Лавра Преподобного Саввы Освященного

Лавра Преподобного Саввы Освященного

Из всех монастырей, которыми внезапно процвела яко крин пустыня Святого Града в V и VI веках христианства, до наших дней особым устроением Промысла Божия уцелела лишь одна лавра Саввы Освященного и до сих пор тихо и одиноко красуется она в пустыне на удивление всему свету, как памятник древнего пустынножительства и вместе как развесистая пальма в обширном оазисе, под тенью которой доселе находят надежное убежище опаленные зноем страстей и обремененные житейскими скорбями и напастями.

Лавра Саввы Освященного находится всего в трех часах пути от Иерусалима. Наши богомольцы посещают ее несколько раз во время пребывания в Святом Граде, первоначально, по особому приглашению из лавры, целым караваном. Туда привлекает всех православных поклонников не одна особенность местоположения этой обители, в аскетическом отношении не имеющего себе ничего подобного в целом свете, но и личные достоинства ее нынешнего настоятеля – аввы Иоасафа, достойного по всему преемника преподобного Саввы, Иоанна Дамаскина и других древних отцов ее. Отец Иоасаф – общий духовник всех греческих владык и вообще Греческой Патриархии. Наши соплеменники болгары считают за обязанность побывать у него на духу и глубоко ценят его духовные наставления, проникнутые опытностью в духовной жизни и растворенные любовью и смирением.

Дорога в лавру Пр. Саввы одна из удобнейших в окрестностях Иерусалима; выезжая в Вифлеемские ворота, вы огибаете Сионскую гору, спускаетесь в лощину, лежащую между этою горою и гробовыми пещерами села Скудельнича, любуетесь открывающимся у кладезя Иоавля видом Царской долины, зеленью разведенных на ней огородов и садов, составляющих такую разительную противоположность с сумрачным видом горы Соблазна и прильнувшей к ней деревни Силоамской, и начиная от Силоамского источника едете по правую сторону иссохшего ложа Кедронского потока. Дорога на четверть часа езды идет между масличных и смоковничных садов, но наконец растительность исчезает, горы сдвигаясь принимают более грозный и дикий характер. Выбравшись на возвышенность левого берега Кедронского потока и полюбовавшись на Святой Град, видный сквозь ущелья и похожий отсюда более на крепость, едем далее. Дорога скоро опять спускается в долину Кедрона и уже не расстается с ним до самой Плачевной юдоли. На половине пути под скалою глубокая систерна, но вода ее годна лишь для лошадей и лошаков и то если есть чем достать ее; наконец ближе к монастырю, если это зимою, увидите табор бедуинов племени Мар-Саба, т. е. монастрыря Св. Саввы; полунагие ребятишки окружат вас с криком: «хаджи-ля! хаджи-ля»! в ожидании, что вы бросите им какую-либо монетку. В этом месте соединяются три долины (уади): одна пошла к Мертвому морю, другая к монастырю, а третья к Иерусалиму; отсюда же можно, поднявшись на гору, пройти прямо к развалинам монастыря Пр. Феодосия киновиарха, которые находятся между Вифлеемом и обителью Пр. Саввы.

Место это называется Монашеским базаром; ибо здесь в цветущие времена лавры собирались раз в неделю отшельники для продажи своих рукоделий или, точнее сказать, для обмена их на необходимые потребности своей умеренной жизни. Отсюда же начинается то грозное и суровое по виду ущелье, которое называется Плачевною юдолью; с обеих сторон потока встают отвесные скалы, темно-желтые ребра которых изрыты пещерами, зияющими своими полуразрушенными входами, точно звериные логовища. Дорога к монастырю, подымаясь в гору, лепится по самому карнизу правого берега потока; она ограждена со стороны пропасти каменною стенкою и разделана так широко в сторону горы, что можно ехать совершенно безопасно; устроена же на сумму, пожертвованную на сей предмет одним из иноков лавры, и надобно признаться, что трудно было бы найти полезнейшее употребление своих средств в этой местности, и теперь каждый посещающий пустынную обитель благословляет благотворителя обители как своего личного благодетеля. Медленно подвигаетесь вы вперед, любуясь видом глубокого ущелья и смотря на пещеры, вспоминаете, что эти ныне опустевшие ульи были некогда населены пустынными пчелами. Но вот и последний поворот дороги, из-за которого показался и монастырь с двумя высокими башнями, построенный на самой покатости ущелья, имеющего здесь глубины около шестидесяти сажен. Сомневаюсь, чтобы на всей земной поверхности существовало какое-нибудь человеческое жилище в месте более диком и ужасном, нежели то, где воздвигнута эта уединенная обитель. Проехав мимо башни, построенной еще при Юстиниане, мы по шоссированной дороге спустились к монастырскому конному двору и сошли у низменной его калитки с лошадей; между тем по данному с башни сигналу начался в монастыре звон, приятно поразивший наш слух в этой отдаленной пустыне, и мы пошли пешком к другой калитке, столь же низкой, все из предосторожности от внезапного нападения кочевых арабов-бедуинов. Едва отворилась эта дверь, нас встретил старец, одетый в рясу толстого синего сукна, с открытым и загорелым лицом; мы думали, что это вратарь, но проводник шепнул мне: это сам настоятель о. архимандрит Иоасаф. Он приветствовал нас русским «Добро пожаловать!», и повел в церковь. После поклонения местным иконам при пении «Достойно есть» и ектении о здравии пришельцев идут в стоящую тут же, против западных врат церкви, на средине дворика часовню, где поклоняются гробнице преподобного Саввы, мощи коего, как сказывают, увезены крестоносцами в Венецию. Отсюда приглашают поклонников в архондарик (гостиную комнату), где следует обычное угощение, состоящее из рюмки раки (виноградной водки), смокв и чашки кофе, а после краткого отдыха приглашают поклонников в братскую трапезу, где предлагают им пустынное угощение: похлебку из чечевицы или боба, лук, маслины, стакан виноградного вина и душистый мед.

