Как росла архидиоцезия Лос-Анджелеса

Как росла архидиоцезия Лос-Анджелеса

Роджер М. Махони родился в 1936 году. Он рос в Северном Голливуде, который тогда еще окружали поля. Его отец был электриком и разводил на ферме птиц; мальчика постоянно окружали мексиканские работники, так что ему приходилось понимать испанский; став молодым человеком, он уже знал этот язык. Он поступил в семинарию в 14, затем повысил свое образование в семинарии Св. Иоанна в Камарилло, находящейся в роскошном месте в девяноста километрах на северо-запад от города в округе Вентура. «В семинарии Роджер все время думал о мексиканцах и мечтал работать среди них, – вспоминал его сокурсник Джерри Фоллон, бывший священник. – Но он также был слишком тонкокожим – не переносил критики».

В Камарилло семинария обладала гигантской колониальной испанской библиотекой, расположенной на вершине холма, с лоджиями на уровне крыши. Это был дар Эстелл Дохени, вдовы Эдварда Дохени, который сколотил свое состояние с помощью мексиканских нефтяных месторождений в начале 1900-х[559]. В 1921-м Дохени передал $100 тысяч министру Альберту Фоллу, который был приговорен к тюремному заключению за взятку после скандала с месторождением «Типот-Доум». Дохени избежал тюрьмы, для чего ему пришлось целое десятилетие сражаться на суде. Рожденный в Ирландии архиепископ Джон Кэнтуэлл обхаживал Дохени, который был ирландцем второго поколения, так что нефтяной магнат стал важнейшим жертвователем для церкви. Американская церковь тогда казалась ответвлением ирландского ствола, распространяющимся на запад.

Однако с самого начала великий западный город формировали пестрое в расовом и культурном смысле население и геополитические маневры. Первое официальное поселение, El Pueblo de Nuestra Seсora de los Angeles (Город Девы Марии Ангелов), было основано в 1781 году испанской короной для противодействия России с ее территориальными претензиями, которая открывала торговые посты и форты на побережье Калифорнии, давая им такие имена, как Севастополь. Испанский губернатор заманивал колонистов в поселения вдоль реки Лос-Анджелес к северу от Миссии св. Гавриила, даже смешанные семьи: два хозяина дома были испанцами, четверо – индейцами, двое – черными, трое – смешанных рас. Во всех этих семьях жены не были белыми, а большинство из их двадцати двух детей представляли собой смесь испанской, индейской и африканской крови. В 1921 году, когда Мексика добилась независимости от Испании, Калифорния и большая часть нынешнего Юго-Запада оказались под номинальным контролем Мехико. После победы США над Мексикой в 1848 году Америка заявила претензию на все земли к северу от реки Рио-Гранде вплоть до побережья Тихого океана[560].

После открытия в предгорьях Сьерра-Невады месторождений золота и притока сюда людей Калифорния стала тридцать первым штатом Союза, который был признан свободным от рабовладения в 1850 году. Калифорнии подходил такой лозунг, как «эврика» – «нашел». Золотые мечты приманивали сюда людей изо всех уголков Америки и Европы; после Гражданской войны во время строительства дорог сюда приезжали работать, скажем, китайцы из провинции Кантон и ирландцы из графства Корк. Через сто лет после открытия поселения Лос-Анджелес в городе, расположенном на север от него, – в Сан-Франциско – около 27 процентов населения, достигшего возраста, когда можно голосовать, составляли ирландцы. Хотя золотые прииски уже никого к себе не притягивали, в Лос-Анджелес продолжали прибывать люди из разных народов. Население города росло и теснило окружающие фермерские хозяйства. Между 1910 и 1930 годом население Лос-Анджелеса выросло с 319 тысяч до 1,24 миллиона, из которых 100 тысяч составляли мексиканцы, убежавшие от революции 1910 года, ряды которых затем пополнили беженцы времен восстания Кристеро в конце 1920-х[561]. Архиепископ Кэнтуэлл принял к себе около тридцати мексиканских епископов и открыл пятьдесят испаноязычных приходов. Восстание Кристеро, столь важное для идентичности Масьеля, коснулось и Лос-Анджелеса. Как пишет историк Майк Дэвис, в 1934 году «Кэнтуэлл организовал самую масштабную демонстрацию в истории Лос-Анджелеса: необъятная процессия из 40 тысяч человек, среди которых было много беженцев из сторонников Кристеро, распевала гимны «Да здравствует Царь Христос» и несла плакаты, осуждающие «атеистические режимы Мехико и Москвы»[562].

