Поездка в Назарет, на Тивериадское озеро и Фавор

Поездка в Назарет, на Тивериадское озеро и Фавор

Путь от Иерусалима в Яффу. – В гостях у купца Халиби. – Пароход «Италия». – От Кайфы до Назарета. – Источник Пресвятой Девы. – Дорога к Тивериадскому озеру. – Канна Галилейская. – Место умножения хлебов. – Тивериада. – Тивериадское озеро. – Путь на Фавор. – Вершина Фавора. – Возвращение в Яффу и Святой Град.

15 октября 1858 года в среду в 8 часов утра выехал я из Иерусалима для посещения Назарета, Тивериадского озера и Фавора. Спутниками моими на этот раз были: ярославский помещик Н. Н. Карцев, курский помещик А. А. Вощинин, отставной штаб-лекарь Ф. К. Маторный (черниговский уроженец), купеческий приказчик из Москвы – одесский мещанин Максим, один астраханский крестьянин и драгоман-грек. Было жарко, как у нас в июле месяце; мы спешили на ночлег в Рамлю (древнюю Аримафею); через три часа пути остановились отдохнуть в Абугоше, близ источника; напоили усталых коней, осмотрели развалины древней церкви, на горнем месте которой еще видны следы изображения Матери Божией, хорошо уцелевшие. По преданию, церковь эта построена в память явления здесь Господа нашего Иисуса Христа на пути ученикам Своим Луке и Клеопе, – словом, это место древнего Еммауса, где Христос «познася има в преломлении хлеба». В 6 часов вечера мы прибыли на ночлег в Рамлю, догнавши на дороге игумена тамошнего греческого монастыря, который возвращался домой из Иерусалима с сестрою и племянником, молодым человеком в живописном костюме греческих островитян – куртке, расшитой золотом, и фустанелле. Ночевали в греческом монастыре. Выезжая из Рамли поутру на рассвете, мы зашли в здешнюю православную церковь, где хранится часть вдовичьей колонны, чудесно приплывшей по водам в Яффу для церкви великомученика Георгия в Лидде (которая отстоит отсюда на час пути). На дороге в Рамлю мы отдыхали еще несколько минут на развалинах селения Латрун, – родине благоразумного разбойника. По выезде из ущелий Иудейских гор начинающихся вскоре за селениями Абугош, тянется обширная и ровная долина, которая до чрезвычайности напоминает поля Малороссии, так что, подъезжая к Рамле в сумерки, забываешься и думаешь – вот въедешь в какой-нибудь Нежин или Батурин; очарование полное, – верхи минаретов издали кажутся колокольнями, и только подъехав ближе и рассмотрев пальмы, видишь, что находишься на Востоке.

Когда мы приехали в Рамлю, застали здесь ректора Халкинского богословского греческого училища епископа Типальдоса. Он по приглашению Иерусалимского Патриарха гостил целое лето в Иерусалиме, занимаясь устройством здешнего богословского училища, основанного Патриархом Кириллом в Крестном монастыре (за четверть часа ходу от Иерусалима). Старец епископ считается одним из ученейших людей в греческом духовенстве, но к сожалению известен в то же время, как ненавистник славян. Выехав с ночлега в Рамле в семь часов, мы в десятом часу благополучно приехали в Яффу, где и остановились в здешнем греческом монастыре; он построен на высоте берега над самым морем и отсюда открывается превосходный вид на Яффскую гавань, одну из самых опаснейших во всей Сирии, ибо весь берег усеян подводными камнями и гряда их тянется вдоль гавани, выказывая свои черные вершины; с шумом и пеною перекатываются через них волны, и при сильном ветре нельзя безопасно ни выйти из гавани, ни попасть в нее с моря, ибо для подхода к берегу есть только несколько узких проходов между скалами, а сообщение с стоящими на открытом море на якорях судами производится посредством больших лодок (магон). Обедали в этот день (16 октября, четверг) с епископом Типальдосом, который остановился здесь отдохнуть в ожидании австрийского парохода. Вечером выходили из города прогуляться по морскому берегу, близ развалившегося карантина, в котором, как повествуют, герой прошедшего времени (Наполеон I) приказал отравить несколько тысяч своих зачумленных солдат, чтобы они не достались в плен неприятелю, – неужели и здесь цель оправдывает средство? В Яффе, несмотря на близость моря, было днем до крайности душно и вообще жарче, чем в Иерусалиме, и только вечером можно вздохнуть свободнее. Набравши на берегу моря разноцветных ракушек, мы поспешили в город из опасения, что скоро запрут городские ворота.

