Глава восьмая В безопасности

Глава восьмая

В безопасности

Давид внезапно проснулся, окончательно забыв о том, где находится. Было холодно и жестко на голых, мокрых досках. Большая рука настойчиво, но не грубо трясла его. Предрассветная мгла полнилась тихими звуками: киль лодки терся о прибрежную гальку, волны бились о борта лодки, слышались приглушенные мужские голоса.

Мальчик начал тихонько плакать от холода, непонимания того, что происходит, и какого-то смутного воспоминания о чем-то очень-очень страшном. Но шершавая ладонь легонько коснулась его губ, и он замолчал. Потом сильные руки, пахнувшие бензином и табаком, приподняли его и поставили на каменистый берег. Давид так ослаб от всего, что произошло с ним в эту ночь, и так сильно хотел спать, что стал беспомощно заваливаться на бок, но мужчина подхватил его и прислонил спиной к лежавшему на берегу большому валуну. Через мгновение рядом с ним оказался Ваффи. Мальчики прижались друг к другу, радуясь тому, что опять стоят на земле.

— Мне пора, — сказал мужчина. — У вас за спиной начинается тропинка, которая ведет на вершину утеса, но вам лучше подождать, пока рассветет. Солнце взойдет меньше чем через час. Идите по этой тропинке мимо холмов, и придете в деревню. Идти придется долго, но вы не заблудитесь, если никуда не будете сворачивать. Когда придете в деревню, расскажите крестьянам, кто вы, и они отведут вас к вашим родителям.

Крестьяне любят и уважают твоего отца, — добавил незнакомец, обращаясь к Давиду. — Идите с миром, и да поможет вам Бог. Не забудь передать отцу, что я говорил тебе.

Мальчики услышали шелест гальки, когда лодка отчаливала от берега, а потом послышался гул мотора и вскоре затих вдали. Было очень темно, но чернильная гладь неба мерцала, усыпанная звездами, светящими особенно ярко перед рассветом. На море больше не дрожала серебристая лунная дорожка, но Тот, Кто был с ними все эти долгие часы, несомненно укажет им путь домой! Над мальчиками грозно маячила темная тень утеса, а справа от них по своему неглубокому руслу весело бежал к морю маленький ручеек.

Пока еще было бесполезно искать тропинку. И ребятам ничего не оставалось, как сидеть и ждать. Давид смотрел на звезды. Папа научил его немного разбираться в астрономии, и мальчик старался отыскать на небе знакомые ему созвездия — пояс Ориона, Плеяды и Южный Крест. Ваффи тихонько хныкал и сопел носом, уткнувшись в плечо Давида, который уже не плакал.

— Ой-ой-ой! — скулил Ваффи. — Мы окоченеем на этом берегу еще до того, как рассветет. Тебе не страшно?

Давид не ответил. Конечно, он боялся и темноты, и черных волн, и возвышающихся над ними гор, но его страх был подобен ручейку, бегущему у их ног: он впадал в огромное море неземного могущества и любви и бесследно растворялся в нем. Давиду трудно было подобрать нужные слова, чтобы объяснить это Ваффи, но он очень хотел, чтобы друг понял, что он сейчас чувствует.

— Думаю, мы сможем добраться до дома, — сказал он, стараясь успокоить Ваффи. — В конце концов, они же не выбросили нас в море.

— Ах, Давид, ты такой храбрый, — всхлипнул Ваффи. — Это твой Иисус делает тебя таким?

— Он заботится о нас и охраняет нас, — просто и уверенно ответил Давид. — Хочешь, я расскажу тебе о том, как Он ходил по воде? Все равно еще слишком темно, чтобы отправляться в путь.

— Ага, — согласился Ваффи и вздохнул. Мальчики сидели, прижавшись друг к дружке и прячась от ветра за валуном, пока Давид рассказывал свою историю.

— …и когда Иисус вошел в лодку, стало тихо, шторм на море прекратился, и уже никто ничего не боялся, — закончил Давид. — Гляди, Ваффи, — уже светает.

Они повернулись и стали смотреть туда, где первые лучи восходящего солнца начали пробиваться сквозь густые сумерки. Уже можно было различить берег и белую пену у самой кромки воды. Небо подернулось голубоватой дымкой, звезды потускнели. Только черная громада утеса нависала над ними, подобно призраку.

— Теперь мы сможем найти тропинку, — сказал Давид. — Вставай, пойдем ее искать.

Мальчики поднялись, размяли затекшие тела, пытаясь стряхнуть с себя озноб и окаменелость, потом взобрались на подножие утеса. Очень скоро они нашли, что искали, — начало каменистой тропинки, петлявшей по склону. Ребята стали карабкаться вверх, цепляясь за пучки сухой травы и торчащие из земли корни растений. Чем выше они поднимались, тем светлее становилось вокруг. Когда дети достигли вершины и увидели всю ширь моря, всё вокруг розовело, и остров выступал из тумана подобно крепости на фоне красноватого неба. Мальчики присели на траву, чтобы перевести дух, но сидеть было зябко из-за ледяных бусинок росы. Они снова поднялись и, повернувшись спиной к алому восходу, вышли на узкую дорогу.

