Дорога от Рамли до Иерусалима
Дорога от Рамли до Иерусалима
Латрун. – Ущелье Бабуль-уад. – Колодезь Иова. – Селение Кариаф-ель-Енаб или Абугош. – Замок Маккавеев, горний град Иудов, Модин, долина Теревинфов. – Колония. – Гора Самуила (Рама). – Селение Лефта. – Поклонная гора.
Поклоннический караван, переночевав в Рамле, оставляет ее до зари, с тем, чтобы поспеть в Иерусалим до захождения солнца.
Тотчас по выезде из Рамли видите на правой стороне от дороги, между другими развалинами, большой открытый водоем, подернутый плесенью и сетью трав, наподобие наших прудов, – тот самый, о котором мы выше говорили. Дорога до Иудейских гор идет по той же равнине, на которой стоит Рамля. На всем довольно обширном пространстве (верст с 15) между Рамлею и этими горами видна только одна деревенька, на половине дороги влево, что немало удивительно, ибо почва земли заметно плодоносная и могла бы вознаградить сугубо за небольшие усилия. Не задолго до въезда в горное ущелье, уже в виду его встречаются направо от дороги древние развалины, называемые Латрун, вероятно от латинского слова latro – разбойник; здесь была деревня Латрун, по преданию родина «благоразумного разбойника» – Дисмас имя ему. Повествуют, что во время бегства Пресвятой Богородицы из Палестины в Египет с Младенцем Иисусом и своим обручником святым Иосифом, в одном пустом месте напали на них разбойники и хотели отнять осла, на котором они везли свои малые пожитки, а иногда садилась и сама Матерь с Младенцем; один же из разбойников, видя необычайную красоту Младенца, удивился и сказал: «если бы Бог принял на Себя человеческий образ, он бы не мог быть красивее сего младенца». Сказавши это, он не допустил своих товарищей обидеть чем-либо путников. Тогда Пречистая Богородица сказала разбойнику: «знай, что этот Младенец воздаст тебе воздаянием благостным, за то что ты теперь сохранил Его». Спустя много лет разбойник этот был пойман вместе с другим товарищем и осужден на крестную смерть. Посреди их был повешен вмененный со беззаконными и Господь наш Иисус Христос. Благоразумный разбойник, вися на кресте одесную Спасителя, тронутый терпением невинного страдальца, не последовал примеру своего товарища хулившего распятого Господа, но раскаявшись исповедал, говоря: «или ты не боишься Бога? мы достойное по грехам своим восприемлем, сей же не единого зла сотвори». И потом, осиянный лучом веры, воздохнув из глубины души, воскликнул: «помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем!» и получил в ответ: «днесь со Мною будеши в раи». Так исполнилось пророчество Божьей Матери, что сей Младенец воздаст тебе некогда (см. в Четь-Минеи Сказание о бегстве Пресвятой Богородицы в Египет под 26-м числом декабря). Ублажая неизреченное милосердие нашего Искупителя, явленное в этом приснопамятном событии, Церковь воспевает: «разбойника благоразумнаго в едином часе раеви сподобил еси».
В Латруне прежде было два укрепленных замка, остатки которых видны и поныне на возвышении. Во время крестовых походов были тут военные сторожи для оберегания дороги из Яффы в Иерусалим. Саладин разорил их вместе с селением, а развалины, которые доселе грозно выглядывают, служили с тех пор убежищем разбойникам или лучше сказать ворам, оправдывая название селения. Ибрагим паша строгими мерами обуздал своеволие арабов и бедуинов и обеспечил надолго безопасность путешественников. Теперь хотя и не слышно о разбойниках, но без хорошего конвоя и ночью нельзя никому советовать миновать эти места, представляющие много удобства для грабежа. Газские бедуины вместе с шакалами, и такие же вольные как они, рыщут ночью, порою и в сумерках по обширной Саровской равнине, ища легкой добычи и безнаказанного грабежа, боясь лишь хорошего огнестрельного оружия и консульских кавасов.
