Глава V

Глава V

Новые путешествия в княжества Хань и Ци. — Взгляд Конфуция на охоту. — Прозорливость Конфуция и его великодушие. — Беседа с учениками о средствах избавления родины от бедствий

Между тем смуты в княжестве Лу продолжались. Печальное зрелище этих неурядиц сильно удручало Конфуция. Он решил несколько освежиться и предпринял целый ряд путешествий, желая видеть, где сохранилось еще древнее учение, а также зачатки его собственного учения, данные им в предшествовавшие путешествия.

Прежде всего он направился в княжество Хань, лежавшее на границах нынешнего Хонана. То, что он увидел здесь, было очень неутешительно. Повсюду царствовало всеобщее недовольство — простой народ погибал от нищеты и бедности, а знатные люди утопали в излишестве и роскоши. Древнего благочестия не было и следа. Отсюда он отправился в княжество Ци, но и здесь положение вещей было не лучше. Из Ци философ отправился дальше, и только в небольшом горном округе Тай-Шан измученному повсеместными бедствиями и неурядицами взору Конфуция открылась картина первобытной чистоты нравов; эта патриархальная картина и неиспорченные понятия горцев об истине несказанно обрадовали философа.

Узнав, что князь Ци, бывший в отсутствии при предыдущем посещении Конфуцием княжества, вернулся в свои владения, Конфуций опять направился в Ци, правитель которого в это время из легкомысленного молодого человека сделался зрелым мужем, способным оценить достоинства Конфуция и воспользоваться его советами. Действительно, когда Конфуций после двухдневного отдыха испросил себе аудиенцию у князя, как этого требовал придворный этикет, князь принял его очень радушно. Окруженный блестящей свитой, он встретил его в дверях и сказал:

— Я узнал, что вы прибыли из своего славного отечества с целью видеть меня и быть полезным мне и моему народу! Выражаю вам мою искреннюю благодарность за это намерение — я рад вас видеть у себя! Войдите же, уважаемый учитель, и позвольте мне услышать от вас несколько уроков мудрости!..

И, уступив дорогу, князь просил Конфуция войти во дворец. Когда же Конфуций отказался идти впереди князя, последний заметил, что этим он нисколько не унижает своего княжеского достоинства и что, по его мнению, мудрец выше князя. Конфуций ответил ему на это:

— Государь, правила приличия существуют для всех людей, как для царей, так и для простых смертных. Если вы будете относиться с пренебрежением к вашей обязанности, а я к своей, мы оба нарушим установленный порядок. Почтение должно быть оказываемо вам повсюду, где бы вы ни были, — это одно из преимуществ вашего сана!.. Князь должен быть князем, министр — министром и отец — отцом!..

Князь более не настаивал. Вообще, прием, сделанный князем Конфуцию, и знаки глубочайшего уважения, которыми он окружал мудреца, подавали надежду, что наконец в княжестве Ци откроется обширное поле действия для деятельности Конфуция. И действительно, князь обещал Конфуцию назначить его министром. Но Конфуций скоро узнал, как мало можно было полагаться на эти обещания. Министры, боясь влияния Конфуция на князя, сумели отговорить последнего от его намерения, указывая главным образом на то, что, хотя Конфуций может быть и очень мудр в теории, но очень легко может оказаться плохим исполнителем своих теоретических предначертаний на практике.

Запутанный этими словами, малодушный князь передумал приближать к себе Конфуция и, сказав: «Я слишком стар для того, чтобы воспользоваться его наставлениями», взял назад обещание сделать Конфуция своим соправителем. Конфуций нисколько не жаловался на изменчивость князя, а только пожалел его как доброго и благонамеренного правителя, не умеющего, однако, делать добро из-за своей зависимости от вельмож.

Из Ци он опять отправился на родину. Во время пути он почти всюду получал изъявления глубочайшего почтения к своим мудрости и учению со стороны отдельных лиц и глубокое равнодушие, а иногда даже презрение со стороны массы народа, всецело поглощенного своими насущными потребностями. По дороге все свидетельствовало о неурядицах, господствовавших тогда в отчизне Конфуция, о тех беспрестанных междоусобных войнах, которые раздирали государство. Между прочим, одна встреча дала Конфуцию случай сказать его мнение о войне. Они увидали несколько землепашцев, занимавшихся стрельбой из лука и другими военными упражнениями. Посмотрев на них, Конфуций сказал:

— Подобными делами во времена древних мудрых царей занимались только воины, а не землепашцы. Теперь же все люди, кажется, хотят быть солдатами — война, конечно, от этого не сделается лучше, но зато обработка полей будет хуже. Однако, — прибавил он, — солдаты нужны. Это зло с каждым днем делается более и более необходимым.