Пользуясь временем отдыха, прежде обозрения монастыря расскажем вкратце жизнь его святого основателя. Преподобный Савва был родом из Каппадокии; он происходил от знаменитых родителей. На восьмом году своей жизни он ушел в монастырь и там упражнялся во всех спасительных и благопотребных обучениях. Уже в эти лета первой молодости он прославился благочестием и видимым покровительством ему Божественной благодати. На восемнадцатом году своей жизни он прибыл в Иерусалим и, привлекаемый славою преподобного Евфимия, хотел вступить в его лавру, но по молодости его лет преподобный Евфимий отослал его в монастырь своего ученика Феоктиста; это было в половине V века. Двенадцать лет провел он под руководством преподобного Феоктиста и служил примером для других. Позже преподобный Евфимий позволил ему проводить пустынное житие в пещере недалеко от монастыря; в течение пяти дней он не выходил никуда из пещеры, проводил время в посте и молитве и плел в день по пяти пальмовых кошниц, а в субботу рано приходил в монастырь с кошами и там с братиею присутствовал при церковной службе и подкреплялся горячею пищею, а в воскресенье вечером снова возвращался в свою пещеру, и таким образом провел пять лет. Видимое постоянство и успех в пустыннической и монашеской жизни привлекли к нему великую любовь всех славных благочестием пустынников, а в особенности великого аввы Евфимия, который в это время брал его с собою в пустыню для препровождения в ней сорокадневного поста. Таким-то способом и так долго, состоя под руководством известных отцов и наставников, возрастал он в добродетели, возвышая свой дух от земного к небесному; это был, как называл его преподобный Евфимий, «молодой старец», ибо действительно украшала его седина духовной мудрости. По смерти великого Евфимия он пробыл в безмолвии четыре года около Иордана, а потом пришел в эту самую пустыню и недалеко от Плачевной юдоли на каменной горе, где была башня императрицы Евдокии, проводил целую ночь на молитве, и в это время беседующий с Богом пустынник имел видение светлого Ангела, который показал ему юдоль плачевную и пещеру на восточной стороне ее и в ней приказал ему поселиться. С рассветом дня Савва вступил в каменное ущелье и с большим трудом достиг до указанной ему пещеры, потому что доступ к ней по причине крутой скалы был труден. Сначала он кормился здесь одними зелиями, которые росли по скалам в окрестностях пещеры, но потом четыре сарацина (араба), которые открыли его жилище, стали приносить ему хлеб, сыр и смоквы. Так прожил он пять лет совершенно один в святом богомыслии. Между тем слава его жизни и чудес, которыми Бог благоволил прославить верного раба своего, привлекла к нему много благочестивых людей, которые желали единственно того, чтобы посвятить себя Богу под его руководством. Савва всех охотно принимал, назначая прибывающему пещеру, и вскоре собралось около него до семидесяти учеников, между которыми много было мужей, просиявших потом благочестием и основавших разные обители. Братия постоянно умножались и число их возросло до ста пятидесяти человек; тогда на противоположном берегу юдоли построили несколько хижин, разбросанных на скале, и небольшую церковь на сухом потоке, и все это названо лаврою. Молва о стольких пустынниках под начальством святого наставника быстро разошлась в самые дальние страны; отовсюду приходили сюда для молитвы и совета духовного и делали щедрые пожертвования, на которые позднее воздвигнута была церковь и другие здания лавры. Патриарх Иерусалимский Саллюстий освятил жилище пустынников и возвел преподобного Савву в сан священства. В то же время по смерти родителей преподобного Саввы ему досталось богатое наследство, которое он употребил на милостыню убогим и украшение лавры. Господь Бог для испытания слуги своего и чтобы распространить в других странах иноческие обители, которые бы светили людям светом веры и добрых дел, попустил преподобному Савве разные искушения, по причине которых он должен был временно оставить свою лавру, ища убежища в других местах. Таким образом основались славные некогда монастыри недалеко от Скифополя и Никополя. Сверх того вблизи своей лавры он основал еще монастырьки: Кастель, Схоларию, Тептастом, новую лавру и многие другие с больницами и странноприимницами для поклонников. Но между всеми этими монастырями преимущественно блистала лавра юдоли Плача, называемая «Великою лаврою», и одна только имела честь носить имя своего святого основателя. В защищении православия против евтихиан он был деятельным участником. Вся империя восточная отдавала ему дань глубочайшего почтения и удивления. Эти высокие стены и башни его лавры, которые доселе удивляют поклонников, построены иждивением императора Юстиниана, охотно повергавшего весь свой блеск у ног святого старца. Когда преподобный Савва по просьбе Иерусалимского Патриарха, посетил Константинополь для ходатайства за утесняемых, император Юстиниан встал с своего престола и вышел навстречу пустыннику. Удовлетворив его просьбу, он сверх того дал ему позволение устроить в Иерусалиме больницу для поклонников Святого Гроба и обнести лавру стеною, которая могла бы служить ей защитою от нападения варваров.