Вскоре за Латруном начинается дикое и тесное ущелье, называемое Бабуль-уад: оно тянется между скалами, покрытыми чахлым кустарником и вереском, то ложем высохшего патока, то снова вдоль узкого и неровного прохода. Окрестность дика и уединенна; по сторонам от времени до времени встречаются развалины сторожевых замков; дорога (единственный знак, что тут были люди) есть не что иное как узкая стежка, обыкновенно висящая над пропастью и трудная для проезда, потому что как бы сложена из камней, которые постоянно скользят из-под ног, впрочем, уже привычных к этому неудобству животных[5].
Вся окружающая природа невольно располагает к печали и задумчивости. Однако от времени до времени путь оживляется долинами, в коих растут деревья и видны древние, сложенные из камней систерны; встречаются также местами пасущиеся по горам стада маазет, – длинноухих коз, пастухи которых своею одеждою напоминают нашему воображению знакомых с детства вифлеемских пастырей; а если едете, как я, в феврале, то местами в долинах увидите и труды земледельца, плуг, запряженный волами и мало разнящийся от первобытного. Таким образом первые грустные впечатления страны прерываются от времени до времени библейскими образами.
Рамле
При одной из упомянутых выше каменных систерн, большей чем другие, среди гор в тесной низменной лощине, под тенью развесистых сикоморов и теревинфов, обыкновенно останавливаются поклоннические караваны, говоря по-русски, полдничать. Место это называется арабами Бер-Ейюб – кладезь Иова. Св. Писание упоминает о нем двукратно под названием кладезя Нефтоах (Нав 15, 9; 18, 15) или открытого. Он в самом деле открыт, но глубиною в несколько сажень, а вода, несмотря на глубину, мутна и не вкусна для питья. Кладезь Иова находится почти на древней границе колен Иуды и Вениамина; границу эту означает старый и огромный теревинф, огражденный вокруг камнями; дерево это находится в большом уважении у жителей Иудейских гор, без различия их вероисповедания. Итак, место это лежит почти в самой средине Иудеи, между морем Мертвым и Великим или Средиземным. С вершины гор, на которые надобно взбираться, взор обнимал разом всю эту землю, предназначенную от Бога для избранного народа и осененную столькими благословениями и обетованиями, это наследие Ефрема, Иуды и Вениамина, о которых известно, что сравнительно с другими своими братьями они заняли край счастливый и плодоносный. А между тем так далеко, как досягают взоры, ныне виднеются лишь камни, терния и волчцы, два или три плохие поселка в уединенном пространстве; тени нескольких бледных олив обрисовывались на горизонте того Гаваона, на котором некогда солнце остановилось в течении своем, по слову Иисуса Навина!.. И сбылись предречения боговдохновенного Исаии: «еще 65 лет, и оскудеет царство Ефремово от людей (7, 8)… Горе венцу гордыни, наемницы Ефремовы, цвет отпадый от славы на версе горы тучные (28, 1). Господь рассыплет землю и опустошит ю, и открыет лице ея, и расточит живущия на ней» (24, 1).
