Преподобная Эмилия Кесарийская (Каппадокийская) (305–377)

Преподобная Эмилия Кесарийская (Каппадокийская)

(305–377)

Преподобная Эмилия Кесарийская (Каппадокийская). Икона. Юрий Андреев. 2014 г.

Вот награда твоему благочестию: слава сыновей твоих.

Письма от детей Эмилия читала особым способом: сначала бегло прочитывала послание, чтобы убедиться, что в нем нет плохих вестей, затем, когда тревога немного отпускала, перечитывала снова, а потом еще раз и еще… И тогда уже обращала внимание на все: на почерк, чересчур старательное и утомительное построение фразы, незнакомое слово, улыбку между строк.

Говорят, каждая мать со своим ребенком проживает еще одну жизнь. В таком случае Эмилии Каппадокийской выпало прожить целых одиннадцать жизней. Правда, одна оказалась совсем короткой – сын Никифор умер в младенчестве.

Именно в детях выразилась вся ее благодарность Богу, все ее богославие и богословие…

Первой на свет появилась дочь Макрина, и Эмилия заранее знала, что у нее родится именно девочка.

В ночь перед родами ей приснился необычный сон: она держала на руках уже родившегося и запеленутого младенца, а к ней подошел старец величественного вида и трижды называл малышку Феклой.

Проснувшись, Эмилия с необычайной легкостью родила здоровую девочку.

Имя Феклы – подвижницы и ученицы апостола Павла – было хорошо известно всем христианам Малой Азии.

Но Эмилия с мужем уже заранее решили назвать дочь в честь матери мужа, Макриной.

Макрина-старшая была женщиной великого духа. Во время гонений Диоклетиана они с мужем семь лет скрывались в Понтийских лесах, голодали, скитались, жили в шалашах, но не отреклись от Христа. У них были конфискованы все имения – ничто не могло сломить христианку Макрину из общины епископа Григория Неокесарийского.

С воцарением императора Константина им с мужем вернули дом в Неокесарии и загородные имения, а главное – возможность свободно исповедовать веру.

Эмилия тоже выросла в христианской семье: во время гонений императора Лициния ее родители лишились не только имущества, но и жизни. Оставшись сиротой, она решила сохранить девство и уйти в монастырь. Но вот ее красота…

Когда Эмилия подросла, все называли ее первой красавицей в Кесарии. Многие мужчины стали искать ее любви, и дошло до того, что один даже пообещал ее выкрасть. Тогда Эмилия поняла: защитой от враждебного мира для нее станет семья – и сама выбрала себе жениха.

Им стал адвокат и учитель риторики Василий, сын уважаемых в Неокесарии христиан Макрины и Василия. Молодой человек был образован, воспитан и добр, да и профессию адвоката он выбрал для того, чтобы защищать несправедливо обиженных.

Их молодость пришлась на необычное время – многие люди тогда чувствовали ветер перемен. Епископ Евсевий Кесарийский хорошо передает настроение этих дней: «У людей пропал страх перед теми, кто их притеснял. В блеске и великолепии начались праздничные дни. Все было наполнено светом… Прежние горести были забыты, и похоронено всякое воспоминание о безбожии. Везде были развешаны указы победоносного императора, полные человеколюбия и терпимости… Тирания была устранена, Константин и его сын получили империю, которая им принадлежала по праву. И они изгнали из жизни ненависть к Богу» («Церковная история»).

В Константинополе и других больших городах на праздник Пасхи на улицах зажигали восковые столбы, и всем действительно казалось, что даже ночи превратились в светлый праздничный день.

Были запрещены гладиаторские бои и казнь через распятие, введен праздник воскресного дня в честь воскресшего Христа.

«Если кто к рудникам приговорен, не должен получать клеймо на лице. По подобию небесной красоты созданный лик не должен быть испорчен», – объявлялось одним из указов императора Константина. Многие его указы для христиан звучали как поэзия, дивная мелодия.

И еще одно имя в то время было на устах у всех – Елена, мать императора. Императрице Елене было почти восемьдесят лет, и все были поражены, как, будучи уже в столь преклонных летах, она сумела осуществить такую миссию – организовать в Иерусалиме раскопки на месте, где был распят Иисус Христос.