17 октября в пятницу были у обедни в Яффской православной греческой церкви. Священник-араб служил по-гречески; церковь просторна и украшена прилично; в иконостасе иконы местные русского письма. После обедни пригласил нас к себе в гости здешний купец из арабов, который занимается поставкою припасов для Иерусалимской Патриархии, – зовут его Жорж Халиби. Угощение состояло из глико (варенья), рюмки раки (виноградной водки) и наконец пампушек или оладьев с медом. Мы хотели ограничиться двумя-тремя, но это оказалось положительно невозможным. Хозяин, сам участвовавший в завтраке, своеручно макал оладьи в мед и подавал нам, а отказаться от такой чести значит оскорбить гостеприимство, и так мы принуждены были съесть штук по десять каждый. Хозяин представил мне всех членов своего семейства, прося благословить их и дом его, а вечером он же явился сопровождать нас в сады, которыми справедливо славится Яффа. Теперь (в октябре) остались на деревьях лишь доспевающие финики и переспелые гранаты, но другие деревья уже обременены зелеными лимонами, померанцами и апельсинами. Сады эти имеют искусственное орошение, и вода из бассейна проводится посредством водоподъемных машин самого простого устройства. Некоторые сады дают от 5000 до 10 000 пиастров доходу своим владельцам. Из сада, где Жорж Халиби угощал нас зелеными, а потому еще очень кислыми апельсинами и превосходными гранатами, мы опять прошли на морской берег и, погуляв здесь, возвратились в город. Яффский базар чрезвычайно живописен и оригинален; за городом есть особый фруктовый рынок: гранаты, лимоны, апельсины, финики, орехи всех сортов и сахарный тростник, все это навалено грудами и дает выгодное понятие о богатстве здешней природы. В этот же день поутру пришел в яффскую пристань французский пароход и несколько наших богомольцев отправились на нем до Александрии с целью посетить Синайскую гору. 18 октября в субботу поутру пришел в Яффу австрийский пароход «Италия», на котором мы намеревались отправиться до Кайфы. Мы переехали на пароход засветло. К вечеру сгустились облака и над нашими головами разразилась сильная гроза, но море оставалось тихо; гремел гром, молния сверкала беспрерывно и чудное зрелище представлялось глазам, когда среди вечернего сумрака она освещала расположенную амфитеатром на высоте берега Яффу – древнюю Иоппию. Сидя задумавшись на палубе, я вспоминал события из апостольской истории, ознаменовавшие это место: явление плащаницы апостолу Петру, его здесь пребывание у Симона усмаря и воскресение Тавифы. Возле меня шептались о чем-то между собою два францисканца, ехавшие на Кармил в свой монастырь. Поодаль сидел епископ Типальдос, разговаривавший с своим спутником профессором Тандалиди – слепцом-поэтом, произведения которого так восхищают греков, его соотечественников. По палубе ходили пассажиры-европейцы, а на другой стороне сидели и полулежали мусульмане и арабы, заняв заранее места и устроясь на них совершенно по-домашнему. Когда гроза усилилась, я сошел в каюту и долго не мог уснуть от чрезвычайной духоты; но заснув однажды, уже не слыхал, как пароход снялся с якоря и шел до Кайфы. Проснулся поутру на рассвете, когда мы уже были в виду этого маленького городка. Перед нами возвышался величественный Кармил, на котором подобно крепости белелись стены Кармильского францисканского монастыря; но по краткости времени я не успел посетить его, хотя на этой горе, освященной именем пророка Илии, есть довольно замечательных мест.

