Критерии Корана
Критерии Корана
Для начала проанализируем критерии Корана. Первый из них — непротиворечивость.
В Коране сказано: “Разве же они не размыслят о Коране? Ведь если бы он был не от Аллаха, то они нашли бы там много противоречий” (4.82).
Эту цитату нередко случается слышать от мусульман. Иногда её даже опускают, подразумевая как нечто очевидное, и сразу переходят к следующим утверждениям: а) в Коране противоречий нет, б) в Библии их множество. Отсюда поспешно делают вывод, что Коран — это истинное откровение, а Библия — нет.
Однако прежде всё-таки стоит разобраться — может ли вообще разумный человек принять этот критерий в качестве достоверного? Рассматривая его, приходится ответить отрицательно.
Это исключительно коранический критерий истинности Откровения. Если мы намерены доказать богооткровенность Корана, то как можно приводить критерии из самого Корана? Это логическая ошибка, — доказательством не может быть то, что ещё само нуждается в доказательствах. Следовательно, критерий должен быть очевидным, согласным со здравым смыслом, который и даровал нам Творец для различения истины от лжи.
Однако христианам критерий “непротиворечивости” совершенно неочевиден. Более того, он не согласуется с представлением о Боге, свойственным всякому человеку. Даже мусульмане утверждают бесконечное превосходство ума Аллаха над ограниченным умом человека, и в этом они согласны с истиной: Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших (Ис 55:8–9).
Но если так, то неужели при столкновении с глубинами Божественной премудрости наш ум не будет огорошен парадоксами? Напротив, логичнее ожидать, что при чтении Слова Божия наше сознание увидит в нём столько противоречий, сколько мысли Автора выше мыслей читателя. Такое постоянно случается среди обычных людей, когда какой-нибудь школьник возьмётся читать книгу не по возрасту. Разве же можно ожидать, что Божественное Писание будет яснее букваря?
Но если даже предположить, что Бог захотел сделать Своё Слово доступным и потому непротиворечивым для всех людей, то почему же тогда одни читатели находят в Коране некоторые противоречия, другие — находят иные, третьи же, по их утверждениям, не находят никаких?
Но предположим, что в Коране действительно нет противоречий. Неужели это доказывает, он — от Бога? Совершенно нет!
Потому что есть много вполне человеческих по авторству книг, в которых противоречия отсутствуют. Вообще составить непротиворечивый текст не так уж сложно.
Допустим, кто-то принесёт следующий текст: “Волга впадает в Каспийское море”, и скажет: этот текст я получил от Бога. Если бы он был не от Бога, то вы бы нашли в нём много противоречий. Видите противоречия? Нет? Значит, признавайте это божественным откровением, а меня — посланником Божиим!
Признают ли его мусульмане? Думается, вряд ли. Вот по той же причине и христиане не могут не только признать Коран, но и сам коранический критерий богооткровенности. Ибо отсутствие противоречий говорит всего лишь о хорошей работе редактора, а не о божественности автора текста.
Итак, сам по себе этот критерий не может подтвердить богооткровенность чего бы то ни было, в том числе и Корана. Непротиворечивость может быть обеспечена банальной рутинной работой составителей и редакторов текста.
Но кроме того, даже если бы мы вдруг, распрощавшись со здравым смыслом, и приняли этот критерий, то мы всё равно не сможем признать Коран словом Божиим, потому что в Коране противоречия… есть!
Так, длительность Судного дня в одном месте определяется в тысячу лет (Коран 32.4), а в другом — в пятьдесят тысяч лет (Коран 70.4). Также и в 50.37 говорится, что творение неба и земли закончилось в шесть дней, тогда как в 41.8-11 говорится о восьми днях. В 17.105 сказано, что фараон был потоплен, а в 10.90–92, что он обратился и был спасен. Прелюбодеяние наказывается 100 ударами (24.2), или же содержанием взаперти до смерти (4.19). Желающие находят и больше примеров.
Как же с этим быть? Ведь любой мусульманин, если его наймут на работу, пообещав зарплату в пятьдесят тысяч рублей, а потом заплатят только одну тысячу, заметит здесь весьма явное противоречие. То же самое, если, к примеру, суд приговорит его к шести дням общественных работ, а заставят работать восемь дней!
В спорах мусульмане утверждают, что, будто бы, в Коране всё равно нет противоречий, они лишь представляются неокрепшим умам. И что если ты узрел противоречие, то не сомневайся и будь уверен, что оно только мерещится.
Но такое объяснение, во-первых, не соответствует тому, что заявлено в Коране, а во-вторых, совсем не помогает мусульманам.
Почему не помогает? А потому, что христиане точно также могут сказать про Библию: “в ней тоже нет противоречий, а если вам, дорогие мусульмане, они там видятся, то можем посоветовать “размыслить” над ней ещё раз, почему бы нет?” Если такое понимание защищает Коран, то тем паче — Библию.