Перед ними простиралась холмистая равнина, как бы разрезанная напополам скалой, она тянулась через холмы и долины и терялась из виду где-то у самого горизонта. Тропинка казалась прямой и надежной, хотя впереди по-прежнему не было видно никаких признаков деревни или горного поселения. Мальчики пошли вперед, качаясь от усталости, потому что ночное приключение истощило их силы; но вокруг было так много интересного, что ребята стали понемногу забывать об ужасе минувшей ночи. Солнце поднялось над горизонтом и приятно согревало им спины. Скоро они подошли к роднику и напились прохладной, бодрящей воды. Около родника в болотистой почве росли благоухающие нарциссы, и, пройдя еще немного, мальчики очутились на поле, где качали своими мокрыми от росы головками, похожими на голубые звездочки, ирисы. Но всякий раз, когда путники взбирались на очередной холм в надежде увидеть деревню, их ждало разочарование. Казалось, что не будет конца этой безлюдной земле.

Наконец они с трудом одолели вершину очень высокого холма, и их взорам открылась равнина, обрамленная цепью гор, отливавших красным светом в лучах солнца.

— Мы не сможем пройти через эти горы! — в отчаянии воскликнул Ваффи. — Там обязательно водятся обезьяны и дикие медведи. Наверное, мы заблудились.

— Нет, не заблудились, — спокойно сказал Давид. — Нам было велено идти по тропинке и никуда не сворачивать. Смотри, Ваффи, видишь, внизу стадо коз, а вон там я вижу дымок от костра. Мне кажется, деревня где-то недалеко.

— Слава Богу! — с жаром воскликнул Ваффи. — Давай поскорее пойдем туда. Как ты думаешь, они дадут нам что-нибудь поесть? Я так голоден, что съел бы целого быка.

— Думаю, нас накормят, — ответил Давид, который никогда не видел от местных жителей ничего, кроме добра. Мальчики продолжили путь; мокрые от росы сандалии и мелкие камешки больно натерли им ноги.

Вскоре каменистые луга и низкий кустарник уступили место вспаханным полям, ухоженным виноградникам и рощам искривленных оливковых деревьев. Деревня располагалась по покатым берегам реки, в самом низу долины, в чаше гор.

Мальчики осторожно приближались к поселению. Скоро они увидели крестьянина, пахавшего на поле. Он шел позади запряженного мула и всем телом налегал на деревянный плуг. Заметив мальчиков, крестьянин остановился и с любопытством стал разглядывать их. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась худая дворняжка и начала лаять. Ваффи запустил в нее камнем, и она, взвыв, убежала. Ребята подошли к колодцу, возле которого несколько девочек, беззаботно щебеча, наполняли свои ведра водой. Они мгновенно замолчали и с удивлением стали разглядывать голубоглазого, аккуратно подстриженного, но вымазанного грязью мальчика. Некоторые из этих девочек, живших в затерянной среди холмов деревне, никогда не видели светловолосых, голубоглазых людей.

— Кто это? — зашептали они после минутного молчания. — Откуда он взялся?

— Это француз, — сказала одна из них и громко засмеялась.

— А что ему здесь нужно? — удивилась другая. — Может быть, с ним пришли и другие французы? А вот еще один! Он не из нашей деревни.

Девочки смотрели испуганно и с недоверием, так что у Давида защемило сердце. Он тоже немного струсил, но не чувствовал по отношению к незнакомкам неприязни. Больше всего на свете ему хотелось есть и пить. «Боже! — взмолился он в душе, — пожалуйста, пошли нам доброго человека. Молю Тебя, сделай так, чтобы я мог где-нибудь прилечь и поспать, и пошли нам кого-нибудь, кто сможет отвести нас домой».

Дети стояли в нерешительности, бросая друг на друга застенчивые взгляды. Наконец Ваффи набрался смелости и попросил воды, но девочки только рассмеялись в ответ и снова начали перешептываться. Они говорили на тягучем языке местных племен, и городской акцент Ваффи показался им странным и забавным. Ничего не оставалось, как развернуться и идти прочь. Одна из девочек бросила им вслед горсть мелких камней, но даже забияка Ваффи на этот раз был слишком уставшим, чтобы отвечать на столь недружелюбный выпад.

— Пойдем к реке, — сказал Давид. — Может быть, там мы встретим женщин, которые стирают белье. С девчонками никогда не нужно связываться!

Они прошли мимо глиняных хижин, покрытых соломой. Рядом играли маленькие дети, из дверей доносились скрежещущие звуки мельничного камня, но никто не обратил внимания на двух мальчиков. Уже скоро они услышали, как плещется вода, набегая на прибрежные камни, а за следующим поворотом тропинки увидели небольшую полоску берега и нескольких женщин и девочек, сидевших на корточках и полощущих белье. У большого камня дымились угли костра, над которыми возвышались чугунки с кипящей водой, в вареве плавало мыло, окрашивая жидкость в янтарный цвет. Одежда разных цветов сушилась на горячей от солнца гальке, делая однообразный пейзаж пестрее и радостнее. Пока еще никто не заметил двух робких мальчиков, которые прятались за стволом оливкового дерева и наблюдали за тем, что происходит на берегу.

