Глава седьмая
Глава седьмая
— Они не уходят сегодня, — сказал Мицраим, стоявший у окна. — Они снова пошли вокруг города!
Иовав подошел к нему и заглянул через плечо, чтобы увидеть самому.
— Правда!
Раав проверила запасы воды. Удовлетворившись тем, что воды было еще довольно много, она наполнила миску и подозвала Авива.
— Мы должны приготовиться, — она обмакнула в воду кусок ткани и отжала его над миской. — Мы же хотим выглядеть хорошо, когда они придут за нами.
Она вымыла пыльное лицо Авива. Он поморщился, когда она начала чистить ему уши.
— А скоро они придут?
— Мы приготовимся и будем надеяться, что Господь избрал этот день.
— А как они войдут в город?
— Господь, Бог их, впустит их. А теперь иди и попроси маму надеть на тебя чистую одежду. Босем, подойди, вымоем лицо и руки.
Раав взглянула на мать и сестер, которые сидели, уставившись на нее. Она не могла справиться с восторгом и радостью, переполнявшими ее.
— Вставайте! Умойтесь! Расчешите волосы. Наденьте лучшую одежду! Разве мы можем встречать наших избавителей в грязной одежде и с мрачными пыльными лицами? — она рассмеялась. — Мы должны нарядиться, как будто собрались на брачный пир!
Она открыла шкаф и стала вынимать платья, которые накупила за много лет.
— Сегодня весь Ханаан увидит, что стены не могут удержать Господа, Бога нашего. Сегодня день нашего избавления!
Кто-то пробормотал:
— Ты вчера это говорила.
— И позавчера, — добавил кто-то другой.
* * *
Три раза израильтяне обошли вокруг города. А затем четвертый и пятый, и шестой раз. Салмон чувствовал, как с каждым кругом его сила растет, ведь настал день Господень, и сегодня Господь явит Себя. Красная веревка свисала из окна недалеко от восточных ворот. Салмон неотрывно смотрел на нее, начиная обходить город в седьмой раз, Ефрем шагал рядом с ним.
А затем прозвучало повеление. Иисус сказал:
— Воскликните! Ибо Господь отдал вам город! Город и все, что в нем, должно быть полностью уничтожено, как жертвоприношение Господу. Только Раав, блудница, и все, кто будет в доме ее, должны остаться в живых, за то, что она укрыла соглядатаев, посланных нами. Не берите себе ничего из заклятого[3]. Или вы сами навлечете на себя погибель и наведете заклятие на весь стан израильский. Все, что сделано из серебра, золота, бронзы или железа, должно быть посвящено Господу и принесено в сокровищницу Господню.
С началом седьмого круга сердце Салмона забилось сильнее и чаще. Его ноги тверже становились на землю, и звук его шагов сливался со звуком тысяч и тысяч других и эхом отзывался в горах на западе.
А затем все воинство повернулось к городу. И звук юбилейных труб утонул в звуке миллиона голосов, прокричавших грозный воинственный клич.
* * *
Сердце Раав дрогнуло от этого устрашающего звука. Она услышала глухой рокот и вопли людей в башне над воротами и ухватилась за подоконник, потому что все вокруг содрогнулось. Мать и сестры вопили от ужаса, и даже отец с братьями кричали.
— Стены!
Пыль поднялась вверх, когда камни начали вываливаться из стен и падать вниз. Весь участок стены между ее домом и воротами рушился на глазах, камни лавиной катились на дорогу. Люди падали со стен, а сверху рушились камни, погребая их под обломками укреплений.
Тогда израильтяне ринулись в город, и от их крика у нее зашевелились волосы. Тысячи воинов бежали прямо на нее с поднятыми в руках обнаженными мечами. Раненые при падении со стен пытались подняться. И были добиты первыми добежавшими израильтянами.
Раав спрыгнула со ступеньки у окна.
— Соберите свое имущество. Нужно быть готовыми к приходу наших избавителей. Быстрее, Бейсмат! Дети, становитесь за мной!
Она вышла вперед, когда крики израильтян стали громче. Внешняя стена ее дома раскололась, и часть ее выпала, образовав большой пролом.
