Святитель Евфимий Тырновский († 1403)
Святитель Евфимий Тырновский
(† 1403)
Святитель Евфимий Тырновский. Современная роспись. Часовня Свт. Климента Охридского, Богословский факультет Софийского университета, Болгария.
Ведь и варварское неистовство
стыдится самого себя
перед добродетелью таких мужей.
День, когда визирь Османской империи Чандарлы Али-паша привел свое тридцатитысячное войско к Тырново, стал черным для всего Болгарского царства. Это было в 1393 году.
Жители столичного Тырново привыкли считать свой город неприступным – он не только был укреплен высокими крепостными стенами, но еще с трех сторон опоясан скалами.
Войско турок было огромным, и, как пишет болгарский писатель XIV–XV веков Григорий Цамблак в своем сочинении «О тырновском разорении», по своей численности превосходило вместе войско древнего персидского царя Дария и армию Александра Македонского: «Он подошел и, неожиданно напав на город, осадил его своими бесчисленными ордами не с одной и не с двух сторон, а повсюду. И заняли лютые враги огромное пространство».
На защиту столицы вышли все жители Тырново: женщины, старики, дети – все, кроме болгарского царя Ивана Шишмана и его придворных. Узнав о приближении многотысячной турецкой армии, обитатели дворца накануне бежали из столицы.
Али-паша был сильно разгневан упорным сопротивлением болгар. «Во гневе варвар грозился сжечь Тырново, а горожан изрубить на куски, обещал предать их и другим жестоким казням, если они ему не повинуются», – рассказывает Григорий Цамблак.
Народное предание гласит, что Тырново был захвачен из-за предательства некоего еврея, который из ненависти к христианам показал врагам тайный лаз в город. И по сей день в Тырново любопытным туристам показывают его могилу.
Когда турки ворвались в город, началась жестокая резня мирных жителей – не пощадили и тех, кто пытался укрыться в церкви. «Так и чуднейший город Тырново, где лежали чудодейственные мощи чудотворного отца Иоанна Рильского, взяли приступом безбожные толпы воинства. И совершались постоянно грабежи и кровопролития, каждый день в любое время, и никто не мог сдержать их злобного остервенения», – описывает страшные события тех дней южнославянский автор XV века Владислав Грамматик в сочинении «О буре безбожнейших персов с востока».
Но Патриарх Болгарский Евфимий Тырновский даже среди всеобщей паники и стенаний сохранял самообладание. Узнав, что всей столицей овладели турки, он не стал прятаться или спасаться, а сам отправился к Али-паше.
«Когда царь издалека увидел, что Евфимий идет к нему с обычным для него благочинием и мудрым самоуглублением, не обращая внимания на происходящее вокруг него, привлекавшее слух и зрение малоумных, но проходя мимо, как будто все это было нарисовано на стене, варвар не остался сидеть, но встал с благопристойным выражением лица, оказал ему почет и предложил сесть рядом с собой», – описывает этот момент Григорий Цамблак.
Спокойно и с достоинством, «как будто все это было нарисовано на стене»…
Сев на предложенное место рядом с предводителем турецкого войска, Патриарх Евфимий принялся укорять его за мстительный гнев и потребовал прекратить расправу над мирными жителями. Тот смутился и задумался, стоит ли продолжать напрасные убийства и поджоги. «Ведь и варварское неистовство стыдится самого себя перед добродетелью таких мужей, как Евфимий», – пишет его ученик, сохранивший память об удивительном мужестве Патриарха Болгарского.
Евфимий (Евтимий) Тырновский родился приблизительно в 1325 году в Тырново, столице так называемого Второго Болгарского царства, в знатной и богатой семье.
Церковь Сорока мучеников.
Велико-Тырново, Болгария. XIII в.
В то время Болгария перестала быть провинцией Византии и второй раз переживала расцвет.
По богатству и красоте свой столичный город болгары гордо сравнивали с Константинополем, называя его «Царьград-Тырново» или «Велико-Тырново».
Но отпрыск именитого рода Евфимий ни во что не ставил ни богатство, ни знатность семьи и видел свое будущее только в стенах монастыря. Уже в молодые годы он принял постриг в Килифаревском монастыре Рождества Богородицы, который находился в горах неподалеку от Тырново. Духовным наставником Евфимия стал болгарский монах-исихаст Феодосий Тырновский, ученик известного афонского монаха Григория Синаита.
В свое время Григорию Синаиту пришлось из-за частого нападения турок оставить Афон и переселиться в горную местность Странджа в пограничных землях Болгарии и Византии. Поэтому в его православной общине было немало подвижников из Болгарии, которых теперь называют первыми болгарскими исихастами, – Феодосий Тырновский, Ромил Видинский, Иларион и другие.
