Глазами психиатра…

Глазами психиатра…

Как практикующему врачу мне постоянно приходится сталкиваться с психопатологией конкретных пациентов. Читая книгу Нормана Кона, я еще раз убедился, что паранойяльные признаки могут быть присущи не только отдельным людям, но и некоторым общественно-политическим движениям в целом. В данном случае речь идет о больших массах людей, которых объединяет идея существования жидомасонского заговора, целью которого является захват евреями власти над миром. Среди активных деятелей этого движения прослеживается много патологических личностей. Они как бы передают свою патологию всему массовому движению, придавая ему характер психической эпидемии. Короче говоря, как психиатр, я не могу не обратить внимания на некую связь между клинической паранойей (употребляю этот термин в условном, самом широком смысле) и паранойей социальной.

Крупный отечественный психиатр и невролог В.М. Бехтерев в своей работе «Роль внушения в общественной жизни» (СПб, 1898) говорил о двух путях воздействия окружающих на нашу психическую сферу. Первый путь — логическое убеждение — подразумевает переработку внешних впечатлений с участием нашего личного сознания. Второй — проникновение впечатлений и влияний помимо сознания и, следовательно, помимо нашего «я». «Они проникают в нашу психическую сферу уже не с парадного хода, а, если можно так выразиться, с заднего крыльца, ведущего непосредственно во внутренние покои нашей души». При этом он отмечал, что убеждение «может действовать только на лиц, обладающих здравой и сильной логикой, тогда как внушение действует не только на лиц с сильной и здравой логикой, но еще в большей мере на лиц, обладающих недостаточной логикой, как например, детей и простолюдинов».

Внушение — основное действующее начало в передаче патологических психических состояний от одного лица к другим, то есть психической эпидемии. Для ее возникновения необходимы два звена: лидеры — носители патологии и человеческие массы, включающие лиц с невысоким психическим и культурным развитием, особо восприимчивых к господствующим в данное время воззрениям. В распространении «психической инфекции» важную роль играют социальные условия и психологический климат.

Среди пропагандистов-распространителей «Протоколов сионских мудрецов», о которых говорит в своей книге Норман Кон, ключевой фигурой является Сергей Александрович Нилус, главный издатель этого сочинения. Характеристика Нилуса, носителя патологической идеи всемирного еврейского заговора, представляет определенный интерес для понимания механизма распространения психической эпидемии.

Наиболее полно и достоверно о С. А. Нилусе рассказал Александр дю Шайла в парижской газете «Последние новости» за 12 и 13 мая 1921 года. Норман Кон подробно цитирует его рассказ. Но поскольку нас интересуют детали, характеризующие личность Нилуса и особенности его психики, обратимся не только к цитируемому, но и не использованному Коном тексту первоисточника.

Мы узнаем, что еще до встречи в Оптиной пустыни дю Шайла слышал о Нилусе от В.А. Тернавцева, чиновника особых поручений при Синодальном обер-прокуроре и члена Религиозно-философского общества, «как о человеке безусловно интересном, но с большими странностями».

У Нилуса был родной брат, между собой они враждовали. Брат смотрел на Сергея Александровича, «как на сумасшедшего». С.А. Нилус «почти ни с кем не уживался, у него был бурный, крутой и капризный характер, вынудивший его бросить службу…» «Около 1900 года, под влиянием материальных невзгод и тяжких моральных испытаний, он пережил сильный духовный кризис, приведший его к мистицизму».

Сергей Александрович «рукописи «Протоколов» у себя не хранил, боясь возможности похищения со стороны «жидов». Дальше дю Шайла рассказывает, что «бедный С.А.», увидев случайно забредшего в усадьбу еврея-аптекаря с домочадцами, «долго был убежден, что аптекарь пришел на разведку».

Когда после чтения «Протоколов» дю Шайла сказал, что ни в каких мудрецов сионских не верит, Нилус в качестве убедительного довода предложил показать, «как везде появляется таинственный знак грядущего Антихриста, как везде ощущается близкое пришествие царствия его». С этой целью он демонстрирует «музей Антихриста» с вещественными доказательствами.

Вот как они выглядели и как им воспринимались: «В неописуемом беспорядке перемешались в нем воротнички, галоши, домашняя утварь, значки технических школ, даже вензель императрицы Александры Федоровны и орден Почетного Легиона. На всех этих предметах ему мерещилась «печать Антихриста» в виде либо одного треугольника, либо двух скрещенных. Не говоря про галоши фирмы «Треугольника», но соединение стилизованных начальных букв «А» и «0», образующих вензель царствовавшей императрицы, как и Пятиконечный Крест Почетного Легиона, отражались в его воспаленном воображении, как два скрещенных треугольника, являющихся, по его убеждению, знаком Антихриста и печатью Сионских мудрецов.

Достаточно было, чтобы какая-нибудь вещь носила фабричное клеймо, вызывающее даже отдаленное представление о треугольнике, чтобы она попала в его музей.