— Вы все встаньте позади меня. Быстрее! — она старалась перекричать грохот. — Не бойтесь! Держитесь!
* * *
— Сдержите свое обещание! — прокричал Иисус Салмону и Ефрему. — Пойдите в дом блудницы и выведите ее и ее семью из города!
Ревность о Господе нарастала в Салмоне, пока кровь не вскипела в нем. Отмщение было в руке его. Издавая воинственный клич, он бежал, выпустив на волю весь гнев, который сдерживал долгие семь дней, слыша издевки и хулу, звучавшие со стен. Он не смотрел ни налево, ни направо, он бежал прямо к рухнувшим воротам. Размахивая мечом, Салмон зарубил иерихонского воина, который пытался скрыться от мстящего воинства Божьего.
— Сюда! — Салмон перекричал шум, поднятый разъяренными воинами и перепуганными хананеями. — Сюда, Ефрем!
Они свернули направо и побежали по улице, по которой Раав вела их в день, когда они впервые вошли в город. Тысячи израильских солдат хлынули в город через разрушенные стены, воины Иерихона были в панике, их голоса были беспорядочной смесью ужаса и растерянности. Салмон отразил удар напавшего на него война, выбив оружие из рук нападавшего. Разрубив врага, он продолжил бег.
Воздух был наполнен криком хананеев, погибавших от меча победителей.
— Раав! — прокричал Салмон, пробегая мимо разрушенных домов, раздавивших своих жителей. Где же она? Часть стены ее дома все еще стояла, хотя другие обрушились на улицу. — Раав!
— Мы здесь!
Ее сердце затрепетало, когда она услышала его голос. Дверь ее дома расколовшаяся надвое, лежала на заваленной камнями улице. Салмон вошел через пролом в стене и обнаружил ее стоящей посреди комнаты и еще больше десятка человек у нее за спиной. Ее руки были разведены, как если бы она пыталась заслонить собой семью. Ее прекрасное лицо было бледным, но глаза горели. Ефрем вбежал следом за ним.
Раав приветственно склонила голову, проявляя уважение.
— Мы ждали вас.
Опустив меч, Салмон шагнул вперед и протянул руку.
— Пойдем со мной.
Он почувствовал прохладу ее пальцев, когда взял ее за руку. Внимательно посмотрев на нее, он заметил, как пульсирует венка на ее шее. Она вовсе не была такой спокойной, какой казалась.
— Теперь ты в безопасности, Раав. Мы выведем тебя отсюда.
Он повел ее к дверному проему.
— Если хотите жить, следуйте за нами! — крикнул Ефрем остальным.
* * *
Раав почувствовала, как краска заливает ей лицо в тот момент, когда молодой человек повел ее с собой, отделив от родственников. Она оглянулась и протянула к ним руку, потом увидела, что ее отец, мать, братья и сестры со своими детьми послушались приказа Ефрема, а он занял оборонительную позицию за ними.
На другой стороне улицы вспыхнул огонь. Тела соседей лежали в дверях их домов. Крики доносились из центра города. Она слышала, как камни падают на улицу у нее за спиной. Оглянувшись, она увидела, как обрушился ее дом.
Салмон отпустил ее руку и обхватил за талию.
— Сюда, — решительно сказал он, подталкивая ее вперед. — Быстрее, — через плечо он видел, что ее родственники бегут за ними.
Когда Салмон остановился, чтобы помочь остальным, Раав протянула руки Авиву. Малыш споткнулся о камни, но она успела поймать его. Авив прижался к ней, уткнувшись лицом в ее плечо. Куда бы она ни взглянула, везде была кровь и смерть. Они выбирали путь среди развалин стены. Раав оглянулась на остальных.
— Поторопись, Раав! — приказал Салмон. — Не оглядывайся! Мы позаботимся об остальных. А теперь беги! жди нас под пальмами.
