«Я была в гостях у смерти…»

«Я была в гостях у смерти…»

Репортаж с того света

Это свидетельство написано простой женщиной. Она говорит на том языке, к которому привыкла в жизни. Мы не стали адаптировать ее рассказ. Не стали приспосабливать редакторским пером те, порой малолитературные, но поразительные образы, которые сохранились в памяти и переданы привычным языком.

Таких свидетельств только в двадцатом веке зафиксировано сотни тысяч. О своей судьбе расскажет Валентина Ивановна Романова, которая три с половиной часа была мертва.

Валентина Романова: «В 1982 году мужа перевели из Североморска в один из гарнизонов Крымской области. Устроились на новом месте. Получили квартиру в доме офицерского состава. Купили мебель, цветной телевизор. Кругом сады, виноградники, что еще надо для жизни?

…Мне не хотелось везти этих женщин. Очень уж просили. Нехотя заводила свой «Москвич». А по шоссе уже неслись красные «Жигули».

Потом — страшный грохот неожиданного удара.

Ее травмы оказались смертельными. Она была мертва три с половиной часа. Потом она воскресла. Сейчас, когда ей 52 года, Валентина Романова чувствует себя прекрасно.

Врач сказал: «Все сделали, но спасти ее не удалось. Сердце не бьется». Кто-то добавил: «Ведь у нее две маленькие девочки».

В теле раздался толчок. Я оказалась как бы над всеми. Врач спокойно записывает что-то. Говорит, что утром из Симферополя надо вызвать машину и отправить в морг. Потом одна женщина в палате хватает подушку: «С мертвой лежать? Не буду!»

Я тихонечко говорю: «А я живая». Но голос не звучит. Говорю погромче: «А я живая!» Опять не звучит! Что с моим горлом?! Пока они все не ушли, я рукой осторожно трогаю их по затылкам. Не чувствуют! Даже волосы не шевелятся от прикосновения. Вижу ручку на столе: сейчас возьму или собью, чтобы привлечь внимание. Я ее беру, а она не берется! Ощущаю свои руки здоровыми, а она не берется! Что со мной?!

Меня охватывает такой страх, что, кажется, сердце разорвется. Слышу приближающийся гул. Монотонный такой. Как в метро. Чувствую, сзади черная дыра. Вроде как труба, и меня всасывает. Тянет долго. Наконец, выбрасывает куда-то. Грунт каменистый. Ничего нет вокруг.

Вдруг вижу: слева высокий мужчина стоит. Я к нему! Хочу спросить, где я нахожусь. И тут я вижу его взор. Страшные глаза, нечеловеческие. Как у зверя в прыжке. У меня душа заледенела. Первая мысль: бежать! Развернулась, а сама думаю: ну куда я от него скроюсь! Закричала: «Господи, спаси!» И вдруг почувствовала облегчение. Рядом появился кто-то другой. Я его не вижу, но чувствую: красивый такой. Как только злой пытается схватить меня, он становится между нами. И так мы бежим. Неожиданно спотыкаюсь о какой-то невидимый, словно стеклянный барьер. Падаю.

А злой останавливается у барьера. Не может его переступить. На меня даже не смотрит. Уходит.

Что такое? Да что у меня такое? Почему тот за мной гнался?

И тут справа и слева за мной оказываются двое. Я их не вижу, но они меня ведут. Как заключенную. После смерти человек лишается не только тела. У него воли нет. В том мире не хочешь идти, хочешь убежать, скрыться, но не можешь. Воля у нас есть только здесь. Ты волен заслужить рай или ад. Но только ЗДЕСЬ. ТАМ уже поздно…

Я ощущаю, что лечу все ниже, словно раскрылась земная кора. Оказываюсь у края бездны. Мне говорят: «Смотри!» Проносится мысль: неужели сбросят? Я закрываю лицо ладошками (так мне казалось), потому что запах…

Меня чуть не стравило. Теперь знаю: так пахнет мертвое тело. Ничего не видно. А они опять: «Смотри!» Я глянула и в ужасе отпрянула. Миллионы людей! Как головастики в бочке. Рыдания, вопли, стоны. На глубочайшем дне люди всех цветов кожи. Они… испражняются на глазах друг друга. Невыносимая вонь!

Я спрашиваю: «Как они сюда попали? Как их спасти? Надо какой-то канат. Почему к ним так безразличны?»

А мне в ответ: «Здесь человеческие пороки». Как это, пороки? «Извращенцы, блудники, прелюбодеи, развратители малолетних, мужеложники, скотоложники…» Я и слов таких не знала. Мне говорят: «Прикосновение этих людей приносит страдание. Они получили то, что заслужили…»

И вдруг вижу поле. Канавка какая-то. Ко мне спиной сидят две женщины. И детки. Испачканные, грязные. Как они попали сюда?

Мне говорят: «Это нерожденные дети…» Как это? «Аборты… И твои здесь…» У меня волосы встали дыбом. Я ведь делала аборты. Не ведала, что это грех. Слова такого не знала. Мне придется отвечать за них?

Женщины не обернулись. Молчали. И тут я поняла, что меня ждет наказание.

Нашла непередаваемая тоска…

Каменистая дорога поднималась выше. И тут на восточной стороне как бы рассеялись облака, и показалось огромное здание. Массивная дверь приоткрылась. Две женщины. Они были чистенько одеты! У одной головной убор, теперь я уже знаю, что монашеский. Она увидела меня и захлопнула дверь. Я стала стучать. Мне ответили: «Слушай голос. Освобождается отмоленная».

На западе, куда показала женщина, я увидела свалку. Старые серые барачные строения, вроде свинарников. Одна дверь открыта. Внутри — огромное количество людей. Стоят вплотную друг к другу. Множество лишенных улыбок, усталых, непередаваемо грустных лиц.

