3. Евангелия как исторические источники

3. Евангелия как исторические источники

В начале предыдущей главы я уже упоминал об одной странной критике, которая подчас звучит в мой адрес. Скажу еще об одной. Время от времени в рецензии или письме по электронной почте кто-нибудь высказывает нелицеприятные замечания по поводу той или иной моей книги и по ходу дела замечает, что я (а) безосновательно нападаю на Библию и (б) не говорю ничего нового, но лишь воспроизвожу то, что ученые знали уже давно. На пункт (а) я ответил в главе 2, а сейчас замечу, что данная критика звучит противоречиво. В частности, откуда мысль, что я нападаю на что-либо, если всего лишь «повторяю» давно известные вещи? Нужно выбрать какое-то одно обвинение: оба сразу невозможны.

Впрочем, я понимаю обвинителей: очень консервативные евангельские и фундаменталистские христиане не согласны с тем, что другие ученые говорят о Библии. И, по сути, им не нравится мое решение сделать эту информацию достоянием широкого круга читателей. Я же смотрю на вещи иначе: люди вправе знать, к чему пришли ученые, затратившие бесчисленные часы, дни, месяцы и годы на решение сложных вопросов. Сбрасывать это все со счета — дескать, «старо», — попросту неконструктивно. Мои популярные книги (в отличие от моих узкопрофессиональных книг, рассчитанных на очень узкую аудиторию) предназначены неспециалистам. В них я пытаюсь, в том числе, рассказать простым языком об интереснейших научных находках. Что в этом плохого?

Так обстоит дело и с данной главой. Я не пытаюсь продвинуть науку вперед или обосновать новую теорию. Глава излагает вещи, с точки зрения ученых, банальные: более того, большей частью это стандартная информация, с которой так или иначе согласятся даже консервативные критики. Речь пойдет о том, почему евангельские источники помогают понять, существовал ли Иисус. На мой взгляд, чем глубже мы поймем Евангелия и их происхождение, тем яснее нам станет: перед нами убедительное свидетельство того, что Иисус действительно существовал, жил в римской Палестине и был распят при Понтии Пилате. Как станет ясно в последующих главах, это не единственное свидетельство историчности Иисуса. Однако начинать следует именно с него.

Предварительные замечания о Евангелиях как исторических источниках

Как мы вскоре увидим, Евангелия, их источники и стоящие за ними устные традиции, позволяют убедительно обосновать историчность Иисуса. Я не хочу сказать, что абсолютно все евангельские сведения достоверны: чего нет, того нет. Взять хотя бы многочисленные противоречия между евангелистами и в крупных, и в малых вопросах: если об одном и том же событии рассказано по-разному, оба рассказа не могут быть точными… А ведь если читать Евангелия внимательно, вникая в детали, расхождений набирается довольно много. Богословские тенденции, которые образуют такие детали, вместе взятые, подчас также сложно примирить друг с другом.

Тем не менее историческая информация в Евангелиях есть. В чем она состоит, можно выяснить путем тщательного критического анализа.

Однако прежде чем приступить к нему, скажем несколько слов о Евангелиях как исторических источниках. Подчас новозаветные Евангелия ставят особняком от других исторических свидетельств и подходят к ним с особыми мерками, поскольку они входят в Библию, собрание книг, которые христиане считают Священным Писанием. Так себя ведут две диаметрально противоположные группы читателей, и на мой взгляд, совершенно напрасно. Как бы ни относиться к Евангелиям (скажем, в христианских общинах), в них можно и нужно видеть источники исторической информации.

На одном конце спектра стоят консервативные и фундаменталистские христиане. По их мнению, Евангелия — тексты совершенно уникальные в силу своей богодухновенности. А значит, их нельзя исследовать с историко-критических позиций, как мы поступаем с прочими литературными произведениями.

Такой подход мне представляется ошибочным. И не только лишь потому, что я агностик и не верю в богодухновенность Библии. Я считал его неправильным еще в свою бытность глубоко верующим христианином. Дело вот в чем: верите вы в богодухновенность библейских книг или нет, они остаются книгами. Они написаны людьми, которые жили в определенной исторической обстановке, и отражают эту обстановку. Литература есть литература. Библейскую литературу следует читать так, как мы читаем литературу вообще: не существует особой «богодухновенной» герменевтики, ниспосылаемой свыше, для истолкования подобных текстов. Библейские авторы были людьми (независимо от степени богодухновенности), писали на человеческих языках и в человеческих условиях, в соответствии с риторическими условностями своего времени. Как бы мы ни относились к этим текстам, это произведения человеческие и исторические. Если мы будем это отрицать, мы совершенно их не поймем.

На противоположном конце спектра стоит еще одна группа, которая требует относиться к Библии по-особому. Это убежденные агностики и атеисты. По их мнению, сам факт принадлежности Евангелий христианскому канону нивелирует их ценность в качестве источника исторической информации. Парадоксально, но факт: неверующие здесь сближаются с фундаменталистами. И те, и другие отказываются видеть в Евангелиях тексты исторические: фундаменталисты — из-за своей веры в богодухновенность Евангелий, а атеисты (сторонники данной точки зрения) — из-за христианской веры в священный характер Евангелий.