Выбравшись из завалов, Раав побежала дальше. И бежала, не останавливаясь, пока не оказалась в тени пальм. Она поставила Авива на ноги и повернулась, чтобы поторопить остальных. Втягивая воздух в горящие легкие, она кричала матери и сестрам, бежавшим с развалин со своими детьми. Отец и братья двигались медленнее, нагруженные семейным добром. Салмон и Ефрем с обнаженными мечами в руках прикрывали тыл, готовые защитить их, если понадобится.
Лицо матери посерело, Раав усадила ее в тени и прислонила к пальме. Бейсмат, Голан и Гера плакали и прижимали к себе детей. Агри размазывала слезы и смотрела назад — на город. Раав проследила за ее взглядом.
Иерихон выглядел так, будто с небес спустилась рука и сравняла его с землей. Стены и башни превратились в нагромождение камней, в беспорядке раскатившихся по равнине. Крики все еще разрывали воздух, когда над городом поднялся дым от пожара.
— Сюда, — сказал Салмон, беря Раав за руку. Он повел ее к израильскому стану в Галгале.
* * *
На закате великий торговый город — Иерихон — пылал. Воздух был наполнен едким запахом, дым столбом поднимался в темнеющее небо. Красно-оранжевые языки огня лизали остатки деревянных обломков в круге каменных развалин. Туда, где сидела Раав, доносился густой тяжелый запах горящей плоти.
Дрожа, Раав подтянула колени к груди и обхватила их руками. Она была истощена и утомлена, испытывая огромное облегчение, оттого что спаслась, и вместе с тем ее наполняла печаль. Все эти люди были теперь мертвы, потому что были глупы и уповали на построенные человеком каменные стены, вместо того чтобы уповать на Бога, сотворившего камни. Они слышали истории о Нем так же, как и она. Почему же они отказывались верить?
Салмон и Ефрем охраняли ее и семью, когда израильтяне возвращались после сражения.
— Никто из ваших людей не несет никакой добычи, — с удивлением произнес Мицраим.
— Иерихон заклят, — ответил Ефрем.
Салмон был настроен более благожелательно и был готов объяснить.
— Устами Иисуса Господь повелел убить все живое в городе мужчин, женщин, детей — молодых и старых; волов, овец и ослов. Все золотые, серебряные, бронзовые и железные изделия, которые останутся после пожара, будут принесены в сокровищницу Господа. Мы ничего не возьмем себе.
Раав опустила голову на колени. Она не хотела, чтобы Салмон и Ефрем увидели ее слезы. Они могут понять их неправильно и подумать, что она оплакивает разрушенный город, или что она не благодарна им за то, что они сдержали обещание. Ее сердце было исполнено благодарностью Господу Богу небес и земли, Который побудил этих мужчин сдержать свое обещание. Она и все члены ее семьи были живы и в безопасности.
И все же она ожидала большего. О, намного большего.
Кто-то взял ее за плечо. Она оглянулась и увидела брата Иовава, наклонившегося к ней.
— Прости, что не доверял тебе, Раав.
— И меня прости, — сказал Мицраим. — Бог евреев действительно могущественный Бог. — Мицраим сидел со своими женой и детьми, крепко обнимая их.
Последние израильтяне возвращались в Галгал.
— Здесь вы будете в безопасности, — сказал Салмон. Он поклонился Раав, а затем повернулся и пошел прочь. Ефрем последовал за ним.
Раав встала и смотрела им вслед, пока их фигуры не растворились в сгущающихся сумерках. За ее спиной никто ничего не сказал. Когда они скрылись среди шатров Израиля, она закрыла глаза и попыталась справиться с охватившим ее отчаянием.
Прошло много времени, прежде чем к ней подошел отец и обнял ее за плечи.
— Мы все вздохнули с облегчением, дочь моя. Благодаря твоей мудрости мы все живы и невредимы.
Она отмахнулась со злостью.
— Мы все живы благодаря Богу, — по ее щекам потекли слезы.
— Да, конечно.
Правильные слова, но не от сердца сказанные. Раав печально покачала головой. Никто из близких ей людей не понимал ее печали. Даже сейчас, после всего, что они видели и слышали, они не разделяли ее веру и желание ее сердца. Не понимали они и ее отчаяния. Она была недостойна стать одной из израильтян. Бог спас ее от гибели. Он проявил милосердие к ней и ее семье. Но это не означало, что она могла предстать перед Ним. Это не означало, что она может занять место среди Его народа. В лицах израильтян она видела, что для них она все равно всего лишь «иерихонская блудница».