Самоуглубленная «умная молитва», направленная на преображение души, вовсе не исключает жизненной активности. Монахи, проповедовавшие созерцательный мистицизм, много ездили по миру, знакомя христиан со своим учением, занимались книжными переводами, принимали участие в богословских диспутах.
Наиболее известными учениками болгарского исихаста Феодосия Тырновского считаются некий Дионисий, которому принадлежали переводы многих книг с греческого языка на славянский, и Евфимий Тырновский. Евфимий был неутомимым переписчиком книг, переводчиком, экономом Килифаревского монастыря и, по сути, являлся правой рукой настоятеля.
В период между 1350 и 1360 годами в Тырново прошли два церковных Собора, показавших неразрывную связь болгарских монахов с православными духовными традициями Горы Афон. В ходе Соборов среди прочих лжеучений болгары осудили и учение противников Григория Паламы – Варлаама и Акиндина.
В 1363 году Феодосий Тырновский отправился в Константинополь к своему другу и соученику Патриарху Каллисту, в пути его сопровождал Евфимий. Но, прибыв в столицу Византии, Феодосий вскоре умер и был похоронен в одном из константинопольских монастырей.
После смерти наставника Евфимий не стал сразу возвращаться в Болгарию. Какое-то время он жил в Константинопольском Студийском монастыре, а затем отправился на Афон, в эту главную школу исихазма. Сначала Евфимий поселился в Лавре Афанасия Великого, а через какое-то время перешел в афонский болгарский монастырь Зограф.
Болгарский царь Александр, даруя в 1342 году зографскому монастырю грамоту, называет Афон «пристанищем спасения всякой души христианской, а наипаче православной». «…Это есть общее место для ищущих спасения, и вместе с тем здесь было общее достояние благовольствующих. Ради этого здесь находятся здания каждого племени и народа православного, именно на первом месте стоят греки и болгары, а за ними следуют сербы, русы, иверы (грузины. – Ред.); каждый из этих народов имеет свою обитель, сообразно со своим старанием и усердием», – говорится в царской грамоте о многонациональной православной общине Горы Афон в середине XIV века.
Зографский монастырь Святого Георгия, который в афонских актах с 80-х годов XIII века называется «болгарским», являлся одним из главных центров средневековой болгарской книжности. В его стенах несколько лет потрудился и Евфимий Тырновский.
Примерно в 1371 году Евфимий вернулся на родину в Болгарию, где как раз в то время произошли большие перемены. В феврале 1371 года умер болгарский царь Иоанн-Александр, известный покровитель монастырей, завещавший власть своим сыновьям.
«Пробыв долгое время в чужой стране, где многие удерживали его и молили остаться с ними, он, рассудив, предпочел всему отечество и вновь вернулся в него, неся многие сокровища премудрости и разума, словно некий искусный купец, приобретший их в дальних странах», – пишет в «Похвальном слове о Евфимии» Григорий Цамблак. По его мнению, возвращение Евфимия Тырновского было продиктовано исключительным желанием поселиться в уединении и безмолвии. На Афоне за Евфимием прочно закрепилась слава ученого мужа и молитвенника, а он избегал греха гордыни.
Прибыв в Болгарию, Евфимий даже никому об этом не сообщил, «не соблазнился почестями, в оказании которых они старались превзойти друг друга» и не вернулся в Килифаревский монастырь. «И не явился он ни к друзьям, ни к знакомым, ни к близким, ни к родственникам, ни к каким-то иным людям, не имея нужды, но предстал свободным и стоящим выше всех нужд, ибо не хотел поставить душевное любомудрие рядом ни с чем на свете, не хотел смешивать высокое с малым…» – сообщает Григорий Цамблак.
Евфимий поселился в уединенном месте в болгарских горах, построил там церковь во имя Святой Троицы, «поборником которой он был» и основал небольшой монастырь. Вскоре в этой обители у него появился целый «сонм учеников, сколь многочисленных, столь и почтенных».
Монастырь Святой Троицы стал крупным центром богословия и болгарской книжности, где Евфимий с учениками занимались переводами богослужебных книг с греческого языка на старославянский, а также исправлением («справой») многих уже существующих текстов. И дело было не только в стилистических погрешностях, которых в переводах с греческого языка на староболгарский (старославянский) накопилось немало. Как пишет Григорий Цамблак, под видом многих, на первых взгляд благочестивых, но многократно и с искажениями переписанных книг «скрывался и многий вред, и сопротивление истинным догматам, потому и произошли из них многие ереси».
