Ночь в храме Святого Гроба

Ночь в храме Святого Гроба

Церковные службы. – Братства трех вероисповеданий, обитающие в сем храме. – Отношения их.

Нощь не светла неверным, Христе, верным же просвещение в сладости словес Твоих.

Желающие слышать службу на Святом Гробе Господнем должны заключиться в храме с вечера, ибо представители всех трех вероисповеданий, имеющие право совершать оную, совершают ее до рассвета, а турки лишь с восходом солнца отворяют врата. Служба следует в таком порядке: в первый час пополуночи начинают Литургию греки, в третий армяне, в пятый латины.

После греческого повечерия на Голгофе, во время коего обычно поют канон Кресту, указывают вам комнаты для ночлега, или одиночные над Голгофою, или общие на хорах в западной части храма. Не раз мне случалось заключаться в храме: для служений соборных по особым случаям, для личного служения на Святом Гробе, по собственному желанию или по просьбе новоприбывших знатных поклонников, или наконец просто для того, чтобы помолиться наедине у Святого Гроба. Врата затворяются после вечерни, но самыми приятными часами пребывания в храме было для меня время от 8 до 11, ибо тогда всё стихало в храме Воскресения; богомольцы, окончив поклонение Святым местам, частью уходили на отдых в архондарик, частью составляли отдельные группы в разных приделах, опоясывающих галерею греческого собора. Издали долетали из так называемого придела темницы мерные звуки чтеца, читавшего акафист Божией Матери или правило к причащению; звуки эти прерывались от времени до времени глубокими вздохами внимающих чтению. Местами одиночные молитвенники, приютясь где-нибудь в темном уголку, изливали свои незримые слезы. Оставя тогда свой приют над Голгофою, окруженный молчанием, я обходил поочередно святые места с Евангелием в руках и на каждом при свете неугасимых лампад читал напоминаемую тем местом часть страданий Христовых, читал и потом, отложив книгу, размышлял о читанном. Ибо вокруг вас находятся здесь все главнейшие воспоминания этих святых страстей, которые были и будут всегда для христианина неисчерпаемым источником науки, утешения, печали по Бозе и высшей любви. Куда ни обратишь взоры, везде говорят тебе воспоминания самого высшего страдания и любви. Здесь видишь плач и печаль жен мироносиц; там созерцаешь очами веры на разных местах «скорбящую Матерь», над которой сбылось предреченное Симеоном: «и твою душу пройдет оружие». Тут как бы соприсутствуешь трогательному обряду умащения ароматами снятого со Креста тела Иисусова двумя благочестивыми и знатными мужами, которые хотя сначала и были потаенными учениками, но смерть Христова устранила все людские предубеждения, и вот они явились открытыми исповедниками Богочеловека.

Блуждая среди этих болезненных воспоминаний, взор невольно отдыхает на двух бессмертных памятниках победы над смертью и грехом, на двух святейших источниках нашего искупления, на Святом Гробе и Голгофе. Ах, Голгофа! никогда я не мог освоиться с этим алтарем всемирной жертвы, никогда не вступал без трепета на эту страшную скалу. Пробовал я читать здесь евангельское сказание о страстях нашего Спасителя, но убеждался, что легче плакать и молиться без слов, бия в перси своя, как мытарь, или вспоминая слова благоразумного разбойника, здесь произнесенные: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем!» Напрасно также стал бы я искать слов, чтобы передать вам вполне силу и новость впечатления первой ночи, проведенной в храме Святого Гроба: остаюсь уверенным, что каждый, кто сохранил в душе своей хотя искру христианского чувства, не выйдет отсюда, не омыв на Живоносном Гробе слезами покаяния грехи свои.