С возрастающим волнением и беспокойством, под влиянием мистического страха, С.А. Нилус объяснил, что знак «грядущего Сына Беззакония» уже осквернил все, сияя в рисунках церковных облачений и даже в орнаментике на запрестольном образе новой Церкви в скиту.

Мне самому стало жутко. Было около полуночи. Взгляд, голос, сходные с рефлексами движения С.А., — все это создавало ощущение, что ходим мы на краю какой-то бездны, что еще немного, и разум его растворится в безумии».

Дю Шайла пытался успокоить Нилуса, доказывая, «что ведь в «Протоколах» ничего не сказано о зловещем знаке, а потому нет между ними никакой связи. Убеждал С.А., что ничего нового он даже не открыл, ибо знак этот отмечен во всех оккультических сочинениях, начиная с Гермеса Трилистника и Парацельса, которых, во всяком случае, нельзя причислить к «Сионским мудрецам», и кончая современниками — Панюсом, Станиславом де Гюэта и пр., которые евреями не были».

Нилус все это записывал, но «попытка образумить его не только не привела к цели, а наоборот, обострила до крайних пределов его болезненные переживания».

После разговора с дю Шайла С.А. затребовал из магазина книги цитированных ему авторов, обогатив следующее издание «Протоколов» картинками, позаимствованными из этих книг. На обложке книги Нилуса «Близ грядущий Антихрист» (М., 1911) «красовалось изображение короля из игры карт «Таро» с надписью: «Вот он — Антихрист». Дю Шайла заключает: «Таким образом и портрет Антихриста нашелся».

Анализируя приведенные Александром дю Шайла сведения, можно с большой степенью вероятности предположить, что патология в данном случае далеко выходит за рамки особенностей и странностей характера.

Пережив сильный духовный кризис, приведший его к мистицизму, Нилус не только обрел новое мировоззрение — с годами у него появляется и расширяется целый комплекс серьезных психопатологических явлений. Он становится подозрительным. Его охватывает идея о близком пришествии Антихриста и гибели мира, причем эсхатологические высказывания его подкрепляются все более примитивными и даже нелепыми «доказательствами». Когда дю Шайла говорит, что не верит в «мудрецов», Нилус — образованный человек, закончивший университет, владеющий тремя европейскими языками, — оказывается не в состоянии предложить ничего более убедительного, чем предъявить «таинственный знак грядущего Антихриста» (треугольник либо шестиконечную звезду), свидетельствующий якобы о «близком пришествии царствия его». Произвольность толкования фигур, в частности «звезды Давида» как печати Антихриста, произвольность установленной им связи между «этим зловещим знаком» и «Протоколами» нисколько не смущает его. Он уверен в своей правоте. Ничто не может поколебать этой уверенности. Доводы возражавшего ему дю Шайла он записывает, но они не только не пробуждают у него сомнений, — наоборот, Нилус «приспосабливает» их для подкрепления захватившей его идеи. Если демонстрация «музея Антихриста» (1909 г.) — с галошами, домашней утварью, вензелем императрицы — проявление болезненной символики, то портрет Антихриста в книге «Близ грядущий Антихрист» (1911 г.), срисованный с игральной карты, — это уже полная нелепость, свидетельствующая о грубом нарушении мышления.

В связи с «музеем Антихриста» позволю себе небольшое отступление. Однажды как врачу мне пришлось общаться с больным, находившимся в приступе душевного заболевания. В его состоянии преобладал бред преследования. Он был напряжен, подозрителен. Как выяснилось впоследствии, в то время больной замечал, что тысячи «сионистов-масонов» следят за ним на улице, в метро, переговариваются о нем между собой, подают друг другу знаки, «прозрачными намеками» угрожают убить его. Ночью они «перемигивались освещенными окнами».

Не буду подробно описывать его состояние. Попутно скажу, что фабула бреда психически больных в определенной степени отражает особенности социально-психологической обстановки в стране. Если раньше в бред преследования вплетались, как правило, ЦРУ, ФБР, КГБ, милиция, соседи, то в последние годы участилось вовлечение в бред «сионистов», «масонов», «жидомасонов», «соседей-сионистов».

Наша первая беседа с больным была прервана после того, как он, рассматривая мой врачебный халат «на просвет» (таково было его требование, на которое я согласился), обнаружил на нем аккуратную штопку. По форме она напоминала круг, но больной опознал в ней «звезду Давида» — «знак сионистов-масонов». Разыскания Нилуса и моего больного — явления одного и того же порядка.

