ЧТО ОЖИДАЕТ НАС ЗА ГРОБОМ?

ЧТО ОЖИДАЕТ НАС ЗА ГРОБОМ?

Так как простой человек, размышляя самостоятельно, не может сказать что-нибудь верное и несомненное о нашей загробной жизни, то мы должны обратиться к высшим руководителям, которые освещали пути нашей жизни, удостаиваясь откровения от Духа Божия. У них одних мы можем найти истинные указания в вопросе нас занимающем. Высший Разум, бдящий над нами, озарял их мысль, и благоволил через них ниспустить с высоты небес несколько лучей, при помощи которых мы можем увидеть нечто в той темной области, в которую вступим по разлучении с телом. Мы постараемся собрать и передать вам отголоски, донесшиеся до нас из высшего божественного мира, и если позволим себе присоединить к ним также искания естественной мысли человеческой, то не с тем, чтобы подкрепить ими указания высшего Разума, а чтобы оттенить их этими исканиями.

Но когда мы хотим раскрывать скрижали, содержащие указания высшего божественного Разума, нам слышатся раздающиеся на распутьях мира голоса не то легкомыслия, не то безотрадного отчаяния. Люди, руководимые одной слепой мыслью своей, бессильные что-либо разглядеть за пределами гроба, думают и говорят, что для нас смертью все кончается: истлеет наше тело, и от нас и следа не останется, кроме короткой памяти о нас у близких наших, и что напрасное обольщение надеяться на то, что для нас будет другая жизнь.

«Коротка и прискорбна наша жизнь, - говорили неправо умствующие сами в себе во времена Соломона, говорят многие и ныне, - и нет человеку спасения от смерти, и не знают, чтобы кто освободил из ада. Случайно мы рождены и после будем как небывшие: дыхание в ноздрях наших – дым, и слово – искра в движении нашего сердца. Когда она угаснет, тело обратится в прах, и дух рассеется, как жидкий воздух; и имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших; и жизнь наша пройдет, как след облака, и рассеется, как туман, разогнанный лучами солнца и отягченный теплотою его. Ибо жизнь наша – прохождение тени, и нет нам возврата от смерти: ибо положена печать, и никто не возвращается» (Прем. 2: 1-5)

Не слышится ли вам в этих печальных рассуждениях отголоски мыслей и чаяний, вторгавшиеся иногда в потаенную храмину вашего сердца?

Премудрый, изрекший такие слова, замечает, что так могут рассуждать только не умеющие познавать тайны Божии, и закрывающие глаза пред явными судами Божьими. Источником таких рассуждений он считает нечестие и развращение сердца людей, их высказывающих. «Так они умствовали, и ошиблись; ибо злоба их ослепила их» (Прем. 2: 21). Люди отдают себя в рабство страстям своим, без удержу удовлетворяют похотям развращенного своего сердца, не стесняясь чинят обиды и насилия своим ближним, и вообще нарушают и попирают закон, данный нам Богом в управление путей наших. И вот, чтобы заглушить голос о праведном мздовоздаянии за дела, идущий из глубины души нашей, они, для успокоения себя, говорят: умрем,  и ничего не будет, а потому «будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью» (Прем. 2:6)

Не думаем, чтобы тяжелая и безотрадная мысль о полном уничтожении нашем после смерти была тверда и решительна у тех самых людей, которые ее высказывают. В душе нашей слышится голос, требующий жизни, не ограничивающейся узкими пределами данного нам времени, и голос этот не могут полностью заглушить те, кто легкомысленно обрекает себя на полное уничтожение. И на них находят, и нередко, минуты раздумья, и тогда сомнение западает в их душу, колеблет и подрывает те помыслы, какими они хотят успокоить и оправдать себя в своей преступной преданности своим страстям.

