Мешочек для нищих
Мешочек для нищих
– В 1938 году, когда умерла мама Марии Николаевны, ее сестра с маленькими детьми собралась уехать из Москвы, – рассказывает Наталья Алдошина. – Она хотела, чтобы дети росли на воздухе. Вместе с Марией Николаевной она по благословению отца Сергия поехала в Рыбинск к слепой матушке Ксении, женщине высокой духовной жизни. Марии Николаевне она сказала: «Марфа и Мария, Марфа и Мария». Мария Николаевна поняла, что ей нужно соединиться со своей сестрой Лидией Николаевной. Искали подходящее место, и за месяц до войны она вместе с сестрой переезжает в окрестности Загорска, современного Сергиева Посада. Все эти годы Мария Николаевна постоянно чувствовала слежку за собой.
С началом войны службы, которые совершали маросейские прихожане на дому, не прекращались. Елизавета Александровна Булгакова была арестована вместе с отцом Сергием. Четыре месяца она просидела в одиночке, в течение месяца ожидая расстрела. Но документы вернули чистыми, и ее освободили. Это было чудо по молитвам отца Сергия.
Она вспоминала, что в Москву ей требовался особый пропуск[24], и так она попала в Загорск: «Уже в сумерках легко нашла дом, где жила Мария Николаевна. Дверь была не заперта, вошла в кухню. Уголок Марии Николаевны был отгорожен темно-красной старинной занавеской. Занавеска приоткрылась, и выглянула Клавдия Никаноровна, тоже чадо батюшки отца Алексия. Они с Марией Николаевной в этот момент читали всенощную. Я тоже подключилась. Мария Николаевна никогда без нужды не прерывала богослужения; когда же закончили, конечно, посыпались вопросы, рассказы о пережитых ими первых месяцах войны. И тут я заметила у Марии Николаевны над кроватью мешочек. Оказалось, что это мешочек для нищих – когда получат хлеб, отрезают часть и кладут в этот мешочек». Из письма Марии Николаевны к Елизавете Александровне становится понятно, какой на самом деле это был подвиг – отложить кусочек хлеба для нищих: «Дорогой Лизочек, наконец предоставляется возможность написать тебе все более подробно, чем раньше… Беспокойство, от которого ты уехала, все еще продолжается там: Елену Сергеевну все таскают, остальных будто бы оставили „пока". Все очень голодают. Борис Васильевич и Мария Петровна, да и все питаются главным образом комбикормом и тем, что смогут достать. За это время умерло много людей, перечту тебе их: Николай Николаевич и Василий Михайлович, Павлик Оленин, прислали недавно извещение о смерти Миши Мамонтова, скончавшегося еще в феврале прошлого года в саратовской тюрьме <…>. Всех выпишу тебе в отдельном списочке. Умирает совсем Катя Синельщикова. Муж ее пропал без вести на фронте, она совсем одна. Ируська черненькая по-прежнему обслуживает всех окрестных старушек и дум о поездке к тебе не имеет. Удивляться на нее приходится, но сила Божия в немощи совершается.
Жили мы всю зиму исключительно на то, что Лида продавала наш белый хлеб на рынке, и на эти деньги покупала пшеницу стаканами на два дня. Теперь хлеба белого стали давать только 100 граммов на карточку. На этом выгадывать очень трудно. Словом, Лида – мученица, но благодаря ее трудам мы лучше чувствуем себя. Я уже не имею того звериного голода, какой был прошлой осенью и зимой, когда я готова была есть из помойки, могу теперь терпеть голод и спокойно уже смотрю на хлеб. В связи с этим стали уже приходить мысли о посте.
Хочу с тобой поделиться опытом своим в этом отношении. В прошлый Великий пост решила я отделять раз в день от своего кусочка хлеба маленькую дольку, может быть, граммов 15–20 для нищих. Этому последовал потом Женя[25], так что эти кусочки мы могли подать случающимся нищим. Главная трудность была не в том, что голодно после: такой крошкой все равно не наешься, но трудность сделать именно так, как решила. Нечто вроде, но несколько иначе, я проделала в Петровский. И видела в этом для себя большую пользу. Душа встает в какое-то положение трудящейся, бодрствующей, трезвящейся, и так как это трудно, то она чаще прибегает к сердечной просьбе и мольбе к Господу о помощи, чтобы выдержать, не сдать. От частой сердечной молитвы пробуждается сознание и ощущение вездеприсутствия Божия. Вот так все одно за другое цепляется, а начинается с такого маленького и, казалось бы, ничтожного. Не говорю уже о том, что когда переешь, то омрачение какое-то находит на душу, отяжеление, трудно молиться. Вот почему, наверное, все святые так крепко держались за воздержание в пище: оно ведь ведет к воздержанию и в слове, и в взгляде, и во всем другом. Душа не может оставаться на одном месте, она, как говорит епископ Феофан, приснодвижна и, преодолев одно препятствие, ей уже хочется преодолевать еще и еще что-нибудь.
Заметила, что очень хорошо брать на себя что-нибудь на определенный отрезок времени, например, на неделю, на две или на пост и т. д. Помнишь, и святые ведь тоже, предпринимая что-либо, предпринимали на время: на год, на три года и т. д. Опасность тут та: можно удариться в сухое подвижничество, забыв о главном – о любви и милосердии, при нашем жестоком и сухом сердце это очень легко, но надо помнить об этом всегда, это все только средства, так сказать, кисти и краски, которыми надо писать портрет души, а не самый портрет.
Когда почувствуешь, в чем тут дело, можно оставить одно и взять другое, особенно, например: не говорить лишнего или слушать терпеливо, не досадуя на болтовню другого, или не говорить, например, о пороках других, каковы бы они ни были, и т. п. Это будет прямо учить любви. Душа почувствует – и не может не почувствовать пользы ото всего этого – и потянется сама во след Креста Христова, по стопам Господа.
Сейчас подходит Успенский пост. Матерь Божия была и есть самая кроткая и самая смиренная из всех людей, и хочется взять что-либо такое, именно, что вело бы к этому, хоть малое, что было бы Ей приятно. Причем все взятое полезно только, пока это трудно хоть немножко для души. Как только перестало быть трудно, то уже надо что-то другое, иначе будет застой.
Ну вот, сколько тебе написала: целое откровение помыслов.
Милая моя, родная, дорогая, старайся и заботься, чтобы тебе быть во всем верной Господу, чтобы тебе быть принадлежащей Ему, и Одному Ему. Старайся об этом, и со смирением, по-детски, исповедуй Ему свои немощи, горести, трудности. Умоляй Его, припади к Его ногам, чтобы Он научил тебя быть Его во всем. Пусть не пугает тебя бездна твоих грехов, якобы непростительных… Море Его любви больше бездны твоих грехов. Со слезами пишу тебе – старайся быть Его.
Ты пишешь, что часто разговариваешь с мамой. Кого разумеешь – Божию Матерь? Если да, то очень хорошо. Продолжай читать часто „Богородице, Дево, радуйся". Она особенно благоволит к тем, кто часто воссылает Ей это приветствие архангельское, и не лишит таковых Своего покрова и милости.
Утешаюсь я сейчас тем, что каждую неделю езжу в Москву рисовать со старых икон, это мне столько придает бодрости.
Целую тебя крепко-крепко.
М.Н. 1942-й год».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.