Приложение 4. Рай на земле или коммунистическая утопия?
Приложение 4. Рай на земле или коммунистическая утопия?
Отрывок из доклада «Языческий материализм как основа учения «Свидетелей Иеговы»», прочитанного А.Л. Дворкиным на ежегодной Богословской конференции Православного св.-Тихоновского богословского института 23 января 2002 г.
Рассмотрим поподробнее представление «Свидетелей Иеговы» о новой жизни после конца света. До недавнего времени в российском Интернете существовал сайт под названием «Свидетели Иеговы приглашаются…» (http://www.jw.by.ru). Сайт назывался неофициальным и даже был снабжен гостевой книгой, хотя тут же предупреждалось, что никакая критика «Свидетелей Иеговы» в ней недопустима и будет немедленно удаляться. Книга предназначалась исключительно для обмена опытом между иеговистскими проповедниками. Материалы, размещаемые на сайте, безусловно, строго отбирались. Но, вместе с тем, он был чуть — чуть поживее, чем мертвенно — скучный официальный сайт секты[152]. На этом «неофициальном» сайте был даже раздел юмора, который, впрочем, требует отдельного анализа. Скажем лишь, что юмор членов тоталитарных сект, да еще официально разрешенный, — весьма характерное и любопытное явление.
Нас же интересует размещенный на сайте рассказ канадского «свидетеля Иеговы» Марка Тьернелла (Mark Tjernell) под названием «Неужели это..?». Жанр рассказа характеризовался на сайте как «теократическая фантастика». Больше всего он был похож на задание, даваемое ученикам младших классов начальной школы, — написать рассказ по картинке. «Картинками» в данном случае послужили многочисленные иллюстрации к иеговистским изданиям, изображающие разные этапы конца света и последующей райской жизни на земле.
Опустим описание конца света и уничтожения всего человечества. Отметим лишь, что все происходит при помощи природных катаклизмов и естественных катастроф, в которых люди погибают миллионами, а «свидетели Иеговы» наслаждаются видом гибели человечества, чудесным образом оставаясь невредимыми. Ни Иегова, ни Христос во всем этом «конце света» не проявляются. Они остаются невидимыми, а все происходит как бы само собой. Но вот, наконец, все кончилось и «свидетели Иеговы» остались одни на всей земле, избавленной, наконец — то от вредных, злобных, растленных и непослушных «безбожников». Вот тут — то в первый и в последний раз на сцене появляется Иегова в «виде» голоса Гудвина великого и ужасного, с левитанскими раскатами объявляющего, что теперь он невиданным образом осчастливит своих верных свидетелей: «Вы — мои верные свидетели, и я — Иегова. Я изолью на вас благословения сверх того, о чем вы Можете мечтать»[153]. Счастливчики без промедления предались безудержному счастью. В чем же оно проявилось?
Естественно, в мародерстве, сопровождаемым пароксизмами злобной радости.
Около полудня мы почувствовали, что проголодались. Старейшины выделили группы для поиска пищи. Сестры думали, что будет забавно пойти по магазинам, но отправились в основном братья. Через некоторое время они начали возвращаться. Двое возвратились с огромными прицепами для жилья, а один — с большим трейлером для путешествий и генератором. Одна группа принесла посуду и столовые приборы. Большей частью это были сервизы, было также и настоящее серебро. Другая группа принесла столы, а остальные — продукты и напитки. У нас было обилие всякой еды. Один брат, Патрик, приехал на парковочную стоянку в полицейской машине с включенными огнями и сиреной. Он набил ее ящиками с вином и кофе. А в багажнике находилась кофеварка эспрессо.
<…>
Мы пошли к расположенным вблизи домам, чтобы принести то, что можно было бы использовать в качестве дров. Было странно входить в эти опустевшие дома. Мы не стучались. Мы просто открывали двери и говорили: «Вы говорите «Меня это не интересует?» У вас своя религия? Очень плохо, очень плохо… Ты, великий город, в один день свершится суд твой». Мы даже принесли к огню несколько табличек. На одной было написано: «Торговцам и агентам вход воспрещен», а на другой: «Осторожно! Злая собака». Мы долго смеялись, бросая их в огонь[154].
Но вот жизнь уже устоялась, мародерство завершено, все что можно натаскать уже натаскано, и «свидетели Иеговы» вселились в опустевшие дома. Как проходит их жизнь?
Глава семьи просыпается утром, наслаждается прекрасной погодой, пьет в постели кофе, принесенный ему женой. Затем:
«Где пульт? — спросил я. — Включи телевизор. Время утреннего поклонения. Не знаешь, «Духовная мысль» на сегодняшний день из Новых Писаний или из первоисточника?» «Из первоисточника, — ответила она. — Из 18 главы Иезекииля. И кто, ты думаешь, будет комментировать?» Я почесал лоб. «Не знаю. Слишком ранний час, чтобы быть в состоянии строить догадки. Скажи мне сама». «Иезекииль, — ответила она. — Иезекииль комментирует то, что написал сам. Это должно быть здорово». Это, действительно, было здорово!
