Песня сегодняшнего дня

Песня сегодняшнего дня

Каждый раз, прогуливаясь по относительно спокойным улочкам старой Москвы, я с удовольствием читаю таблички «Здесь жил писатель…» или артист, или композитор, или врач, имена которых в большинстве случаев помнят памятные доски да энциклопедии. Мое любимое место – Гончарный переулок на Таганке. На доме со львами висит табличка с именем земляка советского оперного и эстрадного певца Юрия Гуляева. Помните: «Желаю вам всегдашней радости в судьбе. Желаю вам всего, что вы желаете себе». Мне даже пришлось участвовать в кампании за сохранение наследия Юрия Александровича, конкретно за то, чтобы строительная фирма не сносила избушонку, где родился и вырос сибирский соловей. Но, увы, наше дело потерпело крах. Аргументы застройщика в виде денежных знаков, предъявленные чиновникам из городской администрации, оказались куда убедительнее исторических фактов и общественного мнения. Обычное дело в наши дни.

Помню то чувство абсолютной беззащитности перед людьми с лоснящимися физиономиями. О чем с ними говорить и на каком языке, чтобы они услышали? А они были готовы, по собственному выражению, «перетереть пару тем с корреспондентом в неформальной обстановке». Потом эти люди заняли все ветви власти, и пришлось выбросить телевизор. Некоторые из знакомых тоже последовали моему примеру. В тридцать – сорок и больше учить язык маргиналов нам показалось делом непостижимым, зато мы с ужасом наблюдали, как видоизменяется мир вокруг. И если вначале на дне рождения мы все объясняли тете Лене значение слов «понты» и «стремно», то теперь, услышав в маршрутке хит «Боже, какой мужчина», смеемся над ее наивностью, она же говорит: «Я прослушала песню от начала до конца, искала стеб, насмешку. Но нельзя же такие слова девочкам-подросткам слушать, они же могут принять информацию всерьез». Так, поначалу незаметно, страна поделилась на две, и если у Ахматовой были русские сажавшие и русские сидевшие, то у нас гораздо проще – русские, знающие стыд и не знающие его. И понятно, что первые не поймут вторых. Потому что стыд связан с чувством социальной неприемлемости того, за что стыдно. А вторым, получается, социально приемлемо все…

В этой связи серьезная литература востребована все меньше и меньше, как и серьезные кино, музыка, живопись. Публичные персоны открыто признаются, что книжек не читают и так, мол, знают, как «пробиться» в жизни. Отсюда вывод: раз не читают те, кто «пробился», то зачем такие книги вообще? Умилила девица, представляющая нашу страну на конкурсе «Мисс Мира», который теперь добрался до нашей столицы, на вопрос корреспондента: «Какие книги вы читаете?» Отвечает: «Я читаю разную развивающую литературу, посещаю всевозможные тренинги, как добиться успеха… Нет, художественную не читаю, нет времени». Под этими словами могут подписаться миллионы наших юных соотечественниц, грезящих о карьере модели. И эта вторая Россия умиляет все больше и больше. Она живет в другом измерении.

А первая Россия, реально смотрящая на мир, без призм и радужных стекол, казалось бы, должна сдаться, забиться в дальний угол и проводить свои дни, именуемые нашими депутатами «веком дожития», таясь, вместо этого, подобно ученикам Христа, идет ко второй и говорит о главных ценностях. О вечных законах. О неприемлемости равнодушия, а значит, и зла. Об этих людях, их труде писательница Екатерина Глушик и написала книгу. Она так и называется «Почитай книгу». Под одной обложкой собраны рецензии, анализирующие разные издания: поэтические, прозаические, публицистику, статьи, которые характеризуют стороны литературного процесса, беседы с писателями и художниками. Первое впечатление после прочтения у меня было такое, будто я ходила незрячей и вдруг мне успешно провели операцию на глаза. Я вижу мир во всех красках. И по первому, самому искреннему чувству хочу узнать больше. Передо мной мелькают имена, цифры, строки.