Евфимий Тырновский стал инициатором настоящей книжной реформы, которая заключалась в сверке текстов Библии и богослужебных книг с греческими оригиналами и в очищении множества болгарских рукописей от поздних вставок и искажений.
Средневековый болгарский писатель Константин Костенецкий и самого Евфимия называет «великим художником словенских письмен». Стремление «обновить», очистить книжное слово хорошо видно и в собственных литературных произведениях Евфимия Тырновского. Сохранилось четыре жития, четыре похвалы и несколько сочиненных им гимнов.
В предисловии к составленному им житию болгарского святого Иоанна Рильского он пишет: «…То, что жившие до нас описали грубо и неискусно, попытались мы рассказать достойно, как и подобает, ибо наверняка знаем, что повесть об отце обычно веселит души любящих Бога и умножает в них рвение».
Возвращаясь в Болгарию, Евфимий думал укрыться в горах и жить в молитвенном уединении, но все получилось иначе. Монастырь Святой Троицы, где он был игуменом, стал в Болгарии конца XIV века, как сейчас принято говорить, центром межславянского культурного общения.
Как пишет главный биограф Евфимия Григорий Цамблак, «принял он себе в ученики по апостольскому жребию множество людей, не только из болгарских родов, но и издалека – из всех северных стран до самого океана, и из западных до Иллирика». В стенах обители Святой Троицы потрудились книжники и Византии, и Руси, и стран Балканского полуострова. Один из единомышленников Евфимия Тырновского, Киприан, впоследствии станет митрополитом в Москве и активным распространителем книжности на Руси.
В 1375 году Евфимий был избран Патриархом Болгарским. В сочинении «О пастыре добром Евфимии» говорится, что он превратил Царьград-Тырново в одну большую «странноприимницу». «Кто еще был столь милостив, что обливался слезами при виде нищих, кто мог сравниться с ним в отношении к нищете?» – восклицает автор.
При этом Патриарх Евфимий был непримирим по отношению к еретикам и язычникам. Как-то в болгарской столице появились некие Пирон и инок Феодосий, по прозванию Федул, сторонники Варлаама и Акиндина и противники афонских монахов-исихастов. Они были искушены во многих «внешних науках» и помимо этого занимались колдовством и волхвованием. Подобные «волшебники» всегда находят зрителей, увлекли они и многих болгарских вельмож. Патриарх Евфимий неоднократно обличал этих проходимцев и не успокоился до тех пор, пока их не изгнали из Болгарии, как «аравийских волков».
Однажды Патриарху стало известно, что неподалеку от Тырново, в лесу за рекой возле церкви Пресвятой Богородицы, горожане целыми семьями собираются на ежегодный праздник, который длится восемь дней (скорее всего, речь идет о праздновании памяти Иоанна Крестителя, который во многих славянских странах был «переделан» в июльский языческий праздник Ивана Купалы). На летние празднества болгары собирались вовсе не для молитвы, а водили хороводы, совершали языческие обряды, устраивали гадания, предавались пьянству и разврату. Узнав об этом, Патриарх Болгарский «по-иному установил праздник, запретив сходиться на старое торжество» и пресек все эти языческие вакханалии.
В конце XIV века Второе Болгарское царство представляло собой несколько политически самостоятельных владений: Тырновское царство, Видинское царство и Добруджанское княжество.
Тырновское царство, принадлежавшее царю Ивану Шишману, было самым крупным. Помимо Тырново, ему принадлежали болгарские города-крепости Никополь, Орехово, Систово, Дрестр, София.
В «Рильской грамоте царя Ивана Шишмана», датированной 1378 годом, пожалованной Рильскому монастырю, есть слова: «И так да пребывает этот монастырь моего царства „Святого Ивана-пустынника“ со всеми своими имениями, которые перечислены выше, свободно, и да не будет обеспокоен кем-либо до тех пор, пока солнце светит на земле и пока существует царство мое…»
Выводя эти слова, болгарский царь Иван Шишман не подозревал, что времени его царству осталось всего пятнадцать лет.
В раздробленном виде Болгария никак не могла противостоять турецкому завоеванию, когда на ее земли двинулась османская армия. Турки одну за другой одерживали победы на славянских землях.
«…Турки, как только приблизились, не медля ни мгновенья, вступили в бой, и была битва великая, и лилась кровь, и пало вельмож и воинов без числа, и потемнел воздух небесный от множества стрел и копий, летавших, как солома по ветру, и гудела земля, и раздавался шум великий от копий, ударявшихся о щиты, и падали кони и люди…», – описывается одно из таких сражений в средневековой болгарской летописи.
