Преподобный Бенедикт Нурсийский (480–547)

Преподобный Бенедикт Нурсийский

(480–547)

Преподобный Бенедикт Нурсийский. Фрагмент фрески. Фра Беато Анджелико. Монастырь Святого Марка, Флоренция, Италия. XV в.

Быть уверенным,

что Бог видит нас везде…

Весной 542 года на севере Италии снова появился большой отряд варваров. Войско остготов под предводительством короля Тотилы кружило по Италии и вело себя непредсказуемо: некоторые покоренные города варвары не трогали, другие – разоряли и убивали в них мирных жителей. Но всем было ясно, что остготы продвигаются к Риму.

Когда отряд варваров остановился в окрестностях Неаполя, в монастырь Монте-Кассино пришло известие, что Тотила идет к ним. И король остготов действительно явился в монастырь в сопровождении свиты телохранителей и слуг: сумрачный, с испещренным боевыми шрамами лицом, облаченный в царские доспехи. Аббат Бенедикт, едва взглянув на его украшенный драгоценными камнями шлем, воскликнул: «Отложи, сын мой, отложи, что несешь: это не твое!»

Воин рухнул на колени и во всем сознался: да, так и есть, это не его облачение и он – не вождь готов, а царский конюший Ригго.

Тотила дал ему свои доспехи и велел явиться в монастырь под видом царя, чтобы проверить, правду ли говорят про аббата Бенедикта, будто он видит людей насквозь и предвидит будущее.

Но теперь Тотила сам придет в Монте-Кассино, чтобы Бенедикт сказал ему, сможет ли его войско взять Рим и сколько у него в запасе осталось лет жизни.

Вся Италия почитала аббата Бенедикта как чудотворца, а теперь и германцы тоже…

Бенедикт, сын Евтропия, родился в 480 году в небольшом городке Нурсия в горах Умбрии. Сейчас это живописный итальянский городок Норча неподалеку от Перуджи. За прошедшие столетия окрестные лесистые горы и ледниковые озера почти не изменились.

В конце V века Нурсию населяли в основном мелкие землевладельцы, к числу которых принадлежали родители Бенедикта и его сестры-близнеца Схоластики.

Всего за несколько лет до их рождения произошло событие, которое историки называют судьбоносным в истории Рима. В 476 году цезарь Ромул Августул, по иронии судьбы в своем имени соединивший имена легендарного основателя Рима и его главного реформатора, отказался от титула римского императора. Это произошло в Равенне, куда давно уже перебрался императорский двор, чувствуя здесь себя в большей безопасности от набегов варваров, чем в Риме.

Предводителю дунайского племени Одоакру, который заставил Ромула Августула в присутствии сената отказаться от титула императора, самому никакие римские регалии не были нужны. К тому времени Одоакр подчинил своей власти многие земли Италии и был озабочен лишь расширением своих владений. Но в западном Риме больше не было императора, власть сосредоточилась в Константинополе, и отныне будущее необъятной империи будет связано с восточной ее частью – Византией.

Историки называют эту дату – 476 год – тем рубежом, после которого формально Римской империи больше не существовало. Но сами римляне никакого исторического рубежа тогда не заметили, особенно в таких маленьких патриархальных городках, как Нурсия, где жили по старинке потомки трудолюбивых сабинян. Как обычно, они строили дома, растили детей, собирали урожаи пшеницы и винограда и о смене власти зачастую узнавали лишь тогда, когда приходило время платить налоги.

Когда Бенедикту исполнилось четырнадцать лет, родители отправили его на учебу в Рим. Эти добрые и небедные люди даже имена своим детям-близнецам дали со смыслом: мальчику – Бенедикт, что значит «благословенный», девочке – Схоластика, что значит «ученая», «школьная», хотя систематическое образование, которое обеспечивало в будущем доходную профессию, в то время принято было давать только мальчикам.

Как полагалось в добропорядочных семьях, вместе с Бенедиктом в Рим отправилась служанка Кирилла, его бывшая кормилица.

Наверное, в первые дни юноша Бенедикт не раз любовался Римом с одного из семи холмов, и это было прекрасное зрелище!