Но вернемся к С.А. Нилусу. Тот же дю Шайла сообщает, что к появлению издания «Близ грядущий Антихрист» автор «приурочил открытие устной проповеди о скором пришествии Антихриста. Он обратился к Восточным Патриархам, к св. Синоду и к Папе Римскому с посланием созвать VIII вселенский собор для принятия общих для всего христианского мира согласованных мер против грядущего Антихриста. Одновременно проповедуя оптинским монахам, он определил, что в 1920 году явится Антихрист. В монастыре началась смута, вследствие которой С. А. попросили оставить монастырь навсегда».

Обращение Нилуса к главам христианских церквей отразило грандиозность его собственных болезненных эсхатологических переживаний и явилось признаком недостаточно критического отношения как к себе (дающему советы первосвященникам), так и к своим пророчествам (способным якобы изменить судьбы мира).

Эсхатологические пророчества достигают апофеоза в последнем прижизненном печатном труде, озаглавленном «Письмо С.А. Нилуса Иеродиакону Зосиме 1917, Августа 6-го дня». В нем автор говорит: «Если 1922 г. действительно будет конечным годом земного исчисления, то 1918 г. будет годом явления Антихриста». Таким образом, он еще больше приближает пришествие Антихриста. Но главное не это пророчество, а совершенно исключительное откровение: «Итак мне сдается, что Антихрист находится в Америке в Вашингтоне на Всемирном Еврейском конгрессе, имя ему Давид-Ганнен-Феникс. Так мне думается. Если доживем, то увидим». Тут уж Нилус совсем отказывается от доказательств: «Так мне думается» — и все.

Способный, образованный человек, сумевший когда-то произвести впечатление на императорский двор, постепенно превращается в одного из тех психических больных, чьи высказывания совершенно безответственны.

В двадцатых годах его по крайней мере дважды арестовывали, и хотя было известно, что он главный издатель «Протоколов», его отпускали из-за явных признаков психического заболевания. Умер он в своей постели, пережив в России революцию, гражданскую войну, разруху и прочие бедствия.

В последнее время «Память» распространяет ксерокопии «Протоколов сионских мудрецов» из книги С. Нилуса «Близ есть, при дверех» (1917 г.) во многих городах Советского Союза. Пропагандисты этого сочинения говорят о Нилусе почти как о святом. Однако на этот счет имеются и другие мнения.

Митрополит Евлогий[Митрополит Евлогий. Путь моей жизни. Париж, 1947, с. 143.] вспоминает о Нилусе: «Он связал свою жизнь с женщиной, от которой имел сына, появился на горизонте семьи Озеровых и посватался к сестре матушки Софии — Елене Александровне. После женитьбы обратился ко мне с ходатайством о рукоположении в священники. Я отказал. Нилус уехал с молодой женой в Оптину пустынь, сюда же прибыла его сожительница, — образовался «menage a trois» (семья втроем — Д.Ч.). Странное содружество поселилось в домике за оградой скита, втроем посещая церковь и бывая у старцев. Потом произошла какая-то темная история — и они Оптину покинули».

Но главное, конечно, сама деятельность Нилуса.

Его пропаганда «Протоколов», его эсхатологические откровения были искренними, но то и другое опиралось на ложные основания: пропаганда — на фальшивку, пророчества — на темные патологические явления собственной психики.

Видный русский богослов, впоследствии один из основателей Православного богословского института в Париже, A.B. Карташев писал в 1922 году в предисловии к книге Ю. Делевского, разоблачающей «Протоколы»:

«Особенно своевременно изобличение подлога «Протоколов» потому, что мы действительно переживаем время исключительное, которое в верующем сознании и среди множества русских и православных людей в особенности переживается как время неложно апокалипсическое. В такое время поддельный апокалипсис, подобный данному, может быть ядовито соблазняющим. Ведь подавляющая масса верующих, даже из людей культурных, неповинны в богословских знаниях и неспособны отличать канонических писаний от апокрифических. Мне, как православному богослову, доставляет известное моральное удовлетворение, что русские иерархи (за исключением неученого Никона Вологодского) с самого начала отнеслись отрицательно к изданиям Нилуса. После предлагаемого разоблачения «Протоколов» можно надеяться, что и рядовые пастыри русской церкви будут с легкостью разъяснять ложь сионских протоколов своим пасомым, а главное, — что у всей русской Церкви, как мощного органа национального возрождения, появляется лишнее средство защититься от навязываемого ей со стороны мирских политиканствующих элементов порока погромного антисемитизма».

Нилус не был первым пропагандистом и первым публикатором «Протоколов», хотя он сам об этом умалчивает. Но именно он, а не другие, сыграл роль источника психической эпидемии.

Норман Кон, ссылаясь на статью, опубликованную в газете «Новое время» от 7 апреля 1902 года, сообщает, что Юлиана Дмитриевна Глинка (известная как тайный осведомитель охранки во Франции) «тогда же предприняла неудачную попытку заинтересовать «Протоколами» сотрудника этой газеты».