После этого путешествия еще довольно пожил святой старец, но наконец заболел смертельно, и когда Иерусалимский Патриарх Петр навестил больного, он застал старца, гласу которого все покорялось, в темной пещере, на бедном твердом ложе и лишенного всяких удобств; пред ним лежало лишь несколько стручков и немного полуизгнивших смокв. Но как велика была сила духа при таковом убожестве! Преподобный умер 94 лет; это был муж дивной доброты и простоты, исполненный даров Божией благодати и известный даром чудотворений, а его любовь ко всем была чиста и искренна.

Тотчас по входе внутрь лавры вы увидите небольшой выложенный каменными плитами двор, а среди этого двора стоит каменная восьмигранная часовня с куполом, – это гроб преподобного Саввы. Но мощи его, как мы сказали, увезены крестоносцами в Венецию. Это святотатство поражает невольно: тот, который был так привязан отеческою любовью к своей лавре, что почти умирая уже приказал перенести себя из Иерусалима в пустыню из опасения, чтобы не быть погребенным в каком-нибудь другом месте, по смерти был святотатственно выкраден из своего родного гнезда. В часовне нет никаких особых украшений; над гробницею икона, изображающая погребение преподобного, совершаемое Патриархом Петром со всем иерусалимским клиром и сонмом пустынножителей. На стенах изображены замечательнейшие из отцов пустыни Святого Града, современных преподобному Савве: Евфимий великий и преподобный Феоктист, Феодосий киновиарх, духовный друг Саввы, преподобный Герасим Иорданский, и позднейшие отцы лавры: Иоанн Дамаскин, Иоанн Молчальник, преподобный Аркадий и Иоанн и отец их по плоти преподобный Ксенофонт. Окрест часовни обширное подземелье, служащее усыпальницею обитателям лавры древним и новым; сход в него через люк или отверстие, заложенное камнем с железным кольцом и замурованное известью. Отверстие это отмуровывается лишь тогда, когда понадобится спустить туда усопшего. Он кладется на один из каменных одров, находящихся в усыпальнице, и остается на этом месте до тех пор, пока потребуется открыть вход для нового покойника; тогда, если тело прежнего уже истлело, кости омывают по чину и складывают в особый закром, находящийся в углу той же усыпальницы, а череп помещается на полке в ряду других. Прекрасна мысль помещения детей вокруг могилы их общего отца и молитвенника за них у престола Отца небесного!