Вид Назарета

Съехав с парохода на боте, мы пошли прямо в дом к здешнему русскому консулу г. Аверино (грек), с которым виделись в Яффе, и вручили ему письмо от нашего консула в Иерусалиме. Мы хотели отправиться в путь как можно скорее, но едва-едва добыли лошадей и выбрались в 9 часов утра по дороге в Назарет. Дорога эта сперва шла невдалеке от морского берега у подошвы Кармильских гор, а после перешла через эти горы. Мы въехали в дубовый лес; здесь отдохнули и спустились в долину; близ Назарета опять началась гористая местность, укрывающая этот священный уголок, так что мы увидали его лишь тогда, когда взъехали на одну из гор, обрамливающих самый город. Прежде всего нам бросилась в глаза группа старинных зданий, – это латинский монастырь, построенный на развалинах древней церкви, воздвигнутой здесь еще в первые времена христианства благочестивою царицею Еленою. Оставив лошадей в доме рекомендованного нам кайфским консулом купца, мы пошли в этот монастырь поклониться месту Благовещения. Пройдя через первый двор, где сидело множество арабов в своих живописных абах (плащах), мы вступили на второй двор и в двери храма. У францискан в это время шла вечерня. Мы остановились посреди молящихся. К нам, впрочем, очень скоро подошел один из монахов (как оказалось после, пономарь), одетый поверх обыкновенной одежды в белый короткий стихарь, и предложил нам свои услуги для обозрения Святых мест. Спустившись по бывшей прямой пред нами (в церковном помосте) широкой мраморной лестнице вниз в пещеру, мы очутились в небольшой квадратной комнате, в глубине которой, прямо против лестницы, устроен престол, а под ним на полу мраморный круг, по обводу которого сделана золотом надпись латинскими буквами: «Слово плоть бысть». Над этим местом висит пять серебряных неугасимых лампад. Здесь, по преданию, молилась Пресвятая Дева Богородица во время явления Ей благовестника – Гавриила Архангела. Место, на котором стоял Архангел, означено гранитной колонною, которую арабы подрубили совершенно (в надежде найти будто бы сокрытое в ней сокровище), так что она теперь утверждена лишь сверху и висит на восемнадцать дюймов от полу. Эту колонну, висящую сверху как бы каким чудом, здешние жители признают универсальным лекарством во всех своих болезнях, и постоянно здесь можно видеть больных всякого рода, старающихся дотронуться больным членом до колонны. Поклонясь с тихою молитвою (по случаю богослужения нельзя было пропеть тропарь Благовещению) месту благовещения и облобызав колонну с мыслию, что здесь «совершися спасения нашего главизна и еже от века таинства явление», мы перешли в другую половину пещеры, отделенную от первой стенкою; она оставлена в своем натуральном виде; по преданию, тут была кухня и прочие принадлежности хозяйства Святого Семейства. Далее этой пещеры есть сход в другую, меньшую, где, по преданию, Богомладенец отдыхал по возвращении с Матерью из Египта. Отцы францискане, нас провожавшие, дали нам на память каждому по свече, горевшей на месте Благовещения и несколько камушков от стены пещеры – жилища Богоматери, а мы поблагодарили их несколькими талерами, попросив одного из них проводить нас и в другие Святые места, принадлежащие им в Назарете. Сперва он повел нас в так называемую мастерскую Св. Иосифа Древоделя. По обычаю, доселе сохранившемуся на востоке, ремесленники имеют свои отдельные мастерские с выходом прямо на улицу, где работают днем и продают свою работу и только на ночь возвращаются домой. Эта мастерская, в расстоянии от монастыря на тридцать шагов, ныне обращена в церковь, которая переделывалась во время нашего посещения. Алтарь будет заключать в себе часть стен древнего здания. Отсюда мы пошли на край городка в каплицу (часовню), где хранится камень, вбитый в землю, почти круглый, на котором, по латинскому преданию, Господь наш Иисус Христос вкушал пищу с Своими учениками до времени Своея страсти и по воскресении из мертвых. Из этой часовни прошли мы в средину городка в маронитскую или греко-унитскую церковь, построенную на месте древней еврейской синагоги, в которой Отрок Иисус изъяснял пророчество Исаии, к Нему относившееся. Когда мы вошли сюда, шла вечерня. Несколько арабов сидело на полу по-восточному, а священник в ризе греческого фасона совершал вход с Евангелием.