Обратимся к газетной статье, которую упоминает Н. Кон[М. Меньшиков. Из писем к ближним. Заговоры против человечества. — «Новое время», 7 апреля 1902 г.]. Она написана Михаилом Осиповичем Меньшиковым, многолетним сотрудником «Нового времени», впоследствии видным деятелем черносотенного движения.

Встреча с Ю. Глинкой состоялась у нее дома. В статье журналист не называет ее имени, но ни тогда, ни потом она не приложила сил, чтобы остаться инкогнито.

М. Меньшиков рассказывает о даме из «хорошего круга», умолявшей приехать к ней, чтобы она могла сообщить «вещи мировой важности, внушенные ей свыше», и познакомить с документами «безграничного значения». Прежде всего дама заявила, что состоит «в непосредственном сношении с загробным миром» и изложила «подлинную историю» творения мира, причем сделала это «с такой живостью, как будто это случилось вчера на глазах моей хозяйки». Когда журналист попросил перейти «к документам мирового значения», он узнал, что «еще в 929 году до Р. X. в Иерусалиме, при царе Соломоне, им и мудрецами еврейскими был составлен тайный заговор против всего человеческого рода. Протоколы этого заговора и толкования к ним хранились в глубокой тайне, передаваясь из поколения в поколение. В последнее время они были спрятаны в Ницце, которая давно избрана негласной столицей еврейства. Но — таков уж наш легкомысленный век — эти протоколы были выкрадены. Они попали в руки одного французского журналиста, а от него каким-то образом к моей элегантной хозяйке. Она, по ее словам, с величайшей поспешностью перевела выдержки из драгоценных документов по-русски и сочла, что всего лучше вручить их мне». Дальше журналист услышал «ужасные вещи» о том, что «вожди еврейского народа, оказывается, еще при царе Соломоне решили подчинить своей власти все человечество и утвердить в нем царство Давида навеки». С этой целью «евреи обязались подрывать и материальное, и нравственное благосостояние народов, обязывались сосредоточить в своих руках капиталы всех стран для того, чтобы ими как щупальцами окончательно высосать и поработить народные массы…»

После того, как дама изложила знакомые нам заговорщицкие идеи «еврейских мудрецов», Меньшиков выразил ей свои сомнения: «Помимо репутации Соломона, как умного человека, помимо крайней рискованности поручить выполнение столь хитрого плана Бог-весть скольким поколениям суетливой, нервной, легкомысленной расы, — подлинность протоколов выдает их стиль. Я столько лет возился с рукописями, что сквозь стиль довольно быстро угадываю, какой категории автор… В данном случае, стоило бросить взгляд на «протоколы сионских мудрецов», чтобы угадать и место, и время, весьма отдаленное от царя Соломона».

Кончается статья следующим: «Так как, по уверениям дамы, разоблачение столь страшной тайны грозит мне немедленной смертью, то должен предупредить убийц, что копия точь в точь таких же протоколов имеется у одного петербургского журналиста, а может быть и не у одного. Это я уже узнал потом».

Анализируя отрывки из статьи, попытаемся понять, почему С.А. Нилус больше преуспел в пропаганде «Протоколов», чем Юлиана Глинка.

Демонстрируемые Глинкой мистические постижения в духе Е. Блаватской не очень-то сочетаются с цинично-практическими идеями «Протоколов». Рассказ о творении мира с претензией на глубину проникновения в Божественный замысел и детектив с похищением «Протоколов», угрозами убийц, не могут существовать в рамках одной композиции. Фальшь сообщения Глинки режет слух, И опытный журналист мог отнестись ко всему этому только иронически. Политический адрес (консервативно-шовинистическая газета, журналист-юдофоб) был выбран правильно, но психологический расчет ошибочен. «Протоколы» не были восприняты Глинкой как истинное откровение. Для нее обращение к Меньшикову — служебное поручение и только. Меньшикову же, реалисту и цинику, который постоянно варился в котле российской политической жизни, дешевая мистика, сопровождавшая «Протоколы», оказалась психологически чуждой. Обращение Глинки к известному журналисту могло иметь только одну цель — публикацию «Протоколов». Ее заявление, что разоблачение журналистом «столь страшной тайны» грозит ему немедленной смертью, казалось бы, противоречит цели, но не надо особой проницательности, чтобы понять: заявление Глинки об убийцах должно было возбудить профессиональное честолюбие Меньшикова и способствовать быстрой публикации «Протоколов». Хитрость этой светской дамы не намного превышала возможности ее ума.

Нилус с его параноической установкой воспринял «Протоколы» органически (как элемент эзотерического мира), и для него они стали частью его собственного апокалипсиса. Он верил в них, и пропаганда их была столь же страстной, как и пропаганда его апокалипсиса.

Человек недалекий и к тому же не веривший в истинность своего дела, Глинка не имела шансов сыграть роль возбудителя массового движения.

