя?» — «Я боюсь… смерти», —только и могла я сказать, но он понял все и, как обычно, возвышая своих близких до своего уровня, ответил мне: «Нам с вами не надо бояться смерти, мы выполнили своё предназначение на земле, смерть страшна только тем, кто здесь не осуществился».

Он любил слова Гёте: «Уверенность в том, что мы продолжаем жить вечно, вытекает у меня из самого понятия деятельности. И если я, не зная усталости, буду деятелен до конца, то природа, когда теперешняя моя форма уже не сможет выдержать тяжести моего духа, обязана будет указать мне новую форму существования. Пусть же Вечно Живой не откажет нам в новых видах деятельности, аналогичных тем, в которых мы уже испытали себя. А если Он по–отцовски дарует нам воспоминание обо всём справедливом и хорошем, к чему мы стремились и что уже создали, тогда и мы, конечно, очень быстро ухватимся за зубцы мировой шестерни».

В последний раз я видела о. Александра пятого сентября. Под утро мне приснился удивительный сон. Я стояла в пустом помещении, очень похожем на нашу Новодеревенскую церковь. Вокруг меня были люди, которых я зрением не видела, а только как?то ощущала их присутствие и слышала, но не слухом. Вероятно, это то, что называется «духовные сущности». И вдруг в том месте, где обычно исповедовал О. Александр, я увидела большой лучистый пучок света. «Что это?» — спрашиваю я и всматриваюсь. Большой солнечный блик с лучами по спирали поднялся вверх, и я увидела, что он сливается с большим светящимся кругом наверху. И ясный, красивый мужской голос мне сказал: «Смотри, это Троица». Я всматриваюсь в этот свет, а по диаметру круга — край чёрной одежды, как контур рясы. Что это?!

Проснулась в удивительно прекрасном состоянии: мне казалось, что все вокруг залито белым светом. Я понимала, что мне дано было увидеть нечто важное и прекрасное, что это что-то самое важное, и только для меня — и рассказывать никому не надо — но что именно, я не понимала.

Пятого сентября, в среду, день был пасмурный. Ветер крутил листья с дождём, выворачивал зонт. А мне весь день казалось, что все вокруг залито белым светом. Что, солнце выглянуло? — всматривалась я. Нет, идёт дождь.

Я не успела рассказать этот сон о. Александру — было много народу и мало времени. И казню себя до сих пор: он бы понял и поберёгся. Хотя и понимаю, что всё, что происходит на земле, уже состоялось на Небе, а ему бы только добавило тяжести в последние земные дни.

Он перешёл в иной мир ранним сентябрьским утром. На него напали по дороге к храму. Какая же злоба кипела в этих людях! До сих пор спрашивают, кто убил? А кому принадлежала идея убийства, это легко понять, если сейчас внимательно посмотреть, кто активизировался в жизни и на телевидении, не боясь контраста, а кто просто вздохнул с облегчением и сделал вид, что их это не касается. «Ищут пожарные, ищет милиция…» Долго будут «искать».

Отец Александр был жертвенным и мужественным человеком. Он не цеплялся за земную жизнь, не дрожал, не прятался. Он не копил добро, как иные, а «собирал себе сокровище небесное», говоря евангельским языком. Напрасно завистники клеветали, что он гнался за популярностью, за количеством слушателей и прихожан. Он проповедовал Евангелие человеку нашего времени и уровня знаний современным языком и на современном уровне, выполняя завет своего духовного учителя Владимира Соловьева. Помню, как серьёзно они обсуждали эту проблему с моим крестным, когда о. Александр (запутывая следы от КГБ), приехал к нам домой меня крестить. Он всегда шёл на риск, и если видел, что искры его духа начинали своё творчество в душах тех, с кем он общался, то бывал счастлив. Он весь сиял, и, как ребёнок, даже не умел это скрывать: он был «дитя добра и света», наш улыбающийся и прекрасный друг.

По определению Бердяева, христианство — это откровение о личности. И о. Александр сам был откровением, мужественным, чистым, честным и бесстрашным. Конечно, угрозы и допросы наложили на его чело печать мученичества — до 80–х годов он был намного веселее. Последние страницы книги о библейских пророках он писал буквально под «аккомпанемент» обыска. Внизу в доме обыск, а он спешит дописать, успеть. Увезут его в чёрной машине или нет, он не знал, но он невозмутимо пишет — и над ним только Бог.