А почему не соответствует Корану? Потому что там буквально говорится не о наличии (или отсутствии) в Коране противоречий, а о том, что, размыслив, мы какие-то противоречия найдём.
Великое число людей размышляло о Коране и — находило там противоречия. Среди этих людей были прп. Иоанн Дамаскин, прп. Максим Грек и другие православные святые, бывшие не только людьми высокой праведности, но и высочайшей учёности.
Предположим, что и в наше время человек, читающий Коран, может заметить подобное. Вот, в книге Исход (24:7) написано, что на горе Синай израильтяне пообещали Моисею: Все, что сказал Господь, сделаем, и будем послушны, но в Коране говорится, что когда их призвали повиноваться закону Божию на горе, они ответили: “Мы слышали, но не повинуемся” (Коран 2:93). А в другом месте: “из иудеев некоторые искажают слова [Писания] на их местах и говорят: "Мы слышали, но не повинуемся”… (Коран 4:46). Что же за абсурд? В первом месте книги одни и те же слова выдаются за слово Аллаха, а во втором — за человеческие искажения?
И для всякого человека, который находит такие противоречия в Коране, это не просто повод, а обязанность отвергнуть Коран. И на возражения, что найденное им — это лишь кажущееся противоречие, он, поразмыслив, может указать, что Коран не говорит о подлинности противоречия, а исключительно о факте его обнаружения: “если Коран не от Аллаха — найдёте противоречия”. Вот, найдено противоречие. Значит — Коран не от Аллаха.
Второй критерий, о котором отчасти уже говорилось выше — это постулируемая неподражаемость Корана. В качестве доказательства божественного происхождения этой книги её автор предлагает сомневающимся попробовать создать хотя бы одну суру, подобную суре Корана и утверждает, что даже все люди вместе не смогут этого сделать (2.21–22).
Но и этот критерий совершенно неочевиден и неудовлетворителен. Частично мы уже показали в главе о Мухаммеде, теперь же можно показать это ещё и с другой стороны. Дело в том, что не ясно, кто должен быть арбитром, определяющим: удалось ли создать суру, равную коранической, или нет?
Вот, например, как мы помним, современник Мухаммеда поэт ан-Надр ибн аль-Харис считал, что его стихи лучше сур Корана, и был за это убит, когда попал в плен к “пророку”. Но, что интересно, и более поздние арабские поэты, жившие уже в мусульманскую эпоху, были весьма скептически настроены к художественным качествам Корана: "известный поэт Башшара ибн Бурд (ум. 783 г.), на многолюдном собрании в Басре, выслушав стихотворения современных ему поэтов, сказал о некоторых из них: "Эти стихи лучше любой суры Корана". А его младший современник поэт Абу ал-Атахия (ум. 825) считал, что некоторые из его собственных стихотворений по своим качествам намного выше коранических сур"[90]. Ар-Раванди (ум. 906) утверждал, что у проповедника Актама ибн ас-Сайфи можно найти куда более изящную прозу, чем в Коране. Тогда же известный поэт Абу ал-Ала Маарри позволяет себе сочинить рифмованную параллель к Корану, полностью в манере "святой книги", разделив её на суры и аяты[91].
Кроме того и светские учёные-арабисты утверждают, что Коран — отнюдь не вершина арабской словесности: “Среди мест, рассчитанных на действие поэтической формой, много неудачного. Рюккерт много стихов оставил без перевода, так как даже при искусной передаче нельзя было бы их спасти от упрёка в эстетическом несовершенстве”[92], “многие западные исследователи полагают, что стиль некоторых произведений арабской литературы, цитируемых в книге ал-Бакиллани “Иджаз ал-Куран”, намного лучшего качества, чем однообразный тон Корана”[93].
Наконец, христиане имеют в своём литературном наследии образцы прекрасной поэзии — стихи свт. Григория Богослова и прп. Феодора Студита на греческом, прп. Романа Сладкопевца на сирийском, свт. Самона Газского на арабском, — все они создали намного больше, чем десять сур Корана, и по количеству и по качеству.
Как же быть с этими фактами? Допустим, некий поэт Иванов заявит: я — пророк и мои стихи — это слово Божие. А доказательство в том, что никто в целом мире не сможет создать таких прекрасных стихов. И ему скажут на это: да не такие уж хорошие твои стихи, вот, у Случевского, Апухтина, Гумилёва, Набокова — намного лучше. И что же? Кто должен решать этот спор, быть арбитром, определяющим соответствие заявленному критерию? Сам поэт? Его почитатели? Или его критики?
Так мы видим, что и второй мусульманский критерий богооткровенности Корана несостоятелен — ни сам по себе, ни в приложении к исламскому “священному писанию”.