На Голгофе была раскопана пещера, в которой, согласно преданию, был погребен Спаситель, обретен тот самый Животворящий Крест, на котором распяли Иисуса, четыре гвоздя, которыми Он был прибит к Кресту, и титло с аббревиатурой, означающей Иисус Назорей, Царь Иудейский (Ин. 19: 19).

Это было настоящее торжество христианской веры: теперь все должны были убедиться в правдивости того, что написано в Евангелии, и тоже уверовать. Вот же они – этот Крест, эти самые гвозди…

На местах библейских событий благодаря щедрости Константина начали строиться величественные храмы – храм Гроба Господня на Голгофе в Иерусалиме, церковь Святого Семейства в иерусалимской Гефсимании, базилика Рождества Христова в Вифлееме, другие.

События тех лет вообще впечатляют своим грандиозным масштабом – раскопки в Иерусалиме, обретение Животворящего Креста, Первый Вселенский собор в Никее. Многое было впервые и казалось таким смелым, неожиданным, небывалым.

Должно быть, дух свободы проявлялся и в обычной, частной жизни людей того времени, помогал на многие вещи взглянуть по-новому.

Сразу же после рождения маленькой Макрины в дом была приглашена кормилица. По обычаям того времени, знатные женщины не должны были сами ухаживать за младенцами. Но малышка хорошо себя чувствовала и не плакала только на руках у матери, и Эмилия отказалась от всех служанок, стала нянчить ее сама.

В 330 году ушла из жизни и многими была оплакана царица Елена.

В том же году у Эмилии родился сын, названный в честь деда и отца Василием. Затем родились Навкратий, дочь Феозва, другие дети. Третьего сына назвали Григорием – в семье свято чтили память Григория, епископа Неокесарийского.

Жена… спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием… (1 Тим. 2: 14, 15) – говорил апостол Павел, благословляя семейную жизнь.

Их семья владела землями в трех провинциях (в Понте, Каппадокии и Малой Армении) и считалась одной из богатых в Кесарии. Конечно, Эмилия могла позволить себе любых слуг и учителей, но решила сама заниматься начальным образованием своих детей.

Поэт конца IV – начала V века Авсоний в молодости преподавал риторику, а на старости лет для своих внуков любил перелагать в стихи известные сюжеты о греческих богах, героях Троянской войны и римских цезарях.

В его сочинениях хорошо видна та пестрая, причудливая смесь христианско-языческих представлений, которая существовала в головах даже у образованных римлян.

«А я молюся Господу – Отцу и Сыну Божию, и в купном их величии Святому Духу общнику», – с умилением пишет Авсоний.

И с неменьшим воодушевлением взывает:

«О целитель Юпитер и ты, вечерница-Вене-ра… Янус, приди! Год, приди! Приди, обновленное Солнце!» («Консульская молитва») И складно описывает, что ногти положено стричь в Меркуриев день, бороду – в Зевсов, а кудри – в Кипридин.

Эмилия не понимала, какой смысл детям с ранних лет рассказывать о жестокости или похождениях любвеобильных греческих богов или заставлять их зубрить непонятные стихи Анакреонта. Какую пользу это может принести душе?

«Ваши дети, – с горечью будет говорить Иоанн Златоуст своим прихожанам, – любят сатанинские песни и пляски… псалма же никто ни одного не знает. Ныне такое знание кажется неприличным, унизительным и смешным».

Но в христианских семьях, где благочестие не было внешним, повелось иначе. Эмилия сама определяла для своих детей круг чтения: это были истории из Священного Писания, псалмы, рассказы о подвигах апостолов и исповедников за веру, к которым постепенно прибавлялось и что-нибудь «из эллинского».

Был и еще один очень важный аспект в обучении и воспитании детей. Никакие самые гуманные эдикты долго не могли проникнуть в закрытую жизнь частных школ, где учителя лупили детей по пальцам линейкой и таскали за волосы.

«Боже мой, Боже, какие несчастья и издевательства испытывал я тогда… Меня отдали в школу учиться грамоте. На беду свою, я не понимал, какая в ней польза, но если был ленив к учению, то меня били; старшие одобряли этот обычай. Много людей, живших до нас, проложили эти скорбные пути, по которым нас заставили проходить…» – пишет блаженный Августин в «Исповеди».

Августин с большой нежностью и уважением говорил о своей матери, которая соединяла «с женской повадкой мужскую веру, с ясностью старости – материнскую любовь и христианское благочестие», но все же «Исповедь» сохранила и его неизбывные детские обиды.