Подход, который подчас избирают атеисты, ничем не лучше типичного фундаменталистского подхода. Ведь авторы книг, которые впоследствии вошли в Библию, понятия не имели, что их труды войдут в канон. Да и вообще, вполне возможно, даже не собирались создавать Священное Писание. Евангелисты — неизвестные нам по имени грекоязычные христиане, жившие спустя 35–65 лет после традиционной даты распятия Иисуса, — лишь записывали слышанное о жизни Иисуса. Одни из этих рассказов были достоверными, другие — нет. Но евангелисты вовсе не брались за перо, желая создать священный текст для последующего христианства. Их задача была более простой: написать об Иисусе.

Эти авторы не имели отношения к последующим событиям, когда их произведения были сочтены богодухновенными, помещены в канон и названы Новым Заветом. Они живые люди из плоти и крови. Ранее они слышали об Иисусе (и, наверное, даже читали некоторые рассказы), а теперь решили написать свою версию событий. «Лука» (условно назовем этого евангелиста его традиционным именем) говорит об этом прямым текстом в первых строках своего Евангелия:

Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе…

(Лк 1:1–3)

Конечно, не надо думать, что евангелисты писали нейтральные и беспристрастные отчеты о жизни Иисуса. Ничего подобного им и в голову не приходило, и критические исследователи должны постоянно помнить, что в определенных вопросах эти авторы предубеждены. Тем не менее они передавали услышанное, используя исторически обусловленные риторические нормы. Последующая канонизация их трудов в христианских церквях не дает нам права отказываться от использования их в исторических целях. Сбрасывать Евангелия со счета как исторические источники ненаучно и нечестно.

Однако некоторые мифологисты именно так и поступают. Возьмем лишь один пример. Согласно Евангелию от Луки, родным городом Иисуса был Назарет. Как мы увидим, многие мифологисты отрицают само существование Назарета во времена Иисуса, а данные Луки и прочих евангелистов не принимают во внимание, поскольку это часть Библии. Однако Лука не сам придумал, что Иисус был связан с Назаретом: он лишь записал услышанное из устной традиции! И здесь не в том дело, могли ли ошибиться его источники, а в том, что нельзя отказываться от его свидетельства лишь потому, что оно содержится в христианском каноне. Рассказы Луки об Иисусе имеют не больше и не меньше веса, чем произведения любого другого античного биографа (например, Светония или Плутарха). Или, если угодно, можно сравнить Евангелие от Луки с другими религиозными биографиями (например, «Жизнью Аполлония Тианского» Филострата).

Возьмем аналогию. Мы не сбрасываем со счета рассказы об американской войне за независимость лишь на том основании, что они написаны американцами. Мы лишь учитываем, что в отдельных вопросах источники могут быть предвзяты, а потому не принимаем все описания за чистую монету. Но мы не отказываемся от использования их как исторических источников. Рассказы современников о Джордже Вашингтоне весьма ценны, даже если принадлежат его горячим сторонникам. Не принимать их во внимание — значит жертвовать замечательной возможностью узнать о прошлом, да еще и по чисто идеологическим (не научным) причинам.

Так обстоит дело и с Евангелиями. Богодухновенны они или нет, их можно рассматривать и использовать как исторические источники. Но что же можно сказать о них и их свидетельстве о жизни исторического Иисуса?

Евангелия и их письменные источники

Если согласиться, что Евангелия могут и должны быть использованы как исторические источники аналогично тому, как мы работаем с другими историческими источниками (с учетом субъективности авторов), становится понятным, почему практически все историки считают, что Иисус из Назарета действительно жил в Палестине в I веке и был распят префектом Иудеи. Дело не в слепом доверии евангельскому слову (как бывает у христианских фундаменталистов), а в целом ряде более тонких причин, известных специалистам. По причинам, о которых речь пойдет ниже, огульным скептикам не покажутся убедительными наши рассуждения, но надо же с чего-то начинать. Хорошо начать с имеющихся свидетельств, которые сохранились до наших дней.

Мы уже говорили, что при выяснении историчности того или иного лица или события, историки во многом ориентируются на множественность независимых источников. Именно такими независимыми источниками являются Евангелия с их свидетельством об Иисусе. Древнейшее из Евангелий — это, видимо, Евангелие от Марка. Согласно выводам исследователей Нового Завета (как либеральных, так и консервативных), оно было написано около 70 года нашей эры. (Некоторые консервативные ученые дают более раннюю датировку, но лишь очень немногие либералы — гораздо более позднюю.) Далее мы остановимся на вопросе об источниках Марка, а пока ограничимся простым фактом: приблизительно через сорок лет после (предполагаемой) жизни Иисуса был создан пространный отчет о многих его словах и делах, а также о его смерти через распятие. (О том, до какой степени данный отчет исторически достоверен, мы скажем отдельно. Это совершенно отдельный вопрос.)