У героев черты всегда из биографии автора, цифры – произведения, которые потом поделятся на ранние, зрелые и поздние. Строки – это пара-тройка новых фраз, свежих идей, предложенных художником миру.

«Ранние рассказы Проханова – о деревне, куда отправляется герой, молодой писатель, чтобы оказаться в непривычной для него, москвича, среде, которая, по его подтвердившемуся по приезде на место мнению, и есть настоящая жизнь, наполненная естественными страстями, чувствами, переживаниями, истинными целями, к которым и следует идти человеку, не мучаясь непонятными для деревенских жителей страданиями, размышлениями, сомнениями типа «быть или не быть».

Деревенская жизнь знакомит со своими героями. Ослепший крестьянин завидует ушедшим на покос и, случайно натыкаясь в сарае на косу, берет ее и, как ему кажется, незаметно, крадется на поле, на котором хочется покосить хотя бы с краешка. Но сосед, знающий его беду – тоску по настоящей крестьянской работе, молча наблюдает за ним и не окликает, даже когда незрячий переходит на колхозное поле с недозревшим овсом, более того, когда его дочка хотела крикнуть, он сказал: «Стой, Дашка, дура! Цыц! Дай пожить человеку!»

«Взросление» прозы русского писателя показано вполне наглядно. Проханов признается, как однажды он вынес из дома все свои юношеские рукописи и сжег их. Взрослая жизнь принесла в творчество свои краски. И с произведениями писателя пытливому уму необходимо ознакомиться лично, нет смысла пересказывать прозу, где ни тени фальши, ни слова лжи. Особое отношение к войне (войнам), не до конца осознанной человечеством. Проханов размышляет:

Я верю, что когда придет пора,

Когда оставят Родину невзгоды,

Грядет на Красной площади парад

Седых солдат афганского похода.

Пусть перед строем, отдающим честь,

Протащат ржавый корпус бэтээра,

Его огнем изрезанную жесть,

Подорванную на камнях Панджера.

Прохановскую мысль продолжает Вера Галактионова: «Россия – страна мощных социальных вибраций. Русская литература стремится верно улавливать их и отображать в той соразмерности, в какой они наблюдаются в жизни. Дело это трудоемкое. Особенно если прозаическое произведение строится на истории нескольких поколений. В таком повествовании современность – следствие многих, в том числе и очень далеких от нас событий. Она – фрагмент в картине отечественного бытия, во многом закономерный. Перечитываешь ее и зачитываешься снова. «Я видела эти брошенные города, погибающие по всему бывшему Союзу. Они умирают, как при наводнении. Жизнь исчезает сначала понизу – тьмой охватываются первые этажи. Оставшиеся без заработка, без магазинов, без отопления, без электричества люди переселяются всякий раз выше, в покинутые кем-то квартиры. А в нижних уже сорваны двери, выломаны рамы; там – ни души. Спустя месяц видишь, проезжая, – тьма поднялась еще, охватила, омертвила и вторые этажи. Лишь на третьем, четвертом разглядишь какое-то движение – увидишь мерцающий огонек свечи, отблеск опасного костерка на бетонном полу». И сразу перед глазами встает видеоряд, как выгоняли русских из некогда братских республик. Сколько пролито христианской крови в Узбекистане, Туркменистане, Казахстане, Азербайджане, Чечне… А теперь те, кто гнал русских, приезжают сюда и ждут льгот, чтобы комфортнее жить здесь. И главное – получают их! Мы, русские, конечно, им простим. В большинстве своем. Мы – это те, кого лично не выгоняли, не грабили, не насиловали. Но вот мой сосед по студенческому общежитию Пашка никогда не простит казахам своего изгнания, а тетя Катя не простит чеченцам своего сына Руслана моего ровесника. Каждый раз, когда видит меня, вздыхает: «Вот, Русланка мой уже таким же мог быть взрослым. Дети бы уже в школе учились. И машину бы имел хорошую». Виктория (имя изменено) про Туркмению слышать не может, ее младшую сестренку бандиты выкинули с седьмого этажа. А что сделали с ней – не дай Бог пережить ни одной женщине. Татьяна свою родину – солнечный Алмалык – в учебнике сына закрасила черным цветом… Но беженцы в меньшинстве. Их не слышат. Их не принято замечать. Мы же толерантны. Всех любим, терпим, жалеем. А особенно – врагов.