В 1947 году, после смерти Кэнтуэлла, нью-йоркский кардинал Спеллмен порекомендовал Ватикану поставить на место покойного своего канцлера Джеймса Ф. Мак-Интайра. «Худой и молчаливый Мак-Интайр с аккуратно причесанными волосами, в очках без оправы, которые носят главы корпораций, был умелым администратором и непоколебимым консерватором, так что прекрасно вписывался в среду протестантского истеблишмента Лос-Анджелеса», – писал о нем Чарльз Р. Моррис. До своего священства архиепископ Мак-Интайр руководил брокерскими операциями. Он стал свидетелем необычайно быстрого роста церкви, когда в послевоенные годы в Лос-Анджелес начали приезжать белые католики по тысяче человек за неделю. Он приостановил проект открытия собора и создал более сотни новых приходов и почти удвоил количество школ, а также открыл семинарию и полдюжины госпиталей. При этом ему приходилось принимать мудрые решения относительно недвижимости, покупать участки земли, на которых еще не начали строить жилые дома, и продавать лишнее, чтобы основывать новые приходы и школы[563].

В своем отчете перед Святейшим Престолом в 1954 году кардинал сообщил, что долги его приходов составляют $15 миллионов, но только $5,5 миллиона из них были долгами банкам. Кардинал как единоличная корпорация разъяснял свою стратегию Пию XII такими словами:

1. От имени прихода берется ссуда в местном банке, а приход оставляет банку долговое обязательство. Затем единоличная корпорация подписывает бумагу как поручитель. Это единственное обеспечение, которое имеет банк.

Имущество прихода не может служить залогом. Затем приход возвращает банку ссуду в оговоренные сроки, используя те деньги, что поступают в приход.

2. В нашей архидиоцезии приходы обычно передают свои излишки на хранение канцелярии, откуда они их могут брать. Такое случается, например, если приход собирает деньги на строительство нового здания через несколько лет… Канцелярия архидиоцезии, в свою очередь, дает эти деньги в виде займа другим приходам.

Это позволяет нам не занимать деньги у банка. Это также делает канцелярию своего рода банком, по крайней мере для некоторых приходов[564].

В отличие от диоцезий Востока и Среднего Запада, где городские приходы были центрами этнических кварталов, расположенных по соседству, архидиоцезия Лос-Анджелеса занимала огромную территорию четырех округов на юге Калифорнии. Мак-Интайр предвидел строительство автострад вслед за развитием районов и располагал церкви на достаточном расстоянии одну от другой, так что они не теснились. В 1948 году в городе жило 3 961 800 человек, в течение двенадцати лет его население почти удвоилось и выросло до 7 110 796; кроме белых американцев здесь появились мексиканцы и выходцы из Центральной Америки, которые работали на полях, производивших 40 процентов овощей и фруктов для местного рынка[565]. Сеть приходов, заботливо выстроенная Мак-Интайром, пережила испытание временем. В 2004 году Кевин Старр, выдающийся знаток истории Калифорнии, писал:

В Пакоиме отец Том Раш, настоятель прихода Непорочной Девы, количество прихожан в котором разрослось настолько, что одну из десяти воскресных месс (семь испанских, три английских) посещает 8500 человек, произвел ремонт и расширение приходской церкви и школы на сумму $3,2 миллиона[566].

В 1960-х годах Мак-Интайр сражался с латиноамериканскими активистами, черными участниками протестных движений и монахинями, деятельность которых вдохновил Второй Ватиканский собор. Его преемник Тимоти Мэннинг оказался более гибким иерархом. Он поручил контроль над финансами своему главному викарию монсеньору Роберту Хоксу. «У многих священников Хокс вызывал страх, – сообщил мне один хорошо осведомленный человек, – из-за его власти и стремления жестко контролировать все, что связано с деньгами».