Подавляющее большинство исследователей Нового Завета также считают, что Матфей и Лука знали Евангелие от Марка и активно использовали его при написании своих Евангелий. Эта гипотеза почти наверняка правильна: в ее пользу существуют многочисленные аргументы[20]. Как мы увидим в главе 7, некоторые мифологисты делают отсюда далеко идущие выводы: дескать, Евангелия от Матфея, Луки и даже Иоанна восходят к Марку, а значит, у нас есть лишь один источник по жизни Иисуса. Но это очень далеко от истины. Действительно, Матфей и Лука пользовались Марком, но значительные части их Евангелий никак не связаны с рассказами Марка и отражают обширные и независимые предания о жизни, учении и смерти Иисуса. Эти Евангелия, видимо, были написаны лет через десять-пятнадцать после Марка, так что к 80–85 годам существовали как минимум три независимых рассказа о жизни Иисуса (коль скоро целый ряд эпизодов у Матфея и Луки не восходит к Марку). А ведь едва минуло поколение со времени жизни Иисуса!

Это еще не все. Есть и другие независимые Евангелия. Вспомним Евангелие от Иоанна, в котором подчас видят чуть ли не «чудачество»: столь сильно оно отличается от синоптических рассказов Матфея, Марка и Луки{29}. У Иоанна лишь повествование о Страстях содержит ряд пересечений с синоптиками, — большинство же более ранних эпизодов не имеют синоптических параллелей, а где имеют, все равно Иоанн подает события в особом ключе и черпая свои представления о них не из синоптиков[21]. Впрочем, и рассказ Иоанна о смерти Иисуса самобытен. Обычно считается, что Евангелие от Иоанна — самое позднее из канонических Евангелий и было написано в 90–95 годы н. э. Тогда получается, что к I веку относятся целых четыре независимых повествования о жизни и смерти Иисуса: Матфей и Лука независимы во многих отрывках, а Иоанн — в большинстве отрывков (возможно, во всех отрывках).

Заметим также, что есть и более поздние Евангелия, причем независимые. Самый яркий пример — Евангелие от Фомы (сборник из 114 речений Иисуса). С момента его открытия (1947 г.) ученые спорят о его датировке{30}. Кое-кто даже датирует его I веком (более того, даже более ранним временем, чем все или некоторые канонические Евангелия), но все-таки более распространена гипотеза, что в своей нынешней форме текст был написан в начале II века (возможно, в 110-е годы). Также гипотеза о зависимости Фомы от Матфея, Марка и Луки в некоторых речениях (около половины высказываний в Фоме имеют параллели у синоптиков) менее популярна, чем версия о независимости Фомы: чаще думают, что Фома черпал информацию из каких-то других источников. Как бы то ни было, значительная часть Фомы не восходит к каноническим текстам, а значит, ее можно считать пятым независимым свидетельством о жизни и учении Иисуса.

Аналогичным образом обстоит дело с Евангелием от Петра. Фрагмент из него, говорящий о суде над Иисусом, Страстях и Воскресении Иисуса, обнаружили в 1886 году{31}. Несмотря на определенное сходство с некоторыми отрывками в канонических Евангелиях, многие исследователи полагают, что данное произведение носит независимый характер и основано на неканонических источниках. Поныне не утихают споры относительно того, сколь обширный рассказ об Иисусе содержало это Евангелие, — сохранившийся фрагмент начинается на середине фразы и сцены с омовением рук Пилатом. (Эта сцена есть и у Матфея, но здесь она описана иначе и, видимо, с опорой на другой источник.) Некоторые исследователи полагают, что текст излагал лишь события Страстей, но более убедительная гипотеза гласит, что это было полновесное Евангелие, повествовавшее также и о служении Иисуса[22]. Как бы то ни было, поскольку оно во многом отличается от других Евангелий (и как минимум, в ряде отрывков, не зависит от них), перед нами шестое независимое евангельское свидетельство о жизни и смерти Иисуса.

Еще один независимый отчет мы находим в так называемом папирусе Эджертона 2{32}. Сложно сказать, сколь пространным было данное произведение: от него остался лишь маленький фрагмент с четырьмя эпизодами из жизни Иисуса, один из которых не имеет параллели ни в канонических, ни в неканонических Евангелиях[23]. Здесь как минимум в одном отрывке (а возможно, и во всех четырех) мы располагаем седьмым независимым свидетельством об Иисусе.