Со всех сторон этого двора тянутся здания. Прямо напротив часовни высится довольно большой соборный храм с куполом (построенный при императоре Юстиниане и реставрированный при Иоанне Кантакузене). Внутри все просто и скромно, но размерами своими храм громко напоминает венценосного строителя. Иконостас резной с позолотою в приличных местах, походит на иконостас Вифлеемского собора, из которого, как говорит предание, он и был перенесен сюда на время, когда завладели Вифлеемским храмом совершенно латины, после чего и остался здесь навсегда; на карнизе верхнего яруса весьма искусно сделаны драконы, держащие в пастях круглые клеймы с иконами. Местные иконы русского иконного письма, принесены из Москвы постриженником Саввинской лавры русским иноком отцом Продромом (предтеча). Стены все расписаны, но слишком пестро и ярко; на правой стороне от входа в церковь есть ход в небольшую монастырскую церковную библиотеку, в которой хранятся избранные из главной монастырской библиотеки (в Юстиниановой башне) рукописи и книги; между первыми показывают несколько писанных рукою свят Иоанна Дамаскина; не ручаемся за справедливость этого сказания, но уже одно имя великого отца Церкви исполняет благоговением, напоминая о незабвенных трудах его. Алтарь своим простором и освещением соответствует величине храма; в северном отделении его просторная ризница, в которой покажут вам дары нашего незабвенного московского архипастыря митрополита Филарета, имя которого с глубоким уважением произносится на востоке, как неусыпного стража чистоты церковного учения и благоустройства и щедрого благотворителя восточных церквей и обителей. Рядом с соборным храмом на северной стороне его находится обширный притвор, в котором совершаются домашние богослужения в те дни, когда не положено совершать Литургии по чину лавры. Над этим притвором построен архондарик для упокоения почетных посетителей обители; южные окна его обращены внутрь храма, и потому можно оттуда удобно слышать и видеть совершаемую в оном службу.

В правую сторону от часовни Пр. Саввы (стоя лицом к ущелью или юдоли) увидите другую, меньшую церковь пещерную с двумя престолами; это та великая пещера, которая пред построением главного храма служила единственною церковью, устроенною еще самим преподобным Саввою. Он жил в пещере на противоположной стороне потока или ущелья (восточной), и однажды ночью ходил по юдоли и тихо воспевал псалмы Давидовы, а между тем на другом берегу юдоли, над самой крутизною ее, выступил огненный столб дивного блеска. Святой Савва, не прерывая молитвы, долго стоял и смотрел на чудесное явление; с наступлением дня все исчезло; когда же он пошел для обозрения места, над которым видел столб, то обрел богозданную пещеру, как бы иссеченную в скале совершенно в виде храма; здесь-то он и устроил первую церковь и возносил вместе с собравшейся к нему братиею молитвы Господу Богу. В приделе этой пещерной церкви, углубленном в скалу, на южной стороне оного, находится особое отделение ее: за железною решеткою сложены груды черепов и костей святых отцов лавры, избиенных в разные времена от неверных. Несколько черепов положены на выступе окна для чествования поклонникам.

До нас дошло обширное описание разных утеснений, понесенных в течение веков этою славною лаврою. Персы в 614 году напали на лавру и долго мучили иноков, думая, что иноки скрывают от них большие сокровища; наконец, потеряв надежду овладеть мнимыми богатствами, сорока четырем инокам отсекли главы на одном камне, а кельи их ограбили и разорили. Позже, в 792 году, во время управления монастырем игумена Василия, сарацины также ради сокровищ, которых не было, замучили двадцать иноков. Впрочем, под владычеством арабов христианские монастыри еще продолжали кое-как существовать, но после покорения Палестины турками при султане Селиме II, упали совершенно. Однако еще и в царствование этого султана было в пустыне Святого Града, по сказанию одного из западных паломников того времени (князя Радзивилла), до 1000 иноков, которые, следуя восточному обычаю, однажды пришли с своими бедными дарами поздравлять нового санджака или иерусалимского градоначальника. Увидевши такое большое число людей в одинаковой одежде и узнавши, что это христианские пустынники, санджак признал множество их небезопасным для себя и, отобравши из них двадцать человек, которых отослал в лавру, остальных приказал умертвить немилосердно. Что касается до самого факта, то это дело очень возможное, но Радзивилл ошибается, относя 1000 монахов к этой лавре, потому что в ней никогда не было их столь много, в самые цветущие времена число их едва достигало до 200 человек. Вероятно, в указанном случае и из других окрестных монастырей собрались иноки под предводительством настоятеля монастрыря Св. Саввы, как начальной обители, для поздравления санджака.

В юго-восточном углу церковного двора есть еще несколько пещер, иссеченных в натуральной скале, высящейся над рукотворными зданиями лавры и как бы нависшей над ними. Часть этих пещер называется пещерою Святых мучеников, с закопченными от дыма сводами, в память задушенных здесь дымом иноков лавры. В одно из своих вторжений в лавру сарацины загнали в эти пещеры монахов столько, сколько могли собрать, и, разложивши в ней огонь из влажного тростника, старались томлением дыма принудить их выдать им мнимые сокровища, и так по нескольку раз вводили и выводили их из пещеры, пока не задушили дымом восемнадцать иноков.