Через три часа езды от места отдыха при кладезе Иова достигнул наш караван селения, разбросанного по скату горы; оно называется по-арабски Кариаф-ель-Енаб, или место винограда, вероятно от виноградников, которых довольно видно в селении и его окрестностях; при спуске с горы в долину, на правой стороне расположена древняя церковь, хорошо сохранившаяся и довольно обширная; внутри разделена пилястрами на три части, соединенные арками, что обличает ее византийскую архитектуру. Средняя часть несколько возвышена над боковыми. На горнем месте сохранились следы древних фресок, по которым можно угадать, что здесь был образ Богоматери. Греческое предание считает это селение евангельским Еммаусом, а церковь, воздвигнутую на месте той гостиницы, в которой, согласно евангельскому сказанию, Господь наш Иисус Христос, явившись по воскресении двум ученикам своим Луке и Клеопе, шедшим из Иерусалима в Еммаус, беседовал с ними на пути о приключившихся во Иерусалиме, доказывая им из Писания и пророков, что надлежало всему этому исполниться; когда же пришли в Еммаус, Он «творился далечайше идти», но принял их приглашение переночевать в гостинице, и здесь «познася има в преломлении хлеба» (Лк 24, 13)[6], Селение это называется в просторечии Абугош[7] от своего нынешнего владельца Абугоша, в переводе отца Гошей, то есть родоначальника племени Гошей, некогда грозного разбойника, а теперь довольно мирного обитателя этого селения. Еще в 30-х годах нынешнего столетия Абугош называл себя князем Иудейских гор, накладывал кафар (дань) на путешественников, – и горные теснины, которые вы проехали, не раз были свидетелями стычек Абугоша с войсками турецкими. Ибрагиму паше удалось склонить его на свою сторону, и по его милости брат Абугоша даже некоторое время исполнял прибыльную должность иерусалимского мусселима (градоначальника). Когда же Сирия снова перешла во власть Турции, влияние Абугоша изменилось; чего не могла сделать сила, достигли хитростью: с помощью подкупа или измены Абугош был арестован турецким правительством и, просидев несколько времени в Константинополе в тюрьме, был однако выпущен оттуда за порукою Иерусалимского Патриарха. Уступая необходимости, он вошел в мирные сношения с турецким правительством, желая в то же время иметь в нем опору против искони враждебного ему племени арабов, живущих в окрестностях Хеврона, – племя это Ляхама. Иерусалимский паша, следуя обыкновенной политике слабых правителей: «разделяй и царствуй», извлекает свои выгоды из враждебных отношений этих двух племен, а Абугош, не теряя своего влияния между феллахами поселянами-арабами, отвечает правительству за безопасное путешествие в его владениях и проводит жизнь частного человека, предаваясь, как добрый мусульманин, благому кейфу. Проезжая мимо селения, оконечность которого занимает его горный замок, похожий издали на рыцарский замок средних веков, нередко можно видеть «князя Иудейских гор», лежащего близ дороги, под сенью сикоморов на ковре и ласково зазывающего знатных путешественников к себе на чашку кофе. Он особенно расположен к русским, и фраза, что он известен в дальней Московии, заметно льстит его самолюбию. В приезд в Иерусалим Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича в 1859 году Абугош выехал на встречу Великого Князя с четырьмя сотнями всадников и так же точно провожал его при отъезде, за что и удостоился получить в подарок драгоценный перстень; это еще более усилило его расположение к русским путешественникам, и они спокойно могут проезжать мимо страшного некогда гнезда этого горного орла, пресыщенного незавидною славою прежних подвигов.
Местность близ Эммауса пл дороге от Яффы в Иерусалим
На конце долины селения Абугош есть другой источник, откуда дорога идет по узкому ущелью: справа видна высокая и круглая гора, на верху которой приметны развалины стен, а в средине башня, – это библейский Виферон верхний; ныне это место называется Кастель, или определеннее замком Маккавеев, ибо здесь затворялись не раз Маккавеи и, собравшись с силами, нападали отсюда на врагов. Вдали вправо между верхами нескольких скал блеснул на мгновение горный град Иудов, родина святого Иоанна Предтечи Господня, а далее высится конусообразная Гора франков или Модин, где, как говорят, держались еще некоторое время крестоносцы по изгнании из Святого Града. Эта гора насыпная. Менее чем через час езды дорога из ущелья выходит на долину Теревинфов, в которой по преданию происходила битва Давида с Голиафом. Под древним римской постройки мостом едва струится ручеек, но действие его благотворно: по обеим сторонам его теснятся померанцевые, лимонные и другие плодовые деревья и разведены огороды, – зелень их радует взоры, утомленные видом суровой природы. В левой стороне деревенька, состоящая из нескольких домиков, обитаемых арабами-феллахами, – она называется Колония. У самого моста видны развалины какого-то древнего здания; судя по камням огромной величины с выемкой по краям – развалины эти относятся к еврейским временам[8].