У римского историка Аммиана Марцеллина есть описание, каким впервые увидел Вечный город император Констанций. «Глядя на город, раскинувшийся между вершинами семи холмов, по их склонам и в долинах, и на его окрестности, император решил, что зрелище, которое предстало перед ним впервые, превосходит все, что раньше он видел: храмы Тарпейского Юпитера, которые, казалось, возносились так же высоко, как божественное над земным; термы, подобные целым провинциям; сложенная из табуртинского камня громада амфитеатра, вершины которого едва достигал человеческий глаз; Пантеон, также круглое здание, с его воздушным, высоким и красивым, как небесный свод, куполом… и еще другие красоты Вечного Рима…»

И хотя за полтора столетия, истекшие после этих восторгов, Рим неоднократно был покорен варварами, город по-прежнему восхищал приезжих своей величественной красотой. Ни в одном городе мира не было столько дворцов, храмов, триумфальных арок, конных статуй, купален.

По сведениям историков, в V веке в Риме насчитывалось 3785 одних только медных статуй императоров, полководцев и других известных римлян. А мраморных статуй было такое количество, что они, по замечанию одного древнего автора, составляли на улицах и площадях города как бы отдельный молчаливый народ из мрамора.

Но стоило с вершины холма спуститься вниз и погрузиться в будничную жизнь, одно потрясение быстро сменялось другим.

На улицах Рима было не протолкнуться и стоял страшный шум. Как пишут историки, римляне имели привычку говорить очень громко, махая руками и перекрикивая друг друга. Множество праздных горожан толпились на рыночных площадях, возле храмов и цирков, ожидая бесплатной раздачи хлеба, масла, сала и вина. Народ по-прежнему жаждал хлеба и зрелищ. И хотя к тому времени после многочисленных императорских указов гладиаторские бои были запрещены, но всевозможные зрелища и праздники в Риме устраивались постоянно. Это были состязания на колесницах, театрализованная охота на животных, танцы с оружием при свете факелов, выступления борцов и мимов.

Один галльский епископ в ужасе писал: «Кто в виду плена может думать о цирке? Кто, идучи на казнь, смеется? Объятые страхом рабства, мы отдаемся играм и смеемся в предсмертной тоске.

Можно подумать, что весь римский народ объелся сардонической травой: он умирает и хохочет!»

На ипподроме во время конных скачек зрители делились на партии «зеленых», «голубых», «красных» и «белых», и дело часто доходило до драк.

В Риме не происходило таких кровавых столкновениий, как в 501 году на ипподроме в Константинополе, когда во время драки «голубых» и «зеленых» погибло более трех тысяч человек (!), но страсти тоже кипели.

Римский писатель и государственный деятель VI века Кассиодор удивлялся, до какой степени римлянами овладевал, как теперь это называют, спортивный азарт. Побеждал «зеленый» – и половина народа погружалась в скорбь и бессмысленную ярость; лидировал «голубой» – тоже скорбели толпы народа.

«Ничего не выигрывая и не теряя ни в том, ни в другом случае, народ тем с большей силой наносит оскорбление противной стороне и тем глубже чувствует себя оскорбленным, волнуясь так, как бы дело шло о спасении Отечества от опасности», – писал Кассиодор.

Епископ Сальвиан из Марселя испытал в Риме нравственное потрясение по поводу других зрелищ, о чем написал в одном из своих писем: «В театрах изображаются такие позорные вещи, что стыдно даже упоминать о них, а не только рассказывать: душа помрачается похотливыми желаниями, глаз развращается зрелищем и ухо позорится произносимыми речами; нет слов для всей этой непристойности, для этих постыдных телодвижений и жестикуляции».

Можно представить, насколько чуждо все это было провинциальному юноше Бенедикту, выросшему в благочестивой христианской семье. Он предпочитал проводить время в обществе книг, тем более в книжных лавках Рима можно было найти и новинки, и самые популярные издания.