Но с Кораном есть и ещё одна серьёзная проблема. В исламе Откровение понимается исключительно в качестве "небесного диктанта", некоего текста, переданного от Бога через Мухаммеда "на языке арабском ясном". При таком понимании значение точной записи и передачи приобретает абсолютное значение.
Достаточно мельчайшего расхождения, и все основания Корана рухнут, вся мусульманская вера окажется подвешенной в воздухе. Поэтому догматическое учение ислама определяет, что в Коране ни слово, ни буква, ни черта не были никогда изменены, что к тексту Корана не примешалось ничего человеческого и любой Коран, который мы купим сейчас, — это тот же Коран, который был передан "архангелом Гавриилом Мухаммеду" и окончательно записан при халифе Османе.
Но этот догмат разбивается о твердь реальности…
Во-первых, сами же мусульманские предания и труды ранних исламских учёных изобилуют примерами не то что стихов, но целых сур, безвозвратно утраченных до письменной фиксации книги.
По этому поводу еще на заре ислама высказывался Абдаллах ибн Омар: “Пусть никто из вас не говорит: “Я получил весь Коран”. Откуда он может знать, что это весь Коран, когда значительная его часть исчезла? Пусть лучше он скажет: “Я получил то, что сохранилось” (Ас-Суйути, Ал-Иткан, с. 524). “Многие (отрывки) Корана, ниспосланные свыше, были известны тем, кто умер в день Йамама… но они были неизвестны (тем, кто) выжил, они не были записаны, и ни Абу Бакр, ни Омар, ни Осман (в то время) не имели собранного воедино Корана, и они не были обнаружены ни единым (человеком) после них” (Ибн Аби Дауд, Китаб ал-Масахиф, с. 23).
Неудовольствие текстом Корана, составленным Зейдом (который ныне мусульмане считают священным), высказывали даже жёны Мухаммеда. Есть хадис, где говорится, что Айша попросила переписать для неё Коран, и когда переписчик дошёл до аята “Свои молитвы строго соблюдайте, особенно среднюю молитву и благоговейно стойте перед Господом” (Коран 2.238), велела добавить слова ва салатил-аср, означающие “и послеобеденную молитву”. Она добавила, что слышала аят именно в таком виде от “посланника Аллаха” (Ал-Муватта Малика, с. 64).
А во-вторых, текстология Корана полностью опровергает мусульманскую веру в сохранность и неизменность его текста.
Например, возьмём современный наиболее известный и распространённый текст Корана — египетское выверенное издание 1924 года, и один из древних коранических манускриптов — “Самаркандский” Коран. Многие мусульмане верят, что — это одна из тех нескольких копий, которые были разосланы халифом Османом в качестве канонических, хотя учёные его датируют VIII веком по Р.Х.
И при сравнении их мы увидим, что, к примеру, в аяте 2.284 слово “он”, имеющееся в Самаркандском Коране, в Коране 1924 г. заменено на слово “Аллах”, а в аяте 3.37 версия 1924 г. добавляет слово “воистину”, которого нет в древнем тексте, а в 3.78 версии 1924 г. добавлен большой фрагмент текста, отсутствовавший в Самаркандском списке[94].
И это не единственный пример.
Исследованная Е. А. Резваном рукопись Е-20, датируемая концом VIII в., показывает текст, отличающийся от современного “канонического” Корана. На одном этапе в ней был исправлен ряд ошибок переписчика, а на втором этапе — исправлены четыре неканонических “чтения”, восходящие к версии Ибн Масуда. Но даже после внесения всех исправлений текст сохранил оригинальные, неканонические варианты[95].
Также и ранние рукописи, обнаруженные в г. Сане, выявили множество новых “чтений”, не зафиксированных мусульманской традицией. Они же выявили и последовательности сур, не совпадающие ни с порядком османовской редакции, ни с порядками расположения сур в списках Ибн Масуда и Убайи б. Кааба (тех сподвижников Мухаммеда, кто, не приняв османовского текста, составили свои варианты Корана)[96].
Коротко говоря, перед нами доказанный факт: текст древних рукописей Корана отличается от современного, а значит, коранический текст претерпевал изменения со стороны поздних переписчиков и редакторов, которые вносили в него "ясность" по своему разумению и усмотрению. А значит, в соответствии с мусульманскими критериями, — Коран искажён, миссия Мухаммеда не удалась, и нужно ждать нового пророка, который придёт и принесёт исправленное откровение!
Итак, всем трём мусульманским критериям — непротиворечивости, неподражаемости и текстуальной неискажённости, как мы видим, Коран не соответствует. Тем не менее, исламские полемисты любят утверждать, что, якобы, искажена как раз Библия, и в доказательство этого ссылаются на противоречия в ней — например, в разном изложении разными евангелистами одних и тех же событий, а также на то, что в разных древних рукописях Библии встречаются разночтения.