Назарет – город по преимуществу латинский. Греки почти совсем его оставили. Наша православная (греческая) церковь находится вне города, у источника, единственного в городе, из которого, по преданию, носила и пила воду Пречистая Дева; ту же воду пил предвечный Младенец, святой Иосиф Обручник и апостолы. Можете себе представить, как при этой мысли было нам приятно пить эту самую воду! Мы, прежде чем напились ее, пропели здесь тропарь Благовещения. В православной назаретской церкви, построенной, по преданию, усердием нашего императора Петра Великого, только что кончилась вечерня, когда мы вошли в нее. Народ с любопытством столпился возле часовенки (внутри церкви), заключающей в стенах своих агиасму. Напившись этой сладкой по воспоминаниям воды и поблагодарив церковную прислужницу старицу Марию (из русских поклонниц), черпавшую нам оную, мы поспешили к своим лошадям, желая засветло добраться до Фавора, где располагали отдохнуть под кровом тамошнего православного отшельника, старца Иринарха. Но Бог судил иначе: арабы заупрямились, говорили, что ехать на Фавор поздно, лошади устали и т. д.; я решился просить совета у местного священника, и когда он подтвердил, что ехать точно поздно и потому небезопасно, решились остаться на ночлег в доме, принадлежащем грекам. Пока занимались приготовлением чая и ужина, наступила темная ночь; я вышел на террасу подышать прохладным воздухом и вместе собрать свои впечатления о Назарете. Назарет значит «цвет», и в самом деле это цвет Галилеи. Огромные горы образуют прекрасную заслоненную отовсюду ими долину, на которой разбросаны смоковные и масличные сады; под горами с южной стороны рассыпаны домики этого счастливого городка; дома эти, как и везде в Сирии, сложены из камня, в два этажа и составляют прекрасный вид. По горам вокруг города зеленая полоса разных дерев красиво отделяется от белого известкового грунта, на котором отлично родится виноград, смоквы и маслины. Население состоит из 7000 арабов, по большей части латинского вероисповедания. Греки, как было упомянуто выше, почти совсем оставили Назарет, но с прибытием нашей миссии, вероятно последуя ее внушениям, решились поправить свою ошибку, т. е. поддержать ослабевшее здесь православное влияние, и в этих видах в недавнее время в храме Воскресения Господня бывший назаретский эпитроп монах Нифонт посвящен Патриархом в митрополиты назаретские с тем, чтобы жил в своей епархии и действовал к ее благу.

Источник в Назарете

У греков есть предание о двух актах Благовещения или, как выражаются, о двух Благовещениях, из которых первое (начальное) совершилось у источника, где ныне стоит православная церковь, когда Пресвятая Дева пришла к нему почерпнуть воды, а второе – когда пришла домой и стала на молитву. Церковь украшена благолепно и обделана мрамором; четыре престола ее посвящены Царице Ангелов. Русская старица Мария, живущая добровольно при этой церкви, много заботится о ее чистоте; ее побаиваются небрегущие о сем арабские священники; она же удерживает свое влияние на них своею добротою и силою денег, собираемых ею на церковь от русских богомольцев, посещающих это святое место. К источнику, обильному водою, постоянно стекаются назаретские женщины с высокими глиняными кувшинами древней библейской формы и, наполнив их, ставят на голову и так возвращаются домой. Замечательно, что в Назарете вовсе нет евреев. Костюм женщины удерживают до сих пор тот самый, который по преданию был здесь и во времена Девы Марии: длинная синяя туника с разрезными, висящими едва не до земли рукавами; поверх туники род кафтана, стянутого кожаным поясом. На голове род низкой кички, на которой прикреплено покрывало, упадающее с головы на плеча. Глядя на этот античный убор, невольно думалось: так и Матерь Божия, укрытая от взоров человеческих в своем смирении, носила воду, ибо обычаи на Востоке держатся чрезвычайно долго. И теперь если бы кто-нибудь был подобно слуге Авраама послан для выбора невесты в Назарет, не мог бы сделать ничего лучшего, как остановиться при колодезе: он увидит здесь девушек целого города, которые, как говорят, отличаются красотою между всеми жителями Палестины, что они приписывают особому благоволению Божию и той причине, что между ними жила некогда Пресвятая Дева, «честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим».