«Взрослые, включая родителей моих, которые ни за что не хотели, чтобы со мной приключилось хоть что-то плохое, продолжали смеяться над этими побоями, великим и тяжким тогдашним моим несчастьем». Описанный воспитательный процесс приходился примерно на то время, когда у Эмилии подрастал младший сын Петр, и был в те времена делом обычным.

Римляне вообще не считали детей «готовыми» людьми. Это были еще «не вполне люди», и для многих взрослых было не так уж и важно, каким способом поскорее довести их до ума.

В том-то и состояло отличие христианского взгляда на детей и вообще детство: ребенок был таким же творением Божиим, его жизнь была великим даром, и в самом главном он был равен со взрослыми.

И соседи зачастую не понимали, почему многодетные и даже не самые богатые семьи христиан такие дружные и крепкие. Там не было ни побоев, ни смеха над детьми, ни пренебрежения их чувствами, ни вражды между собой братьев и сестер. В семье Василия и Эмилии не принято было посещать театры, скачки, всевозможные народные гулянья и праздные зрелища.

«А как ликует театр на разнузданных плясках Флоралий! Каждый их рад посмотреть, хоть и твердит: „Не хочу“, – пишет Авсоний («О римских праздниках»).

Каждый – да не каждый…

«Театр – открытая школа невоздержания», – напишет святитель Василий Великий, старший сын Эмилии («Беседа четвертая на Шестоднев»).

С согласия мужа Эмилия делала большие пожертвования в храмы, посещала приюты для сирот и больницы, и наверняка часто рядом с ней был кто-нибудь из детей.

Наставь юношу при начале пути его; он не уклонится от него, когда и состарится (Притч. 22: 6), – говорил премудрый Соломон. И за тысячелетия этот совет помог многим, кто к нему прислушался.

В 337 году во всей стране словно затмилось солнце – умер император Константин Великий, завещав царство, как в сказке, трем сыновьям.

Старший из его сыновей, Константин Второй, получил в управление Британию, Галлию и Испанию, младший, Констант, – Италию и Африку, средний, Констанций, – Малую Азию, Сирию, Египет, Фракию, а также другие восточные провинции.

Воцарение братьев на трон ознаменовалось кровавым преступлением. Сразу же после провозглашения новых правителей солдатами были убиты ближайшие родственники Константина Великого – единокровный брат Юлий Констанций и семеро его детей. Только двое из двоюродных братьев цезарей, Галл и Юлиан, остались в живых.

Историки до сих пор выдвигают различные версии по поводу главного заказчика той жестокой расправы, но несомненно, что таким образом были устранены возможные претенденты на трон. Многие знали, что император Константин Первый любил своих племянников, а одному из них, Далмацию, даже пожаловал титул цезаря.

Уже через два года братья Константин Второй и Констант вступили друг с другом в войну из-за спорных территорий.

В 340 году в ходе военных действий армия Константина Второго попала в засаду под Аквилеей, и старший из августейших братьев во время сражения погиб. Этот год считают и годом смерти Макрины-старшей.

«О вере моей какое доказательство может быть яснее того, что воспитан я бабкою, блаженною женою, которая по происхождению ваша? Говорю о пламенной Макрине, от которой изучил я слова блаженнейшего Григория, которые и сама она сохранила, как дар предания, и на нас, еще малютках, напечатлевала, образуя нас догматами благочестия», – напишет о своей бабушке Василий Великий.

К тому времени в семье Эмилии подросла старшая дочь, Макрина-младшая, пора было подумать о ее замужестве. Отец сам нашел для нее достойного жениха, молодого адвоката.

В те времена помолвки устраивались рано. Женихом и невестой могли объявить даже семилетних детей, и на их предбрачный союз смотрели так же строго, как на брак. Через два столетия император Юстиниан законом установит брачный возраст в 14 лет для мужчин и в 12 – для женщин.

Внезапно жених Макрины заболел и скончался. На все уговоры найти другого избранника Макрина отвечала: «Жених мой не умер, он только в отлучке; зачем же изменять ему?» Родители не стали настаивать. Не только именем, но и твердым, рассудительным характером старшая дочь пошла в бабушку. И получилось, что при этом она во многом повторила судьбу святой Феклы, которая в юности отказалась от замужества и посвятила себя Богу.