Во внутреннем отделении этих же пещер показывают каменный уступ, служивший ложем преподобному Савве, который, по преданию, жил в этой пещере, когда он переместился из первой своей пещеры (на противоположной стороне ущелья), чтобы быть ближе к церкви. Здесь же у восточной стены была устроена небольшая церковь, ныне упраздненная, потому что чрез алтарные окна ее (обращенные в ущелье) неоднократно врывались внутрь монастыря хищники – бедуины. На пути к этим пещерам в узком проходе или террасе, огражденной со стороны ущелья стеною, у самой подошвы скалы разведен на насыпной земле трудами иноков небольшой садик; среди его растет молодая пальма уже достигшая средней величины, и несколько стволов сахарного тростника. С этой террасы подымаются к вышеописанным пещерам по каменной лестнице; против нее небольшой архондарик для приема посетителей из иноверцев и тут же особая кухня для приготовления пищи по их желанию и вкусу. Эта кухня – крайнее здание лавры в ее юго-восточном углу.

На противоположном северо-западном углу есть также садик на верхней террасе из нескольких плодовых дерев (гранаты и лимоны) и бальзамических трав, почти у подножия Юстиниановой башни (несколько вбок от нее); а на нижней террасе той же стороны растет одинокая пальма, выросшая как бы чудом из недр обнаженной скалы. Это древо, по преданию, посажено здесь рукою преподобного Саввы, и плодам его приписывают силу разрешения неплодства, подобно как плодам виноградной лозы, прозябшей из гробницы преподобного Симеона Мироточца в Афонском Хиландарском монастыре. Богомольцы из всех стран света осаждают просьбами иноков лавры Пр. Саввы уделить им несколько фиников от чудодейственного древа, а присылаемые за то впоследствии дары монастырю свидетельствуют, что надежда, верою споспешествуемая, не осталась тщетною. Неподалеку от этой пальмы, прикованной к скале цепью для опоры против ветра, на крайнем углу лавры находится также небольшая пещерная церковь во имя святого Иоанна Златоустого, престол которой прислонен к стене, обращенной к ущелью. Посетителю лавры естественно желать поскорее увидать какие-либо следы пребывания здесь святого Иоанна Дамаскина, ученейшего мужа своего времени, который в VIII веке украшал собою христианство и вполне заслужил быть причтенным к лику отцов Церкви. Преподобный Иоанн Дамаскин родился от богатых и знатных родителей в Дамаске и там при необыкновенных способностях усовершенствовался в богословии и философии под руководством ученого и благочестивого инока Косьмы. По смерти отца был назначен от калифа Дамасского на место правителя города и уже тогда отличился не только способностями к управлению, но и в особенности ревностью по вере, защищая своими писаниями иконопочитание. Вскоре тоскующая по Боге душа наскучила мирскими заботами и тогда он удалился в лавру. Ни один из старцев не осмелился взять под свое руководство столь славного, знаменитого и ученого мужа; наконец один пустынник, исполненный опытной христианской мудрости, той мудрости, которая по слову святых отцов есть плод не учения, а искушений, – решился быть учителем такого ученого ученика. Сперва он возбранил ему писать послания, сочинения и песнопения, запретил даже беседовать о науках и заниматься исследованием о каких-либо важных предметах, словом, устранил его от всякого ученого занятия и приказал все время проводить в молитве, внимании к себе и в простых послушаниях монастырских. Потом поручил ему – отнести на продажу в Дамаск кошницы (корзины), которые сам плел, а цену им назначил почти вдвое против их действительной стоимости. Святой Иоанн в убогой одежде прибыл пешком в тот самый город, где еще недавно блистал он второй особой по калифе; долго напрасно ходил с своими кошницами по торгу, потому что все, видя высокую цену их, смеялись и ругались ему, пока наконец прежний слуга его сжалившись купил у него корзины. После этого послушания, которым, как поведает древний его жизнеописатель, он убил демона самохвальства и гордости, случилось, что у одного из его сотоварищей-иноков умер брат и тот был весьма опечален этим, а святой Иоанн старался его утешить; иноку так пришлись по сердцу его слова, что он долго заклинал его написать ему такое песнопение, повторением которого он мог бы излечиться от своей скорби. Иоанн наконец дал себя уговорить и написал превосходную песнь о блаженстве умирающих о Господе. Но едва узнал о сем его наставник, тотчас же выгнал его из своей кельи. Напрасно заступались за него другие старцы, пока наконец суровый наставник положил условием прощения ученика немедленное очищение всех отхожих мест лавры. С величайшим удовольствием смиренный Иоанн принялся за исполнение эпитимии; старец же, видя его искреннее послушание, пал со слезами к нему на выю и с этого времени не только разрешил, но и заповедал ему писать во славу Божию и на пользу ближних. Так совершился великий акт духовного возрождения, подобный возрождению к жизни посеянного зерна: «не оживет, аще не умрет», то есть ничто в нас не оживет Богу, если сперва не умрет греху; «аще кто хощет душу свою спасти, должен прежде погубить ю», то есть страсти душевные, паче же вырвать из сердца корень их – самолюбие, и тогда она оживет для братолюбия и боголюбия. Умерщвление своей воли и разума в духовном подвиге есть колыбель величайшей христианской добродетели, смирения, смирение же, по единогласному свидетельству святых отцов, рождается лишь от послушания. Незнакомые с наукою духовного преуспеяния готовы обозвать поступок старца-наставника безумием, непросвещенным фанатизмом, борьбою невежества с просвещением[84], тогда как в нем заключается глубокая мудрость христианская и высокое поучение для шествующих к христианскому совершенству страдательным путем отсечения своей воли и разума, с каковою целью это сказание и помещено в жизнеописании святого Иоанна Дамаскина его достойным биографом. Опасность, проистекающая от учености и славы, есть гордость, которая портит все и обуевает мудрость. Слово Божие предостерегает нас от сего словами апостола, что знание надмевает (1 Кор 8, 1). По нашему убеждению, нельзя было действовать целесообразнее для избежания этой страшной нравственной болезни, и образ действия старца был наилучшим способом для испытания призвания ученика. Великое дело отречься от богатства и значения, как сделал то и преподобный Иоанн Дамаскин, но несравненно высший подвиг – принести в жертву свое знание и ученость, отречься от того, чем переполнен был разум и сердце, и сделаться простецом и работником; для этого потребно было всею душою и всею мыслию возлюбить Бога. Не раз упрекали благочестивых людей, что будто они не любят наук, что дух Церкви не очень благоприятствует развитию способностей; фальшивость этого упрека очень ясно обличается историею просвещения; что же однако служит поводом к такому обвинению? Так как у этих обвинителей наука есть цель и божество, то они все готовы посвятить ей, за нею только стремятся как бы за наибольшим благом для человека; напротив Церковь смотрит на науку как на необходимое и полезное орудие, а целью науки поставляет славу Божию и спасение людей, и потому если этот меч обоюдоострый, как назвали науку наши богобоязненные предки, противится главному предназначению людей, то и Церковь осуждает не самую науку, а злоупотребление этого орудия. Все согласны, что один разум человеческий не способен все проникнуть и обнять; почему же не хотят согласиться на определение ему известных границ, начертанных притом не людьми, а откровением или словом самого Бога? Взираем ежедневно с болезнию на горькие последствия разнузданного вольномыслия, которое, отвергнувши главные основы счастья человеческого, перестало наконец верить и в само себя.

