Реформационная мысль и возникновение естественных наук

Реформационная мысль и возникновение естественных наук

Одной из отличительных черт современного мира является высокий уровень развития естественных наук. Истоки современного естествознания сложны и противоречивы. Теории, пытающиеся объяснить замечательное развитие современных естественных наук одним решающим фактором, являются амбициозными и, как правило, неубедительными; совершенно ясно, что вклад в их развитие внес целый ряд факторов. Один из них, несомненно, является религиозным и обязан своим существованием Иоанну Кальвину.

Большой объем социологических исследований, охватывающий более века, показал, что имеются существенные различия в способности протестантской и римско-католической традиций выдвигать первоклассных естествоиспытателей. Примером является крупное исследование Альфонса де Кандоля, посвященное иностранным членам парижской «Academic des sciences» в период с 1666 по 1883 годы. Эти различия, которые наблюдаются в различных странах и в различные периоды, можно свести к следующему: протестанты оказываются гораздо более способными к проведению естественных исследований, чем римо-католики. Таким образом, что Реформация внесла свой вклад в возникновение настроений, способствующих развитию естественных наук.

На первый взгляд это может показаться невероятным. В течение последнего столетия отношение таких реформаторов, как Кальвин, к гелиоцентрической теории Коперника подвергалось насмешкам. В своей отчаянно полемической работе «История войны науки и богословия» (1896 г.) Эндрю Диксон Уайт писал:

«Кальвин взял инициативу на себя, осуждая в своем «Комментарии на Книгу Бытия» всех, кто утверждал, будто Земля не является центром Вселенной. Он решает вопрос традиционной ссылкой на первый стих девяносто третьего псалма и спрашивает: «Кто посмеет ставить авторитет Коперника выше авторитета Святого Духа?»

Это утверждение переходит из одной работы, посвященной теме «религия и наука», в другую, причем ни один автор не берет на себя труд проверить его источники. Кальвин не писал ничего подобного ни в одной из своих известных работ. Впервые это утверждение, не подтвержденное ссылками, встречается в сочинениях англиканского декана Кентерберийского Фредерика Уильяма Фаррара (1831 — 1903) — автора, известного тем, что, приводя источники, он полагался исключительно на свою не всегда надежную память.

В действительности, Кальвин внес существенный вклад в развитие естественных наук: во-первых, он поощрял научное изучение природы; во-вторых, он исключил важное препятствие, стоящее на пути таких исследований. Кальвин делал акцент на упорядоченности творения: с его точки зрения, как физический мир, так и человеческое тело свидетельствуют о мудрости и характере Божием.

«Чтобы никто не был лишен доступа к средствам получения счастья, Бог в Своей милости не только заронил в нашем сознании семена религии, о которой мы уже говорили, но и отразил Свое совершенство во всем строении вселенной и ежедневно находится у нас на виду так, что мы, открыв глаза, не можем не увидеть Его… И небеса, и земля дают нам бесчисленные доказательства Его замечательной мудрости — не только сложные доказательства, которые призваны осветить астрономию, медицину и другие естественные науки, но и доказательства, которые привлекают внимание самого безграмотного крестьянина, который не может открыть глаза, не увидев их».

Здесь Кальвин одобряет исследования астрономии и медицины. Они могут глубже богословия исследовать природный мир и выявить дальнейшие доказательства упорядоченности творения и мудрости Творца.

Можно утверждать, что Кальвин придал новый религиозный стимул научному исследованию природы, которое теперь стало рассматриваться как средство выявления мудрой руки Божией и, таким образом, способствующее как вере в Его существование, так и уважению, которое Он заслуживает. «Бельгийское кредо» (1561 г.), кальвинистское исповедание веры, пользовавшееся особым влиянием в Нидерландах (области, которой суждено было прославиться своими ботаниками и физиками), объявляло, что природа находится «перед нашими глазами как прекраснейшая книга, в которой все сотворенное, каким большим или малым оно ни было, является буквами, показывающими нам невидимого Бога». Таким образом, Бога можно увидеть с помощью тщательного исследования Его творения.

Эти идеи были с энтузиазмом подхвачены Королевским Обществом, наиболее значительной организацией, занимающейся научными исследованиями и распространением учености в Англии. Многие из его ранних членов были поклонниками Кальвина, знакомыми с его произведениями и их значения для конкретных областей исследований. Так Ричард Бентли (1662-1742) произнес в 1692 г. ряд лекцией, посвященных математическим принципам Ньютона, в которых открытая Ньютоном упорядоченность вселенной трактовалась как доказательство замысла Бога. Здесь встречаются недвусмысленные ссылки на кальвиновский образ вселенной как «театра славы Божией», в котором люди являются понимающими зрителями. Подробное исследование творения приводит к все большей уверенности в мудрости Творца.

Вторым крупным вкладом Кальвина является исключение существенного препятствия на пути развития естественных наук: библейского буквллизма. Это освобождение научного наблюдения и теории от грубо дословного толкования Писания происходит на двух уровнях. Во-первых, Кальвин объявляет, что целью Писания является не детальное описание структуры вселенной, а провозглашение Евангелия Иисуса Христа. Во-вторых, он настаивал, что не все библейские утверждения, касающиеся Бога или мира, следует воспринимать дословно. Рассмотрим эти два пункта в отдельности.