20 октября в понедельник в три часа утра мы выехали, но не на Фавор, как располагали накануне, а к Тивериадскому морю. Дорога была довольно утомительна, особенно пока еще не рассвело; ночью проехали мы чрез Кану Галилейскую; впрочем, остановились у ее бедной церкви, вошли и поклонились святым иконам; здесь у стены стоит несколько больших сосудов, подобных тем, которые были наполнены водою во время чудесного претворения ее в вино на брачной вечери, которую почтил Своим присутствием Господь наш Иисус Христос. По выходе из церкви встретил нас фаворский отшельник старец Иринарх; мы объявили ему о своем намерении побывать на другой день на Фаворе, но он не мог нам сопутствовать, будучи отозван по делам, не терпящим отлагательства, в Назарет. По выезде из Каны Галилейской проводники наши по темноте отклонились несколько от дороги, и едва к восьми часам утра мы прибыли на ту гору, где совершилось чудо насыщения семью хлебами и несколькими рыбами 4000 человек народа. На вершине этой возвышенности находится тринадцать огромных черных базальтовых камней, из которых один побольше; предание говорит, что на нем сидел Спаситель во время чудесного раздаяния и умножения хлебов. Камни эти носят название тринадцати тронов. Отсюда открывается очаровательный вид на Фавор, Ермон и море Галилейское или Тивериадское. Следуя обычаю, мы положили на этих камнях бывшие с нами хлебы; я прочел Евангелие, относящееся к совершенному здесь чуду, и, благословив хлебы, разделил их своим спутникам для подкрепления сил. Отсюда по кратком отдыхе мы спустились к Тивериадскому морю. У самого берега его стоит маленький и бедный город Тивериада, населенный наполовину евреями. Мимо стен города, обратившихся в живописные развалины, мы проехали прямо к горячим водам, называемым «Гаман». Вода в ручье так горяча, что нельзя опустить в нее руку, не обжегшись. В состав ее входят: соль, сера и железо. Вытекает этот источник из базальтовой скалы за сто шагов от озера. Близ ручья устроена Ибрагимом пашою круглая купальня. Она состоит из маленьких боковых комнат и большой залы, в средине которой находится выложенный мрамором бассейн, – вода в него проведена из источника и упадает через разинутую пасть изваянного из камня льва. Содержатель купальни – турок. Когда мы расположились у купальни, в ней находилось несколько больных евреев. Переждав их, и мы выкупались в горячей воде, которую сначала едва можно было стерпеть. Выйдя оттуда, я поспешил погрузиться в воды Тивериадского моря, освященные хождением по нем Спасителя, а также тем, что не раз воды его носили на себе ладью с Господом Иисусом и Его божественными учениками, спасением от потопления Петра, чудесною ловитвою рыб, трапезою на берегу его по воскресении и т. д. Рыбы и теперь множество плескается у самых берегов, но нет у жителей ни одной ладьи, и хотя мы тотчас же по приезде заказали наловить ее удочкою одному еврею, но так и уехали, не дождавшись ее, ибо спешили поспеть на ночь на Фавор.