«Протоколы сионских мудрецов» были опубликованы только полтора года спустя в газете «Знамя», редактором-издателем которой был П.А. Крушеван, инициатор страшного кишиневского погрома. Появились они под заголовком «Программа завоевания мира евреями"["Знамя», 29 авг.-7 сент. 1903 г.]. Публикация эта вызвала некоторый интерес только среди самых темных слоев населения и впоследствии была почти забыта.

Появление «Протоколов» во втором издании книги С.А. Нилуса «Великое в малом» (1905 г.) вызвало несколько больший отклик. Во-первых, «Протоколы» были изданы на сей раз не кровавым погромщиком, а церковным писателем, во-вторых, страна вступила в полосу потрясений, связанных с русско-японской войной, революцией 1905–1907 годов и последующей реакцией. Такие события всегда ведут к поискам виновных.

Идея жидомасонского заговора, усиленно пропагандируемая деятелями национально-монархического движения, получила теоретическое обоснование.

Первая мировая война, крушение империи, ужасы террора — все это нарушило нормальную жизнь страны и вызвало ощущение «последнего времени». В такой обстановке «Протоколы», соединенные с апокалипсисом Нилуса, стали находить новых приверженцев. Вместе с черносотенцами «Протоколы» пересекли границы отечества.

Искренним приверженцем идеи жидомасонского заговора был один из создателей «Союза русского народа» Н.Е. Марков-второй. Будучи уже в эмиграции, он сетовал, что русское общество, «ослепленное масонским либерализмом», недоверчиво и несерьезно отнеслось к разоблачению еврейского заговора С. Нилусом, выпустившим «Протоколы сионских мудрецов».

Политические убеждения Маркова-второго в эмиграции не изменились, но естественным образом, как, впрочем, и многих других черносотенцев, привели к апологии нацизма. Ретроспективная оценка роли его организации в годы первой революции дается им красноречиво и однозначно: «Образовавшийся в конце 1905 года Союз русского народа явился мощным и всенародным выразителем этих здоровых, глубоко национальных убеждений. Построенный на тех же основаниях, на которых семнадцать лет спустя построился итальянский фашизм, Союз русского народа в первые годы своего существования сыграл крупную историческую роль и действенно помог ослабшей в борьбе с темной силой государственной власти осилить совсем было разыгравшуюся революцию 1905–1907 года"[Н.Е. Марков. Войны темных сил, кн. I. Париж, 1928, с. 131.].

Враг парламентаризма Марков-второй видит причину крушения Российской империи в том, что «правительственная бюрократия — в большинстве своем — открыто стала на сторону Государственной Думы». Неспособность национал-монархистов предотвратить свержение самодержавия он объясняет так: «Бунт против царских властей — во имя царской власти был невозможен. Приходилось отказаться от наступательной, государственно-строительной деятельности (иначе фашизма) и отступить в глубокий тыл для сбережения святыни и знамен самодержавия"[Там же, с. 137.]. Показательно, что вожделенная для него государственно-строительная деятельность была равнозначна фашизму.

В книге Н. Кона говорится о сотрудничестве Маркова с гитлеровцами, защитниками «Протоколов», во время судебного разбирательства в Берне. Перлом аргументации Маркова является вздорное утверждение о том, что газета Милюкова, напечатавшая рассказ дю Шайла о Нилусе, помещалась в синагоге.

«Извечный заговор злобствующего иудаизма» он усматривает в таких разнородных явлениях, как реформация (в частности, пуританизм, кальвинизм, анабаптизм), движение Кромвеля, французская революция 1789 года, все смуты и революции XIX и XX столетий, «широкий заговор Петрашевского, в котором, увы, оказался замешанным и великий наш писатель Ф.М. Достоевский», русско-японская и первая мировая войны[Там же, с. 42–46, 67, 68, 82, 103, 155.]. Он называет врагов по имени, в частности, Мережковского, «природного каббалиста», H.A. Бердяева, «того же темного духа профессора», С. Булгакова, «ныне протоиерея евлогианского раскола"[Н.Е. Марков. Войны темных сил, кн. II. Париж, 1930, с. 146, 148.].

Вместе с нацистским идеологом Розенбергом Марков сетует на то, что Муссолини «был вынужден склониться перед силой еврейства"[Там же, с. 41.], иными словами, не разделил ту расовую теорию, которая впоследствии воплотилась в «окончательном решении еврейского вопроса» немецкими нацистами. Он сетует также на то, что английская аристократия «утратила, чистоту англо-саксонской расы», породнившись с богатыми евреями.

Начав с антисемитизма «христианского», Марков пришел к антисемитизму расовому. В этом смысле исторический антисемитизм повторяет онтогенез идеологии Маркова.

Литературное творчество этого «национал-государственника» несет на себе отпечаток паранойяльного мышления.