Не тогда ли Бенедикт узнал о Мартине Турском, оставившем военную карьеру, чтобы основать монастырь в Галлии? Или об Иоанне Кассиане из Марселя, который объехал многие египетские монастыри и описал свои впечатления так, что его сочинениями все зачитывались?

Пользовался успехом и некий мистический роман «История лаузова» из жизни египетских аскетов – древний предок современной беллетристики.

Устав монастырской жизни египетского аввы Пахомия Великого был переведен на латынь блаженным Иеронимом уже в конце IV века, а теперь к нему прибавились Устав Василия Великого, и «североафриканское» правило блаженного Августина, и многочисленные изречения отцов-пустынников – все это так или иначе входило в круг чтения образованных римлян.

«Пустыня» и все, что имело отношение к восточному монашеству, притягивали своей экзотичностью, многие примеривали на себя такую самоотреченную жизнь, пытались ее понять.

В монахи давно уже уходили люди и из самых высших сословий. Один из знаменитых пустынников – авва Арсений до ухода в пустыню был домашним наставником Гонория и Аркадия, сыновей римского императора Феодосия Первого. Египетский монастырь Барамус (от коптского слова «римский») получил свое название в честь Максимуса и Домициуса – двух сыновей императора Валентина, какое-то время подвизавшихся в этом монастыре.

Несомненно, мимо книг об отцах-пустынни-ках не прошли и Бенедикт с друзьями, загоревшиеся идеей покинуть порочный Рим и устроить жизнь по своим правилам в каком-нибудь тихом месте.

Юношеская мечта о своем «товариществе», «братстве», «обществе», «коммуне» стара как мир, но при этом всегда неожиданно волнующая и новая.

Блаженный Августин в «Исповеди» описывал, с каким упоением они с друзьями рассуждали о ненавистных тревогах и тяготах человеческой жизни и составляли план, как будут жить не так, как все.

«Эту свободную жизнь мы собирались организовать таким образом: каждый отдавал свое имущество в общее пользование; мы решили составить из отдельных состояний единый сплав и уничтожить в неподдельной дружбе понятия „моего" и „твоего"…» («Исповедь»)

В течение года каждый участник общества попеременно должен был брать на себя все бытовые заботы, давая возможность остальным заниматься самосовершенствованием и творчеством.

«А потом стало нам приходить в голову, допустят ли это женушки, которыми одни из нас обзавелись, а я хотел обзавестись. После этого весь план наш, так хорошо разработанный, рассыпался прахом и был отброшен, и мы снова обратились к вздохам и стенаниям», – рассказывает блаженный Августин.

И все-таки Бенедикт с товарищами осуществили свой план. Возможно, в какой-то степени этому содействовали и внешние обстоятельства – в 500 году в Рим торжественно вступил вождь остготов Теодорих. Он победил армию Одоакра, которому византийский император Анастасий I официально вверил власть над Западом. Пока еще никто не знал, чего ожидать от союза с варварами, в те дни многие на всякий случай торопились покинуть Рим.

Бенедикт с друзьями и Кириллой поселился в небольшом городке Аффиде (сейчас это город Аффиле, примерно в 60 километрах к северу от Рима), примкнув к некой уже существующей там общине «благочестивых мужей». Но вскоре Бенедикт покинул и эту деревню, теперь уже один. В Аффиде по молитве он совершил ради Кириллы свое первое маленькое чудо и сразу оказался в центре внимания, а это было ему не по душе. Да и вообще, «братство» для Бенедикта имело смысл только как способ служению Богу. И вовсе не факт, что товарищи по Риму разделяли его высокие устремления.

В горах Бенедикт встретился с незнакомым монахом и поделился с ним своим заветным желанием: вести настоящую подвижническую жизнь, как это делают отцы-пустынники.

Монах вызвался ему помочь и показал подходящее место для подвигов. Он привел Бенедикта в местечко в горах под названием Субиако, где находился его монастырь, а вокруг было много пустых пещер и гротов.