Вид Тверии и Тивериадского озера

Отделясь от своих спутников, освеженный купаньем в волнах святого озера, долго бродил я по его берегу, любуясь окрестными видами и поверяя глазами описание путешественников, посетивших эти места прежде меня: вот бедное арабское селение Майздель, евангельский Магдал, – родина святой Марии Магдалины, состоящее из нескольких хижин, разбросанных на берегу озера у подножия высоких скал, в которых видны устья пещер. Один из путешественников XIII века еще видел здесь дом Марии Магдалины, но теперь нет и следа его. Недалеко от этого селения несколько развалин, поросших кустами; на прибрежной скале указывают место древней Вифсаиды, родины апостолов Петра, Андрея и Филиппа. Еще далее развалины башни указывают место Капернаума, где пребывал Спаситель по взятии Иоанна Предтечи, и посему «людие седящие во тме узрели свет велий» (Мф 4, 13). Сколько чудес милосердия, сколько спасительных уроков освятили это место! Все эти пункты я видел лишь издали по недостатку времени, но я и не жалел о сем много: лежащее перед моими глазами озеро пробуждало в душе столько воспоминаний, столько чувств и впечатлений, что все это вместе претворялось в какой-то неописанный восторг, в котором трудно было отдать отчет себе самому. Озеро овальной формы, в длину верст на пять, в ширину версты на две, спокойно лежит на дне, окруженном скалистыми горами котловины; с севера чрез ущелье входит в озеро Иордан и с полудня по узкой долине эта священная река продолжает свое течение. С запада, кроме долины Тивериадской, тянется дальше узкая равнина Генисарет, составляющая подножие весьма высокой горы, на которой высится доселе Сафет – древняя Бетулия. Смотря на этот городок, прилепившийся на вершине высокой горы подобно орлиному гнезду, легко можно согласиться с преданием, что Спаситель думал о Сафете, когда сказал, что не может укрыться град верху горы стоя. На восточной стороне озера над самою водою возвышаются скалы дикого и мрачного вида. Смотря на эти обнаженные горы, окрашенные черным или серым цветом, и не видя на них ни деревьев, ни зелени, чувствуешь какую-то печаль, которая возрастает особенно когда обратишь взоры на гробовую тишину озера; по водам его с давних времен не скользит ничья ладья и не оживляет своим движением этой мертвой пустыни, которая кроме развалин Тивериады окружила отовсюду это озеро; лишь посредине его заметно движение: тянется серебристая лента Иордана, означая его бег через эту глубь. Прежде окрестность озера была убрана чудесно, ибо обнаженные ныне и черные покатости гор были покрыты виноградниками и разными плодовыми деревьями. «Кажется, – говорит современный тому свидетель, историк еврейский Иосиф, – что природа хотела особенно украсить это место, дабы могла им гордиться, потому что указала расти здесь вместе деревьям неприязненным одно другому (т. е. не встречающимся в одном и том же месте)». Посреди этой роскошной зелени все озеро было увенчано веселыми городками и селениями и по его гладким валам скользили тысячи рыбачьих челнов, которые при нужде служили и для обороны. Во время возмущения евреев противу Веспасиана на этом озере происходили кровавые битвы. До сих пор озеро весьма рыбно, но рыбаков весьма мало, ибо едва несколько человек евреев занимаются этим промыслом; они бросают с берега небольшие сачки, потому что не имеют лодки, необходимой для ловли неводом; ловят также удочками или бьют рыбу острогой, когда она стадом плывет у самого берега. Рыба здешняя имеет особенный вкус, и встречаются сорта ее такие, какие лишь есть в Ниле. Обыкновенная рыба: карпы, лещи, окуни и плоская рыба (род сельди), в четверть длиною, которую жители христиане называют рыбою Святого Петра; есть еще род небольшого карпа, называемого рыбою Христа Спасителя, ибо, по преданию, Спаситель особенно любил эту рыбу. Другие же рыбы, крупные, кроющиеся в глубинах озера, наслаждаются полным спокойствием, ибо ничья сеть их не тревожит. С глубоким почтением смотрел я на окрестные горы и благословенные воды, ибо они были свидетелями чудес, учения и жизни Богочеловека и Спасителя нашего. Нет здесь клочка земли, которого бы Он не освятил Своими пречистыми стопами, а эти прибрежные скалы сколько раз оглашались сладчайшими звуками Его божественных слов! При взгляде на прекрасную окрестность Генисарета душа прежде всего поражается мыслию о чувствительности Господа нашего, ибо сердца, искренно любящие прекрасную природу, всегда суть сердца чувствительные и добрые. Итак, это место