Ее плечи вздрогнули, и ей пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы сдержать рыдания.
— Ты плачешь о тех, кто погиб, Раав?
— Нет, — устало ответила она.
Она плакала, потому что ее мечта последовать за истинным Богом обратилась в прах. Она была вне стана израильского.
* * *
Эту ночь Раав спала урывками и встала рано утром. Она стояла в рассветном сумраке, наблюдая, как просыпается израильский стан. Когда поднялось солнце, она увидела троих человек, шедших к ним. Сердце замерло на мгновение, и она кинулась будить остальных. Все быстро проснулись и стали рядом с ней. Раав встала рядом с отцом.
Она сразу узнала Салмона и Ефрема. Но с ними был еще старец, который шел с большим достоинством. Она и родственники поклонились пришедшим.
— Это он, — тихо сказал отец. — Тот человек, которого я встретил в пальмовой роще сорок лет назад! — Он встал на колени, коснувшись земли ладонями и лбом. — Я бы не мог не узнать его.
Это был человек, которого она видела изучающим стены перед началом шествия, человек, поклонившийся воину с обнаженным мечом.
— Встаньте! — сказал старейшина, стукнув по земле посохом. — Должно поклоняться Богу, а не человеку.
Раав быстро встала и помогла подняться отцу. Она почувствовала, что он дрожит. И неудивительно, потому что когда она взглянула в глаза предводителя, она тоже задрожала. Никогда еще она не видела такого сурового взгляда.
— Я Иисус.
— Мы уже встречались однажды в пальмовой роще много лет назад, — сказал отец. — Я знал, что ты вернешься.
— Я помню тебя, Авиасаф.
Отец вновь склонил голову.
— Благодарю тебя за то, что ты сжалился над моей семьей и пощадил наши жизни.
— От гибели вас спас Бог, а не я, — сказал Иисус. — Но теперь вы должны решить, как будете жить дальше. Вы задумывались над своим будущим?
— Наше единственное желание — остаться в живых.
— Ваши жизни дарованы вам, — сказал Иисус. — Никто из израильтян не причинит вам зла. Куда бы хотите идти?
— Если все так, как ты говоришь, и мы можем сами выбирать свой путь, — осторожно продолжил отец, — тогда я просил бы разрешения вернуться в пальмовую рощу, чтобы мы могли жить там спокойно и сами зарабатывать на жизнь.
Раав закрыла глаза, ее сердце оборвалось.
Иисус склонил голову, соглашаясь.
— Ты можешь идти, Авиасаф, ты и твое семейство, да пребудет с тобою мир!
Испугавшись, что он уйдет и у нее больше никогда не будет возможности просить о себе, Раав вышла вперед.
— Я не хочу уходить!
Все глаза теперь были устремлены на нее. Отец и братья смотрели с тревогой, мать и сестры со страхом.
Глаза Салмона засияли, и он уже готов был заговорить от ее имени, но она отвернулась от него. Она могла только представить себе, каким нападкам он мог подвергнуться за то, что дал клятву спасти ее и все ее семью. Она не могла рисковать и подвергнуть его позору сейчас. Кроме того, она не верила в силу человека. Пусть Бог будет ее судьей. Если бы Он был орлом, а она мышью, стремглав бегущей в поисках убежища, она все равно хотела бы, чтобы этим убежищем стали Его могучие крылья.
Иисус рассматривал ее, но его взгляд не выдавал его мыслей.
— Ты — Раав, блудница, которая укрыла наших соглядатаев.
— Я Раав.
— И чего же ты хочешь, женщина?
Ее отец принял решение за семью, но у нее была единственная возможность, и на одно мгновение эта возможность была в ее руках.
— Не бойся, — сказал Иисус. — Говори.
— Я хочу жить среди народа Божьего и принадлежать Богу, чего бы это ни стоило.