Как известно, существует и множество других неканонических Евангелий, числом около сорока. Они продолжали создаваться вплоть до начала Средневековья. Среди них есть, в частности, рассказы о детстве Иисуса (Иисус творит чудеса — иногда на благо окружающим, иногда нет), о его проповеди, смерти и воскресении. Почти все они носят в высшей степени легендарный характер, и чем позднее их датировка, тем меньшую ценность они представляют в качестве источника по жизни Иисуса. Но если ограничиться, как мы и поступили, столетием после традиционной даты смерти Иисуса, у нас будут семь независимых рассказов, подчас весьма пространных. (Важно помнить: хотя между отдельными источниками есть взаимозависимость в одних отрывках — например, Матфей и Лука используют Евангелие от Марка, — в других отрывках эти источники являются независимыми свидетельствами.) И никак нельзя говорить, что единственного свидетеля историчности Иисуса мы имеем в лице Марка: есть еще шесть произведений, в той или иной степени независимых. Для историка это настоящий кладезь, о котором исследователи иных вопросов античной истории могут лишь мечтать.

Кто-то отмахнется от евангельских свидетельств: дескать, евангелисты писали поздно (самый ранний из них — через четыре десятилетия после Иисуса), да и были предвзяты… Об этом мы поговорим ниже. А пока посмотрим, откуда они черпали свою информацию об Иисусе.

Письменные источники сохранившихся свидетельств

Мифологисты, сбрасывающие Евангелия со счета в качестве свидетелей историчности Иисуса, часто недооценивают следующий факт: да, эти тексты начали появляться через сорок лет после традиционной даты смерти Иисуса, но они были основаны на более ранних письменных источниках. Эти источники до нас не дошли, но коль скоро они существовали, они относились к более раннему периоду, чем Евангелия. Еще раз вспомним пролог Евангелия от Луки:

Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе….

(Лк 1:1–3)

Как мы увидим, к информации евангелистов следует относиться осторожно и критично. Однако нет оснований полагать, что Лука лжет. Ему были известны «многие» более ранние авторы, составившие повествования о жизни Иисуса. Начиная с середины XIX века, в науке постепенно образовался консенсус относительно того, каковы были эти источники. Разумеется, я не хочу сказать, что среди ученых царит полное единодушие во всем — идут оживленные споры о частностях, — однако в плане общей картины согласие есть. В основе этого согласия лежат тщательные анализы. Анализы проводились учеными, положившими жизнь на изучение соответствующих вопросов.

Согласно мнению почти всех специалистов, Лука использовал, в частности, Евангелие от Марка. Этот факт любопытен: ведь замечание Луки о «многих» более ранних авторах наводит на мысль, что он не считал их труды идеальными. Вот почему он вознамерился изложить все «по порядку» (в противовес предшественникам?). Если мы правильно поняли подтекст его заявления, получается, что либо он не был очень лестного мнения о Евангелии от Марка, либо оно не подходило для его целей. Поэтому он взялся за перо самолично. Вместе с тем многое в Марке ему нравилось, коль скоро он воспроизвел целый ряд его отрывков (подчас дословно). Но были у него и другие источники.

Об одном из них мы уже говорили: не сохранившееся до наших дней Евангелие, которые ученые обозначают литерой Q{33}. Основания считать его более ранним, чем синоптики, и доступным синоптикам, связаны с литературной взаимосвязью между Евангелиями от Матфея, Марка и Луки. На наличие прямой литературной взаимосвязи указывает следующий факт: они рассказывают множество одинаковых историй, причем часто в одинаковой последовательности и одинаковыми словами. Ясно, что кто-то у кого-то переписывает.

Далеко не все отрывки были заимствованы Матфеем и Лукой у Марка: у них есть ряд общих отрывков, которые у Марка отсутствуют (например, молитва Господня и заповеди блаженства). Есть веские основания полагать, что Матфей и Лука работали независимо друг от друга, и лучше всего объясняет факты гипотеза, согласно которой они пользовались общим источником[24].

Немецкие ученые, наиболее полно разработавшие данную гипотезу, обозначили гипотетический текст словом Quelle («Источник»). Впоследствии стали сокращенно писать не Quelle, a Q. Получается, что Q — это материал, который есть у Матфея и Луки, но отсутствует у Марка. Он взят из письменного Евангелия, не сохранившегося до наших дней. Судя по всему, Q состоял в основном из речений Иисуса (как и более позднее Евангелие от Фомы). По мнению большинства ученых, Q не содержал рассказов о смерти и воскресении Иисуса (коль скоро повествования Матфея и Луки о Страстях не содержат общих материалов, отсутствующих у Марка). На мой взгляд, спешить с выводами не стоит: не исключено, к примеру, что Матфей переписал некоторые сцены Страстей из Q, а Лука не стал этого делать. Вдруг какие-то эпизоды, имеющиеся только у Матфея, были взяты именно из Q — Лука же решил о них не упоминать? Выяснить это у нас нет возможности.

Независимо от того, содержал ли Q рассказ о смерти и воскресении Иисуса, он, видимо, был написан не позже Евангелия от Марка. Многие ученые относят его к 50-м годам.

Лука, по его собственным словам, использовал и другие источники. Точное их число он не называет. Однако мы видим, что Лука приводит множество историй, о которых другие евангелисты не упоминают (например, притчи о блудном сыне и милосердном самаритянине). Данные отрывки он почерпнул откуда-то еще: ученые предоставили убедительные аргументы в пользу того, что он не выдумал все подряд. В науке «особый материал Луки» обозначается литерой L. Этот материал мог быть взят из одного источника или из ряда источников. За ним может стоять также комбинация письменных документов и устных преданий (об устных преданиях мы поговорим ниже).

