2. «Спасение» — что это значит?

2. «Спасение» — что это значит?

Настал воистину удивительный, шокирующий и, быть может, пугающий момент: мы будем вынуждены пересмотреть смысл понятия «спасение».

Слово «спасение» подавляющее большинство западных христиан понимает достаточно однозначно: «отправиться на небеса после смерти». Но если хотя бы на секунду задуматься обо всем том, о чем мы уже говорили, то окажется, что эта мысль совершенно неверна. «Спасение», конечно, есть «избавление». А отчего в конечном счете нам надлежит избавиться? Ответ очевиден: от смерти. Но в таком случае, если после нашей смерти тело разлагается, а душа (или любое другое слово, описывающее продолжение нашего существования) куда–то отправляется, это не будет избавлением от смерти. Это просто значит, что мы умерли.

И если Божье творение, куда входит и мир, и знакомая нам жизнь наших славных и замечательных тел, мозгов и кровеносных сосудов, действительно хорошо и если Бог хочет снова сказать «да» всему этому в акте нового творения в последний день, это значит, что видеть в смерти тела и избавлении души «спасение» — не просто незначительная ошибка, нуждающаяся в легкой коррекции. Такое представление абсолютно неверно во всем. Здесь мы молча соглашаемся со смертью, разрушающей хорошее творение Бога, которое носит Его образ, а нашим (но никак не христианским и не иудейским) утешением служит мысль, что «самая важная» часть человека «спасена» от порочного и мерзкого тела и от этого печального и мрачного мира пространства, времени и материи! Как мы могли убедиться, вся Библия, от Книги Бытия до Откровения, решительно противостоит этому абсурдному убеждению. однако большинство современных христиан, в том числе так называемых библейских, верит именно в этот вздор. Такую безрадостную ситуацию поддерживают не одни только расхожие представления, но и богослужение, тексты молитв, разнообразные гимны и проповеди.

Все это я снова остро почувствовал недавно, читая популярную книжку известного христианского писателя Адриана Пласса. Автор не претендует на глубокое знание богословия, хотя нередко говорит чрезвычайно важные вещи, используя юмор, иронию, а иногда пикантные истории, которые заставляют нас снова задуматься об истинах, которые нам казались очевидными и простыми. И когда мне подарили его новую книгу «Сандвичи с беконом и спасение», я ожидал найти там что–нибудь свежее. И я не разочаровался: это забавная книга, содержащая несуразности и серьезные положения, в которой такое сочетание соответствовало замыслу автора.[209]

И вот я дошел до самых глубоких размышлений — о спасении — и ожидал познакомиться какими–то новыми идеями. Пласс задает вопрос, который сегодня многих беспокоит:

Но что это значит? Мы говорим: «он спасен». Спасен от чего? Спасен ради чего? Должно ли спасение менять то, как я сейчас живу, а не только будущее? А если говорить о будущем, чего нам ожидать от вечности на небесах? Какой смысл для нас имеет небо, когда мы так прочно стоим на земле? Где область контакта, место встречи между плотью и Духом? И когда закончится время всех странных религиозных терминов, всех этих голосов, и обычаев, и мантр, и человеческих канонов, что у нас останется?[210]

Отлично. Именно над этой загадкой мы размышляли в первых главах книги. И я перевернул страницу, надеясь, что тут Пласс дает новое определение «спасению». Но то, что я увидел, меня разочаровало:

План [Бога] о нас заключается в достижении полной гармонии с Ним… А затем все испортилось самым ужасным образом… Произошло нечто кошмарное, и человек отделился от Бога, Который тем не менее продолжал любить его (то есть нас) с необыкновенной силой. Он не мог устранить эту пропасть и придумал иной план спасения… После того как Иисус был вознесен на кресте, каждый из нас получил возможность через покаяние, крещение и верность восстановите великие взаимоотношения с Богом, которые были глубоко нарушены… И если вы или я примем смерть и воскресение Иисуса как живой и дееспособный божественный механизм для нашей жизни, однажды мы вернемся домой к Богу и обретем мир… Святой Дух, которого Иисус послал нам после своей смерти, дает поддержку и силу тем, кто обращается к нему.[211]

Я понимаю, что не слишком честно нападать на Адриана Пласса в моей книжке. Он вовсе не претендует на звание богослова, и, как я говорил, в его книге множество чудесных мыслей (и немало здорового юмора). Я увидел просто классический пример — тем более показательный, что автор выражает мысли, которые многим кажутся совершенно очевидными, — «нормальных» представлений христианина Запада: «спасение» касается «моих личных отношений с Богом» сейчас и заключается в том, что я «вернусь домой к Богу и обрету мир» в будущем. Пласс задает много коварных вопросов и не находит на них удовлетворительных ответов, но он и не думает ставить под сомнение сами эти готовые ответы — это показывает, как глубоко такие представления укоренены в нашей традиции. Те из нас, кто жили в такой традиции с рождения (я не говорю лишь о традиции «евангелизации», но обо всех традициях западных церквей), согласятся, что резюме Пласса верно отражает то, «во что верит большинство христиан» — и даже представления большинства нехристиан о вере христиан. И мне снова хочется заявить во весь голос, что эти представления ни капли не соответствуют тому, что написано в книгах Нового Завета.