Иисус повернул голову и посмотрел на Салмона. Раав задержала дыхание, всматриваясь в израильтян. Отдавал ли Иисус Салмону немой приказ казнить ее и всю семью и избавить всех от этой обузы? Обвинял ли он юношу в этой ее возмутительной просьбе? Она почти что представляла себе его мысли: «Как смеет эта бесстыдная блудница думать, будто она заслуживает пребывать среди народа Божъего! Не достаточно ли того, что мы подарили ей жизнь? Разве у нее есть право просить большего? Надо с ней покончить!»
— Если я не могу быть частью народа, принадлежащего Богу, тогда лучше бы я умерла вместе со всеми заблудшими душами там, в Иерихоне!
Отец схватил ее за запястье и крепко сжал.
— Молчи, дочь. Благодари за спасение!
Раав вырвала руку и снова обратилась к Иисусу.
— Я благодарю Бога за мое спасение, но вы сказали, что мы можем решать, и я решила не возвращаться к моей прежней жизни. Я хочу начать жизнь заново. Как если бы я стала новым творением Божьим!
— Она не понимает, что говорит, — сказал быстро отец.
— Она понимает, — возразил Салмон.
— Она всего лишь женщина, причем глупая, — проворчал Мицраим, и в его голосе ясно чувствовались злость на нее и желание заставить замолчать. «И это говорит человек, который готов был вверить свою жизнь стенам крепости Иерихона и идолам, обращенным теперь в прах, погребенным под развалинами», — со злостью подумала Раав, не позволяя сбить себя с толку.
Иисус поднял руку, призывая всех к молчанию.
— Господь явил Свою милость всем вам, — сказал он. — Но к этой женщине Он проявил сострадание сверх всякой меры. Авиасаф, ты получишь просимое. Бери семью и иди с миром. Живите в пальмовой роще так, как хотите. Предупреждаю: Иерихон проклят. Всякий, кто попытается отстроить его заново, поплатится жизнью не только первенца, но и младшего сына.
— А что будет с моей дочерью?
— Если Раав хочет остаться, она может оставаться.
Когда Иисус и двое других израильтян ушли, ее глаза наполнились слезами. Она печально опустила голову.
— Видишь теперь, как оно, — сказал Мицраим, в то время как его жена начала переупаковывать вещи. — Они считают себя лучше нас. Они не хотят, чтобы такая женщина, как ты, жила среди них.
Раав не ответила. Она знала, что он говорит правду. Но не хотела, чтобы он видел ее боль.
— Мы построим тебе дом у дороги, Раав, — предложил Иовав. — Ты сможешь начать прибыльное дело…
— Я остаюсь здесь, — она села.
— Упрямая женщина! Будь разумной!
— Разумной? — она уставилась на брата. — По-твоему, это разумно — уходить от Бога, Который защищает Свой народ?
— Он не защитил наш народ! — вскричал Мицраим, указывая на Иерихон. — Ты еще можешь почувствовать запах сгоревших тел.
— Мой народ там, — возразила Раав, указав на Галгал.
— Я хочу домой, — плача сказала мать. — Когда мы сможем вернуться в наш дом в роще?
— И ты снова вернешься к своим маленьким деревянным идолам? — с горечью в голосе спросила Раав.
— Бог, разрушивший Иерихон, не для нас, — рассудительно ответил отец. — Мы живы, а это главное.
— Нет, отец. Недостаточно просто жить и не служить Тому, Кто спас нас.
— Для тебя, может, и недостаточно, — сказал Мицраим, — а для нас вполне достаточно.
— Тогда идите!
— Пожалуйста, пойдем с нами, дочка, — умоляла мать. — Что с тобой будет, если ты останешься? Израильтяне никогда не позволят тебе жить с ними.
— Я заставлю ее пойти, — в гневе сказал Мицраим, пытаясь ее схватить.
Раав отмахнулась от его рук.
— Мужчины куда сильнее тебя пытались подчинить меня своей воле! Не пытайся!
— Оставьте ее в покое, — сказал отец, взваливая мешок на спину. — Дадим ей несколько дней на размышления. Разум вернется к ней.