Основывался на письменных источниках и Матфей. Подобно Луке, он пользовался Марком (даже еще активнее, чем Лука) и Q. Однако он также включил ряд эпизодов, отсутствующих в других Евангелиях (например, притчу об овцах и козлищах). Эти эпизоды составляют так называемый «особый материал Матфея» (обозначается литерой M). Как и L, M мог быть заимствован из одного письменного источника, или из ряда письменных источников, или из сочетания письменных источников и устных преданий.

Таким образом, в случае с синоптическими Евангелиями от Матфея, Марка и Луки, мы имеем дело не просто с тремя книгами, написанными в конце I века, но как минимум с четырьмя источниками (Марк, Q, M, L), причем последние два источника могли включать в себя несколько или даже много письменных источников.

Многие авторитеты по Евангелию от Марка полагают, что в его основу были положены не только устные предания, но и письменные источники. Часто высказывается версия, что Марк воспользовался письменным рассказом о Страстях, в котором были изложены события ареста, суда, смерти и воскресения Иисуса. Джоэль Маркус в своем монументальном двухтомном комментарии утверждает, что Марк использовал как минимум один источник в рассказе о словах и делах Иисуса, предшествующих Страстям{34}. Если он прав, то не только поздние синоптики, но и древнейшее из сохранившихся Евангелий основано на множестве источников.

Согласно широкому мнению, целый ряд письменных источников, утраченных к настоящему моменту, был положен в основу Евангелия от Иоанна. Как мы уже сказали, тезис о независимости Иоанна от синоптиков строится на том, что об одних и тех же событиях они рассказывают очень по-разному и всегда разными словами. Однако ученые давно высказали мысль, что у Иоанна был в распоряжении письменный рассказ о чудесах Иисуса («источник знамений»), как минимум два текста с длинными речами Иисуса («источники речей»), а также, возможно, еще один рассказ о Страстях[25].

До сих пор мы вели речь лишь о четырех канонических Евангелиях. Сложно сказать с полной уверенностью, восходят ли к более ранним источникам какие-либо из более поздних Евангелий, в частности, Евангелие от Петра и Евангелие от Фомы (хотя некоторые исследователи высказали интересные аргументы в пользу положительного ответа на этот вопрос). Особенно впечатляют выкладки Эйприл Деконик, которая полагает, что в основу Евангелия от Фомы было положено некое Евангелие, существовавшее еще до 50 года н. э.[26]

Все эти письменные источники появились раньше, чем дошедшие до нас Евангелия. Все они подтверждают многие евангельские утверждения об Иисусе. Наиболее же существенна их независимость друг от друга. Подчеркнем этот последний момент: не надо думать, что раннехристианские Евангелия восходят к одному источнику, автор которого «изобрел» человека Иисуса. Историчность Иисуса предполагается в многочисленных и независимых друг от друга источниках, которые имели хождение в самых разных частях Римской империи за десятилетия до известных нам Евангелий. Какой уж там «один-единственный источник»! Уже через пару десятков лет после традиционной даты распятия мы видим многочисленные рассказы о жизни Иисуса, распространенные по широкому географическому ареалу. В дополнение к Марку, у нас есть Q, M (возможно, состоящий из многих источников), L (возможно, состоящий из многих источников), как минимум два рассказа о Страстях, источник знамений, два источника речений, основа Евангелия от Фомы (и возможно, некоторые другие тексты). И это лишь то, о чем мы знаем, о чем можем делать выводы на основании небольшого числа сохранившихся раннехристианских текстов. Никто не знает, сколько еще текстов существовало: Лука пишет о «многих» и, возможно, не без оснований… И опять-таки это еще не все.

Критика форм и устные предания об Иисусе

Первоначальный толчок исследованию Евангелий с позиции «критики форм» дал известный исследователь Нового Завета Карл Людвиг Шмидт. Этот подход развивали такие знаменитые ученые как Мартин Дибелиус и особенно Рудольф Бультман (пожалуй, самый великий и самый авторитетный специалист по Новому Завету в XX веке){35}.

Критика форм занималась процессом устной передачи рассказов об Иисусе. Предпосылка состояла в следующем: после смерти Иисуса, когда христианские миссионеры основывали церкви по всему Средиземноморью, истории об Иисусе рассказывались и пересказывались в самых разных ситуациях. Представители критики форм спрашивали: как именно разные виды рассказов обрели ту форму, какую обрели? Скажем, почему многие рассказы о чудесах построены по одному образцу? Человек подходит к Иисусу; следует описание его проблемы (болезни); после краткого обмена репликами Иисус соглашается совершить исцеление; исцеление осуществляется через слово или прикосновение; присутствующие изумлены. Практически все рассказы о чудесах состоят из одних и тех же элементов.

