На дворе дрова
На дворе дрова
После завтрака монахи разошлись по своим кельям переодеваться в рабочую одежду: те же подрясники, только старые, залатанные, сверху ватники, на ноги, вместо популярного в среде монашествующих бренда «Прощай, молодость», обыкновенные валенки, причем даже не у всех нашлись черные. Бедный был монастырь…
Владлена Виктор повел обряжаться наособицу к отцу келарю. Степенный отец келарь, оглядев нового трудника, ушел куда-то за стеллажи и вынес старый ватник, байковый лыжный костюм вишневого цвета и выдал даже пару нижнего белья х/б, по виду солдатского. Но главное, подобрал ему валенки точно по размеру. С калошами! И еще дал в придачу пару шерстяных носков грубой домашней вязки. Владлен переоделся в уголке и остался очень доволен своим новым «прикидом»: теперь-то он по дороге из монастыря не замерзнет!
– А свою одежку потом в прачечную снесешь! – одобрительно оглядев его, сказал Виктор.
– Ага, обязательно! – кивнул Владлен, бережно сворачивая заскорузлую камуфляжку: так вот он и доверит кому-то свою «рабочую форму», разбежались!
* * *
Вышедшие на работу монахи выглядели бодро, хотя до завтрака успели уже отстоять полунощницу и Литургию.
И снова визжала истошно и жалобно циркулярная пила, но теперь к ее заунывному голосу прибавился стук топоров. Виктор и трудники относили отпиленные чурбаки к монахам, орудующим колунами. Среди них трудился и сам архимандрит Евлогий: дрова он колол умело, да и силищи архимандриту было не занимать. Работающий с ним в паре Виктор не поспевал подносить ему чурбаки.
– Загонял меня батяня! – пожаловался он Владлену. – А ну, давай, Влад, подсоби!
Владлен, поначалу сачковавший по неизбывной зэковской привычке, постепенно, бочком да смешком тоже заразился общим энтузиазмом, и вот он уже разгорячился и начал носиться бегом от пилы к архимандриту. Вскоре он даже ватник расстегнул, а потом и вовсе скинул за ненадобностью.
Архимандрит, чтобы поспеть за Виктором и Владленом, раздухарился и тоже снял подрясник и остался в одних трениках, по пояс голый! Мускулы у монастырского начальства оказались будь здоров, как у хорошего борца. А на могучем плече в такт движениям запрыгала татуировка – свирепый барс на скале.
– А ну веселей ходи, раб Божий Владлен! – густо покрикивал разгулявшийся архимандрит. И вот Владлен уже бегом бегает, проваливаясь в снег, но не огорчаясь – на нем же валенки! – и уже не подносит чурбаки архимандриту, а подкатывает их по дорожке – для скорости. И ничего, архимандрит не ругается: то увернется, то вовремя сапогом катящийся чурбак оттолкнет. Закидали Владлен с Виктором архимандрита чурбаками и бегом бросились относить колотые дрова к трапезному корпусу. Теперь архимандрит уже явно за ними не поспевал. Адреналин паром стоял над монастырским двором.
– А ты молодец! – похвалил на ходу Виктор Владлена. – Умеешь работать, когда хочешь!
– Ясен пень! Я ж в деревне жил.
Прозвонил колокол на обед.
– Шабаш! – объявил архимандрит и начал обтираться снегом, постанывая и покряхтывая от удовольствия.
Владлен поглядел на него, поежился, подхватил с бревна свой ватник и быстренько потопал за монахами в трапезную.
* * *
Обедал Владлен с аппетитом, и это несмотря на то, что уже другой послушник заунывным речитативом читал за аналоем о страданиях святых мучеников Акиндина, Пигасия и Анемподиста: «Царь повелел приготовить три котла и наполнить их оловом, серою и смолою, разрубить старые лодки на дрова и развести ими большой огонь под котлами. Когда это было сделано, и сильно раскалённые котлы кипели и клокотали, святых связали цепями и свесили их сверху в котлы, сначала до пояса, потом – до груди и наконец – до шеи. Они же взирали, среди этих мучений, на небо, и каждый из них пел свою песнь из псалмов Давидовых».
Владлен на этот раз слушал вполуха и только покачивал головой. Лишь один разок негромко, хотя и на всю трапезную, прокомментировал:
– Нет, это надо же – они еще и пели!.. Крепкие ребята.
Архимандрит на него покосился, но замечания делать не стал.
Привстав, Влад поднял крышку над общей кастрюлей и налил себе вторую миску дымящегося борща. Между прочим, постного. Но на грибном бульоне, из одних белых, а это уже что-то!
* * *
После обеда все монахи и трудники куда-то вдруг поразбрелись. Владлен вышел на пустой монастырский двор и отправился изучать монастырские стены.
– Ты чего там ищешь, отрок? – окликнул его старческий голос. – Не заблудился ли часом?
Влад резко обернулся. На дорожке стоял тот самый старенький монах, что сидел за столом вместе с архимандритом и отцом Агапитом. Владлен уже знал, что это казначей обители отец Дионисий.
– Или потерял чего? – монах близоруко приглядывался к Владлену.
– Нет, батюшка, ничего я пока не терял. Я вот ищу, где бы мне тут покурить! В обители ведь курить нельзя?
– Нельзя, отрок, не положено у нас.
– Вот я и подумал, что надо бы мне за этим делом за ворота выйти…
– Коли надо, так и шел бы.
– А ворота разве не заперты?
– Заперты? Да у нас и ворот-то еще нет, один голый проезд! Ты иди вон за корпус, там сам увидишь.
– Вот спасибо!
– В монастыре говорят: «Спаси Господи!», – добродушно поучил его отец Дионисий.
– Я запомню, спасибо! – не стал спорить Владлен и, окрыленный, порысил за корпус на разведку.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.