Глава XV

Глава XV

Долина Иезраиль или Эсдрелона. – Дженин. – Положение земледельца и капиталиста в Сирии и Палестине. – Наблус. – Старейшина Самарян. – Могила Иосифа. – Колодезь Иакова

Находясь в Эсдрелонской долине, покрытой пашнями, мы могли любоваться дивным местоположением Фавора; он стоял подобно престолу в величественной зале, составленной из толпившихся вокруг него вершин Галилейских и Ефраимовых гор.

Весь путь наш пролегал по этой долине, славящейся своим плодородием со времен библейских. Эсдрелонская долина орошается рекой Киссоном и по ширине своей напоминает скорей равнину, пересеченную несколькими кряжами холмов; но, несмотря на видимое богатство почвы, селения поражают гнетущею бедностью, а смазанные из глины, булыжника и плитняка, жилища, в виде клетушек, напоминают снаружи постройки людей каменного века, их обитатели возбуждают жалость своим оборванным видом и едва прикрытою какими-то тряпками наготой. Большинство между ними страдает глазами.

Мы остановились для привала в такой деревне, у ручья, под сенью лимонной рощи. Деревья были таких роскошных размеров, что, переплетаясь сучьями, образовали навес, украшенный по темной зелени листьев желтыми, как янтарь, плодами. Как хорош отдых в таком естественном шатре, особенно после перехода под палящим зноем! В нем воздух освежается прохладою ручья, а листья не пропускают жары до такой степени, как холст палатки, в которой всегда душно.

Чрез 3 часа после привала мы подошли на ночлег к Дженину. Город лежит на противоположных Назарету склонах Эсдрелонской долины и окружен садами, со множеством финиковых пальм.

Мы расположились в оливковой роще, немного выше города и неподалеку от большого водоема, который наполняется ключом, замечательным по своему изобилию. Вправо от нас стоял высокий забор из кактусов с красневшими на них зрелыми плодами, похожими по величине и внутренности на наши огурцы, но только в красной жесткой коже, с желтым мясом и зернами. Мы попробовали их. Но надо осторожно употреблять эти плоды в пищу, так как внутренность кожи покрыта тончайшими иглами, которые, впиваясь в язык и небо, причиняют боль. На вкус они очень сладки, сочны, питательны и по своему изобилию служат пищей для беднейших жителей.

В Дженине мы неожиданно нашли капусту. Его Высочество с Д. И. Скобелевым лично занялись варкой ленивых щей и картофельного соуса. Когда спала жара и наступили сумерки, мы сели в кружок, на сложенных под маслинами вещах, и стали петь хоровые песни. Странно, но вместе с тем и приятно было слышать такие напевы как – «Вниз по матушке по Волге» и «Вдоль по улице метелица метет», в далекой Иудее, между палатками, под корявыми стволами вековых маслин, при мерцающем свете факелов и костров, освещавших необычный для глаза бивуак турецкой кавалерии, и наших нукеров с лошаками, и хлопотавших около очага поваров, рядом с неподвижными фигурами арабов, пришедших из города посмотреть на наш шумный лагерь.

Не успели мы разойтись по палаткам и еще не замолкли голоса товарищей, призывавших своих людей, как шакалы затянули свою нескончаемую песнь, с жалобным воем и дикими руладами.

Выйдя с восходом солнца из Дженина, мы перешли через 3 часа на привал в деревню Сили, а оттуда, после перехода в три часа с четвертью, в Наблус или древний Сихем, столицу Самарии.

До Сили дорога была немного более гориста, чем до Дженина, и все время пролегала по небольшим плоскогориям и плодородным пашням в долинах. Поля были запаханы под озимый хлеб; на некоторых еще работали поселяне, одетые в белые, до колен подпоясанные рубашки без рукавов; на голове кефие, а на ногах кожаные сандалии. Каждый из пахарей имел в руках саженную палку, которою погонял своих волов, впряженных в плуг парой.