Кальвин считает, что основной целью Библии является знание об Иисусе Христе. Это не учебник по астрономии, географии или биологии. Наиболее четко это утверждение звучит в параграфе, добавленном в 1543 г. в кальвиновское предисловие к переводу Нового Завета, сделанному Оливетаном (1534 г.): основной целью Писания является привести нас к знанию об Иисусе Христе. Оно не есть и никогда не было задумано быть источником непогрешимой информации по астрономии или медицине. Естественные науки, таким образом, освобождаются от богословских ограничений.

Второй вклад Кальвина касается статуса библейских утверждений о научных явлениях. Важность этого вклада лучше всего осознать, рассмотрев другую позицию, занимаемую Мартином Лютером. 4 июня 1539 г. Лютер язвительно прокомментировал теорию Коперника, которая должна была быть опубликована в 1543 г., о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Разве в Писании не сказано об обратном? Разве Иисус Навин не приказал солнцу остановиться? Таким образом, гелиоцентрическая теория строения солнечной системы была отвергнута Лютером на основании библейского буквализма, столь типичного для этого германского реформатора. (Как мы видели выше (стр. 207 — 209), в своем споре с Цвингли о значении слов «… сие есть Тело Мое» (Мф. 26: 26), произнесенных Христом по поводу хлеба на Тайной Вечере, Лютер настаивал на том, что слово «есть» могло истолковываться лишь как «идентично с». Это показалось Цвингли религиозным и лингвистическим абсурдом, совершенно нечувствительным к различным уровням функционирования языка. В этом случае «есть» имеет значение «обозначает»).

Кальвиновский анализ взаимоотношений между научными открытиями и утверждениями Библии обычно считается одним из наиболее ценных его вкладов в христианскую мысль. Кальвин выдвигает сложную теорию, обычно именуемую термином «аккомодация», под которым понимается «приспособление к нуждам ситуации и человеческим способностям понять ее».

В Своем откровении, утверждает Кальвин, Бог приспосабливается к возможностям человеческого разума и сердца. Бог рисует Свой портрет таким, чтобы мы могли его понять. Такое понимание основывается на кальвиновской аналогии с оратором. Хороший оратор знает ограниченные возможности своей аудитории и соответствующим образом приспосабливает к ним свою манеру речи. Для того, чтобы общение состоялось, над пропастью, разделяющей говорящего и слушающего должен быть наведен мост. Прекрасным примером этого являются притчи Христа: они используют язык и примеры (например, аллегории, основанные на Известных большинству понятиях), вполне соответствующие условиям жизни в Палестине. Павел также приспосабливает свои мысли к возможностям своих слушателей, используя коммерческие и юридические примеры из жизни городов, в которых проживало большинство его читателей.

Аналогичным образом, утверждает Кальвин, Бог, чтобы открыться нам, должен снизойти до нашего уровня. Он уменьшается, чтобы соответствовать нашим возможностям. Точно так, как мать наклоняется, чтобы дотронуться до своего ребенка, Бог наклоняется, чтобы достичь нашего уровня. Откровение является актом Божественного снисхождения, которым Бог наводит мост через пропасть между Ним и Его возможностями и грешным человечеством в наиболее слабых его проявлениях. Как любой хороший оратор, Бог знает Свою аудиторию и соответственно приспосабливает к ее возможностям Свой язык.

Примером такой аккомодации являются библейские портреты Бога, в которых Он часто представлен как Имеющий уста, глаза, руки, ноги. Это наводит на мысль, что Бог является человеком, что каким — то образом вечный и духовный Бог уменьшается до уровня человека, (это явление часто называется «антропоморфизмом» — иными словами, изображение Бога в виде человека). Кальвин утверждает, что Бог вынужден открываться нам таким образом из-за нашего слабого разума. Образы Бога, где Он представляется имеющим руки или ноги, является Божественным «разговором с младенцем», с помощью которого Он снисходит до нашего уровня, используя образы, которые мы можем постичь. Более сложные образы Бога, конечно же, являются более правильными, однако мы можем оказаться не в состоянии понять их.

В случае с библейским рассказом о творении (Быт. 1) Кальвин утверждает, что он приспособлен для восприятия простых необразованных людей; но не должен рассматриваться как дословное отображение реальности. Автор Книги Бытия, говорит Кальвин, «призван был быть учителем не только ученых людей, но и людей необразованных и примитивных; поэтому он не достиг бы своей цели без снисхождения к таким простым средствам назидания». Фраза «шесть дней творения» не обозначает шесть периодов по двадцать четыре часа, а является простым приспособлением к человеческим формам мышления для обозначения длительных промежутков времени. Фраза «вода над твердью» является лишь способом, приспособленным для обозначения облаков.

Влияние обеих этих идей на научное теоретизирование, особенно в семнадцатом веке, было значительным. Например, английский писатель Эдуард Райт, защищая коперниковскую гелиоцентрическую теорию строения солнечной системы, утверждает, что, во-первых, Писание не является книгой по физике, а, во-вторых, его манера речи «приспособлена для понимания простых людей, как няни приспосабливаются к маленьким детям». Оба эти довода непосредственно взяты у Кальвина, о котором можно сказать, что в этих вопросах он внес фундаментальный вклад в возникновение и развитие естественных наук.