Даже сообща было трудно противостоять османской военной силе, но болгарские правители, погрязшие в давних родовых распрях, и не думали о сближении…
«И пришел он (враг. – Ред.), и захватил, точно обыкновенное гнездо, все болгарские пределы», – с горечью сообщает анонимная болгарская летопись XIV–XV веков.
Наступил день, когда турки захватили и Тырново, разорили и сожгли весь город, осквернили главную соборную церковь. Как пишет Григорий Цамблак, отсылая к ветхозаветным образам, «в иноплеменные руки попал кивот Завета, святая святых оказалась во власти ассирийцев, и, что страшнее всего – святыни были брошены псам».
После разрушения главного городского собора Патриарх Евфимий перешел служить в церковь Святых Петра и Павла, продолжая опекать свою несчастную паству. «Заботился он о том, как уберечь людей от погубления варварами, поучал их, утешал, поднимал падающих и лежащих, поддерживал оступившихся и тех, кто мог упасть, воздавал хвалу борющимся и призывал их к мужеству».
Как-то воевода-турок, поставленный управлять покоренным городом, велел собраться в храме всем самым известным и уважаемым жителям Тырново якобы на общегородской совет. Патриарх Евфимий на него приглашен не был.
Когда горожане, цвет Тырново, собрались в одном месте, в храм ворвался вооруженный отряд турок и перебил всех болгар. В тот день мученическую смерть в стенах храма приняли сто десять человек. «Кровожадный зверь заклал их посреди церкви, словно бы принес их в жертву, не устыдившись седин, не пожалев юности, но отдав их горла на потеху кинжалам», – рассказывает Григорий Цамблак.
Вскоре после этого был схвачен и Патриарх Евфимий – турки сорвали с него церковное облачение и повели к городской стене, где происходили массовые казни жителей Тырново. Он «предстал перед мучителем без трепета в душе, не изменившись от страха в лице, но являя спокойствие и благодать живущего в нем Духа», – пишет его биограф.
Патриарх Евфимий жалел лишь об одном: что его не позвали в церковь в тот день, когда были убиты сто десять его сограждан. «Почему, нечестивец, так безумно и унизительно умалил ты достоинство моего сана? Ведь священнику подобало принести себя в жертву прежде тех, кто пал твоими жертвами, как пастырю подобает идти впереди своих овец, а отцу – впереди своих детей. Все они мне были доверены, потому и чашу заклания мне первому должно было испить, как возделывающему землю полагается первому вкусить от сладких ее плодов», – обратился Патриарх со словами упрека к турецкому военачальнику.
Затем Евфимий положил голову на плаху, палач занес над ним топор… и дальше произошло то, что называется чудом. Палач так и не смог опустить орудие убийства на голову Патриарха Евфимия, его рука словно окаменела: то ли магометанин побоялся взять на себя грех убийства человека, которого все вокруг называли святым, то ли и впрямь был парализован. Но все присутствующие увидели, что неподвижная рука палача была словно «рука мертвеца, прикрепленная к живому и движущемуся телу». Турки в суеверном страхе разбежались прочь. Патриарху Евфимию вернули его облачение и сказали, что он может идти куда хочет.
Даже оказавшись на волоске от гибели, Патриарх Болгарский не покинул Тырново, стараясь хоть как-то облегчить горькую участь своих соотечественников.
Через какое-то время турки начали собирать большую партию рабов из местных жителей для отправки на восток. Снова для жителей Тырново наступил день великого плача: «От этого зрелища могли бы прослезиться и камни города – ведь детей отделяли от родителей, братьев от сестер, ибо не всех уводили туда, где они могли бы видеть друг друга и утешаться в печали, но одних, отличающихся происхождением, богатством или красотой лица, уводили, других же оставляли… И обнимали они друг друга, целовали, прощались, оглашая рыданиями окрестности…»
Среди пленных, кого уводили из Тырново, шествовал, опираясь на посох, и Патриарх Болгарский Евфимий, который был определен в заточение в один из монастырей Македонии.
Владыка тоже не мог сдержать слез, но вовсе не из страха перед собственной участью: «И не от собственных мучений страдал он, не недугами своими и старостью был удручен, но терзали его страдания людские, и жалел он младенцев грудных».
Когда дошли до того места, дальше которого оставшимся в городе идти было запрещено, была сделана остановка. В последний раз жители Тырново подходили к Патриарху, с рыданиями целовали его руки и ноги, подводили детей для благословения, называли своим учителем и «расставались с ним, будто расставались с душой». Евфимий ласково всех утешал, наставлял соблюдать заповеди и сохранять мужество.