«Знаешь, — сказал я, когда она уже вставала, — Боб и Тэнни были на конгрессе, на котором был воскрешен Иезекииль. Боб сказал, что он очень крепкого телосложения». «Да ну? Я рада, что на нашем конгрессе был воскрешен Илия (sic! — А. Д.). Прямо — таки шаровая молния! Для нашего первого опыта участия в воскресении кто мог бы быть лучше? До конца моей жизни… (Я все еще так говорю) …Во всяком случае, я никогда не забуду этот конгресс. У меня до сих пор слезы на глазах…» Она вышла в кухню, ее голос постепенно затих[155].
Затем к рассказчику приходят гости:
Когда позже я отдыхал, пришли Норм и Труди. «Норм, — сказал я, — Я слышал, тебе пришлось основательно потрудиться на прошлой неделе». Они сели. Опершись локтем о стол, он сказал с огоньком в глазах: «Послушай — ка, что я тебе скажу. Когда я сплю, я сплю основательно. Когда я играю, я играю основательно. И когда я работаю, я работаю основательно». Мы основательно над этим похохотали. (Кстати, вот образчик сектантского юмора. — А. Д.) Труди сказала: «Будете готовы сегодня вечером?» «Конечно, — ответил я. Вы уже решили, куда мы пойдем?» Ее глаза загорелись, и она ответила: «Да. Мы с Нормом готовим настоящий обед в стиле старого мира по — итальянски, а затем пойдем в «Большой Экран»». ««Большой Экран»? — воскликнул я. — Это звучит здорово, а что там сегодня будет?» Норм дружески похлопал меня по плечу и сказал: «Растерзанное сердце. Сценарий и постановка Ионафана. Это насыщенная драма, в основном о жизни с Давидом. Я слышала, она великолепна». И это, действительно, было великолепно[156].
Отметим, что хотя герои нашего рассказа живут в материальном мире, вся культура человечества (за исключением «культуры потребительства») из него полностью изъята: ни литературы, ни изобразительного искусства, ни музыки более не существует. Исчезли в небытие Фидий и Веласкес, Платон и Спиноза, Шекспир и Достоевский, Бах и Рахманинов. Есть только картины, написанные в Вефиле (теперь перенесшемся на небо), музыка, сочиненная там же, и псевдоголливудская кинопродукция того же происхождения. Растительному существованию сытых рабов не должно мешать ничто, провоцирующее несанкционированные мысли и непредписанные чувства: все это препятствует здоровому пищеварению. Из «старого мира» в раю можно оставить только поваренную книгу.
Воскресение мертвых (отметим, только «свидетелей Иеговы») происходит не в один день, а постепенно, по спущенному сверху плану. О волнительном свидании с родственниками жителей рая на земле обычно предупреждают за несколько дней. Воскрешают (а точнее, воссоздают) покойных братьев и сестер сами иеговисты в специально выстроенных для этой цели центрах — мрамор, хрусталь и позолота. Назначенный сверху служитель произносит заклинание, которое приводит в действие потусторонний механизм, — и вот, из ничего в хрустальном гробу возникает из небытия давно скончавшийся сектант.
Мы вошли в святыню. Там было мягкое освещение. Еще более захватывающие картины золотым орнаментом. На нем возвышалась кровать, сделанная из необычного материала, — покрытая частично непрозрачным стеклянным колпаком.
Брат Рэнч произнес молитву, которую слышали все присутствующие в приемной.
Как только он произнес «аминь», мы услышали как бы звук ветра. Затем перед нашими широко открытыми глазами под стеклом она начала материализоваться. Вскоре мы увидели женскую фигуру. Я посмотрел на ее лицо, и вот — это она с закрытыми глазами. У нее волосы до плеч. Я не помню, чтобы у нее были волосы до плеч, но именно такими они были на ее школьных фотографиях. Это, конечно, была она, но я едва ли помню ее такой молодой. Конечно, когда она так выглядела последний раз, меня еще не было. Мое сердце ёкнуло. Я наклонился, чтобы рассмотреть каждую черту ее лица, когда она вдруг раскрыла глаза. Я слегка отпрянул. Она посмотрела мне прямо в глаза и ее лицо озарилось улыбкой. И тут стеклянный колпак открылся и сестра дала ей симпатичную рубашку. Она спросила: «Где я?» Мы ответили: «Привет, мама. Это очень длинная история, но с тобой все в порядке, мы все здесь, чтобы встретиться с тобой. Мы тебя ждали»[157].