Мужество его стало легендой. Истекая кровью, умирая, он не сказал, кто его убил.

Христианство — религия сильных духом, святость всегда мужественна и добра.

Творчество о. Александра — это и вся его жизнь, и его личность. Но это и души тех людей, которых он вёл по–жизни.

…Духовное руководство — руководство могучим его духом. «Через жертву — к творчеству, через отречение от мира сего — к творчеству мира иного и иной жизни», — сказал великий Бердяев. «Вы — моя работа», — просто говорил своим прихожанам О. Александр. «Церковь — это мы, в каждом члене Церкви должен воплотиться Господь Иисус. Когда вы живёте, надо чувствовать образ Христа, как Он в тебе воплощается».

Кем же он был больше? Пастырем, богословом, философом, писателем, проповедником, пророком, учёным, апостолом? — «Друзья мои, я думаю, что вопрос этот скорее праздный»… Как белый цвет поглощает в себе все цвета спектра, так белоснежная риза о. Александра — свидетельство о нём и о его радостной религии.

XX век… Пока самый страшный в истории человечества. Век идолопоклонства и, по словам о. Александра, «умывания рук». Но в недрах его, как в подпольной (катакомбной) церкви, которую ещё в XIX веке предсказал Владимир Соловьев, созрели великие открытия и личности. О некоторых, я думаю, мы и узнаем?то не скоро, ведь система не только убивала, она систематически, долго давила. Это касается не только церкви.

Вся библейская история, все Священное Писание вместились в этого человека.

А о том, что сделал О. Александр Мень для духовной жизни нашей страны, в XXI веке будут говорить приблизительно так же, как о роли Пушкина в развитии русского языка и литературы.

Только духовное историческое очищение, покаяние и возрождение народа — труднее языка литературного.

«Почему, вы думаете, в истории христианских церквей столько трагических страниц? Почему столько раз они терпели такие тяжёлые поражения? Только лишь потому, что были злые политические или какие?то иные силы? Вовсе не только поэтому. Всё начиналось с нас, христиан. Когда мы отступали от Него, в этом уже был зачаток будущей катастрофы. И когда сегодня я вижу, с печалью и с болью в сердце, разрушенные храмы или вижу фотографию церкви, которая уже не сохранилась совсем, я понимаю, что это дело рук варваров, «культурных» дикарей, это дело рук тоталитаризма, насилия, нетерпимости, чёрной ненависти — ну, что тут перечислять, все ясно. Но главный корень я нахожу в другом.

Святыня только тогда остаётся прочной и несокрушимой, когда люди, вокруг неё собравшиеся, не теряют духа. Господь Иисус сказал тем Его ученикам, которые хотели молнию низ–водить с неба, чтобы карать грешников, Он сказал им: «Не знаете, какого вы духа». Вот слова, которые можно обратить к нашим братьям: не знаете, какого вы духа. Это все очень важно. Ничего случайного в истории нет, ничего случайного в жизни нет: то, что мы сеем, то мы и пожинаем. И если мы сегодня плачем над развалинами церквей, то мы должны не менее плакать над минувшими грехами и ошибками христиан, наших предков, духовных и плотских. Что?то было, видимо, не так, раз случилось такое горе. Оно не могло случиться просто так. Потому что Он остался, и Он продолжает вершить. Он сказал: «Ныне суд миру сему». В тот момент, когда Он пришёл, когда Его взгляд проник в души людей, начался суд над совестью и судьбой каждого человека. И этот суд продолжается сегодня. Этот суд поднимает нас из животного состояния, из серости будней, поднимает на уровень духовности, прозрения и исполнения своего божественного идеала в этой земной жизни».