Я подъехал к Н. Д. Макееву и стал расспрашивать его, как старожила, о быте здешнего населения. Сеют два раза в год, без пару: в октябре перед зимними дождями, и снимают этот посев в феврале, потом в марте и снимают в июне, а если год благоприятен и перепадают дожди, то снимают и третий хлеб, от июня до сентября. Средний урожай считается сам-сорок, но доходит иногда и до двухсот. При этом надо заметить, что в большинстве не обращают особенного внимания на плодопеременность, придерживаясь только соответствующему времени года и сеют много масличных растений, даже под оливковыми деревьями (так, например, из Яффы вывозят до трех миллионов ок семени, идущего на маслобойни).

Земледелец, имеющий до 3000 р. с. капитала, считается богатым и оборачивает свой капитал частью в земле, частью давая взаймы между своими. Торговец с капиталом в 7000 р. с. считается зажиточным; владеющий же 35 или 40 тысячами – богатым. Законный процент двенадцать, но само правительство дает 24 процента. Посему капиталисты и отдают свои деньги взаймы правительству, стараясь только скрыть свое имя, а действуя как маклер между правительством и подставным лицом. Лица эти обыкновенно избираются из иностранцев или пользующихся покровительством консулов. Турецкий подданный никогда не ссужает своему правительству, рискуя, в противном случае, потерять и капитал, и проценты. Проценты полагаются законные двенадцать, а двенадцать приписываются к сумме векселя. К мелким займам у частных лиц прибегают местные власти, для удовлетворения насущнейших нужд управляемого ими края, так как большая часть налогов и повинностей забирается вперед и вносится в казначейство, а на жалованье по управлению и на расходы по постою войск приходится занимать до следующих поборов.

До последней резни христиан, беспорядки в Сирии и Палестине достигли крайних пределов; вся страна страдала от разбоев, междоусобиц и неповиновения властям до того, что даже такие города, как Дамаск, не отправляли рекрутской повинности. Правда, что с тех пор, как Фуад-паша перевешал и перестрелял, после дамасского возмущения, предводителей шаек, известных своим открытым грабежом, даже в таких местностях, как долина Бекаа, Эсдрелона и окрестности Яффы и Иерусалима, турки уничтожили разбой и междоусобицу, но жители от этого нисколько не выиграли, потому что их тотчас же обложили несоразмерными податями и налогами, так что, не видя исхода из своего положения, они свыклись с ним и относятся ко всему апатично, коснея в бедности и невежестве, среди богатства и изобилия почвы. И может ли быть иначе, когда земледелец должен уплатить налоги с полей при посеве, а с фруктовых дерев при их цвете…

Бедуины же и друзы до сих пор не несут никаких повинностей и не подчиняются власти Султана. Те же, которые ее признают, находятся на службе у правительства, как, например, виденное нами племя шейха Могомета-Духи, получающего до пятнадцати тысяч в год за сопровождение каравана меккских поклонников.

От Сили до Наблуса мы ехали три часа с четвертью. Дорога пролегает по довольно живописной и населенной местности, беспрестанно пересекая долины и огибая горы. Зато каменистый ее грунт часто вынуждал нас вытягиваться по одному, и затем нагонять Великого Князя. Знойный ветер дул сзади. Жара стояла нестерпимая. Подходя к Наблусу, мы спустились в долину; по ней тянулась оливковая роща; издали казалось, что вот, вздохнем свободней, но тонкая зелень маслин мало дает тени, а напротив того, только удерживает жар и как в решето пропускает жгучие лучи солнца.

Наблус, древний Сихем, или Сихар, лежит в узкой долине, образуемой с юга покрытой зеленью горой Гаризим, а с севера голым и крутым Гевалом, на котором Иисус Навин, поставив жертвенник с надписью всех слов закона и, прочитав народу благословение и проклятие, обращался к плодоносному Гаризиму и к бесплодному Гевалу, как к эмблемам благодати и проклятия. По завоевании Ханаана иудеями, Сихем достался левитам, и сюда было перенесено тело Иосифа. Здесь же находится несомненный Колодезь Иакова, у которого Иисус Христос беседовал с самарянкою.

Некоторые путешественники называют Назарет «Цветком Галилеи»

В Наблусе считается от пятнадцати до восемнадцати тысяч населения и преимущественно фанатиков-магометан, между которыми живут 800 христиан и остатки самарян[19], в числе 134 человек, считая вместе с детьми. Их старейшина – высокий, здоровый мужчина, с седою, подстриженною бородой и округленными чертами лица – представился Его Высочеству. Он объяснялся по-английски; на нем был обыкновенный костюм: шаровары, куртка и феска. С его показания я и записал число живущих еще в Наблусе самарян.