Далее на пути они встретили группу охотников, отправлявшихся на охоту. В древние времена Китай изобиловал всякого рода дичью и хищными зверями. Последние были настолько многочисленны и опасны, что первыми государями Китая были установлены обязательные общественные охоты, совершавшиеся раз или два в год. С этими охотами были связаны даже некоторые религиозные обряды. В остальное же время жители занимались охотой или как промыслом, или как удовольствием.

Увидав охотников, один из учеников Конфуция спросил:

— Достойно ли внимания мудреца такое занятие, как охота?

— Все достойно внимания мудреца, и нет ничего, чем бы мудрый не мог или не должен заниматься! Охота есть одно из первых занятий человека: благодаря охоте человеку удалось завладеть той почвой, которую он теперь обрабатывает и которая была заселена всякого рода зверями. Охотой развлекались знаменитые государи древности от тяжких трудов правления. Благодаря охоте мудрец может дать некоторый отдых утомленному глубокими размышлениями уму и собрать новые силы для продолжения своих занятий. Наконец, благодаря охоте люди могут пользоваться драгоценным преимуществом приносить в жертвы животных, убитых собственными руками, как это предписано в церемониях!

Пока Конфуций говорил, охотники подошли к ним. Конфуций попросил позволения присоединиться к ним и, получив согласие, отправился вместе с ними на охоту, на которой и пробыл около двух недель. После охоты он возвратился в княжество Лу, где его ожидали с большим нетерпением. К общим смутам присоединилось новое бедствие — год был неурожайный, цены на жизненные припасы сильно возвысились, народ был не в состоянии вносить исправно в казну подати и налоги. При этих-то несчастных обстоятельствах опять вспомнили о Конфуции, о его успешном заведовании пахотными землями, когда земледельцы собирали обильные жатвы с самых тощих пашен, и первый министр, вскоре после прибытия Конфуция в Лу, пригласил его во дворец на совещание. На вопросы и просьбы министра помочь им советами, как поступить при настоящих обстоятельствах, Конфуций отвечал уклончиво и неясно. Ученики были крайне поражены поведением их учителя.

— Почему вы, — спросили они его, — всегда столь великодушный и доброжелательный, не пожелали поделиться с министром вашими сведениями и вашей опытностью? Разве вы охладели к добру или, быть может, людская неблагодарность ожесточила ваше сердце? Мы не в состоянии понять, что с вами.

— Благодарю вас за вашу искренность, — отвечал Конфуций, — и отплачу вам тем же. Я поступил так потому, что министр — человек жадный, богатый землевладелец. Он думает только об умножении доходов со своих имений, а не об общем благе. Он собирает налоги с жизненных припасов, и его главнейшая забота — увеличение налогов!.. Не думайте, что он, тронутый народными бедствиями, старается облегчить их; напротив, он заботится только о том, чтобы отобрать у народа последние крохи. Проникнув в его тайный умысел, я отвечал уклончиво и небрежно. Не для народной, а для собственной пользы старался он выведать от меня тайны умножения доходов с полевых угодий… Людей я люблю не менее прежнего и потому не мог допустить, чтобы по моим указаниям низкий корыстолюбец выжимал из народа все его соки!

Ученики были пристыжены этими доводами и глубоко раскаивались в своих недавних опрометчивых суждениях, но вскоре опять впали в тот же грех.

Один из родственников министра, желая снискать расположение Конфуция, подарил ему, как бы знак уважения, одну тысячу мер рису. Этот подарок при всеобщей дороговизне и недостатке хлеба был поистине царским. Конфуций принял подарок, показав вид, что получает должное, и ни единым словом не выразил своей благодарности. Ученики опять смутились, но смущение их сменилось восторгом, когда Конфуций раздал подаренный ему рис бедным, терпевшим лишения от неурожая людям.