Впрочем, этот тип мышления свойственен и многим другим идейным борцам с масонами. Для примера обратимся к творчеству В.Ф. Иванова, автора книги «От Петра Первого до наших дней» (Харбин, 1934). Специалист по истории масонства польский ученый Людвик Хасс говорит о нем, как об «одном из наиболее серьезных русских антимасонских писателей"[Л. Хасс. — «Вопросы истории», 1990, № 1, с. 28.]. Справедливости ради заметим, что эта высокая оценка дана Хассом после упоминания того, что он деликатно назвал «публицистическими статьями в духе авторов журнала «Наш современник» и «научно-историческими или полунаучно-историческими брошюрами Н.Н. Яковлева, В.Я. Бегуна и прочих».

Как и Марков-второй, В.Ф. Иванов усматривает всемирный заговор масонов во всех крупных религиозных, военных и социально-политических потрясениях двух последних столетий.

Итак, послушаем серьезного антимасонского писателя:

«Наполеон одерживал победы над своими многочисленными врагами не потому, что он был «гениальный» полководец, а потому, что в стане своих врагов он имел преданных союзников, которые создавали ему победы и поражения собственным государствам» (с. 288).

Автор не только указывает имя преданного союзника Наполеона в России, но и дает ему однозначную характеристику:

«Бездарный как полководец, Кутузов нужен был русским и французским масонам в достижении общей цели, и он был против воли и желания императора назначен главнокомандующим» (с. 291).

Это утверждение Иванов иллюстрирует конкретными примерами:

«Бой под Тарутиным — открытая измена главнокомандующего Кутузова» (с.301). «…масон Кутузов только выполнил свою обязанность в отношении своего брата (Мюрата), разбитого и попавшего в беду (предотвратил его полное уничтожение — Д.Ч.)» (с. 302).

Отечественная война 1812 года — это не только игры масонов Наполеона, Мюрата, Кутузова и др. — истинную цель войны автор разоблачает следующим сообщением:

«В воззваниях Синода указывалось, что Наполеон… «ко вящему посрамлению Церкви Христовой задумал восстановить синедрион, объявить себя Мессией, собрать евреев и вести их на окончательное искоренение всякой христианской веры» (с. 289).

Отмечая, что «душой заговора и восстания декабристов были старые опытные масоны» (с. 345), В.Ф. Иванов, в отличие от Маркова, не ограничивается констатацией, но идет вглубь: «Заговорщикам помогал масон Бенкендорф. По восшествии на престол (так у автора! — Д.Ч.), Бенкендорф, вошедший в доверие к Николаю Павловичу, помогал скрыть следы заговорщиков» (с. 347).

И в отношении петрашевцев Иванов делает на шаг больше, чем Н.Е. Марков:

«Петрашевцы изучали социалистические идеи Фурье, Сен-Симона и Луи Блана, которые, как известно, были масонами. К этому кружку принадлежали Салтыков-Щедрин, …Чернышевский и Достоевский. Петрашевцы, благодаря покровительству Бенкендорфа, который был шефом жандармов, развивали свою революционную работу совершенно свободно» (с. 366).

После Маркова трудно удивить высказываниями, что «вопрос о мировой войне (первой — Д.Ч.) был решен в недрах мирового масонства» (с. 456), что «деньги Ленину и Троцкому на большевистскую революцию переводили еврейские банкиры» (с. 490). Зато элемент открытия содержат следующие утверждения:

«Антибольшевистские правительства (Колчака, Деникина и др. — Д.Ч.) были захвачены масонами, которые ненавидели монархическую государственность, боялись проявления религиозного и национального самосознания к взрыва патриотических чувств» (с. 496). «Борьба между красными и белыми была в сущности борьбой между голубым и красным масонством» (с. 497).

Как и Марков, В.Ф. Иванов разоблачает «братьев-софиан», но делает это в более острой литературной форме. В частности, о. Сергия Булгакова он называет «ошалевшим от учености», Зеньковского «злобным и пылающим ненавистью к царскому самодержавию», Н.А. Бердяева «апологетом масонства» (с. 525).

В его критике Сирина (В. Набокова) слышится что-то знакомое и как-будто сегодняшнее: «скучно и нудно читать русскую эмигрантскую литературу, эти психологические копания во вкусе М. Пруста…» (с. 540). Но литературным анализом он себя не утруждает. Заслуживает внимания оценка, которую дает Иванов присуждению И.А. Бунину Нобелевской премии:

«Но нет никакого сомнения, что Бунин получил эти крупные деньги по причинам именно формально-красивого, филигранного своего творчества, разлагающего, безвольного, а каковы причины получения по существу — мы увидим ниже. Вся эта вялость зарубежной русской литературы объясняется тем, что она в плену, что она не может писать то, что нужно народу, если бы даже и хотела. Она пишет то, что приказывают писать, держит тот тон, который приказывают держать ее лидеры… Так кто же эти лидеры? Многие русские писатели принадлежат к масонам и находятся в зависимости от масонского ордена…» (с. 541).