Джон Мэнли, знаменитый адвокат из округа Ориндж, представляющий интересы жертв священников, сказал: «Хокс, будучи главным викарием при Мэннинге, занимался десятками жалоб на преступления священников и в основном старался их покрывать».

Хокс и сам был педерастом. «Он расплачивался с юношами, ставшими его жертвами, обеспечивая их работой в приходе или стипендиями для обучения в католической школе, чтобы они молчали», – говорит юрист из Беверли-Хиллз Энтони Демарко, которому приходилось защищать интересы одной из жертв Хокса.

Когда в 1985 году Махони стал архиепископом, он уволил Хокса, хотя не объявив о причине увольнения. Хокс умер вскоре после этого. Как показывает его завещание, он оставил после себя $30 тысяч наличными и около $100 тысяч в недвижимости, эти деньги в основном достались его родственникам[567]. Он также оставил после себя не менее трех жертв – юношей, с которыми он вступал в половую связь[568].

Махони с его ирландской кровью стал первым архиепископом Лос-Анджелеса из числа местных уроженцев. «Мне не кажется, что пост во Фресно был для него значимым карьерным шагом, – говорит Джерри Фоллон. – Большинство священников были против Сезара Чавеса. В долине Сан-Хоаким фермеры щедро жертвовали на церковь». Официально Махони поддерживал глубоко набожного Чавеса, а в то же время он тайно покрывал педофила О’Грэди, что было внутренней проблемой церкви.

В 1991 году Иоанн Павел сделал Махони кардиналом. Грандиозный из-за своего роста, черноглазый кардинал с красивым лицом с легкостью очаровывал богатых людей, которые вносили пожертвования и не скупились. Ему давали деньги владелец отелей Барон Хилтон, жена Боба Хопа Долорес, будущий мэр города Ричард Риордан и президент Фонда Дэна Мэрфи (основанного благодаря средствам его тестя) Дэниел Донохью. Последний был возведен в рыцарское достоинство папой Пием XII за пожертвования Святейшему Престолу; он любил, когда его называли «сэр Дэниел». В 1940-х его жена Барнардин пожертвовала $250 тысяч собору Св. Вивианы[569]. Когда в 1994 году собор пострадал от землетрясения, Махони хотел его разобрать и перестроить, но ему сопротивлялись защитники памятников старины. И тогда он представил городским властям проект собора мирового класса на земле возле магистрали Голливуд. Фонд семьи Руперта Мэрдока дал на это $10 миллионов. Газета Wall Street Journal назвала это «одним из пяти самых значительных строительных проектов в стране»[570].

Махони воплощал в себе дух епископов-строителей прошлого, он собрал $190 миллионов на строительство собора Пресвятой Девы Ангелов, причем сам занимался конкретными деталями строительства и эстетики проекта. Когда-то Лос-Анджелес был большим мексиканским городом вне Мексики, теперь же его наполняла пестрая смесь выходцев из Азии, Филиппин и Центральной Америки. Город также оказался полигоном для изучения проблем Америки, казавшихся неразрешимыми, таких как износ инфраструктуры, дурные государственные школы, увеличение пропасти между богатыми и бедными, гангстерские убийства в районах наркоторговли и неизбывные стихийные бедствия – пожары, засухи, грязевые оползни, землетрясения, – причем здесь эти бедствия были столь серьезны, что напоминали библейские истории.

Но как и город, в котором служил кардинал, местная церковь отличалась удивительной гибкостью. Когда Махони давал свои шокирующие показания в Стоктоне, в архидиоцезии действовало 287 приходских программ, в которых участвовало 4 миллиона католиков. В течение восьми предыдущих лет приходы накопили излишков на $299 миллионов, чтобы использовать их для ремонта и строительства новых зданий[571]. Каждый приход мог содержать свою школу. Кардинал занимался последними этапами возведения собора, когда в январе 2002 года разразился бостонский скандал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.