Но Бог милостив, и, кто знает, может, однажды пройдет обида, забудется боль и всесильное прощение постучит в больные сердца, ибо «Мне отмщение и аз воздам». Что там суд человеческий, если все ходим перед Богом? Осознание этого происходит постепенно, но приходя, меняет жизнь. И со временем количество прожитых лет планомерно переходит в качество. «Ах, если б молодость знала, – говорится в стихе. – Если б старость могла».

Литература обладает важным свойством – она умело передает дух времени, его краски и настроения, видимо, поэтому она сейчас стала неудобной, невостребованной. Те единицы, которые иногда крохотными тиражами все-таки пробиваются к читателю, вынуждены овладевать инструментом нового времени: выдумывать светлые вещи, показывать любовь к родине и обязательно, чтобы финал был хорошим. Потому что «грузить» (термин нового времени, означающий озадачивать, давать повод задуматься. – Прим. авт.) не надо. Требование к писателю примитивно-простое – развлечь, показать шоу, т. е. продолжить работу телевидения. Так, мало-помалу писателей из властителей дум превратили в официантов. Как справедливо замечает Екатерина Глушик, «в настоящее время писатели вынуждены работать за еду». Сама же Екатерина Федоровна «профессиональную обкатку» прошла в газете «Завтра», поначалу искренне недоумевая, почему творчество Александра Проханова не изучают на филологических факультетах? Ответ она нашла намного позже, когда освоилась в прозе и журналистике, осознав цену настоящего Слова. Ее недавняя книга «Грани» как раз об этом – о столкновении двух миров, двух Россий. Читаешь – осознаешь простые истины, нужно бороться за все: право зваться русским, право жить, воспитывать детей, говорить, жить в своей стране. Но, странное дело, самого призыва нет. Просто приходит такая мысль после прочтения книги. Творчество Глушик слишком образно. Ярко.

Мысль о геноциде русского народа прямо или косвенно сквозит во всех произведениях современных авторов. И надо заметить, она не придумана. Вот хроники из сегодняшних новостей: в Ярославской области роженицу не приняли в роддом, аргументировав тем, что она из соседнего района (а там роддом, несмотря на протесты населения, еще весной закрыли), пока «Скорая» везла женщину в бессознательном состоянии в областной город, ребенок умер. Или вот это: звезда «Дома-2» стала снимать на телефон страшное ДТП вместо того, чтобы вызвать врачей. Или: депутатам Госдумы повысили зарплату. Или: в Азербайджане на русском кладбище снесли могильные плиты…

Правильная литература уходит, и почти до конца разрушена правильная жизнь, говорит другой прозаик. «Потребителям» с помощью электронных СМИ внушается, будто простая, цельная человеческая жизнь – это нечто «элементарное», примитивное, и потому новой литературе нужен гаденький грязный герой, живущий страстями и пустотой… Внушается, что совокупная мощь человеческого духа не нужна. Современной цивилизации не нужно духовное напряжение, высокое замещается низким, а духовная мощь поглощается футбольными матчами, кинозрелищами, компьютерными играми.

Рассуждения писателей о власти достойны всеобщего прочтения. У известного поэта нашего времени Валентина Сорокина есть удивительные строки на эту тему:

Позови ты меня, позови.

Ну, пожалуйста, сделай милость.

Я давно не пишу о любви.

Словно сердце любить разучилось.

Не пишу о приятной тоске.

О красотах весеннего леса.

Столько лет в каждой строке…

Все железо, железо, железо.

Показательны мысли Натальи Алексютиной «Исповедь рецензента»: «Книг много, а осмысления их мало. Рецензий, литературных анализов… Раньше почти каждое издание находило печатный отклик. Не говоря о бурных литературных дискуссиях, участниками которых были все слои общества». Так и живем в полной темноте. Покупаем книги наугад: повезет – не повезет. И если случайно найдем хорошего автора, то откроем целый мир…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.