Субиако означает «подозерный», это название появилось благодаря построенной еще в I веке в горах загородной вилле императора Нерона. Желая любоваться не только горными вершинами, но и гладью озер, Нерон велел выстроить огромную дамбу, перегородившую реку Аньене. На берегу искусственного озера была возведена роскошная вилла Субиако, которая ко времени Бенедикта давно стояла в запустении и считалась собственностью государства. От этой постройки в горах до сих пор сохранились оплетенные мхами мраморные руины.

Бенедикт поселился в гроте над озером, куда трудно было добраться даже по горным тропам. Бескорыстный монах-романус (что значит «римлянин», имя его осталось неизвестным) на веревке с привязанным на конце колокольчиком спускал отшельнику хлеб, честно делясь с ним своей монастырской трапезой.

Три года им удавалось хранить свою тайну. Но как-то на пещеру Бенедикта набрели местные пастухи, еще через какое-то время – заблудившийся в горах священник. Это случилось в день Пасхи, но когда священник сказал об этом Бенедикту, тот даже не понял, что речь идет о празднике, и сказал: «Истинно – Пасха, потому что удостоился видеть тебя!» – настолько он потерял счет времени.

А когда в одном из окрестных монастырей умер настоятель, братия явилась к пещере с просьбой, чтобы Бенедикт возглавил их общину. Бенедикт согласился, но с одним условием: монахи должны ему подчиняться и жить по уставу, суть которого можно изложить в двух словах: молись и трудись.

Монахи из Виковаро, чей монастырь находился примерно в тридцати километрах вниз по реке от пещеры Бенедикта, продержались недолго.

Их озлобление против подвижника и молитвенника дошло до такой степени, что они решили отравить нового настоятеля и подмешали ему яд в вино.

Монастырь Святого Бенедикта около Субиако, Италия. IX в.

Прежде чем поднести питье к губам, Бенедикт, по своему обыкновению, его перекрестил, и чаша вдруг рассыпалась у него в руке, словно глиняная. Испуганная братия призналась в своем преступлении…

«Третий, весьма нехороший вид монахов – сарабаиты (по смыслу близко к «сибаритам». – О. К.), которые, не обучившись под руководством опытного наставника и не будучи искушены, подобно золоту в горниле, еще рабствуя делам века и мягкие, как свинец, для принятия греховных впечатлений, принимают постриг, думая, что могут обмануть и Бога, а не одних людей. Они по два или три, или по одиночке, поселившись в своих, а не Господних овчарнях, вместо всякого закона имеют свои самоугодливые пожелания: что задумают и облюбят, то для них и свято; к чему же сердце не лежит, то они считают негожим», – запишет в своем уставе Бенедикт, видимо, вспомнив в тот момент и о братии из Виковаро (Цит. по: Свт. Феофан Затворник. «Древние иноческие уставы»).

Известный исследователь жизни святого Бенедикта французский писатель и историк Адальбер де Вогюе интересно трактует значение попытки отравления в жизни подвижника. Если, уйдя в горы, Бенедикт поборол в себе тщеславие, а во время отшельнической жизни в пещере – сладострастие (в критический момент юноша бросился в крапиву, чтобы выжечь из себя блудные мысли), то с этого момента он навсегда совладал с гневом.

Оказавшись на волоске от гибели, любой пришел бы в ярость от черной неблагодарности братии. Но у Бенедикта, как пишет главный его биограф римский папа Григорий Двоеслов, в тот момент было «спокойное лицо, и душа его была спокойна». Вся вторая книга папы Григория «Собеседования (Диалоги) о жизни и чудесах италийских отцов и о бессмертии души» целиком посвящена жизни и чудесам Бенедикта Нурсийского.

Сказав монахам лишь несколько слов в укор, Бенедикт удалился в свою пещеру и стал снова жить отшельником, «сам с собой под взглядом Бога». Вскоре один за другим возле пещеры Бенедикта стали появляться небольшие монастыри, где собирались желающие поступить под его начало. В Субиако было 12 монастырей, в каждом из которых жило по 12 монахов.

Конечно, это не случайное число – для христиан оно символизирует Христа и двенадцать Его учеников. В Уставе Бенедикта даже будет записано, что по безусловному подчинению для остальных аббат в монастыре «занимает место Иисуса».