Затем Патриарх велел всем православным преклонить колени, и жители разоренного Тырново в последний раз все вместе помолились. Когда Евфимий давал народу прощальное благословение, кто-то не выдержал и громко зарыдал.
– На кого покидаешь нас, о добрый пастырь? – раздалось в толпе.
– Предаю вас Святой Троице отныне и вовеки, – сказал народу Патриарх Евфимий.
После этого, как пишет Григорий Цамблак, турки погнали «перед собой в Вавилон множество пленных, босых и со связанными руками, как будто вновь сбылось сказанное в Писании…»
Во времена турецкого ига в Болгарии появился свой былинный герой, храбрый Марко Королевич, который тоже сначала пережил все тяготы плена и заточения, а потом вышел на битву с турками:
…И живьем нас побрали арапы,
А побрав, в темницы побросали.
Девять лет я просидел в темнице
Взаперти; не знал бы я, не ведал,
Как живут на вольном свете люди,
Ни зимы, ни лета я не знал бы…
(«Болгарские песни»)
Евфимий Тырновский тоже около десяти лет провел в заточении в Бачковском монастыре в Македонии, скончавшись, как считают большинство историков, 4 апреля 1403 года. В той же обители он и был похоронен.
Патриарху, конечно, было известно, что в 1396 году пал последний из крупных болгарских городов, Видин, и вся Болгария оказалась под игом османов. «Полностью опустели многие области и села со святыми монастырями и Божиими храмами, уничтоженными огнем», – пишет Владислав Грамматик.
Невозможно было подсчитать потери болгар, завоеватели пытались уничтожить и саму память об этом народе. «А когда турки силой захватили Болгарскую землю, разрушили и сожгли церкви,
монастыри, царские и архиерейские дворцы, от страха и ужаса перед турками люди тогда бежали, чтоб спасти хотя бы собственную жизнь. И в то лютое время гибли и те самые истории царские, и кондики (помянники. – Ред.) о патриархах и архиереях болгарских, и жития, и службы многих святых. И нет сейчас тех книг летописных, что были подробно написаны о всем народе и о царях болгарских», – скажет о том времени известный болгарский писатель XVIII века Паисий Хиландарский («О роде болгарском и языке»).
Но самое главное, о чем говорил Патриарх Евфимий, болгарам удалось сохранить за четыреста восемьдесят лет османского владычества – веру.
Когда турки взяли город Видин, болгарские христиане предложили султану огромный выкуп за мощи преподобной Параскевы, завернутые, как сообщает анонимный автор, «в какое-то рваное рубище». «Он же посмеялся над ними, сказав: „Почему не просите вы более ценных сокровищ, а просите лишь эти высохшие и недвижные кости?"» – сообщает Григорий Цамблак в «Рассказе о перенесении мощей преподобной Петки». «Они ему отвечали: „Мы готовы предложить тебе все наши богатства в обмен на желанные мощи“. Он похвалил их за усердие, ибо добродетелям дивятся даже тираны, – и дал просимое в руки».
В болгарском патерике есть история об одной болгарской девушке, попавшей в плен к туркам.
Когда ее привели в гарем османского военачальника, девушка ему сказала:
– Если этой ночью не тронешь меня, назавтра я открою тебе великую тайну.
Тот сильно удивился:
– Что это за тайна?
– Есть такое снадобье, и если я его тебе дам, то в бою не будут тебе страшны ни меч, ни стрелы, ни острие другого вражеского оружия, – ответила девушка. И пояснила, что волшебное снадобье должна приготовить именно не ведавшая мужчины непорочная девица, иначе оно не будет иметь никакой силы.
Наутро девушка принесла турецкому князю обещанную мазь. Осман спросил ее:
– А как я узнаю, вправду ли это снадобье имеет такую силу, как ты утверждаешь?
Девушка взяла мазь и, помазав себе шею, сказала:
– Возьми меч обеими руками и ударь изо всей силы, вот и увидишь, что не коснется он моей шеи.
«Князь поверил ее словам, взял меч, занес его над головой девицы и отсек святую ее голову. Лишь тогда понял он, как посрамила его святая девица, и заскрежетал зубами. Так она исполнила свое желание и пошла на казнь ради сохранения своей чистоты, став примером для тех, кто хочет сохранить девство и принять нетленный венец от Христа» – так записал эту историю «О девушке, плененной персами» неизвестный болгарин-христианин, наверняка с риском для своей жизни, чтобы ее смогли прочитать другие.
И его самого, и эту девушку, в каком бы веке они ни жили, смело можно считать духовными чадами Патриарха Евфимия Тырновского.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.