На другой же день после того, как я написал предыдущий абзац, я снова наткнулся на яркий пример все той же проблемы. Ко мне по электронной почте пришло письмо от встревоженного человека, который переводит мою книгу «Иуда и Евангелие Иисуса» на один из балканских языков. Он дошел до того места, где я писал о том, что вера многих западных христиан удивительно напоминает гностицизм II века: они считают, что нынешний мир наполнен злом и видят единственный достойный выход в бегстве из этого мира на небеса. Переводчик, который именно так понимал Евангелие, выдвинул против меня несколько обвинений. Разве я не читал Библию? Почему я не верю в небеса? Или в Иисуса? Зачем я выдумываю новую религию?

До сего момента я все еще продолжал повторять главную мысль книги, которую мы уже рассматривали. Но теперь, в завершающем разделе, нам предстоит поговорить о последствиях столь распространенного в церкви неверного понимания «спасения». Если мы думаем, что «спасение» — это «отправиться на небеса после смерти», тогда главная задача церкви сводится к спасению души для будущего. Но если «спасение» для нас, как и для Нового Завета, прямо связано с обетованием нового неба и новой земли и с обетованием о нашем воскресении, которое позволит нам участвовать в этой воплощенной во славе реальности — я назвал ее «жизнью после жизни после смерти», — это коренным образом меняет и наши представления о важнейшем деле церкви здесь и сейчас.

Уместно вспомнить знаменитый девиз организации Christian Aid: «Мы верим в жизнь перед смертью». Именно жизнь перед смертью ставится под вопрос, если мы верим, что спасение сводится к «жизни после смерти». Если мы устремлены ко вневременной и бесплотной вечности, стоит ли тратить силы на наведение порядка в этом мире? Но если самое важное — это жизнь в новом теле после «жизни после смерти», тогда нынешняя телесная «жизнь перед смертью» предстает в ином виде: это уже не какой–то любопытный, но мало связанный с будущим феномен и не просто «закаляющая душу долина слез», пройдя которую, мы обретаем бесплотное блаженство, но это важнейшее время, пространство и вещество, куда с воскресением Иисуса уже вторглось Божье будущее, и это будущее уже сейчас предвосхищает миссия церкви. Идея «жизни после смерти» отвлекает внимание не только от окончательной «жизни после «жизни после смерти», но и от «жизни перед смертью». Если мы это игнорируем, то заключаем союз не только со смертью, но и со всеми другими силами, которые обретают мощь из сотрудничества с этим последним врагом.

Таким образом, «спасение» значит не «отправиться на небеса», но «восстать к жизни на новом небе и новой земле». И как только мы это начинаем понимать, мы сразу замечаем, что Новый Завет постоянно — и косвенно, и со всей прямотой — говорит нам, что «спасение» не сводится лишь к ожиданию некоего события в далеком будущем. Мы можем жить им уже здесь и сейчас (разумеется, не во всей полноте, поскольку всем нам предстоит умереть), в подлинном смысле слова предвосхищать это будущее событие в настоящем. «Мы были спасены в надежде», — говорит Павел в Послании к Римлянам 8:24. Слова «были спасены» указывают на действие в прошлом, которое уже совершилось, и, без сомнения, Павел имеет в виду веру и крещение, о которых говорил в Послании раньше. Но это спасение остается «в надежде», потому что мы все еще ожидаем окончательного избавления в будущем, о чем Павел пишет (например) в Рим 5:9–10.

Это дает ясный ответ на одну из загадок Нового Завета: очень часто слова «спасение» или «спастись» здесь относятся к телесным событиям в нынешнем мире. «Приди и спаси мою дочь», — умоляет Иаир, а когда Иисус направляется к нему, женщина с кровотечением думает про себя: «Если прикоснусь хотя бы к одеждам Его, буду спасена». Исцелив женщину, Иисус говорит ей: «Дочь Моя! Вера твоя спасла тебя».[212] Матфей существенно сокращает эту же историю, но добавляет: «И спасена была женщина в час тот».[213] И удивительно, что рядом с подобными отрывками (а их немало) стоят другие, где под «спасением» понимается нечто большее, не зависящее от нынешнего физического исцеления или избавления. Такое противоречие служит источником головной боли для иных христиан (ведь «спасение», думают они, разумеется, духовно!), но, похоже, оно совершенно не беспокоило раннюю церковь.[214] Для первых христиан окончательное «спасение» было связано исключительно с Божьим новым миром, когда же Иисус или апостолы исцеляли людей либо получали спасение при кораблекрушении и так далее, они видели в этих событиях предвосхищение будущего «спасения» — преображающего исцеления пространства, времени и материи. Будущее избавление, задуманное и обещанное Богом, начинает совершаться в настоящем. Ибо спасение касается не только души, но всего человека в целом.