— Когда же разум вернется к вам? — вскричала она. — Как вы можете уходить после того, как видели истину?
— Какую истину? — спросил Иовав.
— Вас спас Бог!
— Нас спасла ты, Раав, — ответил отец. — И мы тебе благодарны.
— Но вы же все знаете истории о Боге так же, как и я. Разве я не пересказывала их вам каждый раз, как слышала сама?
— Да, этот Бог обладает великой силой.
— Всей силой!
— Тем более надо уходить, дорогая. От такого Бога лучше держаться подальше.
— И как же ты собираешься в этом преуспеть, отец? Где ты сможешь спрятаться от Него?
Отец выглядел встревоженным, но остался непреклонен.
— Мы будем тихонько жить среди пальм, как нам позволил Иисус. Мы будем заниматься своими делами и не вмешиваться в их дела. И, таким образом, мы будем в мире с народом Израиля и их Богом.
Покачав головой, она посмотрела в сторону израильского стана в Галгале и заплакала.
— Пойдем с нами, — сказала Агри, — пожалуйста, сестра. Ты здесь будешь совсем одна.
— Я остаюсь.
— А если они свернут лагерь и уйдут?
— Я пойду за ними.
— Почему?
— Потому что я должна. — Как она могла объяснить, что жаждала Бога, как лань жаждет воды?
Тихонько плача, Агри поцеловала Раав в голову и отошла.
* * *
Салмон с Иисусом стояли у края лагеря.
— Я говорил, что она не уйдет с ними.
— Оставь ее на три дня. Дай ей время обдумать свой выбор. Если она останется, ты можешь пойти и привести ее в шатры Израиля.
— Она женщина и совсем одна. Ее надо охранять?
Иисус улыбнулся:
— Она уже под охраной.
* * *
С восходом четвертого дня своего одиночества Раав заметила идущего к ней человека. Это был Салмон. Не улыбаясь, он подошел ближе, и она попыталась догадаться, какую суровую весть он несет ей. Может быть, Иисус послал его, чтобы прогнать ее.
— Ты провела здесь три дня, — сказал он, остановившись с другой стороны ее костра.
— Иисус сказал, что у меня есть право выбирать, и я решила остаться здесь, — Раав поворошила огонь. Зерна оставалось только на то, чтобы испечь один хлеб на сегодня, завтра придется голодать.
— Как долго ты собираешься оставаться здесь?
— Так долго, как долго Израиль останется в Галгале.
— Мы скоро уйдем.
— Тогда я тоже пойду.
Салмон выпрямился, и она подумала, что сейчас он уйдет.
— Я введу тебя в свой шатер и укрою тебя своим плащом.
Раав покраснела, услышав его предложение.
— Ты? — она закрыла лицо руками.
Салмон слегка нахмурился.
— Ты отказываешь?
— Ты так молод!
Он усмехнулся.
— Я достаточно взрослый.
Она горько рассмеялась.
— Жениться на такой, как я? Ты не понимаешь, что говоришь. Ты что, не слышал Иисуса три дня назад? Я Раав — блудница, блудница в глазах Израиля и всякого, кто слышал обо мне.
— О, да, женщина с прошлым, которой Бог подарил будущее.
— Не шути с этим, — зло сказала она, стараясь не расплакаться. Если бы она могла прожить жизнь заново, она многое бы изменила.
— Я не шучу, Раав.
Салмон обошел костер. Взял ее за руки и поднял на ноги.
— Как ты думаешь, зачем мы с Ефремом приходили в Иерихон?
— Чтобы разведать город.
— Так нам сказали.
— Так вы сказали, — нахмурясь, она посмотрела на него.
— Так мы думали, но я пытаюсь кое-что понять с тех самых пор, как встретил тебя.
У него были самые прекрасные и нежные карие глаза.
— Что ты хочешь понять?
Когда он нежно прикоснулся к ее щеке, ее сердце учащенно забилось.
— А что если Бог послал нас, чтобы отыскать тебя?
— Для чего Богу спасать такую никчемную женщину, как я?