Около 11 часов все окончательно стихает внутри святилища, лишь слышен звон часовых курантов, отбивающих четверти в разных местах храма, да проскользнет робко, как тень, кандиловжигатель греческого или латинского братства, приходящий от времени до времени в часовню Святого Гроба и другие приделы поправлять неугасимые лампады. Прерывистый сон или, лучше сказать, минутное забытье утомившихся напряженным бдением прерывается почти в преполовение ночи (в половине двенадцатого часа) резким, сперва медленным, а потом учащенным ударением в медную току, звуки которой громко вторятся обширными сводами сумрачных галерей святилища, а последующая за тем тишина наполняется воплями восточной молитвы. Чужды нашему уху и резки для него звуки церковного пения наших единоверцев греков, но когда произнесутся среди них знаковые слова: Иерусалим, Голгофа и другие, которые относятся к окружающим вас в эту минуту святыням, дрожь невольно пробегает по телу. Так никогда не мог я слышать без тайного умиления пение псалмов в дивной их отчизне, как, например: «Благословен Господь от Сиона живый во Иерусалиме». За полунощницей, которая для каждого вероисповедания совершается в своих приделах (для греков в Воскресенском соборе), следует утреня. Когда по шестой песни канона начинается чтение, то служащий на Гробе очередной иеромонах, облачившись, берет уготованные на жертвеннике антиминс и сосуды со всеми принадлежностями, а перед ним идет сослужащий ему диакон со свечою, и разослав антиминс на средине Святого Гроба, на левой стороне оного (в головах), иеромонах начинает совершать проскомидию, во время коей вынимает и частицы из подаваемых богомольцами просфор (малых, плоских с изображением наверху Воскресения Христова).

В приделе Ангела, на тумбе, в которую вставлена часть камня, отваленного от Гроба, постилается пелена и поставляется Евангелие и перед ним свеча; оно и остается здесь до входа с Евангелием. Когда начинается в соборе великое славословие, тогда вся святогробская братия, предшествуемая двумя свещеносцами, шествует из Воскресенского храма с пением ко Гробу Господню; за ними следуют и богомольцы. Несколько братий входят в придел Ангела и читают помянники. По отпусте утрени в исходе первого часа пополуночи начинается Литургия. Евангелие, когда бывают богомольцы, читается на двух языках – греческом и славянском; причем надобно заметить, что во весь год читаются здесь воскресные Евангелия, неотменно, хотя и случится какой другой праздник. Начальный возглас: «Благословенно царство…» произносится служащим иереем внутри пещеры Святого Гроба, но до входа с Евангелием служащие находятся более в приделе Ангела, а по входе с Евангелием, который совершают следованием на восток, противу дверей кувуклии, и по поставлении оного на Святом Гробе, остальная часть службы совершается в самой пещере Святого Гроба. Когда же приспеет время большого выхода, тогда обходят вокруг кувуклии наподобие крестного хода с пением заключительных слов херувимской песни: «яко да Царя всех подымем, ангельскими невидимо дориносима чинми»: впереди идут певчие, за ними пономарь с подсвечником, потом два мальчика в стихарях со свечами в руках, а за ними диакон с Агнцем, потом священник с потиром, творя поминовение по чину, и, обойдя кувуклию, теми же вратами входят внутрь погребальной пещеры.

Пред окончанием Литургии, по заамвонной молитве, священник, взяв антиминс, несет святую чашу, предшествуемый свещами, при пении «Воскресение Христово видевше», в алтарь Воскресенского храма, где и потребляются Святые Дары. А для присутствовавших при Литургии выносится из ризницы крест с частию Животворящего Древа, коему и поклоняются при пении стихиры: «Кресту Твоему покланяемся Владыко, и святое воскресение Твое славим», а потом подходят к священнику для получения антидора. После чего присутствующие приглашаются на архондарик и бывает обычное угощение: глико с водою и чашка кофе, иногда с сухарем, осыпанным сусанновым семенем.

Литургия оканчивается к 3-м часам утра. После православных немедленно занимают гробовую пещеру для служения своего патарака (Литургии) армяне, которые большую часть службы сидят на полу на разостланных коврах. В пять часов начинают свою мшу (обедню) латины при звуках органа, так что, когда с восхождением солнца врата храма отверзаются, входящие в него богомольцы застают окончание их службы.

Таков ежедневный порядок службы на Святом Гробе, ибо в дни нарочитых праздников порядок этот изменяется по потребности каждого вероисповедания и строго ограничен фирманами, основанными частию на взаимных условиях, частию на испрошенных и купленных у корыстолюбивого турецкого правительства правах.