Константин Великий, построив в Константинополе храм Двенадцати Апостолов, установил в нем двенадцать символических гробниц, а тринадцатую приготовил для себя, чтобы подчеркнуть свою причастность к апостольскому служению. Сохранилось предание, что во время строительства храма Святого Петра в Риме император Константин взял лопату в руки, наравне с другими копал землю под фундамент и вынес 12 корзин земли в честь 12 апостолов.

В то время в египетских, сирийских и палестинских пустынях раскинулись большие города-крепости для монахов. Гористая местность Италии не располагала к такому строительству. Небольшие монастыри в Субиако были расположены в горах, в нескольких километрах друг от друга: одни – в горных пещерах, другие – на берегу реки или искусственного озера. Это было дружное братство подвижников – аббатство, где, несмотря на территориальную автономию и выбранных в каждом монастыре настоятелей, все подчинялись главному наставнику, аббату (авве).

Аббат Бенедикт пользовался в Субиако огромным уважением и авторитетом, даже знатные римляне приводили к нему в монастырь своих детей. Римский патриций Тертулл отдал сына Плациду в Субиако, когда тот был еще ребенком. Ученик Бенедикта, Мавр, был сыном римского сенатора Эквиция.

Через какое-то время сестра Бенедикта, Схоластика, основала в Субиако женский монастырь. Такие «монастыри-близнецы», идущие от брата и сестры, не были чем-то необычным. Сестры египетских отцов-пустынников нередко селились неподалеку, устраивая свои, все более многочисленные обители.

Центральный монастырь аббатства Субиако находился в одном из пустующих зданий нероновой виллы. В залах, где некогда прогуливался гонитель христиан, теперь звучали церковные песнопения. И, наверное, не случайно монастырь был посвящен римскому папе Клименту Первому – мученику I века.

Примерно тридцать лет Бенедикт был аббатом монастыря в Субиако, стараясь придерживаться правила, которое он потом запишет в своем уставе:

«Пусть старается действовать на всех, на кого ласками, на кого угрозами, на кого убеждениями, ко всем применяясь, судя по их свойствам или по их разумности, чтобы не допустить чего вредного во вверенное ему стадо, а напротив, всегда радоваться о его умножении и преуспеянии».

Жители многих окрестных деревень, перейдя по мраморному мосту на другой берег озера, приходили в монастырь Святого Климента на богослужения.

Некий Флоран, настоятель прихода Сен-Лоран, был особенно сильно обеспокоен растущей известностью аббатства. И настолько обезумел от зависти, что решил отравить Бенедикта и подложил яд в освященный хлеб.

По традиции христиане часто посылали друг другу в подарок евлогии (освященные предметы) в знак особой признательности и христианской любви. Так что Флоран совершил двойное преступление, еще и кощунство.

Обладавший даром прозорливости, Бенедикт понял, что хлеб отравлен, и поспешил избавиться от такого «подарка», никому ничего не сказав, даже Флорану.

Как пишет святитель Григорий Двоеслов, видя покушения пресвитера на его жизнь, Бенедикт жалел более его, нежели себя. Но завистливый Флоран не унимался и придумал другую низость, подослав в монастырь семь распутных женщин. Обнажившись и взявшись за руки, они плясали и резвились в монастырском саду, смущая монахов. Скорее всего, это происходило на праздник плодородия и означало какой-нибудь языческий ритуал, чтобы вызвать дождь.

Тогда, взяв с собой несколько близких учеников, Бенедикт покинул свой монастырь в Субиако.

Дальнейшая судьба Флорана сложилась незавидно. В день ухода Бенедикта на Флорана обрушилась галерея и задавила его насмерть, хотя не было никакого землетрясения и больше никто не пострадал.

