От автора

От автора

Что показательно, этот горький приговор произнес не историк, который жил и работал внутри Советской России. Он принадлежит эмигранту – то есть человеку, которому по самому своему положению следовало бы вздыхать о золотых временах «России, которую мы потеряли». Но не вздыхает, наоборот – смотрит на альянс Церкви и государства куда более жестко и трезво, чем даже большевистские историки, и уж куда жестче и трезвее, чем кто-либо из историков нынешних, ностальгирующих по так никогда и не существовавшей «симфонии». Собственно о России Шмеман пишет скудно и невнятно – но настолько подробно, по мельчайшим косточкам, разбирает даже не Византию, а некую полуабстрактную, теоретическую Империю, так умело расставляет акценты, подчеркивая общие тенденции и затушевывая частности, что и не имеющий глаз увидит, что именно он имеет в виду.

Этот же подход, унаследованный от Византии, постепенно побеждал в России, пока не закончился в Российской империи упразднением патриаршества и подчинением Церкви Синоду и, по сути, превращением ее в «департамент благочестия». Подминая под себя Церковь, ставя ее себе на службу, государство откровенно рубило сук, на котором сидело. Поначалу это казалось благом – ликвидировать патриарха, который мешал императору, сделать Церковь одним из департаментов в правительстве, привычно призывающим небесное благословение на любые начинания государства. В обмен обеспечивалось преимущественное положение среди прочих религий и численность прихожан – пусть для многих хождение в церковь постепенно выродилось в чисто формальный ритуал, но ведь внешне-то все благолепно! Но по сути все было совсем наоборот, ибо для Церкви главное – спасение, а для департамента – отчет о проведенных мероприятиях. Совершив положенные обряды, житель империи на практике был волен верить во что угодно. Посещение церкви стало чисто формальным выражением лояльности, ну как… сходить на первомайскую демонстрацию, что ли…

Кажется, мы это уже где-то встречали, не так ли?

…В 1917 году все закончилось. Империя, окончательно обессилевшая нравственно, прекратила свое существование. А Церковь выжила. Потеряв все, что давало ей государство, утратив богатство, храмы, монастыри, поддержку властей, оставшись в рубище и на развалинах, она тем не менее уцелела – в объеме тех самых десяти процентов, которые живут так, как исповедуют. Но зато она снова вернулась к тому, куда более естественному для себя положению, в котором находились первые христиане. У нее снова появились мученики и исповедники, и вновь голос Евангелия зазвучал громче прочих голосов.

Конечно, для тех, чей идеал – чистота веры, обеспечиваемая нагайкой городового, то, что произошло, ужасно. Но все же стоит подумать: 1917 год – так ли он плох, как кажется? Да, цена очень высока, но ведь и купленное за эту цену избавление от «симфонии» – тоже не последнее из благодеяний. И тем более неплохо бы вспомнить, Кто занял место императора в его мистическом предстоянии перед Богом[137]…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.