Поздняя православная Литургия внутри храма Воскресения бывает в разных местах, соответственно воспоминаемым событиям; так, в воскресенье – в Воскресенской церкви (архиерейское); в понедельник – в приделе Св. Лонгина сотника; во вторник – у Св. Иоанна Предтечи (под Голгофою); в среду – в приделе успения Пресвятыя Богородицы (так называемая темница); в четверг – в приделе поругания; в пятницу и субботу – на Голгофе (в субботу служение архиерейское). Ежедневные утреня и вечерня всегда бывают в храме Воскресения; после вечерни поют Параклис Пресвятой Богородице: «многими содержимь напастьми». Потом бывает ужин. После оного повечерие на Голгофе, с каноном Кресту, акафистом Пресвятой Богородице и прочим последованием. И по окончании всего, поклонившись святыням, ложатся спать. Литии же или ежедневных вечерних с молитвословием хождений ко всем святыням, по причине утеснений от латин и армян, не бывает, но те и другие продолжают их издревле одни за другими, т. е. сперва латины, а за ними армяне.

В храме Святого Гроба живут в настоящее время три братства: греческое, армянское и латинское. Греческое состоит из иноков, пребывающих там бессменно; армяне и латине сменяются, последние через каждые три месяца.

Греческое братство Святого Гроба управляется игуменом, которым в мое время был архимандрит Амвросий (он был игуменом и прилежащего Авраамиева монастыря), постриженец обители Св. Саввы Освященного, пользовавшийся общим уважением своих и пришельцев за его подвижническую жизнь, духовную мудрость, сердечную простоту и доброту. Его помощником был иеромонах Серафим, ризничий и казначей, заступивший место о. Амвросия, скончавшегося о Господе в 1858 году; помощником его – благоговейный иеродиакон о. Авраамий. Кандилантом Святого Гроба в мое время был инок серб, о. Акакий, который при знании русского языка привлекал всех православных богомольцев своею услужливостью. В числе четырех очередных иеромонахов в мое время было двое славян: один серб, а другой болгарин, из постриженцев Зографского болгарского, что на Афоне, монастыря. Братство святогробское состоит не более как из 12 человек. Долг справедливости требует отдать честь тому усердию, которое оживляет их в постоянном, можно сказать, неусыпном труде; нередко проводя ночь в храме и участвуя по временам в ночных богослужениях, я никогда не видал между ними опоздавших на оные или заспанных, но напротив, всегда видна была готовность и собранность духа. Если францискане, три месяца проведшие в храме, считают это великим подвигом и громко похваляются им пред своими поклонниками, то что же сказать о беспрерывных трудах, которые постоянно несут святогробские иноки, о ежедневно бессонных ночах, о помещении, состоящем, например, у очередных иеромонахов из низких и сырых комнат (расположенных в нижнем этаже внутренней галереи с западной стороны кувуклии), которые днем и ночью освещает один свет – неугасимой лампады пред иконою?

Пища их круглый год постная, состоящая из чечевичной похлебки или рисового супа, неизбежных маслин, рисовой каши с маслом, овощей и плодов, сообразно времени года. О рыбе нет и помину, разве привезут когда из Константинополя скумбрии (маленькая рыбка вроде кильки) или поклонник из болгар подарит бурак дунайской икорки.

В краткий промежуток между богослужениями послушники занимаются приготовлением покрывал или саванов, во множестве разбираемых поклонниками. Это кусок бумажного полотна различной доброты и тонины, отрезанный по длине и ширине в меру верхней доски Гроба Господня или камня помазания; на нем разогретым воском наводится на одной стороне изображение Креста Господня с Адамовой головой внизу. По сторонам греческая надпись: «свет Христов просвещает всех». Эти полотна, освященные на Гробе Господнем, поклонники покупают по три и более левов за штуку и уносят в числе нескольких экземпляров в свою родину, где и берегут их для себя и ближних родных, на час смертный, дабы память Иерусалима земного и покров с его святыни провождали отходящего в Иерусалим небесный. Армянские поклонники тоже берут у своего духовенства эти покровы.