Один из учеников Бенедикта, Мавр, бросился догонять аббата, который еще не успел уйти далеко, и радостно сообщил, что их главный враг мертв и всем можно возвращаться обратно. Услышав это известие, Бенедикт заплакал. Он оплакивал и несчастного Флорана, умершего без покаяния, и Мавра, который радовался смерти врага и, значит, пока еще не стал христианином, и себя, наверное, тоже…

Бенедикт отказался возвращаться в Субиако и пошел на юго-восток, где в окрестностях Неаполя у Плацида, когда-то приведенного в монастырь еще ребенком, был доставшийся от отца в наследство большой участок земли.

Среди плодородных равнин возвышалась гора Монте-Кассино. Примерно в 529 году на ней появился монастырь, известный теперь всему миру как центр ордена бенедиктинцев.

На крутой горе было несколько пологих площадок: на первой стоял древний храм Аполлона, на другой, повыше, находилась Аполлонова роща с языческим капищем.

Как сообщает святитель Григорий Двоеслов, первым делом Бенедикт «сокрушил идола, ниспроверг жертвенник» и стал в этом месте проповедовать людям слово Божье.

На вершине горы была выстроена церковь во имя Иоанна Крестителя – основателя пустынножительства, на нижней площадке, где стоял храм Аполлона, появилась церковь в честь Мартина Турского – миссионера, который много боролся с язычеством. Святой Мартин был известен и своей образованностью: в его обители монахи усердно переписывали книги.

«Глубокая ночь варварства одела своим мраком разрушенный латинский мир, и в этом мраке не было видно другого света, кроме мерцающего огня свечей в церквах да одинокого света рабочей лампады погруженного в свои думы монаха в монастыре», – образно пишет о времени начала VI века немецкий историк Фердинанд Грегоровиус в своем эпохальном труде «История города Рима в Средние века».

А кто-то и монастырь Монте-Кассино сравнит с маяком на высокой горе, который освещал всю погружавшуюся во мрак Римскую империю.

И если представить аббата Бенедикта погруженным в думы монахом, то при свете рабочей лампы он наверняка писал свой знаменитый устав.

Считают, что первоначально устав, состоящий из 73 коротких главок и вступления, был предназначен для оставшейся без настоятеля братии в Субиако. Но он оказался полезным для всех и на все времена, по уставу святого Бенедикта потом жила вся средневековая Европа. У монахов-бенедиктинцев даже есть такая пословица – благодаря своему уставу святой Бенедикт, «будучи мертв, вещает». А все потому, что, как пишет главный биограф Бенедикта, «святой муж не мог учить иначе, нежели как сам жил».

В уставе Бенедикт на разговорной латыни очень понятно изложил основные правила монашеской жизни. Там сказано, сколько времени необходимо отводить для молитвы, труда и отдыха, чтобы монахи к заутрени «могли бы подняться посвежевшими». Умственные занятия и чтение

Бенедикт Нурсийский считал тоже очень важными.

«Все, что ни делается, должно делаться с умеренностью», – записано в уставе монахов-бенедиктинцев.

В этом своде правил подробно и заботливо расписано, с чего нужно начинать и к чему стремиться. Бенедикт подчеркивал, что написал устав для тех, кто только вступает на путь монастырской жизни, а тех, кто в ней уже преуспел и хочет достичь совершенства, отсылал к творениям отцов Церкви.

Например, святой Бенедикт называет в своем уставе 12 ступеней смирения (опять 12!) и показывает, как по этой невидимой лестнице можно потихоньку продвигаться вверх, к вершине святости.

В его аббатстве действовал принцип единоначалия, но в уставе есть и такое правило:

«Коль скоро надобно делать по монастырю что-либо особенное, авва пусть соберет все братство и скажет ему, в чем дело. Выслушав мнение братий, он обсудит все сам и сделает, что найдет более полезным. Того ради мы сказали приглашать на совет всех, что нередко Господь юнейшему открывает, что лучше. Братия пусть предлагают свои мнения со всякой смиренной подчиненностью, не дерзая настойчиво защищать то, что им придумалось. Всячески при этом в воле аввы состоит постановить, что почтет он более спасительным, и все должны ему покориться».

Монастырь в Монте-Кассино появился в такое время, когда по римским дорогам ходили толпы оборванных, голодных, бездомных людей. Война, пожары, чума…

Голод был такой, что, как пишет свидетель этих событий Прокопий Кесарийский в «Войне с готами», люди ели траву, а в Риме сенаторы покупали на вес золота отвратительную колбасу из мяса павших мулов.