Дальше Иванов говорит, что к числу масонов принадлежит, «по всей вероятности, Бунин, который при содействии масонов получил Нобелевскую масонскую премию, которая, как общее правило, выдается только масонам». Двумя страницами позже Бунин причисляется к масонам уже не «по всей вероятности», а со всей определенностью (с. 543).

Ближе к концу книги начинает звучать оптимистическая нота:

«1922 год поворотный пункт мировой истории. Муссолини объявил войну масонству, т. е. направил удар на главный очаг всех бед и несчастий человечества.

Движение против масонства в Италии производит глубокую переоценку ценностей и заставляет и другие народы обратить внимание на это явление.

Национал-социалистическое движение в Германии, которое поставило все точки над i, производит окончательный переворот.

Националисты, задавленные интернациональным орденом, поднимают голову» (с. 566).

Норман Кон приводит в своей книге данные Мюллер-Клаудиса, который исследовал антисемитизм в Германии в 1938 и 1942 годах[M. Muller-Claudis. Der Antisemitismus und das deutsche Verhangnis. Frankfurt am Main, 1948, S. 162–166.]. Путем тщательно подготовленного опроса нескольких десятков членов национал-социалистической партии Мюллер-Клаудис выявил, что, несмотря на мощную антисемитскую пропаганду и депортацию остатков немецких евреев, закончившуюся к концу указанного периода, доля антисемитов-фанатиков осталась прежней и составила 5 % от числа опрошенных (при этом доля тех, кто безразлично отнесся к преследованиям евреев резко возросла). Именно эти 5 % безоговорочно верили во всемирный еврейский заговор, спровоцировавший войну, и считали, что евреи подлежат истреблению. Возникает вопрос, почему беспрецедентная в истории человечества пропаганда не смогла увеличить число фанатиков, исповедующих веру во всемирный заговор?

Мне ответ видится в том, что фанатики существования всемирного еврейского заговора являются носителями особого эзотерического сознания. Большей частью это личности, находящиеся на грани или за гранью патологии. Эти люди воспринимают мир как поле битвы тайных движущих сил, понимание которых доступно лишь посвященным. Мировая история представляется им айсбергом, большая часть которого скрыта глубоко под водой. Такого рода эзотерическое сознание — разновидность мистического сознания — нельзя индуцировать. Его развитие, по-видимому, определено в первую очередь какими-то биологическими факторами. Хотя и существует некоторая корреляция между эзотерическим сознанием и паранойей (в широком смысле), эти явления не всегда сопутствуют одно другому.

Черносотенные идеологи жидомасонского заговора были предшественниками нацистов. Идеи партии, объявившей, как сказал Гитлер, «беспощадную войну самому злейшему врагу, который угрожал основе существования нашего народа: интернациональному еврейскому врагу человечества"[А. Гитлер. — В кн.: Демократия и большевизм. Берлин, 1938, с. 10.], оказались созвучны их идеям. Некоторые из них, например, Г.В. Шварц-Бостунич, пошли на службу к Гитлеру, другие организовали собственную фашистскую партию.

Обратимся к документам. Перед нами «Собрание постановлений 3-го (Всемирного) Съезда Российских фашистов"["Нация». Ежемесячный общественно-политический журнал, издаваемый Верховным Советом Всероссийской Фашистской Партии, 1935, № 8, с. 47.].

Цитирую, сохраняя особенности стиля и орфографии:

«Нижеприводимые резолюции 3-го Всемирного Съезда Российских фашистов представляют собой только часть великих решений, принятых 28/VI-7/VII 1935 г. в Харбине съехавшимися отовсюду делегатами Фашистской партии».

Резолюция по антимасонской линии, принятая 6/VII в 1 час 40 мин. ночи (указание точного времени, к тому же ночного, по-видимому, должно подчеркнуть историческое значение этой резолюции), звучит так: «По антимасонской линии. Всероссийская Фашистская Партия первая осмелилась выступить на открытую борьбу с иудомасонством… Наш официоз — «Наш Путь» — невзирая на все препятствия — высоко держит знамя этой борьбы, не прекращая ее ни на минуту.

3-й Съезд приветствует самоотверженных борцов с иудо-масонством, заговоривших на «запретную тему», констатирует, что теперь запретная тема сделалась объектом общих открытых обсуждений, что маска с иудо-масонства сорвана и иудомасонская паутина пока на Дальнем Востоке — разрушена. Будет разрушена она и во всемирном масштабе.

Да здравствует свободное обсуждение еврейского и масонского вопроса. Привет разоблачителям и борцам с иудо-масонством» (с. 51).

В «Собрании постановлений» говорится и о доктрине «грядущего союза трех Империй: Империи Ниппон, национал-социалистической Германии и грядущей Фашистской Великой России».

Итак, эпидемия продолжала распространяться. Н. Кон достаточно подробно останавливается на ее специфических особенностях в гитлеровской Германии.