Или взять рассказы о спорах. Иисус или его ученики делают нечто неправильное, с точки зрения еврейских вождей; вожди протестуют; Иисус разговаривает с ними; сцена завершается лаконичной репликой Иисуса, в которой он расставляет все по своим местам. Раз за разом — одна и та же форма.

Критика форм заострила внимание на двух вопросах: каким было «место в жизни» (нем. Sitz im Leben) рассказов об Иисусе? И как разные виды рассказов обрели свою форму, то есть как получилось, что возникла одна форма для рассказов о чудесах — другая для рассказов о спорах и т. д.? Ответы критиков на эти вопросы не совпадали в частностях, но были едины в главном. А именно, повествования об Иисусе складывались в процессе рассказа и пересказа. Так они обрели свои характерные формы. Это означает, что по ходу дела рассказы модифицировались (подчас сильно), а то и выдумывались, с прицелом на нужды христианских общин. Допустим, евреи из местной синагоги ругали общину за недостаточно строгое соблюдение субботы. Тогда общинники могли выдумать рассказ о споре Иисуса с оппонентами по этому вопросу. Дескать, вот как блестяще Иисус заткнул противников за пояс!

Насколько я знаю, многие тезисы Шмидта, Дибелиуса и Бультмана сейчас не разделяются учеными: все-таки вышеназванные авторы были первопроходцами. Однако с их базовой идеей и поныне согласны многие: до написания Евангелий (и даже до создания источников Евангелий) в церкви имели хождение устные предания об Иисусе; в процессе рассказа и пересказа предания модифицировались, а кое-что выдумывалось. Мы уже касались вскользь этого вопроса в связи с M и L: не исключено, что за данными евангельскими слоями стоят не письменные документы, а полностью или частично устные традиции. В конечном счете, это можно сказать обо всех источниках по историческому Иисусу: все они восходят к устным традициям. И это очень важно для решения вопроса о существовании Иисуса.

Возникает следующая картина. Об Иисусе ходили рассказы задолго до появления Евангелий и даже их письменных источников. Возьмем два примера. Если верна научная гипотеза, что Q и Евангелие от Фомы возникли в 50-е годы на основе устных преданий, сколь далеко в прошлое уходят эти предания? Всем, кто признает существование Иисуса, ответить на этот вопрос несложно: они восходят к словам и делам Иисуса (ок. 29/30 года н. э.). Но даже тем, для кого существование Иисуса неочевидно, следует признать, что такие рассказы имели хождение в 30–40-е годы.

Есть и такой момент: как мог Павел (да и не он один) преследовать христиан, если христиане не существовали? И как они могли существовать, не зная ничего об Иисусе?

Мифологисты часто отвечают: христиане, гонимые Павлом (до обращения), да и более поздние христиане, обращенные им самим, не считали Иисуса исторической личностью, а почитали лишь божественного Христа. Образ божественного Христа якобы основан на языческих мифах об умирающих и воскресающих божествах. О недостатках этой гипотезы мы еще поговорим. (Один из них состоит в том, что Павел пишет об Иисусе именно как о человеке, учителе, распятом по инициативе еврейских вождей в Палестине.) Но даже если вынести Павла за скобки, есть все основания полагать, что рассказы об Иисусе имели хождение в крупных городах Средиземноморья с очень раннего периода. В противном случае откуда бы взялись письменные источники середины и конца I века? Эти источники независимы друг от друга. Они написаны в разных местах. Они очень по-разному подают учение и жизнь Иисуса. И все же многие их них (повторимся, независимо друг от друга!) согласны относительно основных аспектов жизни и смерти Иисуса: к примеру, он был еврейским учителем в Палестине и был распят по приказу Понтия Пилата. Откуда это взяли источники? Такие вещи нельзя списать на плод христианской фантазии: как получилось, что у людей в разных местностях она работала в одинаковом направлении, — и ведь совпадений действительно много! Ясно, что христиане основывались на устных традициях. И эти устные традиции передавались в течение очень длительного времени до того, как были записаны… Все это, заметим, отнюдь не пустопорожние домыслы. Особенности дошедших до нас рассказов об Иисусе в письменных Евангелиях — хотя евангелисты активно более ранние письменные отчеты, — показывают, что эти рассказы восходят к устным традициям (ср., напр., Лк 1:1–3) и распространялись в течение длительного времени (с появления христианства в Палестине!).

Арамейское происхождение (некоторых) устных преданий

Евангелия написаны на греческом языке (как и их источники), однако частично они восходят к преданиям на арамейском языке, языке Палестины. Эти предания имели хождение уже в первые годы христианства, до того как оно распространилось в грекоязычные земли разных областей Средиземноморья.