столь любимое Спасителем и предпочитаемое Им другим, было для меня как бы чудесною евангельскою картиною. Читая вслух Евангелие, я хотел не только оживить мои воспоминания, но еще снова огласить эти места Его святыми словами. На этих берегах Господь наш Иисус Христос воззвал Симона и Андрея и двух сынов Зеведеевых, и этих простых рыбарей сотворил ловцами человеков и таким образом основал свою Церковь. Здесь из ладьи поучал Он стоящие на берегу толпы народа и здесь впервые услышались притчи о сеятеле, о закинутом неводе и множество других. Здесь Он запретил ветрам и волнам, и они утихли мгновенно по гласу Творца своего. Однажды ночью плыла по этому озеру ладья с учениками, они со страхом узрели своего Божественного Учителя, идущего по поверхности той же самой воды, и здесь святому Петру, тонущему ради маловерия, подал Господь ту милосердую руку, которая до сих пор помогает нам грешным и проводит нас по житейскому морю, присно воздвизаемому напастей бурею. В этом озере по приказанию Господа Петр поймал рыбу, в которой нашел статир для уплаты подати за себя и за Богочеловека; здесь на берегах милосердый Господь исцелял больных и бесноватых. Но как можно исчислить все дорогие воспоминания о Спасителе нашем, когда известно, что эта окрестность была любимым и постоянным местом Его жительства, откуда Он редко отдалялся в другие места, не желая ходит по Иудее, где хотели убить его, как говорит Евангелие! Здесь был Капернаум, называемый в Писании градом Спасителя; здесь Хоразин, Вифсаида и едва не все селения, упоминаемые в Евангелии, которых теперь не осталось и следов. Как это озеро было любезно Спасителю, можно заключить и из того, что на его берегах благоволил Он явиться Своим ученикам по Своем светоносном воскресении. Так начало и конец небесного посольства, кажется, были связаны с этими тихими водами, ибо в начале великого дела искупления, чудесною ловитвою рыб, Он явил Свою Божескую силу простым рыбарям, которые, оставив все, последовали за ним, а в последние дни пред вознесением на небо, когда крестная жертва уже была совершена, видим Его снова у тех же самых берегов, и тех же самых рыбарей, утомленных, как и прежде, неудачным трудом в течение целой ночи, которые снова закидывают сети по гласу не узнанного ими Учителя и так же, как прежде, посредством чудесной ловитвы познают своего Бога и Господа. А эта обильная ловля не служила ли прообразованием обильнейшего уловления во спасение душ человеческих, которое чудесно исполнили простые рыбари этого озера? Но святые сети, по небрежности позднейших ловцов, повредились, а потому какое множество Божьих рыб блуждает вне спасительного невода и становится пищею лютых страстей или лжеименного разума! С Тивериадского озера мы спешили на ночлег на Фавор, но один из наших пеших спутников, уйдя без спросу и сказу вперед по другой дороге, встревожил нас немало и расстроил наш план. Выжидая его, мы опоздали и должны были ночевать в мусульманской деревне Лубы, отстоящей от Фавора на 3 часа езды. Ночь провели не без некоторых опасений и не решились выехать ранее рассвета, боясь какой-либо засады. Шейх (сельский староста), под кровом которого мы ночевали, вызвался проводить нас до Фавора, куда мы прибыли в 8 часов утра. Прилегающие холмы и вся священная гора поросли редким дубовым лесом; восход на нее довольно труден: с половины горы мы спешились и вели лошадей в руках. Идя я срывал выдававшиеся из каменных расселин цветки. После часового труда мы взобрались на святую гору и отдохнули в келье старца Иринарха (который по вышесказанному сам был в это время в отлучке, в Назарете), занявшей место на развалинах древнего греческого монастыря. Еще видны полукружия алтаря, места престола, жертвенника и диаконикона; нетрудно восстановить и весь храм. Старец молдавский архимандрит Иринарх, ученик одного из учеников известного подвижника старца архимандрита молдо-влахийских монастырей Паисия Величковского, поселясь здесь вследствие чудесного видения, утвердился на Фаворе прочною ногою и доселе не имеет соперников. Окрестные бедуины – племя таборитов – уважают святого старца и, как арабы саввинские, готовы быть стражами возникающей обители. При старце живет диакон, тоже молдаван, и еще два странника той же нации. На вершине Фавора есть еще две развалины: восточную латины считают своею и раз в год служат в сохранившейся пещерной церкви; за этими развалинами высшая точка горы тоже носит следы развалин, которые пустынники называют «царскими палатами».