Но «привет разоблачителям и борцам с иудомасонством» был услышан и в нашей стране. Идею мирового жидомасонского заговора, служившую черносотенцам и нацистам, заимствовали некоторые современные деятели так называемого национально-патриотического возрождения. Особой приверженностью мифу о жидомасонах отличаются организации типа «Памяти». Их лидеры имеют разные политические пристрастия — от национал-монархических до национал-большевистских, по-разному относятся к религии — от приверженности к православию до полного отрицания его, но всех их объединяет ярый антисемитизм. Они выступают за сильную государственную власть, сильную армию, любят разоблачать еврейское происхождение оппонентов либо искать у них примесь еврейской крови, они противники «космополитического капитализма» и «тлетворного влияния Запада». Доминирующая в их сознании идея специфически отражается на видении мира, а также на установлении причинно-следственных отношений.

Сравнение «Манифеста» национально-патриотического фронта «Память» с программой нацистской НСДАП[Е. Прошечкин, В. Тодрес. Из Манифеста национально-патриотического фронта «Память» от 12 янв. 1989 г. Из Программы НСДАП 1920 г. — «Советский цирк», 1989, № 29.] обнаруживает сходство этих документов.

Если учесть, что рядовые члены обществ типа «Память», как правило, люди малокультурные, не очень развитые, возникает вопрос, почему же пропагандируемые ими идеи еврейского заговора находят какой-то отклик в обществе.

Во-первых, пропаганда такого рода ведется не только этими обществами: в некоторых печатных изданиях, выходящих большими тиражами, этим же делом заняты профессиональные литераторы. Во-вторых, благоприятная почва для взращивания таких идей была подготовлена антисемитизмом, который с конца сороковых годов поддерживался государственным аппаратом нашей страны.

К проявлениям государственного антисемитизма следует отнести введение негласных ограничительных инструкций, которые затрудняли или фактически закрывали доступ евреям к некоторым видам деятельности и профессиям, кампанию борьбы с «безродными космополитами», расстрел членов Советского еврейского антифашистского комитета и так называемое «дело врачей».

В послесталинское время антисемитизм стал выражаться в более скрытых формах. Ученый-этнограф Н.В. Юхнева четко сформулировала основные из них и впервые назвала их в советской печати[Н. Юхнева. Актуальные вопросы межнациональных отношений. — «Радуга» (Таллинн), 1988, № 11, с. 86.].

Остановимся только на одной из этих форм — усиленная антиизраильская и антисионистская пропаганда.

Тенденциозное освещение истории создания Израиля и арабо-израильского конфликта способствовало созданию неверного представления об исключительной агрессивности, жестокости и вероломстве населяющих Израиль евреев. Естественно, что такого рода представления должны были быть перенесены на советских евреев.

Что касается антисионистской пропаганды, то объектом ее был не реальный сионист, то есть сторонник переселения евреев в Израиль, а мифологизированный член тайного еврейского сообщества, цель которого вносить смуту и разлад в жизнь других народов. Среди обвинений, предъявленных сионистам, было и такое кощунственное, как сотрудничество с нацистами в уничтожении собственного народа, что не могло не ранить евреев, потерявших в результате гитлеровского геноцида около шести миллионов человек. Были обвинения и помельче: сотрудничество с маоистами, участие в «контрреволюционных событиях в Чехословакии», «попытка сионистского путча 1968 года в Польше» и др. Некоторые профессиональные «антисионисты» использовали в своей пропаганде антисемитские произведения черносотенцев и нацистов.

Безусловно, имеются и другие факторы, способствующие усилению антисемитизма (см. указанную статью Н.В. Юхневой). Но перечисленного выше достаточно, чтобы понять: социально-психологическая обстановка в стране, охваченной экономическим кризисом, вполне благоприятствует распространению психической заразы, не последнюю роль в зарождении которой сыграли «Протоколы сионских мудрецов».

Замечательный русский религиозный мыслитель Н.А. Бердяев еще в 1926 году писал, что интерес к масонству «рожден на почве патологической мнительности и подозрительности и находится на уровне сознания книги Нилуса и «Протоколов сионских мудрецов», т. е. на крайне низком культурном уровне. Вопрос о масонстве ставится и обсуждается в атмосфере культурного и нравственного одичания, порожденного паническим ужасом перед революцией. Вопрос этот отнесен целиком к сыскной части, к органам контрразведки. Розыск агентов «жидо-масонства», мирового масонского заговора имеет ту же природу, что и розыск большевиками агентов мирового контрреволюционного заговора буржуазии. Толком никто ничего о масонстве не знает. Обличители масонства питаются подметными листами, крайне недоброкачественными и рассчитанными на разжигание страстей, написанными в стиле погромной антисемитической литературы"[Н. Бердяев. Жозеф де Местр и масонство. — «Путь», 1926, № 4, с. 183.].

История, по-видимому, выходит на новый виток.