Против мысли о полном исчезновении нашем после смерти неумолкаемо говорит сознание живущего в нас нравственного закона, основывающегося на неискоренимой в нас идее правды. Как в мире физическом все живущее приносит плод по роду своему, который является непременным следствием процесса, переживаемого тем или другим живым существом, так точно должно бытии и в мире нравственном. Наше нравственное самосознание требует, чтобы каждое наше нравственное действие сопровождалось соответствующим нравственным следствием, чтобы плодом добродетели было доброе ощущение в душе, - счастье или блаженство, а следствием порока  - несчастье или страдание. Но в настоящей жизни мы не видим соответствия между нравственными действиями и теми следствиями, какими они сопровождаются. Порок часто торжествует, а добродетель страждет: люди нечестные нередко живут в неге и роскоши и пользуются всеми благами мира, а люди, старающиеся о благоугождении Богу, по слову Писания, люди, «которых весь мир не был достоин» (Евр. 11: 38), часто влачили и влачат на земле самую горькую жизнь, подвергаются крайним лишениям и испытывают тяжкие мучения, кончающиеся смертью. «Где же правда? – говорит наше внутреннее чувство. – Почему здесь такое нарушение закона мировой гармонии, по которому везде мы видим полное соответствие между семенем и плодом, между действием и его следствием?» «Ужели одна добродетель, - говорит блаж. Феодорит, - стоящая так много напряжения и борьбы, не приносит никакого плода?» Нет, непременно должен быть такой плод; непременно она должна получить свою награду, а порок – соответствующее наказание. И если мы этого не видим в настоящей жизни, то непременно должна быть другая жизнь, в которой восстановится нарушаемая здесь гармония, и мы получим добрый или худой плод, - награду или наказание, - по роду тех действий, какие совершала душа наша в период земного бытия. «Если бы не было никакого другого доказательства в пользу продолжения бытия за гробом, - говорит Ж.Ж. Руссо, - то одного факта торжества зла на земле и угнетения добродетели было бы достаточно, чтобы удержать меня от сомнения в этой истине. Столь возмутительный диссонанс в общей гармонии мира необходимо заставляет меня искать его разрешения. Я необходимо должен сказать себе: нет, не все кончается для нас с этой жизнью; все должно по смерти придти снова в надлежащий порядок».

Премудрый наставляет нас, что так и будет, - в будущей жизни последует воздаяние за дела наши, нынешнее время – время сеяния, а жатва будет, когда мы, выйдя из тела, перейдем в иной мир. «А души праведных в руке Божией… В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие от нас – уничтожением; но они пребывают в мире. Ибо, хотя они в глазах людей и наказываются, но надежда их полна бессмертия… Во время воздаяния им они воссияют как искры, бегущие по стеблю» (Прем. 3: 1-4 и 7)

Другой премудрый – сын Сирахов, - согласно с этим, говорит: «боящемуся Господа благо будет напоследок, и в день скончания своего обрящет благодать» (Сир. 1: 13).

На чем основывают свои безотрадные взгляды обрекающие себя на полное исчезновение после смерти? Очевидно на том только, что мы ничего не знаем о будущей загробной жизни, и нет для нас прямых доказательств ее, - на том основании что внешние чувства наши, которыми мы воспринимаем впечатления от мира существующего вне нас, никаких данных не сообщают нам о загробной жизни. Но логично ли, разумно ли отрицать действительность того, что неизвестно? Мало ли чего мы не видим? Мало ли чего мы не знаем? Неужели мы должны признать несуществующим все, чего не знаем и что не подлежит нашим чувствам? И Бога не видел никто никогда (Ин. 1: 18); а между тем, говорит Псалмопевец, только безумный может сказать: «нет Бога» (Пс. 13: 1).

Не подвластна загробная жизнь нашим внешним чувствам. Но кроме внешних чувств у нас есть чувство внутреннее, более глубокое, непосредственно связанное с нашей силой познания. Это внутреннее чувство ставит нас в соприкосновение с высшим духовным миром и дает нам предощущать тайны этого, незримого нами, духовного мира. Из него исходит неумолкаемый протест против грубого, искусственно навязываемого многими, учения, ограничивающего нашу жизнь пределами одного материального мира. Отсюда у всех народов, стоящих на разных ступенях развития и культуры, есть неискоренимое убеждение, что смертью не все для нас кончается, и наступит для нас после смерти новая жизнь. Во всех религиях, какие только существовали и существуют в роде человеческом, верование в загробную жизнь составляет одни из краеугольных камней, наравне с верованием в бытие верховного Существа – Бога. Всюду мы видим молитвенное поминовение умерших и почитание их, превратившееся у иных народов в культ предков: это свидетельство того, что, по общенародному верованию, не преданы уничтожению умершие, а живут в другом мире другой, отличной от нашей, жизнью. Это убеждение, в силу своей всеобщности, не могло явится вследствие какого-либо обольщения. Оно вырастает из души, созданной бессмертной; в нее вложено изначально чувство бессмертия, вместе с чувствованием бытия своего. Бог, по слову Премудрого, смерти не сотворил. Будучи неиссякаемым источником жизни, «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего» (Прем. 2: 23). Смерть после вошла в мир завистью диавола, как объясняет Премудрый.