И тут раздался голос. Громкий, необычайно торжественный и монотонный. Он шел как бы с небес, но неба над нами не было, был лишь каменный свод. От этого голоса все дрожало. Люди замерли, подняв головы кверху. Голос назвал имя…

Из барака вышла древняя-древняя старушка. Обычно души молодые, но она была старой. С надеждой смотрела вверх. Но голос замолчал.

Меж тем одну женщину одевали. Я поняла: для поднятия наверх.

Все во мне всколыхнулось — до боли в сердце. НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО, КОГДА В РОДУ ПОЯВЛЯЕТСЯ МОЛЯЩИЙСЯ. Он может вымолить прощение.

Примечание: особенно важно поминовение на литургии. Иеромонах Серафим (Роуз) приводит такой пример: «…еще до прославления св. Феодосия Черниговского (1896 год), иеромонах… преоблачавший мощи, устал, сидя у мощей, задремал и увидел перед собой святого, который сказал ему: «Спасибо тебе за труд за меня. Прошу также тебя, когда будешь служить литургию, помяни моих родителей», и он назвал имена… «Как можешь ты, святителю, просить моих молитв, когда ты стоишь пред Небесным Престолом и подаешь людям Божию благодать?» — спросил иеромонах. «Да, это верно, — ответил св. Феодосии, — но приношение на литургию сильнее моих молитв».

Я упала на колени. Полились слезы. Все плакали. Они ждали вызволения. Ждали в любом поколении. Кто-то прощен. Кого-то вымолили. Спасение есть и здесь…

Потом меня снова повели вниз. Открылась скальная завеса. Обдало огненным жаром. Потом я вспоминала его во время болезни. Оказывается, человеку дано почувствовать подобие адского пекла. И пусть каждый задумается. После болезни мы должны как-то прозревать.

А там, в серой мгле, в каменном котловане, кипела раскаленная лава. В ней варилась уха. Живая человеческая уха. Огромное количество людей. Головы на мгновение выныривали на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, крикнуть, и тут же скрывались в безжалостном пекле мук.

Хотелось убежать, просить о помощи, но жертвы сами взывали ко мне. Они молили о пощаде. Они обезумели от боли.

«Здесь все: убийцы, колдуны, ведьмы. Все те, кто спокойно не жил на земле. Они не понимали цены своей вечности».

Примечание: рассказ Валентины Романовой об этом удивительно совпадает с тем, что сообщают нам Отцы Церкви. Например, место, куда попадали языческие жрецы, описывается Макарием Египетским именно как огненное озеро.

Передо мной появилось лицо женщины. Обожженное, страдальческое и обреченное.

«Вот смотри: она приколдовывала, и ей служили бесы. Теперь она дает отчет своим похотям…»

Многие сказанные мне слова были непонятны. Ведь я не бывала в церквях, в гарнизонах

их не было. Никогда не читала Библии. Но там, в пекле, просить объяснений не могла…

По нашим меркам я была доброй: не чуралась бедности, любого труда. Как не хотелось быть там со всеми! Честно говоря, я трусила и потихонечку взывала: «Господи, ведь я уверовала… Только не здесь!»

Оторвавшись от вечных мучений, мы как бы выплывали из страшного сновидения.

Остановились у огромного каменного куполообразного ангара. На нем цифра — «91». Вхожу осторожно. Боюсь, как бы меня не забыли там. Кругом — тысячи, может быть, миллионы людей. Все смотрят вверх. Появляется какой-то сигарообразный предмет, открывается нижний люк. Из него выпадает вроде как маленькая собачка. Все подходят и гладят ее. Чувствую, запах от нее какой-то нехороший. Сероводородом пахнет. Я скорее из ангара. Кричу: «Люди, уходите». А они не слышат.

Вижу. ЭТО поднимается, а люди гладят его по спине как собаку. Оно растет. Все больше, больше. Достигло огромных размеров и как рыкнет! Пасть огромная, клыки. Вся в крови. Толпу парализовало.

Я скорее ушла оттуда со своими спутниками и оказалась на земле. Только тут впервые осознала, что такое СВЕТ и что такое ТЬМА. Я дышала свежим воздухом, ласкала взором траву, деревья, цветы. Оказалась у подножия не известной мне возвышенности. Отсюда начиналась странная лестница. У ее подножия — одетые в светлое мужчины и женщины.

Лестница была сделана из какого-то особого материала. Ноги как магнитом притягивало. Подниматься трудно. Чувствую, идущая передо мной женщина отяжелела и давит на меня. Если бы я отошла в сторону, она бы упала.

Меня охватила такая радость, легкость, уверенность! Цель близка. Женщина уже поднялась наверх, скоро поднимусь и я, грешная, недостойная!

Показались стайки голубей, они встречали поднявшихся веселым гуканьем. Тихое, необыкновенное пение раздавалось со всех сторон. Будто хор птиц, детских голосов вел эту мелодию. Я духом зашлась от переполнявших меня чувств. Так возликовала, что сроду такого не знала, хотя всегда была жизнерадостной. Краем глаза успела охватить зелень, голубизну огромного купола-неба. Ласковые лучи неведомого светила обласкали мою сущность и наполнили такой любовью, о которой невозможно и мыслить…

И вдруг тяжесть. Сильный толчок. Открыла отяжелевшие глаза. Рядом с кроватью на коленях стоит сбивший меня мужчина. И плачущим голосом говорит: «Только снова не умирайте, я вашу машину починю…»

Я еще не поняла, где нахожусь. Спросила: «И вы здесь?»

(Воробьевский Ю. Ю. «Русский дом» № 4, 1998)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.