Святой Иоанн Дамаскин, получивши позволение писать, восстал тотчас же в защиту иконопочитания и его послания, полные убедительности и основательной учености, как молния облетели весь Восток, утверждая правую веру в возмущенных ересью сердцах. Он писал тем смелее, что Палестина была тогда уже под властью сарацинов; но одушевленный святой ревностью о православии и желанием мученичества, он отправился в Константинополь; однако с помощью Божьею вернулся спокойно в свою лавру и здесь кончил свою жизнь. Это был муж великого ума и огромной учености; он первый в Церкви христианской создал богословскую систему и как богодухновенный песнопевец не имеет себе равного между писателями. При таких воспоминаниях можно легко себе представить, с какою радостью и благоговением каждый сын Церкви посетит его келью: в первом отделении ее устроен род гробницы над могилою преподобного, а второе составляет церковь во имя его Ангела святого Иоанна Предтечи Господня. Как сладостно у этого гроба воспевать богодухновенные песни, излившиеся здесь же из сердца великого песнопевца: «святых лик обрете источник жизни и дверь райскую, да обрящу и аз путь покаянием; погибшее овча есмь аз, воззови мя Спасе и спаси мя!» и прочие сопровождаемые припевом из псалма: «благословен еси Господи, научи мя оправданием твоим». Келья святого Иоанна Дамаскина находится к северу от соборной церкви; подымаясь к ней, проходят мимо малой древней церкви во имя святого великомученика Георгия; а из кельи святого Иоанна выходят на одну из верхних террас, на которой между скалой и рядом братских келий разведен небольшой виноградный сад с разными растениями.