Однако, в отличие от мусульман, для христиан это совершенно не составляет никакой проблемы. Ибо все сколько-нибудь сведущие христиане всегда знали о расхождениях в тексте.
Блаженный Иероним (V век) в своих толкованиях на Евангелие от Матфея приводит наиболее распространённые в его время разночтения, классифицируя их то как ошибки переводчиков, то как описки переписчиков и т. п. Описывая два варианта, он, что интересно, даёт духовное толкование на оба. Блаженный Августин (V в.) также приводит некоторые разночтения в своём труде “О согласии евангелистов”. Святой Иоанн Златоуст (V в.) в ”Беседах на Евангелие от Иоанна Богослова” упоминает об одном разночтении Нового Завета. Святитель Филарет Московский (ХIX в.) в работе “О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого LXX толковников и славянского переводов Св. Писания” затрагивает вопрос о разночтениях между различными переводами Писания, произошедших “частью от несовершенства языка во время составления перевода, частью от неверности переписчиков, и других причин”.
В отличие от ислама, в Православии не стесняются и не скрывают разночтений, например, в Синодальном издании русского перевода Нового Завета учтено и отмечено 109 разночтений (они помещены в скобки).
В чём же причина такого удивительного спокойствия?
Как раз в том, что в христианстве нет и не было мусульманского представления о том, что в Слове Божием не может быть противоречий, а также и о том, что будто бы текст рукописей Библии не может измениться “ни словом, ни буквой”. А нет его потому, что совершенно иначе понимается сама суть Откровения, как уже было сказано.
Говоря о различном описании одного и того же события у двух Евангелистов блаженный Августин отвечает: “конечно, нет противоречия в том, что тот или другой (евангелист) держится своего, присущего ему одному стиля и способа выражения. Нет также противоречия и в том, когда один говорит то, что другой пропускает… Но, несомненно, кто-нибудь думает, что силою Духа Святого евангелистам должно было быть дано такое свойство, чтобы они были единогласны во всём: и в словах, и в их расположении, и в их количестве; такой не понимает, что… (благодаря этому) нам становится понятным, что нужно искать истину не столько в словах и оборотах речи, сколько в передаче (мыслей и) событий”[97].
Христиане веруют не в текст, а в Бога. Христиане не есть служители мёртвых букв, но — Бога Живого и Истинного, ибо Бог дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит (2Кор 3:6). Идея буквальной неизменности Писания чужда христианству.
Господь знал, что нечто из Его слов мы на время забудем. И что найдутся люди, которые пойдут на сознательное искажение Писания. Поэтому Бог не оставил Своей Церкви. Поэтому Он дал ей Духа Своего Святого: Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлёт Отец во имя Моё, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам (Ин 14:26).
И воистину Бог охраняет Своё слово. Вспомним пример, который мусульманские полемисты обычно приводят в доказательство “несохранности” Библии — знаменитое 1Ин 5:7 — ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святой Дух; и Сии три суть едино.
Некоторые неграмотные мусульмане уверяют, будто этот текст появился в Библии только в XVI веке, на основании того, что его не встречается в более древних греческих рукописях. Это так, но это лишь полуправда.
А вся правда состоит в том, что данный стих прослеживается в латинской традиции с древнейших времён. В конце II века его цитирует Тертуллиан, в середине III века — священномученик Киприан Карфагенский, в IV веке — Идаций, Присциллиан, блаженный Иероним Стридонский, в V веке — православные отцы на Карфагенском соборе 485 года, к этому же столетию относятся два древних латинских манускрипта, включающих этот стих. В VI веке стих цитируют такие авторы как Фульгенций и Кассиодор, в VII веке — святой Исидор Севильский, к тому же есть ещё один латинский манускрипт, датированный этим веком, включающий 7 стих, в VIII веке его цитирует святой Беда Достопочтенный, и так далее. То есть, на латинском православном Западе этот текст был известен очень давно, и прослеживается в каждом столетии. Установлено, что этот текст был в Итале — старолатинском переводе, выполненном во II веке. А также этот текст есть в древнем армянском переводе, и на сирийском его цитирует как часть Писания автор VII века Иаков Эдесский, а на греческом — св. Афанасий Александрийский.
Итак, на деле мы имеем не текст, возникший в Библии в XVI веке, но текст, прослеживающийся с глубочайшей древности — в латинском и армянском переводах, у ряда латинских святых отцов, сирийского писателя и у нескольких греческих. То, что этот стих на несколько столетий “выпал” из греческого текста, равно как и из некоторых зависимых от него переводов, в том числе, славянских, а потом вернулся в греческие и славянские Библии, свидетельствует как раз о том, что Господь хранит Библейский текст, и промыслом Своим восстанавливает его в целостности[98]. Так Бог защищает Библию: Он буквально восстановил утраченный людьми отрывок!