По преданию, у Эмилии, кроме Макрины и Феозвы, были еще три дочери, но история не сохранила их имен – скорее всего, они вышли замуж и жили в своих семьях. И только Макрина всю жизнь провела рядом с матерью. «Других детей, – говорила Эмилия, – носила я лишь некоторое время, а с Макриною не разлучалась никогда».

Муж Эмилии, Василий, умер вскоре после рождения самого младшего из их сыновей – Петра.

Макрина взяла на себя многие заботы по дому и управлению имениями. Маленький Петр фактически вырос у нее на руках и очень любил свою сестру.

Старший из сыновей Эмилии, Василий, сначала поехал учиться в Константинополь, а потом и в Афины – у него рано обнаружились способности к различным наукам.

В Афинах Василий изучал философию, геометрию, риторику, астрономию, а вот его земляк из Каппадокии и близкий друг, Григорий Назианзин, был больше увлечен поэзией и богословием. В историю Церкви он войдет с именем Григорий Богослов.

В Афинах у друзей-каппадокийцев был широкий круг общения, они даже познакомились с Юлианом, племянником Константина Великого. Со своими наставниками Юлиан бывал на христианских богослужениях, хотя многие знали, что втайне он посещал языческие капища и гадал о своей судьбе по внутренностям убитых животных.

В 350 году, воюя с самозванцем Магнецием, был убит император Констант, и на последующие двенадцать лет единственным правителем империи стал Констанций – средний и, как говорили, любимый сын Константина Великого.

Всех своих детей Константин воспитывал в христианских традициях, но так получилось, что средний из его сыновей благоволил арианам. В детские годы наставником Констанция при дворе был Евсевий, епископ Никомедийский – убежденный арианин, один из главных противников Никейского Символа веры, который, впрочем, впоследствии покаялся.

Историк Феодорит Кирский в своей «Церковной истории» приводит и такой любопытный эпизод: отцовское завещание Констанцию передал в руки некий арианский священник, который «скоро сделался человеком к нему близким и получил приказание бывать у него как можно чаще». Судя по всему, не названный по имени арианин оказал Констанцию очень важную услугу, учитывая, сколько крови пролилось при распределении отцовской власти.

И потому неудивительно, что именно в период царствования императора Констанция вся империя, и особенно ее восточные провинции, с новой силой погрузилась в арианскую смуту и мрак церковных расколов.

В истории Церкви IV век называют временем так называемых тринитарных, или триадологических, споров, в которых решалось православное исповедование Троицы.

Привычное для нас понимание Троицы: Бог Отец, Бог Сын Христос и Бог Дух Святой – должно было пройти, как пишет историк А. В. Карташев, долгий и мучительный период «чревоношения православной троической доктрины».

Каждый из участников развернувшейся дискуссии «искренне верил в свою истину, хотел эту истину сделать и нормой христианской империи», – уточняет современный богослов протопресвитер Александр Шмеман.

И это был не просто богословский спор ученых мужей – в IV веке в него в той или иной степени были вовлечены все христиане. Один автор того времени жаловался, что в Константинополе невозможно даже подстричься без того, чтобы вся парикмахерская не пустилась в возбужденную дискуссию о природе Христа.

Но в реальной жизни тринитарные споры выглядели не слишком красиво. При поддержке императора Констанция ариане силой занимали места на епископских кафедрах, и это сопровождалось интригами, подкупами, захватом и даже поджогом церквей.

«И дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как христиане проявляют к своим собратьям, которые не согласны с их мыслями», – писал очевидец этих событий историк Аммиан Марцеллин.

В IV веке созывалось рекордное количество поместных церковных соборов – в Константинополе, Александрии, Антиохии, других городах, где епископы пытались принять коллегиальное решение по спорным вопросам. Но зачастую собор заканчивался очередным отправлением в ссылку епископов-никейцев или ариан.

Простой народ не был силен в богословии и, по словам Феофана Византийца, видя «жестокие нестроения в Церкви», все чаще удерживался от святого крещения («Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта»).

Примерно в 356 году Василий закончил учебу в Афинах и вернулся в Кесарию. Эмилия могла гордиться старшим сыном, всесторонне образованным молодым человеком. Многие современники будут отмечать непоказной аристократизм Василия, который проявлялся в его манерах, благородном облике, умении общаться с людьми.

Предполагалось, что Василий, как и его отец, станет адвокатом, но в тот момент на выбор его жизненного пути повлияла старшая сестра, Макрина.