Францискане, находящиеся в храме Святого Гроба, живут в своем монастыре, пристроенном к южной стене храма Воскресения; вход в их жилище изнутри, чрез их придельную церковь «явление Божией Матери»; в углу коридора систерна. Тут же показывают окно в стене, через которое подавали им пищу и воду, когда они во время морового поветрия затворились внутри своего монастыря, отказавшись и от утешения умереть на страже Святых мест, тогда как греческое братство Святого Гроба, предавшись в волю Божию, продолжало безбоязненно свое служение. Внутрь монастыря 13 келий, из коих 10 занимают сами, а три предназначены для богомольцев, желающих провести ночь или несколько дней в храме. Францисканам же принадлежит большая половина верхней галереи ротонды, за исключением нескольких покоев, находящихся во владении греков, и треть части ее (т. е. ротонды), уступленной им сперва грузинами, а от них доставшейся потом армянам. В галерее этой нет других украшений кроме портрета бывшего французского короля Людовика Филиппа, занимающего весьма невидное место, тогда как комнаты Reverendissimussa (настоятеля францисканского иерусал. братства) уже украшены великолепным портретом императора Наполеона III. Sic transit gloria mundi! Небольшое армянское братство живет в упомянутой верхней галерее близ своего придельного храма и в нескольких кельях нижней, уступленных им сириянами. Копты имеют здесь также одну или две кельи против своей часовни.

Греки, как исконные владельцы Святых мест храма, построенного их природным императором Константином Великим, и доселе, несмотря на все козни, политические и религиозные, своих соперников, преобладают в храме. Мусульмане, арабы иерусалимские при безразличном презрении ко всем христианским вероисповеданиям, однако по укоренившемуся в них издревле убеждению настоящими христианами признают лишь православных, так что слова «христианин» и «православный» (рум) у местных арабов однозначащи. Притом греки пользуются и естественным покровительством правительства, как турецкие подданные; латины же называются франками (т. е. европейцами) по преимуществу; их боятся, ибо боятся столкновения с покровительствующими им консулами, французским, австрийским и испанским; а армяне, как привилегированные банкиры турецкой империи, пользуются снисхождением и правами лишь за деньги.

По-видимому, все три братства, заключенные в стенах храма Святого Гроба, живут довольно согласно между собою; члены каждого из них при взаимных встречах приветствуют друг друга поклонами; не раз случалось видеть, как иноки всех трех вероисповеданий, когда по вечерам выходят на площадь подышать чистым воздухом, дружелюбно разговаривают друг с другом; но все это лишь по-видимому, как бывает во время перемирия между солдатами двух враждебных армий, ибо в сущности это непримиримые враги, которые зорко следят друг за другом, и неудивительно! За каждый повешенный там или в другом месте образ, за каждую лампадку либо другую самую малейшую вещь представители каждого вероисповедания должны были вести с другими ожесточенный бой; особенно же приходится иметь осторожность против постепенного присвоения мест; сначала вобьют где-нибудь гвоздь, и если та сторона, которой принадлежит это место, не вступится за это, тогда спустя некоторое время вешают образ, а там мало-помалу присваивают и все место. В этих постоянных борьбах и междоусобиях заключаются различные союзы: против греков соединяются армяне с латинами, но чаще всего случается соединяться грекам с латинами против армян, которые не столько по религиозным предубеждениям, сколько по духу народной исключительности суть непримиримые враги греков, а втеснившись посредством подкупов во все Святые места, они и до сих пор не перестают разнообразными происками нарушать покой внутри величайшего из земных святилищ.

Вражда греков с латинами имеет характер более мягкий и происходила последнее время более от высокомерия их епископа, достойного воспитанника иезуитов, монсеньора Павла Валерги, которому мешает быть спокойным то, что нынешний Папа Пий IX вздумал почти через шесть столетий возобновить Латинский Иерусалимский Патриархат, почтил Валергу праздным титулом Иерусалимского Патриарха, дав ему притом привилегию – посвящение в рыцари Святого Гроба. Как слышно, Валерга, испрашивая себе у Папы это последнее право, имел намерение употребить это учреждение для того, чтобы увеличить число если не защитников Святого Гроба, то по крайней мере приверженцев, защитников и пособников его широко задуманного плана: политически-религиозного завоевания Палестины.