Скажем, в нескольких евангельских отрывках оставлены слова на арамейском: транслитерированы греческими буквами, а рядом поставлен перевод. Взять хотя бы рассказ о воскрешении девочки (Мк 5). Там описан следующий случай: к Иисусу подходит Иаир, один из начальников синагоги, и просит исцелить его тяжелобольную дочь. Иисус соглашается, но по дороге его задерживают. К Иаиру подходят с вестью, что девочка умерла, но Иисуса это не смущает. Он приходит в дом, входит в комнату девочки, берет ее безжизненную руку в свою и произносит: «Талифа куми!» Это не греческая фраза, а арамейская. Поэтому Марк снабжает ее переводом: «Девица, тебе говорю, встань». Она встает, ко всеобщей радости.

Этот рассказ изначально имел хождение по-арамейски, и переводчик на греческий оставил ключевую арамейскую фразу, требовавшую, однако, перевода для грекоязычных читателей. Кому-то это покажется странным, но ничего странного здесь нет. Такие вещи можно на каждом шагу встретить даже в наши дни в многоязычных обществах. К примеру, когда я учился в аспирантуре, у нас был преподаватель, который долго жил в Германии и хорошо знал немецкий язык. От студентов также требовалось знание немецкого (чтобы изучать научную литературу). Однако большинство из нас могли лишь читать, а не говорить по-немецки. Между тем профессор не снисходил к нашим слабостям. Частенько он рассказывал (по-английски) какую-нибудь историю из немецкой жизни, но доходя до ключевого момента, переходил на немецкий: в оригинале фраза звучала смешнее. Мы же старались уловить момент, когда нужно смеяться: не хотелось огорчать хорошего человека своим непониманием…

Так и с Евангелиями. Ключевая фраза оставлена по-арамейски. Аналогичным образом, в конце евангельского рассказа Иисус восклицает на кресте по-арамейски: «Элои! Элои! ламма савахфани?» (Мк 15:34). Марк поясняет смысл фразы: «… что значит: Боже мой! Боже мой! Для чего Ты меня оставил?»

Мы наблюдаем это не только в Евангелии от Марка. Евангелие от Иоанна, независимо от других Евангелий, содержит ряд арамейских слов. В одном только отрывке Ин 1:35–52 есть три случая.

• Узнав от Иоанна Крестителя, что Иисус есть «Агнец Божий», два ученика хотят познакомиться с Иисусом. Подойдя к нему, они обращаются к нему: «Рабби!» Евангелист переводит для читателя это арамейское слово: «…что значит: учитель».

• Когда Андрей, один из двух учеников, убеждается в мессианстве Иисуса, он идет к своему брату Симону и говорит: «Мы нашли Мессию». Опять же евангелист поясняет это арамейское слово: «…что значит: Христос».

• Затем Иисус беседует с Симоном и говорит: «Ты наречешься Кифа». Евангелист дает расшифровку этого арамейского слова: «… что значит: камень (Петр)».

Практически все специалисты считают, что ряд евангельских рассказов изначально передавался по-арамейски, а значит, восходят к древнейшему периоду христианской истории в Палестине. На это указывает еще одно существенное обстоятельство: некоторые евангельские отрывки не содержат арамейские слова, но зато имеют смысл лишь при обратном переводе греческих слов и фраз на арамейский. Это означает, что данные материалы восходят к арамейским преданиям, которые лишь впоследствии стали распространяться на греческом языке.

Один из ярких примеров мы находим в Мк 2:27–28, где Иисус дает краткий, но решительный, ответ своим оппонентам. Сцена такая: его ученики идут в субботу через поле и, будучи голодны, начинают срывать колосья. При виде этого фарисеи — в Евангелии от Марка фарисеи поистине вездесущи! — возмущаются: с их точки зрения, ученики нарушили субботу. Иисус же, согласно Марку, смотрит на ситуацию иначе: человеческие нужды (в данном случае голод) важнее педантизма в соблюдении субботы. Поэтому он отвечает: «Суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы».

Фраза необычна. Мы знаем, что в Евангелии от Марка Сыном Человеческим именуется Иисус. Но даже если он есть «господин субботы», как это отвечает на критику фарисеев? Ведь они говорили о нарушении субботы учениками Иисуса, а не им самим! Более того, фраза не вполне последовательна. Иногда я советую студентам: когда видите в тексте слово «поэтому», проверяйте логическую цепочку. В данном же случае, концы с концами не сходятся: как из первой части («суббота для человека») следует вторая (Иисус есть «господин субботы»)?

Если сделать обратный перевод на арамейский, обе трудности снимаются. Дело в том, что в арамейском языке одно слово обозначало и «человека», и «сына человеческого»: «барнаш». Стало быть, первоначально фраза гласила: «Суббота для барнаш, а не барнаш для субботы. Посему барнаш есть господин субботы». Тогда и «посему» вполне осмысленно. Люди господствуют над субботой, ибо суббота была создана для них, а не они для субботы. И фраза органично согласуется с контекстом. Ученики господствуют над субботой, которая была создана для них.

