Наедине

Наедине

21. Текст как пространство Встречи

Когда меня спрашивают о моей профессии, я отвечаю: «библеист». А когда меня представляют другим как библеиста, порой приходится напоминать: я еще и просто человек, муж, отец, гражданин России… наконец, христианин. А что же это значит: изучать и переводить Библию профессионально, получать за это деньги и ученые степени, и в то же время обращаться к ней как к Слову Божьему вместе со всеми остальными христианами? Я попробую рассказать о своем опыте, может быть, он еще кому-нибудь пригодится.

К вере я пришел в 17 лет, студентом-первокурсником. Только что генеральным секретарем ЦК КПСС был избран М. С. Горбачев, но никакая перестройка еще не началась, «за религию» могли выгнать из университета: не то, чтобы строго следили, но если попадешься комсомольскому патрулю около церкви в пасхальную ночь, будут серьезные неприятности. Но люди все же приходили в храмы и на молитвенные собрания, читали книги, переданные из рук в руки в метро, официально ведь их было не достать… Одна Библия была в университетской библиотеке, на дом ее вообще не выдавали, а в читальном зале можно было ей пользоваться только тем студентам, которые оформляли особый допуск: они писали курсовые и дипломные работы по истории или литературе Средних веков, им требовалось «работать с источниками».

Было в нашем интересе что-то от моды и от фрондерства, но тогда мы обращались к христианству прежде всего в поисках смысла. Было понятно, что человек тем и отличается от животных, что важны ему не только физиологические потребности: еда, питье, отдых, размножение — жить надо ради чего-то большего. Но ради чего? В строительство коммунизма не верил уже никто, включая самих коммунистических агитаторов. Кто-то шел в науку, кто-то в искусство, самые смелые — в правозащитное движение. Но все эти вещи, прекрасные сами по себе, не давали ответа на главные вопросы: зачем мы живем, что будет с нами после смерти? Об этом говорили только религии, и говорили по-разному.

Не скажу, чтобы мой поиск был очень долгим: чуть-чуть познакомился я с буддизмом, а точнее, с той эзотерической кашей на его основе, которая была в те годы популярна, но основной мой интерес был направлен на веру предков — христианство, прежде всего православное. Но я очень четко понимал, что ищу не конфессию, не обряд, не национальную традицию, а Истину. И помню момент, когда понял, что нашел. Мы разговаривали с моим школьным другом, уже верующим, он говорил мне о вере и Евангелии, и я вдруг ощутил, что в комнате, кроме нас двоих, незримо, но явственно присутствовал кто-то третий. И с тех пор я так и понимаю суть христианства: это встреча людей со Христом и друг с другом ради Христа и в Его незримом присутствии. Будда или Сократ тоже многое сказали мудро и прекрасно, но они не шли за меня на смерть, они не предлагали мне помощь здесь и сейчас. Все это открывал мне только Христос.

Хотя тогда я бы так, наверное, это не сформулировал… Конечно, путь к церкви и затем уже внутри нее не был у меня гладким и простым, как не бывает, наверное, ни у кого, но я сейчас не об этом. Библию я начал читать в Синодальном переводе (дома нашлось еще дореволюционное издание), и хотя Евангелия были понятны, но на Посланиях я совершенно увял. Когда через пару лет одна француженка подарила нам с женой полную Брюссельскую Библию на папиросной бумаге (она и сейчас стоит у меня на книжной полке, сильно потрепанная, но очень дорогая), я взялся и за Ветхий Завет… но мало что в нем осилил.

Понять эти сложные тексты мне помогли книги священника Александра Меня. Он писал о Библии и ее героях достаточно просто и в то же время подробно, а главное, он представлял персонажей библейских историй как живых людей, показывал их отношения с Богом и друг с другом, и становилось ясно: это не просто «дела давно минувших дней», а нечто живое и настоящее, что помогает тебе найти свой путь в этом мире. К тому же мне помогала понять эту Книгу учеба в университете: мы изучали древние языки и античную литературу. Она далеко не во всем была похожа на Библию, но нас учили видеть за текстом совершенно другой мир древности, населенный точно такими же людьми, как и мы. Они совсем иначе одевались и вели себя, мыслили иными категориями, по-другому выражали свои мысли, но они испытывали те же самые потребности и чувства, переживали радость и горе совсем как мы. Древний текст позволял прикоснуться к этому миру, понять этих людей, но только надо было не торопиться, не переносить на них своих стереотипов и учитывать разницу в культуре и мировосприятии. Это касалось и Гомера, и Вергилия, и библейских авторов, которых мы почти не читали; замечательное исключение — спецкурс А. Ч. Козаржевского по Новому Завету, который в целях конспирации назывался «западно-ионийским койнэ». Впрочем, уже и в конспирации не было особой нужды: за год до того, в 1988 г., когда я служил в Советской армии, старшина обнаружил у меня и конфисковал карманный Новый Завет, грозился страшными карами. А замполит полка книгу вернул, добродушно сказав: «Теперь можно». Старшина был в шоке!