Она в роде нашем нечто неестественное, противное нашей природе. От того все мы боимся смерти, как чего-то чуждого нам, как грозной кары, висящей над нами. У всех нас ничем незаглушаемое желание жить и жить нескончаемые века. Это желание называют зарей, предвестником и предощущением жизни будущей, нами ожидаемой и нас ожидающей.

Во всеобщих верованиях в загробную жизнь нам слышатся отголоски древнего предания, идущего от нашего родоначальника. Созданный по образу Божию, он чувствовал себя бессмертным и видел, каким образом он подвергся наказанию смертью, но в то же время его утешало обетование, что это наказание невечное, и что Господь снова воздвигнет его для жизни блаженной, нескончаемой. Забыт источник этого предания, но оно глубоко запало в души его потомков, и с распространением рода человеческого распространилось по всему лицу земли, и никакие умствования не в силах уничтожить его. Хотят подавить его в себе единицы, пожалуй, сотни, но тысячи и миллионы хранят его и не могут представить человека без веры в его вечное назначение.

Люди, не ожидающие ничего для себя после смерти, укажут кроме полного и окончательного уничтожения, на бездыханное и неподвижное тело умершего, которое скоро после смерти предается тлению и исчезает в массе бездушной материи. Но кроме бренного тела  у нас есть душа, отличная от материи. Из персти Господь создал наше тело, но это перстное тело. Он вдунул дыхание жизни (Быт. 2:7), которое, будучи неоднородно с телом, и не им порожденное, не может быть уничтожено вместе с перстью. Душа наша – существо простое, неделимое, не сложенное из материальных частиц. Тело, когда умирает, разлагается на составные части, и разрушается связь, сдерживающая их в единстве. Но в простой душе немыслимо никакое разложение. Эта душа проявляет свою жизнь и силу в мысли, в чувстве, в желаниях и решениях, и при изменении тела она сознает себя единым, самостоятельным существом. Эту силу души мыслить, чувствовать и желать, и вообще  сознавать себя, связывают с нервными узлами, составляющими утонченную часть нашего тела. Но эти нервные узлы – часть материи мертвой, неспособной к сознательной жизни. Предоставленные самим себе и не возбуждаемые силой высшей материи и господствующей над ней, они  представляют инертное тело, решительно неспособное к какой-либо самостоятельной деятельности. Узлы эти остаются на своем месте, когда душа оставляет тело, и не теряют своей формы. А между тем тогда от них не видно никакого проявления жизни, а тем более мысли, сознательного чувства и вольных движений. Правда, без них душа не может входить в сношения с внешним миром, получать от него впечатления и воздействовать на него. Но это отнюдь не служит основанием к отрицанию самостоятельности души. Премудрому Творцу угодно было соединить бессмертный дух с перстным телом, и этому телу назначить служение для сношения духа нашего с внешним миром. Но органы тела, служащие душе, - положим, нервы наши, - отнюдь не самая душа. Они – машина, которыми пользуется душа, входя в сношение с видимым миром. Машина действует, пока ей управляет живая умная сила, какой в данном случае является бессмертная душа. По разрушении машины, живая сила, ей управлявшая, остается, хотя без нее во внешнем мире по-прежнему действовать не может. У этой живой силы есть вечный дом, в который отходит она, по оставлении тела, с которым была связана в назначенные ей дни земного существования. И вот, когда наступает предел этого, земного существования, перстное тело возвращается в землю, из которой создано оно, а дух возвращается к Богу, который дал его. Так говорит премудрый Екклесиаст, вдохновляемый Духом Божиим.

(Из книги проф. В.Ф. Певницкого

«О загробной жизни». Киев, 1903)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.