Многие были бы не прочь укрыться от бедствий за монастырскими стенами. Но аббат Бенедикт считал монастырь «школой служения Господу» и подробно расписал в своем уставе правила приема в обитель.

Новичок должен был год прожить в монастыре в качестве послушника. В течение этого времени ему следовало три раза внимательно перечитать устав, а затем в письменной форме изложить свое обещание быть верным Богу (или хотя бы поставить свою подпись) и собственноручно положить его на алтарь.

«Если способен ты сохранять верность ему [уставу], войди; если же нет, то иди с миром».

Таким образом Бенедикт Нурсийский добивался, чтобы люди в монастырь приходили осознанно – и лишь те, кто действительно стремился посвятить свою жизнь служению Господу.

Правила святого Бенедикта полезно применять не только в монастырской жизни. В уставе, например, есть такое хорошее для руководителей предписание: два раза поговорить с провинившимся наедине, третье замечание сделать при всех, в четвертый раз наказать более существенно, и если это не помогло, тогда уже как крайняя мера – увольнение. Принимать обратно в монастырь Бенедикт считал возможным только до трех раз, давая шанс на исправление, но не потакая бесконечно нарушителю заведенного порядка.

Интересно, что в наше время правила Бенедикта Нурсийского пытаются адаптировать для успешного ведения бизнеса, а самого святого Бенедикта даже называют «покровителем делового менеджмента». Корпоративное мышление и культура действительно построены на строгом подчинении правилам, уставу. Вот только в этом отлаженном организме нет самого главного – Бога, а без Христа – все суета и томление духа (Еккл. 1: 14).

Текст устава, написанный примерно в 540 году рукой аббата Бенедикта, после его смерти хранился в Монте-Кассино как величайшая реликвия. После разрушения монастыря в 581 году лангобардами монахи перенесли кодекс в Рим, и его многочисленные копии разошлись по всей Италии, Испании, Галлии, Британии.

Историки называют монахов-бенедиктин-цев главными аристократами Средневековой Европы, их вклад в просвещение, развитие наук, искусства и ремесел был огромен.

В «Собеседованиях» папа римский Григорий Двоеслов много рассказывает и о чудесах святого Бенедикта.

Современные исследователи подсчитали, что он описывает двадцать четыре чуда, которые условно можно разделить на две категории: двенадцать первых – это пророчества, еще двенадцать – так называемые чудеса действия. Опять два раза по двенадцать!

Бенедикт Нурсийский исцеляет больных, воскрешает мертвых, узнает о том, что происходит далеко за стенами монастыря.

В эти истории просачиваются и печальные события того времени: вот монахи не знают, где им взять пшеницы, чтобы испечь хлеб, или одному из них жаль по приказу аббата отдавать последнее масло на дне сосуда, и Бенедикт выбрасывает всю бутыль за окно: «Чтобы не жило здесь непослушание».

Некоторые из историй дают возможность более отчетливо представить повседневную жизнь в Монте-Кассино.

Однажды аббату Бенедикту за обедом прислуживал молодой монах, в прошлом юноша из знатной семьи. Он держал за спиной настоятеля лампу, освещая его стол, а сам в это время в раздражении думал: «Кто он такой, что я стою пред ним, когда он ест, держу светильник, услуживаю? Кто я, чтобы служить ему?»

Бенедикт обернулся к нему и воскликнул: «Перекрести свое сердце, брат, что это ты говоришь? Перекрести свое сердце». И велел молодому монаху уйти в келью, чтобы тот пришел в себя и избавился от гордых мыслей.

Святому Бенедикту было дано и одно из самых потрясающих в истории христианской мистики видений: однажды ночью он молился перед распахнутым окном и «весь мир словно собрался в один солнечный луч»…

Можно считать чудом и то, как вообще среди всеобщего хаоса и растерянности мог появиться такой упорядоченный и осмысленный мир, устроенный святым Бенедиктом.