Самаряне показывают, что они отделились от иудеев в то время, когда первосвященник Илия оставил храм, воздвигнутый на горе Гаризиме Иисусом Навином, и построил другой алтарь в Силоме. Евреи же считают самарян помесью от оставшихся в стране израильтян и язычников, поселенных в этих долинах завоевателями.

Вражда и ненависть между самарянами и иудеями началась с того времени, как последние отстранили участие самарян в восстановлении Иерусалимского храма, и когда, по проискам последних, возобновление храма было отложено на 20 лет. Самаряне признают только книги Моисея и Иисуса Навина. Замечательно, что Вениамин Тудела, отыскивая своих единоверцев, в 1173 году показывает в Наблусе 100 самарян; доктор Петерман, проживавший там в 1852 году два месяца, чтобы собрать о самарянах более точные сведения, считал их 122, а нам старейшина показал 134 человека. Во времена Тудела самаряне жили: в Дамаске в числе 400 человек; в Аскалоне 300 человек, Кесарии – 200 и еще была одна цветущая колония в Египте, поселенная Александром Македонским; теперь же самаряне остались только в одном Наблусе[20].

Пройдя город, в 10 минутах от Гробницы Иосифа и Колодезя Иакова, мы стали лагерем. Здесь встретил Великого Князя наш иерусалимский консул, Кожевников, и архимандрит тамошнего странноприимного дома, отец Антонин. Отдохнув немного, мы пошли ко Гробнице Иосифа, куда взялся нас проводить самарянин.

Гробница Иосифа обнесена оградой, в правом углу которой стоит выложенная из кирпича продолговатая сводчатая могила. Двор в ограде вымощен плитами, а по стенам расстилается зелень виноградной лозы. Тут находятся еще две могилы, но самарянин не знал, кто в них покоится, а только с достоверностью указал на могилу Иосифа.

Отсюда, перейдя поле и две, три канавы, мы подошли к колодцу Иакова, где Спаситель беседовал с самарянкой. Над колодцем стоят развалины греческой церкви. Воды в нем не было, несмотря на глубину 75 футов, потому что летом он иссякает и наполняется водой только в течение зимы.

Обойдя развалины, я стал приискивать в Евангелии от Иоанна место, в котором он рассказывает беседу Иисуса Христа с самарянкой, когда «утрудившись от пути» из Иудеи в Галилею, Спаситель подошел и сел у колодезя (Ин. 4, 6). Прочитав Евангелие, я посмотрел на долину. Около меня стоял самарянин. Гора Гевал освещалась солнцем, резко выделяясь своими красноватыми обрывами и утесами, в противоположность пологим и зеленеющим склонам Гаризима, у подножия которого раскинулся Наблус, окруженный рощами маслин и гранатов. Пока мы ходили и осматривали эти места, лучи солнца, наклоняясь к западу, теряли свою жгучесть, переставали накаливать утесы и скалы долины; а медленно охлаждавшийся воздух, приходя в движение, освежал нас легким дуновением, возвращая нашим усталым членам силу и бодрость. Я умилился душой… Спаситель, беседуя с самарянкой, как и мы, «утрудившись от пути», озирал ту же картину, и, оставаясь затем, по просьбе самарян, в Наблусе, вероятно, переживал те же впечатления в наступавшей мало-помалу прохладе, после дневного зноя и духоты.

Мы возвратились в лагерь обедать. В эту ночь шакалы задали страшный концерт, отличаясь в изобретении самых ужасных диссонансов, и бродили так близко около палаток, что часовые отгоняли их саблями и камнями.

Из Наблуса идет прямой путь в Иерусалим, но Великий Князь желал сначала посетить Иордан и Мертвое Море, а потом уже войти в Священный Город по дороге из Вифании. После долгих совещаний, Холу-паша наконец нашел проводника, который брался провести чрез Ефраимовы горы в долину Иордана, по тропам и руслам пересохших в это время года горных речек, так как в избранном Его Высочеством направлении нет прямой дороги.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.