Мы никогда не узнаем, о чем были их долгие доверительные беседы – может быть, о бабушке с дедом, сумевших сохранить веру во времена куда более тяжких испытаний, чем церковные разногласия, или же об отце, известном в городе адвокате, который под конец жизни служил иереем в церкви и считал это важнее всей его светской карьеры…

В одном из писем Василия Кесарийского есть замечательный образ, который повторится и у его брата Григория Нисского, – о том, как ручные голуби приманивают диких голубей.

«Когда занимающийся этим промыслом добудет в свои руки одного голубя, делает его ручным и приучает есть вместе с собою, а после того, намазав ему крылья миром, пускает летать на воле с посторонними голубями. И благовоние этого мира делает все вольное стадо достоянием того, кому принадлежит ручной голубь, потому что прочие голуби привлекаются благоуханием и поселяются в доме» (Василий Великий. Письмо к матери Дионисия).

«С тою целью, чтобы и ты взлетел с ним на высоту и занял то гнездо» – а это уже из послания Григория Нисского (Епископу Авлавию).

Должно быть, имеющая большое влияние на братьев Макрина и была в тот момент для них таким ручным, намазанным благоуханным миром веры голубем.

Вскоре Василий принял крещение и отправился в пустыни Египта и Палестины, чтобы своими глазами увидеть жизнь прославленных отцов-пустынников. Особенно долго он задержался в знаменитых общежительных монастырях Пахомия Великого.

Теперь нам трудно представить монашеские поселения IV века в пустынях – это были целые города, населенные людьми, ищущими Бога и спасения.

По сведениям историков, к концу IV столетия только в Египте существовало приблизительно пять тысяч монастырей и небольших монашеских поселений, не считая тех, что были в Сирии, Палестине, Месопотамии, в горных областях Малой Азии. Блаженный Иероним описывает, что ко дню Пасхи в главный монастырь святого Пахомия из окрестных монастырей собиралось до 50 тысяч (!) монахов.

В монастыри приходили самые разные люди.

Много было неграмотных крестьян, которых обучали грамоте, чтобы они могли самостоятельно читать Новый Завет и псалмы. Некоторые иноки умирали, так и не узнав, что такое деньги, потому что никогда их не видели.

Но среди монахов было много людей образованных, знатного происхождения – они трудились в монастырских библиотеках, переписывали книги, преподавали, писали собственные богословские труды.

Вернувшись из поездки по египетским монастырям, Василий организовал свою общину в Понте, на землях, принадлежавших его семье, и написал сочинения «Подвижнические уставы подвизающимся в общежитии и отшельничестве» и «Пространные и краткие правила, изложенные в вопросах и ответах».

Внимательно изучив, несколько переработав и дополнив устав Пахомия Великого, он создал свой свод правил монашеской жизни.

В уставе, который теперь называется Уставом Василия Великого, есть одно важное отличие: монастырь там напоминает одну большую семью. В частности, говорится о необходимости заботиться о больных братьях, учить в монастыре детей, помогать из монастырских запасов нищим – все то, что было принято и в семье самого Василия.

Пещерные монастыри. Каппадокия, Турция.

«Нельзя не заметить в правилах Василия Великого мягкости и кротости – свойств, которые обыкновенно проявляются в отношениях отца к своим детям», – отметил русский историк Н. Примогенов, тщательно сравнив этот устав с правилами аввы Пахомия.

Григорий Назианзин, приехав в Понтийскую пустыню, видел, с каким энтузиазмом Василий вместе с иноками сажал и поливал деревья, заготавливал на зиму дрова, тесал камни для очагов, строил. Именно с ним Василий откровенничал в письмах о том, как бывает трудно ломать свои прежние привычки, привязанность к удобствам, гордость.

«Ибо хотя и оставил я городскую жизнь как повод к тысячам зол, однако же никак не мог оставить самого себя. Но похожу на людей, которые, по непривычке к плаванию на море, приходят в изнеможение и чувствуют тошноту, жалуются на величину корабля как на причину сильной качки, а перейдя с него в лодку или малое судно, и там страждут тошнотой и головокружением, потому что с ними вместе переходят тоска и желчь. Подобно сему в некотором отношении и мое положение: потому что, нося с собою живущие в нас страсти, везде мы с одинаковыми мятежами», – пишет он Григорию Богослову, прибавляя с нежностью в конце: «Таково мое тебе сказание братской любви, о любезная глава!»