Трудно с точностью описать лавру Св. Саввы тому, кто не посещал ее и не видал ее зданий, цепляющихся как гнезда ласточек на покатостях скалы. Осматривая их, приходится беспрестанно подыматься по лестницам из одного яруса в другой и проходить по террасам и коридорам то вверх, то вниз, где в разных закоулках видятся то сложенные из камней, то целиком высеченные в натуральной скале с решетчатыми дверями и малыми окошечками. Здесь проживает до шестидесяти иноков, между которыми всегда есть несколько наших соотечественников и соплеменников. При мне два иеромонаха лавры, совершавшие в ней очередную службу, были из болгар и сверх того в братстве было трое русских иноков. Жизнь в этой глубокой пустыне суровая, потому что жар здесь несносный; монахи должны почасту поливать стены и полы своих келий водою, потому что из них выходит жар как бы из раскаленной печи. Кто желает обозреть дикие окрестности, тот должен взойти на так называемую Юстинианову башню. Какой ужасающей красоты виды открываются отсюда на эти обнаженные вертепы скал с их глубокими пропастями и удолиями! Наверху этой башни находится маленькое окошечко, чрез которое прежние обитатели лавры были обязаны спускать арабам хлеб; но Ибрагим паша уволил лавру от этой подати, она обязана доставлять им лишь одну воду. Не раз лавра подвергалась нападениям кочевых арабов (бедуинов), и во время возмущения их против войск Ибрагима паши (в 1830-х годах) арабы долго держали этот монастырь в осаде. В среднем ярусе Юстиниановой башни хранятся остатки древней монастырской библиотеки; между ее рукописями наш известный паломник покойный А. С. Норов нашел несколько древних славянских рукописей, вывезенных им в Россию и поступивших потом в собственность сперва Румянцевского, а ныне Московского публичного музея. Остальные славянские рукописи не восходят далее XVII века и замечательны разве только по встречающимся на них заметкам их прежних владельцев. Внизу этой башни начинается подземный коридор, который прямо приводит к пещерам и в нижний ярус монастырских зданий; этим способом обитатели лавры могут иметь всегдашнее сообщение с башнею, хотя бы арабы и заняли первый внутренний двор. Как все это печально! Смотришь ли на окрестную глухую и мертвую пустыню или на грозные, серые стены лавры, где из каждого угла выглядывает убожество, самоотвержение и какое-то опасение людей; или обратишь взор на древние памятники и самые гробы, на груды костей и пирамиды черепов, вызывающие воспоминание об утеснениях и убийствах различными способами, – все это поражает воображение и мрачно настраивает душу. Или этот темный коридор, это убежище невинных людей, которые как преступники должны скрываться под землей, – какое печальное производят впечатление на мыслящего посетителя! Тихо и грустно, прислушиваясь к рассказу проводника о разных нападениях, прошел я впервые это подземелье и очутился в нижней части монастыря – в монастырской поварне. Там в стене есть окно с железной дверцею, из которого спускается в дол лестница для схода в самую глубину ущелья. Эта предосторожность также необходима, чтобы спастись от нечаянного нападения бедуинов. Спустившись в самый низ, увидите довольно полный источник, образовавшийся в неглубокой пещере, у самого подножия каменной стены ущелья. Первоначально не было здесь вовсе воды и надлежало добывать ее за пятнадцать стадий расстояния от монастыря. Этот недостаток при умножавшейся братии и при несносных жарах был чрезвычайно чувствителен. Преподобный Савва, ходя ночью по Плачевной юдоли, молился горячо к Богу, чтобы Он послал воду его обители, и вдруг услышал какой-то стук; поднявши глаза, он при лунном свете увидал онагра (дикого осла), который копал ногою и прикладывал свою пасть к земле, как бы желая напиться; тогда преподобный Савва, придя на это место, после небольшой раскопки нашел воду, и потому источник этот зовется и доселе источником Св. Саввы. Так как в настоящее время лавра довольствуется водою с помощью своих больших систерн, то этот источник остается днем для пользования кочующих вблизи бедуинов и их стад, а ночью шакалов и других диких зверей. Во время сильных жаров он доставляет очень много воды солоноватой на вкус, а во время местных замешательств иноки и вовсе не могут им пользоваться, что и понудило устроить внутри лавры обширные систерны, наполненные дождевою водою, которая запасается зимою на целый год.