— Бог знает Своих людей, где бы они ни были. Даже если они в стенах языческого города. Он знал тебя, Раав, и Он ответил на мольбу твоего сердца. Бог спас тебя от смерти, и теперь Он предлагает тебе возможность стать частью Его народа.
Она покачала головой и отступила от него. Как бы ни нравилась ей эта идея, из нее ничего не выйдет.
— Я знаю, что Бог — мой Спаситель. Я также знаю, что Он Бог надо всем и Господин моей жизни.
— Тогда прими благословение, которое Он тебе предлагает, — Салмон улыбнулся и положил руку на сердце. — Молодого мужа.
Раав безрадостно рассмеялась.
— Молодого и импульсивного, — вырвавшись, она отвернулась. — Поразмысли пару дней, и ты будешь рад, что я сказала «нет».
— Я все решил в день, когда встретил тебя.
Она изучающее посмотрела на него, приподняв бровь.
— О, правда? — как часто приходилось ей слышать подобную нелепицу! Царь Иерихона как-то говорил то же самое. — И когда же ты все понял, Салмон? Когда я свешивалась из окна и бесстыдно зазывала вас? — Раав коснулась своих волос. — Или мои развевающиеся черные локоны зажгли в твоем сердце огонь? — она коснулась шеи. — Или другие привлекательные черты? — ее пальцы играли с вырезом платья.
Он продолжал смотреть ей прямо в глаза.
— Когда я увидел тебя в первый раз в окне стены Иерихона, я увидел блудницу. Дерзкую. Бесстыдную. Но когда я вошел в твой дом, и ты говорила с нами, я увидел настоящую тебя — мудрую, достойную похвалы женщину.
— О, Салмон… — когда она снова попыталась отвернуться, он схватил ее и повернул лицом к себе.
— И почти с того момента, как ты провозгласила свою веру в Бога, я полюбил тебя.
— Полюбил?
— Да, полюбил. За всю свою жизнь я не встретил в Израиле женщину, более достойную похвалы, чем ты. Все девушки, которых я знаю, видели огненный столп, облако, которое встает и ведет нас через пустыню. Они пили воду из скалы и ели манну с небес. И тем не менее их вера не может сравниться с твоей. От тебя произойдут пророки… может быть, даже Мессия.
— Мессия? Что означает это слово?
Салмон опять улыбнулся.
— Тебя еще столькому надо учить, так много ты не знаешь. История нашего народа, Закон, обетования Божьи… — с нежностью он взял ее лицо в ладони. — Стань моей женой, и я буду учить тебя.
— А что скажет твоя семья?
— Что я поступил весьма благоразумно, выбрав себе такую жену. Халев уже дал свое согласие.
— Кто такой Халев?
— Он начальник нашего колена, колена Иудина. Он был с Иисусом, когда Моисей послал соглядатаев в Ханаан сорок лет назад. Из всего поколения моего отца в живых остались только Халев и Иисус. Халева все высоко чтят, — Салмон улыбнулся, проводя рукой по ее волосам. — Он сам хотел на тебе жениться, но я сказал, что ему и одной жены было слишком много.
Раав проглотила слезы, поражаясь милости Божьей. Сначала Он спас ее, а теперь Он давал ей в мужья истинного человека Божьего. Салмон станет ее мужем! Она об этом и мечтать не могла.
— Ты женщина, которую я ждал, — тихо сказал Салмон. — Пойдем со мной.
Она подняла руку, давая ему понять, что ей надо успокоиться. Она не могла произнести ни слова из-за комка в горле. Салмон нахмурился, испугавшись. Раав понимала, что должна сказать что-нибудь или как-то показать ему свое решение. Отойдя от него, она встала на колени и засыпала огонь землей. Собрав в узелок свои вещи, она выпрямилась, по ее щекам текли слезы радости.
Улыбнувшись, Салмон подошел и отер их. И если раньше она сомневалась в его словах о любви, то теперь сомнений не осталось, потому что его глаза светились радостью человека, чья долгожданная мечта наконец-то сбылась.
Салмон поднял ее вещи, взял за руку и повел домой.