Как?то о. Александра попросили рассказать о святых. Кто они? И он ответил: «Святые — это наши друзья, они всегда с нами, видят нас и помогают нам молитвами». И всегда–всегда, не только на лекциях и специальных беседах, а исподволь учил нас этой близости со святыми, учил видеть сердцем невидимое глазу и общаться со святыми всегда, потому что они живы, как жив Христос, и они с нами. Это была высочайшая мистика, христианская, жизнеутверждающая мистика: не где?то там, далеко в истории ил и на иконах, а у нас, здесь, с нами. Поистине «приблизилось Царство Небесное»…

Рядом с о. Александром всегда возникало удивительное ощущение Богоприсутствия, чувство счастья.

Пускай страдающую грудь

Волнуют страсти роковые.

Душа готова, как Мария,

К ногам Христа навек прильнуть.

Это звучало и звучало в душе, и о. Александр был тогда ещё живой и рядом с нами…

Какое счастье и благодарение Богу, что Он нам, людям грешным и простым, дал возможность узнать о. Александра, жить рядом с ним и быть его духовными детьми и любящими друзьями! Это такое редкое на земле счастье, как если бы мы были близкими друзьями преподобного Серафима Саровского или преподобного Сергия Радонежского. «Друзья мои, всё, что с нами происходит, всегда чудо. Мы не «клуб по интересам», есть некая тайна, которая будет связывать нас и далее. «Где двое или трое собраны во имя Моё, Я среди них». Но надо преодолеть нашу немощь», — часто говорил О. Александр своим духовным детям.

Мы так много общались с ним, доверяли ему всю нашу жизнь, поступали по его благословению, сидели с ним за одним столом и слышали, как он поёт студенческие песни и старинные романсы. И пели вместе с ним. Он освящал наши дома, молодые мечтали, что он их повенчает, а старики надеялись, что отпоёт. Это был наш отец, и мы причащались из его рук и из одной Чаши.

Не пробуждай воспоминаний

Минувших дней, минувших дней,

Не возродишь былых желаний

В душе моей, в душе моей.

Его прекрасный могучий баритон звучал не меланхолично, а как?то удивительно жизнеутверждающе.

Однажды счастье в жизни этой

Вкушали мы, вкушали мы,

Святым огнём любви согреты,

Оживлены, оживлены…

Это и его поющий голос напоминает нам:

Но кто огонь, огонь священный

Смог погасить, смог погасить,

Того и к жизни незабвенной

Не воскресить, не воскресить.

У калитки дома о. Алсксандра, на том месте, где он умер, теперь всегда лежат живые цветы. И я думаю о том, что вот здесь, на рассвете, когда солнце осветило лес, его дом и две красивые ели перед домом, которые он так любил, его встрепенувшаяся душа увидела сияющий, беспредельный, преображённый мир, и его давно умершая мама, женщина с ангельским лицом, встретила сына на пороге новой жизни…

Деятельная, любящая душа о. Александра ушла в Космос, в ноосферу, где его талантам предстоит получить великое, таинственное пока для нас развитие, где ему суждено получить от Творца новую деятельность, вероятно, аналогичную той, в которой он уже испытал себя. И невольно думается: если О. Александр, образ и подобие Божие, так прекрасен, то как же прекрасен тогда Христос!

«Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф.16,18).

Девятого сентября после тёмного рассвета наступил очень солнечный день. О. Александр верил, что человечеству предстоит ещё очень долгий путь. Творение продолжается…

Как в Иоанновом Апокалипсисе Дракон пал на землю, так обрушился дьявол на прекрасную голову о. Александра. Кто?то старательно отводит, уводит ПОКАЯНИЕ от нашего народа — или народ от покаяния — пропагандой, обрядоверием, топором. «Не в чем нам каяться!» — звучит из центральных газет. Страна в кризисе, а кризис — это суд. «Суд — это бессмертная, бесконечная Божия любовь, которая идёт к человеку, встречает его и, когда соприкасается с ним, происходит как бы разряд молнии, потому что свет соприкасается с тьмой, чистое — с нечистым, зло — с абсолютным добром». Но пусть многие говорят Богу: «Нет», Он всегда находит людей, которые скажут Ему: «Да».

Страшна изуродованная судьба нашего народа, велики не только его горе, но и его вина. Но, как парус надежды, звучит голос древнего пророка Исайи: «Наказание мира нашего было на Нём, и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53,5).

Если бы так…

А. Андреева, филолог,

Москва

Данный текст является ознакомительным фрагментом.