Многочисленные пещеры в боках этого каменистого ущелья служили жилищем древним обитателям лавры. Между этими пещерами замечательны: пещера Иоанна Молчальника, преподобного Ксенофонта и его чад Иоанна и Аркадия, а главное – пещера преподобного Саввы на восточной, т. е. противоположной лавре стороне потока, где первоначально поселился он, по указанию Ангела. Доступ к ней ныне по отвесной почти скале весьма труден. Впоследствии отцы лавры отдали эту пещеру славному своею набожностью Иеремии, родом из армян, который с двумя своими учениками упражнялся здесь в богомыслии и подвигах, и эта пещера служила церковью для армян, находившихся в церковном общении с греками.

Отсюда открывается вид на лавру лучший для живописца и фотографа. Огромные и многочисленные контрфорсы, как бы колонны, поддерживают стены главного храма, а над ними высится купол, увенчанный крестом; грубые и высокие стены ограды одного цвета с натуральной скалой спускаются по всем кривизнам и уступам и сходят глубоко в дол до самого того места, где бока его кончаются отвесно и гладко; и это производит такое впечатление, как бы стены, подымаясь от самого дна ущелья, досягали до его вершины наподобие исполинского замка. Среди этой громады опаленных зноем камней, среди мертвой дикости природы, которая не может вырастить даже мху, возносится вверх роскошная, зеленокудрая пальма, как бы во свидетельство, что и из гроба процветает жизнь, или как бы символ вечной награды пустынников, которые ради любви Божией умерли миру. Нельзя передать того восхищения, с каким я смотрел и не мог оторвать глаз от этой печальной и величественной красоты. Боже мой, думал я, в этих пещерах, которые тянутся так далеко, как только может достигнуть око, сколько святых пустынников вели борьбу с своею плотью! Поистине эти опустелые пещеры служат сильным упреком современному поколению, которое так мало думает о своем спасении, что не только не может себя понудить на подобные самопожертвования, но даже и на простое исполнение заповедей Господних. В месте столь удобном для отшельников, где не видим земли и света, а только ущелье и частичку неба, я возвел горе мысль и глаза и отозвалась во мне во всей своей силе врожденная нам тоска по лучшей стороне, тоска, которая мне живее показала ничтожность всего временного и преходящего. Нигде, может быть, нельзя полнее восчувствовать всей правды и красоты вдохновенных песней Дамаскина, как там, где он написал их, где все окружающее подтверждает эти слова:

Вся суета человеческая, елика не пребывают по смерти:

Не пребывает богатство, ни сшествует слава.

Пришедшей бо смерти, сия вся потребишася.

Где есть мирское пристрастие?

Где есть привременных мечтание?

Где есть злато и сребро?

Где есть рабов множество и молва?

Вся персть, вся пепел, вся сень!

Но приидите возопиим безсмертному Царю:

Господи, твоих благ сподоби преставльшихся,

Упокояя их в нестареющемся блаженстве Твоем!

Как славилось древле это пустынное гнездо святых! Как много разбитых бурею жизни нашли себе убежище в пристани благого в Боге покоя! С благоговением измерял я глазами то чистое пространство, которое отделяет эту скалу от неба, ибо это есть тот воздушный путь, которым столько избранных душ вознеслось от земли на небо, скинув свою телесную оболочку. Здесь провел жизнь святой Иоанн Молчальник, здесь возрос в дивной милости Божией племянник Дамаскина святой Стефан Чудотворец, жизнь которого составляет цепь чудес, подтвержденных современными свидетелями; здесь святой Иоанн Савваит суровым покаянием оплатил ту сумму грехов, которая представилась ему в сонном видении; тут святой Ксенофонт по утрате сыновей и по многих бедствиях нашел утешение, а Бог, принимая жертву злострадания, дал ему дарование исцелений. Здесь истинная ученость соединялась с истинным благочестием. Здесь еще доселе показывают келью, в которой жил Кирилл Скифопольский, славный биограф святых. Здесь оставил многочисленные труды по истолкованию Св. Писания ученый инок Антиох. Здесь славились песнопевцы Козьма, впоследствии епископ Маиумский, и Стефан. И доселе, по милости Божией, «не оскуде здесь преподобный»; ибо нынешний настоятель лавры о. архимандрит Иоасаф (родом из Крита, почти восьмидесяти лет) известен своим благочестием и даром духовного утешения (как духовник Патриархии и поклонников обители) и пользуется всеобщим заслуженным уважением не только среди своих единоверцев, но и между сынами пустыни – бедуинами, так что его нравственное на них влияние ограждает лавру паче ее высоких стен, а святая его жизнь служит ей наилучшим украшением.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.