Фавор

С Фавора открываются восхитительные виды на все стороны: обширная равнина Ездрелонская, известная своими битвами, почти у подножия святой горы; славный Ермон, вместе с Фавором радующийся о имени Господнем, а у подножия Ермона видно маленькое селение Наин. Недалеко лежит селение Ендор, где Саул, вопрошавший волшебницу о будущности, увидел тень пророка Самуила, которая предсказала ему погибель; далее гора Гелвуй, где исполнилось это предсказание. Там побросали щиты свои сильные Израиля; там Саул и Ионафан, быстрые как орлы, сильные как львы, которых меч не обращался праздно, полегли в неравной битве. Арабы рассказывают, что до сих пор гора Гелвуй пуста и никогда не освежается небесной росой. Далее рисуются очерки гор Самарии. Вся Галилея отсюда как на ладони: прекрасная страна! Множество округлых холмов и не крутых, украшенных деревьями, и так стесненных, как будто бы в пляске одни другим наступают на пяты; «взыграшася горы, яко овни, – говорит Давид, – и холми, яко агнцы овчии»; кой, где между этими холмами стелются долины. Издали виднеется пророческий Кармил с его отрогами как бы огромный вал. Еще далее блестит равнина Средиземного моря; потом взор встречает горы Бетулии, Тивериадское озеро и Антиливан, убеленный вечными снегами, а скалистые горы Аравии каменистой оканчивают этот величественный вид. Здесь поистине можно с чувством повторить слова святого Петра: «добро нам зде быти!» хотя эти слова сказаны в другом смысле. Три развалины, видные на плоской вершине Фавора, должны быть развалинами трех церквей, построенных в цветущее время христианства в память слов того же апостола: «сотворим зде три сени…»[92].

Обращает невольно внимание разница Назарета и Фавора. Назарет, место укрытого пребывания Божества, есть роскошная долина, имеющая в себе что-то тихое и скромное. Фавор – место Преображения, явления Божества во славе – восхищает своею величественностью; нельзя было найти достойнейшей для Преображения Господа славы горы, и нет ничего удивительного, что когда хотели представить идею возвышенного и величественного, брали в сравнение эту гору. Так, Иеремия сравнивает царя египетского, славного и могущественного между народами, с Фавором между горами (Иер 46, 18).

Долго-долго не мог я насытиться этим видом, столько же приятным, сколько и суровым; но время было ехать. Подкрепясь тем, что нашлось в пустынной келье старца (особенно обрадовались мы арбузу), и оставивши ему посильный дар за гостеприимство, мы тихо начали спускаться с горы, а потом дали волю своим коням бежать по Ездрелонской долине, чтобы поспеть засветло в Кайфу на русский пароход, отходивший в ту же ночь в Яффу. Поздно вечером добрались мы до Кайфы, усталые донельзя. Пароход только что пришел, и мы в сопровождении кайфиского агента нашего пароходного общества отправились на него в большой шлюпке. Получив удобную каюту, я скоро заснул и только наутро, когда уже была в виду Яффа, проснулся и познакомился с капитаном и офицерами. Пароход этот громадных размеров и хорошо убран – называется Константин. Командир – князь Максутов. В среду 22-го числа октября прибыл в Яффу и выехал на ночлег в Рамлю; в четверг 28-го возвратился к обеду благополучно во Сятой Град, а в субботу служил Литургию, благодаря Господа за благополучно совершенное путешествие, которое стоило мне около 10 турецких лир (60 руб. серебром); но можно ли оценить вполне дорогие впечатления виденного?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.