Далее рассказ ведет новоссозданная мать иеговиста. Вот как она описывает вечеринку по поводу своего нового появления на свет:
В середине празднования ко мне подошла Дженни, держа в руке пирожное из инжира, она сказала: «Скажи, что подсказало тебе, что ты — в новом мире?» На секунду я задумалась, а затем, хихикнув, ответила: «Когда я увидела всех, я заметила, что никто не носил очков. Тогда я осознала, что и я могла всех четко видеть, хотя на мне тоже не было очков». Мы рассмеялись.
Одежда у всех была непривычной для меня. И действительно, кроме того, что никто из братьев не носил галстук, самым заметным было многообразие удобной одежды.
Один брат был одет по особенному. Я не узнала его, когда он присел радом со мной, держа свою тарелку с едой. С его лица не сходила теплая улыбка, а загадочные глаза выказывали мудрость. Когда я представилась, он поставил свою тарелку и протянул мне свою большую, мягкую ладонь. «Добрый вечер. Я Давид», — сказал он глубоким, приятным голосом. То, как он произнес свое имя, показалось мне знакомым. «Давид? Просто Давид?» Он кивнул, широко улыбаясь, но не разжимая губ. «Ты имеешь ввиду Царь Давид?» — вскликнула я в изумлении. «О, пожалуйста, не так. Просто Давид или брат Давид, если тебе так больше нравится», — ответил он. «Ничего себе!» — я затаила дыхание. «Я могу тебя обнять?» Он ответил: «Конечно!» Ошеломленная я обняла его. «А что ты делаешь на моем воскресении?» — хотела знать я. «Это мое назначение в настоящее время, — ответил он. Я здесь, чтобы помочь тебе адаптироваться к новой жизни». Мы еще поговорим об этом на днях»[158].
Но, вечеринки вечеринками, а работу делать нужно. Рабы должны быть заняты — об этом знали еще в древних Вавилоне и Риме. Даже, если это «райские рабы».
Однако через некоторое время я начала ощущать некоторый дискомфорт. Что — то было не так. Я никогда не думала, что в раю можно ощущать дискомфорт. Я посмотрела вокруг: все были так счастливы, занимаясь порученным им делом, что это давало им чувство значимости и целостности, чего не было у меня. Я чувствовала, что просто бесцельно плыву по течению. В результате я обратилась к брату Давиду за индивидуальной консультацией и поделилась своей тревогой.
«Не беспокойся, — сказал он. — То, что ты чувствуешь, совершенно естественно. Это означает, что ты готова добровольно принять назначение. Пойди и поговори с местным надзирателем. Именно с ним тебе нужно увидеться, и он предложит тебе что — то, может быть, даже на выбор. Работы много, и твоя помощь будет оценена». Итак, днем я отправилась в Зал Царства в центре городка и там встретилась со Стивом и Синди, которые работали в приемной. Я сказала им, зачем пришла и они проводили меня в кабинет надзирателя. «Проходи, — сказал Стив. — Он будет рад дать тебе поручение. А потом, не хочешь ли присоединиться к нам для игры в теннис? Будет весело. Затем у нас будет велосипедная прогулка по горе Пять Миль и плавание через озеро Пантера, и если не будет темно, то до ужина устроим поход». «Конечно», — ответила я[159].
Итак, свобода — это осознанная необходимость, от каждого — по способностям, каждому — по потребностям. Причем потребности, также как и способности, формируются сверху и спускаются вниз по разнарядке. Все это удивительным образом напоминает картину счастливой жизни при коммунизме, которую живописал для жителей СССР советский агитпроп.
Поразительно, но эта организация, называющая себя религиозной, описывает будущую вечную жизнь, в которой Бог фактически отсутствует и никто от этого не страдает. У обитателей иеговистского рая нет жажды Бога, нет стремления быть со Христом (Христа эти «христиане» в ходе всего повествования вспоминают лишь один раз, да и тот — мельком, в ходе произнесения привычной формулы: «Дорогая сестра… Твое искреннее раскаяние и смирение, несомненно, быстро приведут тебя к духовному выздоровлению на основе жертвы Иисуса Христа»[160]). Есть только обеспеченное послушное существование под руководством всезнающей и вездесущей организации: земные надзиратели получают указания от «низших богов» (или «обожествленных героев») — 144 тысяч. Да, конечно, несколько раз в день «Свидетели» дежурно благодарят далекого Иегову за свое сытое существование (по типу: «спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»), но никакого пусть даже иллюзорного опыта богообщения или хотя бы стремления к нему у них нет. Есть только изредка предоставляемая возможность обнять временное физическое тело того или иного направленного на землю с инспекцией «144–тысячника»…