Я закончил университет в 1992 году, когда можно было вообще всё, но заниматься библеистикой я совершенно не собирался. Меня привлекал мир византийской поэзии, которая отчасти сохранилась в современном православном богослужении, а отчасти была незаслуженно забыта. Но вышло так, что я «выиграл в лотерею по трамвайному билету»: оказался в нужное время в нужном месте и получил приглашение поехать в Амстердам учиться библейскому переводу, вот такая неожиданная случайность… если хотите считать это случайностью. Приглашение я принял. Это были курсы, организованные специально для людей из бывшего СССР, где ощущалась такая острая нехватка современных переводов Библии, а на большинстве языков переводов не было вообще никаких. Мне понравились эти курсы, я увидел, насколько востребована эта деятельность, понял, что она мне интересна и посильна, помнил я прекрасно и о собственных страданиях над невнятностью и бесцветностью многих страниц старого перевода… и с тех пор я именно переводом Библии в основном и занимаюсь, участвую в различных переводческих проектах, в основном в качестве консультанта, поскольку сам переводить могу лишь на свой родной язык, русский.

Но как же сочетается обращение к Библии как к Слову Божьему с сухим научным анализом этого текста? Для многих это большая проблема. Одним кажется, что верующий христианин обязательно должен принимать каждое выражение Библии в буквальном и прямом смысле: если сказано, что мир сотворен за шесть дней, значит, он возник ровно за шесть суток земного времени, сразу в готовом виде, а думать иначе — значит сомневаться в истинности Откровения. Но, с другой стороны, когда-то люди понимали буквально и те слова Библии, где говорится о движении солнца по небу и на этом основании отвергали как еретическую саму мысль, будто земля может вращаться вокруг солнца. Другие, напротив, находят в библейском тексте множество несогласованностей, позднейших исправлений, и на этом основании начинали редактировать само содержание евангельского текста, выделяя из него некоего «исторического Иисуса», с которым, конечно же, не могли происходить никакие чудеса, потому что чудес, как доказала наука, не бывает. Но ведь чудо на то и чудо, что нарушает законы природы, которые может изучать наука…

Эти споры бывают нескончаемыми и беспощадными, но для меня, как ни странно, они никогда не были особенно значимыми. Может быть, здесь помогла университетская выучка: я не ждал от текста больше того, что он может дать, и я прекрасно понимал, что любой текст отражает реальность не напрямую. Мы говорим: «солнце встало» и «солнце село», хотя прекрасно знаем: это не солнце движется по небу, а земля вращается вокруг него. И точно так же два или три тысячелетия назад люди пользовались привычными им оборотами речи: «день первый, день второй»… Ну не было у них понятий «геологический период» или «миллиард лет», просто не было их! Придавать таким внешним чертам текста статус непреложной истины — просто неразумно. Первые строки книги Бытия не отвечают на вопрос «за какой срок возник этот мир», но указывают нам на Творца этого мира и говорят, что мир был создан упорядоченным, разумным, удобным для человека и, самое главное, прекрасным. А потом что-то главное испортилось в отношениях между Богом и человеком, и всё стало иным.

С другой стороны, меня не смущают и данные науки, например, свидетельства о расхождениях между разными рукописями, порой весьма значительных. Например, греческая версия книги Есфрь на четверть длиннее еврейской! Какая же из них подлинная? Да, у нас нет единого текста, на котором стояли бы личные подписи пророков и евангелистов, но нужен ли он нам? Зато у нас есть некоторое количество рукописей, целиком и полностью согласных в главном. Четыре евангелиста тоже не обо всем одинаково рассказали, потому что жизненный опыт каждого человека уникален и неповторим, и его личная встреча со Христом тоже окажется особенной, не совсем такой, как у всех прочих. Но если мы едины в главном, то мы действительно единоверцы, мы составляем церковь. Не случайно первые христиане сохранили и приняли как Писание именно четыре наших Евангелия, но отвергли при этом все пересказы евангельской истории, которые противоречили их вере, где они не видели своего Господа, каким знали и любили Его. И точно так же множество рукописей, доносящих до нас слова оригинала, составляют Библию, но никакая рукопись по отдельности Библии не равна. Изучать их вполне естественно и полезно, только… сами по себе они не приближают к Богу, и их изучение не приближает. Они лишь дают человеку представление о Нем, подсказывают, куда идти. Пойти или нет, каждый выбирает сам.

Текст Библии — пространство для Встречи, но еще не сама Встреча.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.