Первоначально этот рассказ имел хождение на арамейском языке. Когда его переводили на греческий, переводчик решил включить тезис не только об учениках, но и об Иисусе. Поэтому в первом случае он перевел «барнаш» как «человек», а во втором — как «Сын Человеческий». В результате греческий текст содержит проблему, которая отсутствовала в арамейском. Сам рассказ происходит из арамеоязычной общины христиан, которая жила в Палестине в первые годы христианского движения.

Сразу скажу, что факт перевода преданий с арамейского языка на греческий помогает отличить достоверные предания от недостоверных. (Об этом мы еще скажем позднее, когда удостоверимся, что Иисус почти наверняка существовал.) Каким образом? Оказывается, некоторые высказывания, приписываемые Иисусу, невозможно перевести на арамейский. А поскольку Иисус говорил именно по-арамейски, это означает, что данные высказывания ему не принадлежат. Возьмем один знаменитый пример. В Ин 3 приведена беседа Иисуса с рабби Никодимом: Иисус находится в Иерусалиме, и Никодим приходит к нему как к учителю от Бога. Иисус говорит ему: «Если кто не родится анотэн, не может увидеть Царства Божия» (Ин 3:3). Я специально оставил здесь ключевое греческое слово непереведенным. Оно имеет два значения: «снова» и «свыше». Никодим понимает его во втором смысле и изумляется: «Как может человек…в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?» Однако Иисус имел в виду «свыше», а не «снова». Именно этот смысл «анотэн» имеет в других местах Евангелия от Иоанна. Иисус поправляет Никодима и подробно объясняет, что человек должен «родиться от Духа» (нисходящего свыше!), если хочет войти в Царство Божие.

Таким образом, греческий текст содержит игру слов: Никодим понимает «анотэн» в одном смысле, а Иисус — в другом. Если не знать про двойной смысл «анотэн», разговор становится не вполне понятным. Однако в этом-то собака и зарыта: арамейский язык не допускает такую игру слов. В арамейском языке одно слово обозначает «свыше», и совсем другое — «снова». Соответственно, этот разговор не мог проходить на арамейском языке. Однако Иисус, повторимся, говорил именно по-арамейски. Но даже если допустить, что он знал греческий (весьма сомнительно!), он едва ли стал бы разговаривать по-гречески с еврейским раввином в Иерусалиме. Значит, такого разговора быть не могло (во всяком случае, в том виде, как он описан).

Однако многие евангельские традиции явно восходят к арамейскому оригиналу. Значимость этого факта невозможно переоценить. Арамеоязычные евреи на родине Иисуса рассказывали о нем задолго до того, как в 50-е годы апостол Павел писал свои послания: вполне можно утверждать, что спустя всего несколько лет после традиционной даты распятия такие рассказы уже имели хождение. Почему это столь важно? Большинство мифологистов развивают следующую гипотезу: новозаветные послания (особенно Павловы), написанные раньше Евангелий, говорят не об Иисусе, а о мифическом Христе, который, подобно языческим богам, умер и воскрес. Дальше я попытаюсь показать, что эта гипотеза ошибочна со всех точек зрения. Во-первых, не факт, что существовала общая мифология умирающих и воскресающих богов. Во-вторых, если она и существовала, она не имела отношения к палестинскому миру, в котором жили первые ученики Иисуса. В-третьих, есть все основания считать, что апостол Павел говорил об историческом Иисусе и даже цитировал его. Да, Павел верил, что Иисус достиг уровня божественности, но Павлова концепция глубоко отличалась от (гипотетической) языческой веры в умирающих и воскресающих богов.

Заключение

Мы упомянули лишь небольшую часть имеющихся свидетельств. Однако легко понять, почему даже они убедительны практически для всех ученых, которые размышляли над вопросом историчности Иисуса. Никак нельзя сказать, что о словах и делах Иисуса повествует лишь одно Евангелие конца I века. Мы насчитали целых семь таких Евангелий. В своем свидетельстве об историчности Иисуса они полностью или частично независимы друг от друга. Более того, они независимо друг от друга подтверждают многие факты об Иисусе: например, Иисус не только существовал, но и был еврейским учителем, а распяли его римляне по инициативе еврейских властей в Иерусалиме. Далее, эти независимые свидетельства основаны на довольно большом числе письменных предшественников — Евангелий, которые не сохранились до наших дней. Скорее всего некоторые из этих более ранних текстов были написаны не позже 50-х годов н. э. Они были созданы в самых разных местах Средиземноморья. Вспомним, что историки предпочитают множество свидетелей, которые независимо друг от друга подтверждают факты. В случае с историчностью Иисуса мы имеем именно такую картину.

Важнее всего, что каждое из этих многочисленных Евангелий основано на устных преданиях, которые годами распространялись в христианских общинах в разных землях. Все эти предания свидетельствуют о существовании Иисуса, а некоторые из них можно проследить как минимум до арамеоязычных общин Палестины (видимо, 30-х годов н. э., т. е. до времени почти сразу после традиционной даты распятия). Число, географический разброс и значительная степень независимости этих традиций показывают, что Иисус как минимум существовал.

Как мы увидим, есть и другие свидетельства…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.