От Колонии опять идет подъем на горы и вокруг видны только обнаженные скалы; одна лишь Гора Самуила (Соба) увенчанная пышным садом составляет отрадное исключение из общего грустного вида окрестностей. Это древняя Рамафаим Софим или Рама, что значит «высота»: здесь родился и погребен пророк Самуил. При виде этой очаровательной горы невольно припоминается вся история евреев под правлением этого славного пророка. Самую вершину горы занимает небольшое селение состоящее из нескольких десятков домов, в средине которого возвышается древняя мечеть по преданию на самом гробе Самуила, которого мусульмане почитают не менее евреев. Европейские путешественники, побуждаемые любопытством также нередко посещают эту гору на возвратном пути из Колонии, которая служит крайним пределом для провода и встреч знатных посетителей, родных и знакомых оставляющих Святой Град.
Наш древний паломник игумен Даниил также остановил внимание на горе Самуила, говоря; «и ту есть гора зело высока близ Иерусалима на десной руце тамо идучи от Яфамстеи и имя горе той Армафем; на той горе есть гроб святого пророка Самуила отца Елконя и матери египтяныни, ту бо было село и дом его; есть место городом отделано; да то зовется городом Аримафем».
После крутого и трудного спуска в узкую долину видно влево на склоне горы селение Лефта, дома которого представляются как бы иссеченными из окружающих его изжелта-белых скал; глядя на это селение, недоумеваешь, как и зачем могли поселиться люди в такой дикой и не представляющей никаких жизненных удобств местности. Отсюда снова крутой подъем на гору, но уже последний. Вот виднеется небольшая мечеть на возвышении, которое называется Поклонною горою.
Но вот вы и на Поклонной горе: проводники ваши что-то говорят вам, указывая рукою в левую сторону. Не нужно понимать слов их, сердце ускоренным биением своим подскажет вам, что они говорят, на что указывают. Вот отлогая гора с группою зданий на вершине: это Елеон с своей священной вершиной, с которой вознесся во славе Христос Бог наш; от его подошвы протянулась линия зубчатых стен, и из-за них выглянули сероватые купола домов и верхи таких же башен; ближе к вам белеется еще светлая оградная стена; из-за нее уже встают громадные постройки; вокруг их куча материалов, – это Мейданская площадь, а здания, на ней возводимые, – «Русские странноприимные заведения», которые, при помощи Божьей, скоро будут готовы принять под свой кров русских поклонников Святого Гроба[9].
На Поклонной горе[10] с давних времен существует обыкновение слезать с коней и идти во Святой Град пешком. Здесь же, при виде Святого Града, различно выражаются общие и частные чувства. Азиатский караван то есть, караван восточных христиан, в составе коего всегда бывает довольно женщин, при въезде на эту гору испускает пронзительный крик: «Ель-Кодс, Ель-Кодс» (священный город); караван менее пылких пришельцев дальнего севера, то есть наши земляки, редко выражают свои чувства каким-либо общим проявлением восторга, изъявляя их каждый по своим понятиям и по мере сердечной веры. Одни проливают тихие, радостотворные слезы, другие с благоговением повергаются на святую землю и целуют ее; те молятся тихо, иные творят молитву вслух.
«Бывает же тогда, как поведает Нестор наших паломников игумен Даниил, радость велика всякому христианину, увидевшему град святый – Иерусалим; никтоже бо может не прослезитися, видевши землю желанную и Места святая, идеже Христос Бог наш походи, нашего ради спасения, и идут пеши с радостию великою ко Святому Граду Иерусалиму». И это, говоря словом летописца, верно «даже до сего дне».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.