— Знайте, — сказал он ученикам, — что и здесь я был верен своим принципам и убеждениям. Я в точности оправдал ожидания моего лиходателя. Он ожидал моей благодарности, теперь же благодарных сотни; он думал угодить только мне, а угодил, хотя и против воли, всему народу. Быть может, видя подобные действия, он поймет, что значит быть истинным благотворителем и на что следует употреблять данные небом богатства!.. Отвергнув подарок вельможи, я бы выказал презрение и гордость; приняв же его, но не взяв себе из него ни одного зерна, а раздав все неимущим, я поступил, как следовало.

У китайских историков встречается множество подобных эпизодов, свидетельствующих о величии души и благородстве характера великого философа. В них Конфуций постоянно является человеком, применяющим наделе все высказываемые и проповедуемые им правила нравственности.

Мы указали уже, что современники страстно желали изменить бедственное положение Китая. Лучшие умы изыскивали всевозможные меры для улучшения нравственной атмосферы и материального быта в государстве. Как мы говорили, они сильно расходились в средствах достижения намеченной цели.

Характерной иллюстрацией этого положения вещей является следующая беседа Конфуция с его учениками.

Однажды Конфуций, подававший всегда и во всем пример своим согражданам, как следует повиноваться древним религиозным постановлениям, отправился с тремя учениками на гору Нунг для принесения жертвы небу. На вершине горы он остановился и стал смотреть на окрестности, причем лицо его сделалось грустным. На вопрос учеников, что с ним и какова причина его грусти, он отвечал:

— Мне сделалось грустно при мысли о бедственном положении отечества, когда я вспомнил, глядя на эти нивы, о раздирающих нашу родину распрях и усобицах. Всего же более печалит меня трудность помочь бедствиям настоящим и отвратить грядущие. Не придумаем ли мы чего-нибудь сообща?! — прибавил он немного спустя. — Ци, скажите вы первый ваше мнение! — обратился он к одному из сопровождавших его учеников.

— Я бы собрал огромные полчища и силою оружия смирил мятежников! — отвечал Ци. — В пример другим пленных я предал бы казни и по водворении порядка водворил бы древнее благочестие.

— Вы храбры, — сказал Конфуций. — Что сделали бы вы? — обратился он с вопросом к другому ученику.

— Я поступил бы иначе, — отвечал тот. — В настоящее время княжества Ци и Чу в явной вражде и готовятся к войне, то же замечается и в других княжествах. Как только войска выступили бы в поле, я вышел бы к ним в парадной одежде и попросил бы их внимательно выслушать меня. Тогда я постарался бы изобразить всеми силами моего красноречия бедствия войны и блага мира, я изобразил бы мрачными красками последствия войны и плачевную участь, готовящуюся женам и детям той и другой стороны. Может быть, мои слова подействовали бы на враждующие стороны, они заключили бы мир, и в стране водворилось бы спокойствие.

— Вы красноречивы, — отвечал Конфуций. Затем он обратился к третьему ученику.

Тот отвечал:

— Если бы я желал чего для блага людей, то, конечно, не царской власти. Я желал бы жить при добродетельном и мудром государе, который приблизил бы меня к себе и которому я мог бы быть полезен моими слабыми способностями. Призванный к царю, я бы сказал ему: растения хеун и йеу (самое душистое и самое смрадное) на одном поле не уживаются; великий Яо и низкий Ки не могли бы править одновременно царством, и я просил бы государя прежде всего удалить от себя льстецов и заменить их людьми прямодушными и добродетельными и поручить им обучать народ пяти верховным обязанностям — человеколюбию, правосудию, любви к истине, верности и честности. Я сказал бы царю, что тогда ему не придется опасаться врагов, не надо будет содержать многочисленные войска и укреплять города — валы будут срыты, рвы засыпаны и превращены в плодоносные нивы, камни крепостных стен будут употреблены на постройку общеполезных зданий, а смертоносные пушки перекуются на земледельческие орудия. Воины обратятся в мирных граждан, искусные ораторы будут подавать благие примеры согражданам не словом, но делом… Тогда люди, мне кажется, могли бы быть счастливы! Если я заблуждаюсь, прошу учителя наставить меня на путь истинный!

— Вы истинно мудры, — отвечал глубоко тронутый Конфуций.

В словах ученика Конфуций почувствовал то, к чему он сам безуспешно стремился в продолжение стольких уже лет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.