45. Другие мальчишки
45. Другие мальчишки
Отлично помню, как я вложил свой ваучер двадцать лет назад: огромная советская очередь перед огромным советским зданием, простые советские люди с непонятными капиталистическими бумажками в руках. Паевой инвестиционный фонд. И мы растерянные: нам дали, что положено, но наверняка облапошат. Да оно и привычно. «А не обманете?» — тетушка с ваучером спросила охранника на входе в ту самую, заветную дверь, где одни бумажки обменивали на другие. Он смерил ее долгим, ироничным и даже почти ласковым взглядом, как стригаль — овцу, вдруг заблеявшую перед стрижкой. «Вас обманули, когда вам эти бумажки дали», — ответил он.
Тетушка ахнула, и мы с ней заодно. Но никто не развернулся (а мысль такая была!), не пошел на выход. Да, опять обманут… но зато как вежливо, как нарядно, как цивилизованно! Мы, по крайней мере, вложим свой ваучер, куда положено. Потом мне приходили конвертики из этого фонда. Можно было забирать дивиденды — но, к сожалению, билет на метро стабильно стоил раз в десять дороже, так что я ни разу за ними не съездил.
И ведь даже не было обидно. Общенародное государство казалось нам чем-то вроде колхозного сада, из которого мы, мальчишки, понемногу таскали спелые яблоки и груши, а строгий сторож нас шугал. В какой-то момент сторож собрал урожай и уехал на рынок, а мы — айда, пацаны! — бросились рвать, что осталось. И глупо было обижаться, что оставили самые крохи, всё равно ведь это было не наше. Тут уж кому сколько повезло нарвать, да и суровый сторож мог в любой момент вернуться.
Мы были готовы на многое, лишь бы он не возвращался. На танковые бои в центре города, на набитые долларами коробки из-под ксерокса, на «раздавить гадину» и на ваучерную приватизацию. Мы даже согласились назвать всё это демократией, потому что… ну, потому что другого варианта не было, или нам так тогда казалось. Мы привыкли так жить. Заранее заложили в водительские права крупные купюры, а в бизнес-планы — взятки и откаты. А что, было ведь колхозное, стало мое, ну так делиться надо, по крайней мере с серьезными пацанами. А то вдруг опять сторож придет.
А и Б сидели на трубе, естественно, нефтяной, и спорили о судьбах русской демократии. А твердило, что рынок всё расставит по местам и жаловалось на тупой и неблагодарный народ. Б скорбело о социальной справедливости и ругало Чубайса. Свободными были девяностые или лихими? Благословенными или проклятыми? Справедливости не хватало или милости? А это для кого как. У нас было столько девяностых, сколько в колхозном саду яблок, и уж тут кому гнилая падалица, а кому отборное наливное. Главное, никто и не смотрел в сторону соседа.
А потом как-то так А упало, Б в Думу не попало, и спор о девяностых утратил всякую актуальность. Шли нулевые. Подрастали совсем другие мальчишки и девчонки. Они не лазили в сад, потому что сад давно был разбит на индивидуальные участки, каждый за бетонным забором с колючей проволокой под током, и стреляют без промаха в лоб. А того самого сторожа они видели только в книжках с картинками, им никто ничего не выносил в коробках, они никуда не вкладывали свой ваучер.
Они знали, что справедливости ждать не приходится, милости тоже, но для них это был не очередной проклятый вопрос русской истории, а явление природы. Да, зимой холодно, да гаишники устраивают подставы, да, положенное по закону дают только по взятке. Всё давно схвачено и поделено. Мы ведь когда-то сами на это согласились, почти незаметно для себя…
Мы, но не они. И в какой-то момент вышел в интернет длинноволосый мальчик и сказал: «Здравствуйте, я Кац. Хочу быть депутатом муниципального собрания. Знаю, что оно ничего не решает, что фамилия у меня не такая и что вообще всё совсем не под нас с вами заточено. А давайте — ну по приколу — все-таки попробуем не играть по этим правилам? Надо же с чего-то начинать!»
И оказалось, что он такой не один. Дети индиго и интернета, свои ваучеры они покупают в турагентствах и едут смотреть мир. И не верят, что нашу погоду невозможно изменить. Всегда ведь можно сесть в самолет и оказаться на Бали, под пальмами. А если совсем расстараться, можно и шенгенскую долгосрочную визу, и вид на жительство, и стипендию-замужество, и что там еще… Ну, а если свалить сложно, да и не нужны мы там никому, значит, надо что-то менять по месту прописки. «А что же девяностые?! — в ужасе всплеснули руками А и Б, давно отодвинутые от трубы, — благословенные они или проклятые, свободные или лихие?» Ребята пожали плечами: «Мы тогда еще маленькие были. А что? Это вы вообще к чему?»
В Библии есть история о том, как израильтяне вышли из египетского рабства и отправились в Землю Обетованную. Могли войти туда сразу, но… не смогли, не захотели, забоялись. Всё вспоминали котлы с мясом в египетской земле, и как овощи там давали бесплатно. Так что кружили они по пустыне сорок лет, пока не умерли те, кто родились рабами. Отвоевать свою землю и укрепиться в ней смогли только дети свободы.
Срок жизни заметно увеличился с библейских времен, но и общественные процессы ускорились, так что может быть, пяти-, шести— или даже сорокалетку удастся завершить досрочно. Есть надежда, и что и мое поколение туда войдет. Ошибки, обиды и разочарования по пути обязательно будут — но сегодня, похоже, другие, чем тогда.
Куда бы мы ни вложили свой ваучер, это теперь не имеет ни малейшего значения. Выросли дети, совсем другие, чем мы — и очень похожие на нас. А дальше посмотрим.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.