В ноябре 361 года на сорок пятом году жизни император Констанций внезапно скончался от лихорадки. По свидетельству историка Аммиана Марцеллина, находясь в твердой памяти, он назначил своим преемником двоюродного брата Юлиана.

С первых дней правления император Юлиан заявил о своей принадлежности к язычеству, за что одни подданные будут называть его другом Зевса, а христиане – Отступником.

«И всюду жертвенники, и огонь, и кровь, и тук, и дым, и обряды, и гадатели, свободные от страха, и флейты на вершинах гор, и процессии, и бык, в одно и то же время удовлетворяющий потребности культа богов и трапезы людей», – с восторгом описывал язычник-ритор Либаний дни, когда к власти пришел Юлиан («Надгробная речь Юлиану»).

Но христиане не собирались участвовать в таком «празднике жизни».

Как раз примерно в это время Эмилия с Макриной покинули дом, в котором жили, отпустив всех своих рабов. С несколькими слугами они перебрались в уединенное имение на берегу реки Ирис в Понте.

«Отречение от внешнего начинается отчуждением внешнего: имения, суетной славы, привычек жизни, пристрастия к неполезному», – написано в разделе «О девстве» Устава Василия Великого. Его мать с сестрой в точности последовали этому правилу.

Друг Василия Григорий Назианзин, посетив женщин в их имении, был сильно впечатлен увиденным: «В отношении пищи и питья не было в общине никакого различия, как и в отношении келий или убранства и других потребностей жизни. Неравенство состояний, сословий, значения в прежней светской жизни здесь не оставляло никакого следа. Жизнь, которую они вели, была так свята, добродетель так высока, что не умею описать…»

Но еще больше его приводили в восхищение те внутренние изменения, которые он увидел у матери и сестры Василия:

«Нельзя было уловить на них признака гнева, зависти, подозрения или ненависти. Они отбросили от себя всю светскую суету – желание отличия, известности, блеска. Наслаждение их заключалось в воздержании, слава – в безвестности, богатство – в неимуществе, сила – в немощи; все мирское стряхнули они с себя, как пыль».

В те дни им вместе пришлось пережить беду. Второй сын Эмилии, двадцатисемилетний Навкартий, был принесен мертвым из пустыни вместе со слугой, и никто не знал точно, что произошло – какой-то несчастный случай во время охоты или рыбалки. И, как пишет Григорий Назианзин, «не было ни воплей или стонов, ни слез и других обыкновенных проявлений жестокой горести матери и сестры; было только все достойное жен».

Вскоре император Юлиан понял, что ему не удастся с легкостью склонить на свою сторону христиан или, как он их называл с оттенком уничижения, галилеян, и быстро перешел к кардинальным мерам.

В июне 362 года вышел эдикт, запрещающий христианам обучаться эллинским наукам, другим императорским указом учителям-христианам воспрещалось преподавать в школах. Все христианские школы по стране были закрыты – и образованные люди хорошо понимали всю серьезность такого вызова.

«Христианин должен быть знаком со всем курсом школьных наук и со всей эллинской мудростью, только он относится к ним не как к имеющим существенное значение в себе – он видит в них лишь полезную принадлежность, по времени и обстоятельствам даже необходимую. В руках еретиков науки служат средством для распространения лжи и зла, в руках же христианина они служат орудием к укреплению добра и истины», – считал святитель Василий Великий, пройдя через лучшие афинские школы.

Все чаще повсюду случались безнаказанные расправы с христианами. В Сирии, в городе Арефузы, был зверски замучен епископ Марк, также от рук язычников пострадало много монахов и дев.

В Севастии (недалеко от Неокесарии) язычники открыли гробницу Иоанна Крестителя, «предали огню кости его и развеяли прах его» (Феодорит Кирский. «Церковная история»).

Епископы были лишены судебной власти, хлебных даров, выдаваемых из казны, прав пользоваться общественными подводами и других дарованных императором Константином привилегий.

Василий возвратился в Кесарию, когда стало ясно, что теперь Церкви тоже нужны «адвокаты» и защитники. В 362 году он был рукоположен во пресвитера и стал служить в одном из городских храмов.