Варвары внушали римлянам невероятный ужас. Вот, к примеру, как выглядят гунны в описании Аммиана Марцеллина: «Их дикость превосходит все мыслимое; с помощью железа они испещряют щеки новорожденных глубокими шрамами, чтобы в зародыше уничтожить волосяную растительность, поэтому, и старея, они остаются безбородыми и уродливыми, как евнухи. У них коренастое сложение, сильные руки и ноги, широкие затылки; а шириной своих плеч они внушают ужас. Их скорее можно принять за двуногих животных или за те грубо сделанные в форме туловищ фигуры, что высекаются на парапетах мостов…» Марцеллин описывает пищу германцев из сырого мяса, их одежду из шкурок полевых мышей, которую они носят до тех пор, пока это «тусклое одеяние» не распадается от ветхости…

Но если бы все было так, тогда невозможно понять, как эти дикие, первобытные люди, только что вышедшие из лесов, смогли одолеть закаленные в сражениях римские легионы. По сведениям историков, германские племена, заполонившие в V веке Римскую империю, имели свои традиции, развитые ремесла, в частности, тонкую технику обработки металлов, ювелирное и кожевенное мастерство – просто это был совершенно другой, не римский менталитет.

Встретившись с королем остготов Тотилой, святой Бенедикт нашел в нем некоторый «страх Божий» и сказал ему: «Много зла делаешь, много зла сделал, хотя и раскаешься некогда в нечестии. Правда, ты войдешь в Рим, переплывешь море, девять лет будешь царствовать, но на десятом умрешь». Это предсказание сбылось. 17 декабря 546 года войско Тотилы вступило в Рим, затем вождь переплыл море, овладел Сицилией и погиб в битве при Тагине в августе 552 года после десяти лет царствования.

Некоторые считают, что под впечатлением от встречи Тотилы с аббатом Бенедиктом готы проявили некоторую гуманность при взятии Неаполя и не подвергли город полному разрушению.

Предвидел святой Бенедикт и судьбу своего монастыря в Монте-Кассино. Как-то один именитый муж по имени Феопроб, приехавший к Бенедикту, вошел в его келью и застал аббата в слезах. Бенедикт назвал причину своих слез: ему было открыто, что монастырь Монте-Кассино будет разрушен язычниками.

«Едва я мог умолить, чтобы дарованы были мне души живущих здесь братий», – сказал Бенедикт.

В 567 году аббатство Монте-Кассино и впрямь было разграблено лангобардами, но все монахи спаслись и бежали в Рим.

Каждый год в монастырь Монте-Кассино приезжала сестра Бенедикта, Схоластика, и они вместе проводили день в гостевом доме за стенами монастыря. Но однажды сестра стала уговаривать брата остаться с ней до утра.

Бенедикт с удивлением отказался – по правилам было не положено ночевать за стенами аббатства. От огорчения Схоластика заплакала, и вдруг начался такой ливень, что о возвращении на гору по скользкой тропе не могло быть и речи.

Необычный случай скоро нашел свое объяснение – через три дня Схоластика скончалась в своем женском монастыре, это была последняя встреча брата с сестрой на земле. А через несколько дней заболел и аббат Бенедикт.

За шесть дней до смерти он с присущей ему обстоятельностью велел открыть и приготовить для себя гробницу, а в свой последний день попросил, чтобы его отвели в храм. Опираясь на руки учеников, святой Бенедикт причастился Тела и Крови Христовой и во время молитвы испустил дух.

Это произошло в 547 году, Бенедикту Нурсийскому было примерно шестьдесят семь лет. Он завещал похоронить себя в Монте-Кассино рядом с храмом Иоанна Крестителя, в одной могиле со Схоластикой.

В Риме на площади перед Ватиканом полукругом стоит величественная колоннада, на которой установлены сто сорок мраморных фигур святых Западной Церкви. Семнадцатая статуя слева изображает святого старца с кубком, которого неоднократно пытались отравить завистники, – святого Бенедикта Нурсийского, провозглашенного в 1964 году покровителем Европы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.