Внезапно Давид вздрогнул и насторожился.

По тропинке спускалась девочка, напевая что-то себе под нос. Она не могла видеть Давида, потому что несла на плече большую кипу белья, закрывавшую ей обзор, и Давид также не сумел разглядеть ее лица. Но сразу бросилось в глаза, что спина ее была слегка горбатой, а слова ее песенки странно знакомы… ну конечно, это те самые слова, которые каждый вечер папины пациенты повторяли в больничной палате под звуки миниатюрного пианино, на котором играла одна из сестер.

Душу заблудшую спас Иисус,

Сердце померкшее к жизни призвал.

Бережно раны мои обвязал;

С Ним я уже ничего не боюсь!

— Лейла! — завопил Давид, как птица, метнулся к ней, опрокинув узел белья, посыпавшегося на тропинку. Лейла вскрикнула, попятилась и чуть не упала от неожиданности.

— Это я, Давид, сын врача, — воскликнул Давид, тут же забыв об усталости. Его лицо светилось от счастья. Лейла узнала его, но решила, что ей это снится. Упершись руками ему в грудь, она пристально разглядывала мальчика. Но осознав наконец, что перед ней действительно ее юный друг, девочка расплылась в улыбке.

— Ах, Давид, это ты! — вымолвила она, и больше не смогла произнести ни слова, потому что слезы радости хлынули у нее из глаз и тонкими ручейками побежали по щекам. Стройные крестьянки с большими, загорелыми руками побросали белье на камни и обступили детей, но Давид уже никого не боялся. Он смотрел на них и смеялся, а они смеялись в ответ, разглядывая его стриженные волосы и голубые глаза. Потом женщины заметили Ваффи и разом заговорили, перебивая друг друга и, наверное, сгорая от любопытства.

Ваффи сидел на корточках под оливковым деревом. Он так устал, что не мог больше стоять на ногах, но у него еще хватало сил рассказывать о том, что приключилось с ними этой ночью, не упуская подробностей, но, помня об обещании не говорить о ружьях. Ваффи обратил особое внимание на то, что он и Давид ничего не ели со вчерашнего вечера и не отказались бы от сытного завтрака. Женщины сгрудились вокруг ребят, то и дело издавая возгласы удивления, некоторые из них хватались за головы руками, слушая рассказ Ваффи. Это были простые, бесхитростные женщины с добрыми сердцами, им не терпелось отвести мальчиков в свои дома и накормить их; но честь эта по праву принадлежала Лейле. Девочке не часто выпадал случай продемонстрировать свое великодушие, тем более что на этот раз ценою ее стараний оказался Давид.

— Пойдемте, — с важным видом сказала она, подбирая разбросанное белье и увязывая его в узел. — Я отведу вас в дом моей хозяйки.

И Лейла пошла по тропинке, а Давид с Ваффи последовали за ней, ощущая прилив сил от одной только мысли о еде и отдыхе. Вскоре они поравнялись с плотными зарослями кактусов, которые, подобно забору, окружали глиняную хижину. Два маленьких мальчика играли на ее крыльце, а в дверях сидела женщина, замешивала тесто для хлеба. Давид сразу узнал ее. Это была та самая крестьянка, которую он встретил на утесе в тот день, когда Лейлу забрали в больницу.

— Госпожа, — обратилась Лейла к своей хозяйке, — в нашу деревню пришел сын врача. Он и еще один мальчик шли сюда с берега моря пешком. Мы должны покормить их и отвести домой.

Женщина, услышав эту новость, немедленно поднялась и проводила мальчиков внутрь дома, где было тихо и прохладно. Она знала, что лучше быть в добрых отношениях со всеми, кто так или иначе связан с больницей, ибо, как знать, кому уготована судьба попасть туда следующим? К тому же, она была сердобольной женщиной, и вид двух измученных, измазанных грязью детей вызвал у нее жалость. Она приготовила бамбуковую подстилку и принесла парного молока с большим ломтем ржаного хлеба. Лейла же сбегала во двор и вернулась, держа в руках два коричневых яйца, затем вылила их содержимое в сковородку и раздула огонь. Почуяв запах шипящего на огне масла, мальчики нетерпеливо заерзали от предвкушения завтрака. В доме не было ни ложек, ни ножей. Все ели из большого глиняного блюда, макая в масло куски хлеба и подбирая все до последней крошки.

— Хотелось бы поскорее попасть домой, — сказал Давид, но сил на то, чтобы осуществить это «скорее» у него уже не осталось, да это теперь и не имело особого значения. С Лейлой он чувствовал себя в безопасности, зная, что она все устроит наилучшим образом. Хозяйка передвинула подстилку в тихий, темный угол хижины, подложила подушки под головы мальчиков и накрыла их пестрым одеялом ручной работы. Даже забыв «спасибо» или хотя бы «спокойной ночи», бедные дети мгновенно заснули мертвым сном.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.