Эмилия теперь еще реже видела своих сыновей: во многих делах старшему сыну помогали Григорий (ему не было еще тридцати) и юный Петр. Они вместе много занимались благотворительностью, в том числе и из семейных средств – открывали в Кесарии больницы и приюты, кормили голодных.

Не более трех лет продолжалось царствование императора Юлиана. В июне 363 года он погиб на войне с персами. Вместе с ним прекратила свое существование и династия Константина Великого.

Следующие цезари выдвигались из рядов римской армии: Иоавиан, всего год носивший пурпурную мантию, следом – трибун второго взвода телохранителей Валентиниан, взявший себе в соправители родного брата Валента.

Они сразу отменили все антихристианские эдикты Юлиана Отступника, из ссылок были возвращены осужденные за веру.

Но история зеркальным образом повторилась: в отличие от брата, император Валент, которому в управление достались восточные провинции, поддерживал ариан.

При императоре Валенте и в Кесарии ариане заняли все главные церкви в городе. Префект неоднократно угрожал изгнать Василия из его храма за антиарианские проповеди, но священник пользовался такой поддержкой сограждан, что власти опасались его трогать.

Стоит упомянуть еще об одном важном событии, которое тогда для многих осталось не замеченным, но потом сильно «аукнулось» в истории.

В 364 году один мальчик родом из каппадокийских христиан попал в плен к готам. Ульфила вырос среди людей германского племени, затем оказался в Константинополе, где стал приверженцем ариан, и вернулся к готам уже с христианской миссией. Ульфилу называют «апостолом готов», но учил он именно арианскому исповедованию веры. И когда через полтора столетия готы ринутся завоевывать Рим, религиозные разногласия в их разрушительном нашествии тоже сыграют свою роль.

Из проповедей Василия Великого мы узнаем о засухе и голоде, которые переживали в 368 году жители Каппадокии и Понта, когда богатые продавали хлеб по немыслимым ценам, обрекая других на голодную смерть.

Василия искренне возмущали в людях жадность, жестокость, равнодушие. И в особенности – ханжество. Он пишет о христианах, которые предаются необузданному пьянству накануне Великого поста, да и вообще «пост соблюдают многие по привычке и из стыда друг перед другом» («Беседа вторая о посте»).

Вокруг стало появляться все больше людей, для кого христианство стало чем-то вроде одежды, которая неожиданно пришлась впору и носить ее оказалось даже выгодно. Христианство давало возможность делать карьеру, занимать высокие государственные должности, быть ближе к императорскому двору и к церковной казне.

«Сын повара, валяльщика, уличный шатун, тот, для кого роскошью было не голодать, ни с того ни с сего восседает на благородном коне, важная персона, брови подняты, толпа слуг-провожатых, большой дом, обширные поместья, льстецы, пиры, золото», – удивляется переменам во многих своих знакомых ритор Либаний.

Как пишут историки, многие пороки, обычаи, предрассудки языческого общества стали плавно перетекать в христианскую среду.

Вера сыновей Эмилии и внуков Макрины-старшей имела крепкие корни, и все в Кесарии об этом знали.

В 370 году после смерти епископа Евсевия, несмотря на противодействие ариан, Василий заступил на его место. Он стал епископом

Кесарийским и теперь имел в подчинении более 500 епископов своего округа.

Это было время многочисленных церковных групп и партий, которые «сближались, разъединялись, опять образовывались новые, все представляло какой-то бурно стремящийся поток», – напишет известный историк А. П. Лебедев.

Епископу Василию было важно иметь рядом людей, в которых он точно уверен, – это его братья. Примерно через два года он рукополагает в епископы Ниссы, небольшого города в Каппадокии, Григория. Младший из братьев, Петр, был посвящен в пресвитеры, позднее он станет епископом в Севастии.

«Божее творение достойно уразумел один Василий, поистине созданный по Богу и душу свою по образу Сотворившего образовавший, общий наш отец и учитель», – напишет Григорий Нисский в одном из писем Петру, и мы видим, каким непререкаемым авторитетом был для них старший брат.

В 375 году ариане согнали Григория с кафедры в Ниссе, обвинив в растрате церковных денег и поставив под сомнение законность его хиротонии. Под конвоем Григория Нисского отправили в ссылку в Анкиру, но по дороге он сбежал и два года от всех скрывался.

Диаконисой церкви в Ниссе и верной помощницей была его сестра Феозва, она и во время скитаний была рядом с братом.