Но мы еще будем иметь случай в своем месте ближе познакомиться с иезуитскими действиями достойного прелата, а теперь перейдем к рассказу о тех нередко кровавых сценах, которых свидетелем бывает святой храм почти ежегодно. Трудно без глубокой скорби слышать и видеть это разделение и ссоры при самом Гробе вечного Царя мира и бесконечной любви; но глубже вникая в поводы их, трудно и обвинять представителей того или другого вероисповедания за то, что в избытке религиозной ревности они стараются расширить свои владения в Святых местах; для них не существует никаких других интересов, ибо все они мыслят и мечтают лишь об этих местах. Пусть себе превратится порядок всего мира, пусть царства падают и восстают, для них эта вещь посторонняя; но пусть кто-нибудь на вершок лишний займет не принадлежащее ему в храме место, тогда мысль всех тотчас же возмутится, все придет к движение и успокоится не прежде, как уничтожатся замыслы противника. Мне не раз случалось говорить об этом с греками и армянами: они даже не понимают, как европейцы могут смотреть холодно на такой важный предмет, как обладание и преобладание на святых местах: «ревность дому твоего снеде мя», отвечают они словами пророка Давида на упрек в религиозной нетерпимости. И действительно, чтобы нам понять их, надобно или стать на их место, или по крайней мере пожить подолее в сфере волнующих Святой Град исключительно религиозных вопросов, каков, например, недавно был вопрос о покрытии полуразрушенного купола над ротондою Святого Гроба и т. п. Известно, что обладание тем или другим местом в храме, стеною или престолом, дает право на отправление там богослужения; если же другое исповедание имеет также подобное право, оно не может тогда снимать никаких украшений, находящихся на этом месте, но не принадлежащих ему. Так, в Голгофской церкви, на престоле, принадлежащем грекам на месте воздвижения Креста, латины имеют право по фирману раз в год в Великий Пяток отправлять свое богослужение. Это правило было однажды поводом к кровавой ссоре латинов с греками. Чтобы дать нашим читателям понятие об этих грустных сценах, случающихся к стыду всего христианства почти ежегодно в больших или меньших размерах, расскажем об одной из них, бывшей в 1845 году. Латины рассказывают, будто тогда поводом к ссоре был греческий ковер, разостланный пред престолом, который несмотря на их просьбы греки никак не хотели убрать и начали драку будто за то только, что францискане свернули его, чтобы отложить в сторону. Но наш паломник и писатель, о. Парфений, бывший очевидцем этого происшествия, и другие люди, достойные всякого доверия, рассказывают, что дело шло о срачице, которая осталась на греческом престоле по убрании с него верхней одежды. Латины требовали настоятельно, чтоб сняли и срачицу; напрасно греки говорили, что она по церковному чиноположению никогда не снимается и составляет как бы одно целое с престолом, ссылаясь и на фирман, в котором ничего об этом не сказано, т. е. не требуется снимать оной. Тогда гордый латинский епископ (титулярный Патриарх) монсеньор Валерга, горя нетерпением и злобою, собственноручно сорвал с престола срачицу и святотатственно бросил ее на пол. Этот возмутительный поступок и послужил сигналом к началу драки: греки дрались дровами, принесенными из коридора, а латины процессионанальными свечами. Турецкие солдаты бросились было разнимать, но и у них поотнимали ружья. Шум, крик и вопль увеличился еще тем, что братства всех трех вероисповеданий били в храме тревогу, кто чем мог. Войско турецкое, усиленное свежим отрядом, окружило часовню Святого Гроба и заперло врата Воскресенского храма, чтобы предупредить расхищение часовни и храма. Драка распространилась по всей церкви. Валергу сбросили с Голгофы. Патриарший наместник старец митрополит Мелетий тщетно увещевал своих; ему отвечали: «ты, владыка, ступай в свое место, а мы все здесь умрем за свою веру; ибо нас мало, а еретиков много!» Драка продолжалась более часа, пока не пришло турецкое войско и сам паша. Потом с час продолжался совет между пашой, архиереями и консулами, после коего все разошлись по своим местам. Латины снова начали свое богослужение. По словам отца Парфения, как очевидца этого события, Голгофа была вся полита кровью, и всю утреню четыре человека мыли ее водою; трех человек убили до смерти; такого кровопролития, прибавляет он, я не видал от роду! Подобная же драка между греками и армянами происходила в храме, в бытность мою в Иерусалиме, в Великий Четверг 1859 года, о чем см. ниже. Будем надеяться, что миротворное влияние русской миссии, добрым отношением к которой столь видимо и не без причины дорожат армяне, положит навсегда конец этим плачевным сценам: и такой мирный подвиг может доставить представителю русского духовенства на востоке более чести, нежели «завоевание душ», которым заняты все помыслы Латинского Патриарха.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.