(Отсюда можно сделать множество выводов. Заметим, например, что теории «искупления», объясняющие смысл креста, — не просто набор альтернативных ответов на тот же самый вопрос. Они дают определенные ответы именно потому, что ставят определенные вопросы. Если это вопрос: «Как я могу попасть на небо, если на мне грех, заслуживающий наказания?» — то ответом может быть: «Это возможно, потому что Иисус принял твое наказание на себя». Но если задать другой вопрос: «Как может осуществляться замысел Бога об избавлении и обновлении мира, несмотря на испорченность и тление, появившиеся вследствие бунта человека?» — ответ может быть иным: «Это возможно, потому что на кресте Иисус победил силы зла, поработившие бунтующего человека и сделавшие порочным весь мир». Обратите внимание: эти два вопроса и ответа не являются взаимоисключающими. Здесь же я хотел подчеркнуть лишь одно: когда мы меняем вопрос, меняется и возможный набор ответов на него, и взаимоотношения между ответами. Это большая и важная тема, о которой я писал в другом месте.[215])

Как только мы это поймем — а я представляю себе, что это нелегко для человека, который привык всю свою жизнь думать по–другому, — мы увидим, что, если спасение таково, оно не сводится только к спасению людей. Когда человек «спасен»: в прошлом, в результате единого акта веры; в настоящем, через исцеление или избавление от беды, в том числе в ответ на прошение «не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого»; в будущем, когда в конечном счете он будет воздвигнут из мертвых, — он всегда становится человеком в более полном смысле этого слова, чем без «спасения». А человек в подлинном смысле слова начиная с первой главы Книги Бытия получил задание заботиться о творении, поддерживать порядок в Божьем мире, строить общую жизнь людей и способствовать ее процветанию. Если мы думаем, что спасены для нашего личного блаженства, для восстановления наших личных отношений с Богом (хотя это и чрезвычайно важно!) и для возвращения на «небеса», где мы всегда будем пребывать в мире (как же этот образ затемняет истину!), то мы похожи на мальчика, которому подарили крикетную биту и сказали: «Поскольку это твоя личная бита, ты должен играть с ней исключительно один, без других ребят». Но, разумеется, предназначение биты состоит только в том, чтобы играть вместе с другими. И спасение достигает своего предназначения только в том случае, когда человек спасенный в прошлом, спасаемый сейчас и чающий окончательного спасения в будущем, понимает, что спасен не как душа, но как целостность, и не только ради себя самого, но ради того, что Бог желает через него совершить.

В этом заключается самое главное. Когда Бог «спасает» людей в нынешней жизни, когда под действием Его Духа они приходят к вере и начинают следовать за Иисусом в ученичестве, молитве, святости, надежде и любви, эти люди предназначены — и это слово не будет преувеличением — стать знаком и предвосхищением того, что Бог намерен совершить со всей вселенной. Более того, они — не только знак и предвкушение конечного «спасения», но и средства, которые Бог использует, чтобы это произошло в нынешнем мире и в грядущем. Вот почему Павел говорит, что все творение нетерпеливо ожидает не просто собственного искупления, освобождения от порчи и тления, но момента откровения детей Божьих, — то есть оно ожидает появления искупленных людей, под управлением которых в творении снова воцарится мудрый порядок, ради которого оно и было создано.[216] И поскольку Павел достаточно ясно говорит, что верующие в Иисуса Христа, соединившиеся с ним через крещение, уже стали Божьими детьми и уже «спасены», это управление творением невозможно откладывать на окончательное будущее. Оно должно начаться здесь и сейчас.

Другими словами, если кратко подвести итоги наших размышлений, дело «спасения», в полном смысле этого слова, имеет отношение: (1) ко всему человеку в целом, а не только к «душе»; (2) к нынешнему времени, а не только к будущему; (3) к тому, что Бог совершает через нас, а не только к тому, что Он делает в нас и для нас. Если мы проясним для себя этот вопрос, мы найдем историческое обоснование полноценной миссии церкви. Чтобы двигаться в наших рассуждениях дальше, нам придется рассмотреть еще одно всеобъемлющее понятие, в рамках которого все это обретает смысл: царство Божье.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.