Все это время Эмилия с Макриной жили в своем уединенном имении так, как учила основательница женского пустынножительства мать Синклитикия, в прошлом богатая жительница Александрии:

«Не обольщайся роскошной жизнью мирских богачей, как будто бы она при суетных удовольствиях имеет что-либо полезное. Роскошные высоко ценят поварское искусство; но твой пост и простая пища превосходнее обильных яств их. Писание говорит: сытая душа попирает и сот (Притч. 27: 7)».

Эмилия умерла 8 мая 375 года в возрасте 73 лет. Ее похоронили в фамильном склепе возле церкви Сорока мучеников, в том же самом поместье.

В житии говорится, что и в последние минуты жизни Эмилия продолжала молиться за своих детей и как главное сокровище оставляла им материнское благословение. В последние минуты жизни возле нее были старшая Макрина и младший из ее детей, Петр.

Эмилия Каппадокийская не дожила до времени Второго Вселенского собора 381 года, где, как пишут историки, все дышало духом Василия Великого, а на почетных местах в собрании сидели ее сыновья Григорий и Петр.

Вместе с Григорием Назианзином им удалось совершить настоящий богословский подвиг. Именно так историки Церкви расценивают выработанный ими сообща «новоникейский» (теперь его называют Никео-Цареградским) Символ веры, принятый даже теми, кто был на стороне ариан.

Четкая богословская формула трех великих каппадокийцев, как теперь называют Василия Великого, Григория Нисского и Григория Богослова, обеспечила победу исповедников православия над арианами на Втором Вселенском соборе в Константинополе.

Пятеро из десяти детей Эмилии Каппадокийской причислены Церковью к лику святых: преподобная Макрина; святитель Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийской; святитель Григорий, епископ Нисский; святитель Петр, епископ Севастийский; праведная диакониса Феозва, и сама Эмилия тоже.

Икона, где святая Эмилия изображена в окружении пятерых детей, чем-то неуловимо похожа на тот «иконостас» из фотографий, что так любят устраивать в своих деревенских домах простые женщины, чьи-то матери и сестры.

Даже память Эмилии Каппадокийской по церковному календарю теперь отмечают в один день с Василием Великим – 14 января по новому стилю.

Святитель Григорий Назианский с восторгом о ней написал: «Она подарила миру столько и таких светильников, сыновей и дочерей, брачных и безбрачных; она счастлива и плодовита как никто. Три славных священника, одна участница в тайнах священства и прочие – лик небожителей. Изумляюсь, какая это богатая семья Эмилии! Благочестивая кровь Эмилии – собственность Христа; таков корень! Превосходнейшая! Вот награда твоему благочестию: слава сыновей твоих, с которыми у тебя одни желания».

Спустя двадцать лет Григорий Нисский приедет в имение, чтобы проводить в последний путь Макрину, и еще раз увидит, в какой скромности, а точнее – в добровольной нищете, жили его мать и сестра.

«Позвали Лампадию, и та отвечала, что почившая никогда не любила красивого одеяния, да и нет у ней другого, кроме того, которое видят на ней. „Не сохранилось ли у вас что-нибудь?" – спросил святитель. „Вот, – отвечала Лампадия, – изношенная мантия, наметка и башмаки – все ее богатство. Сундуки и шкаф – пусты; на земле у нее нет ничего".

Тело Макрины сверху было покрыто одним из одеяний брата Василия и мантией Эмилии – это были самые дорогие для нее вещи…

Есть одно замечательное сказание того времени.

Однажды Господь открыл отцу-пустыннику Макарию Египетскому, что в ближнем городе живут две женщины, которые совершеннее его в добродетели. Авва Макарий пошел отыскивать этих женщин, чтобы научиться от них, как угодить

Богу. Он думал, что они, может быть, совершили какие-то необыкновенные подвиги. Но оказалось, что эти две женщины вели тихую семейную жизнь – уже пятнадцать лет они были замужем за двумя братьями и все это время жили в любви и согласии, усердно исполняя свои обязанности. Им хотелось уйти в монастырь, но мужья этого не пожелали, и они покорились их воле. Эти две женщины и в семейной жизни свято соблюдали заповеди Божии, следили за собой, чтобы никому не сказать ни одного худого слова.

И авва Макарий молил Бога помочь жить ему в пустыне так же благочестиво, как эти две женщины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.