Глава 12

Глава 12

Барон, ободренный все возрастающей уверенностью в жизнь Наиды, успокоился. С лица исчезла печать ярма, пеленою закрывавшая будущность; только углубившаяся седина оставалась неизгладимым шрамом переживаний этих дней среди иссиня-черных его кудрей.

Только теперь Голубенко снова приступил к работе, благодаря Бога за благополучие исхода этой трагедии, за спасенную жизнь Наиды.

Одна только мысль не давала полного покоя – что будет с Колькой? Ипаном?

Андрей не знал, что на субботу Марц назначил цыганский суд, созывая наиболее влиятельных людей своего круга, передав всем о явке цыганской почтой.

Вечером в пятницу, Рома, подойдя к Голубенко, сказал:

— Ты хотел завтра с утра ехать домой. Я прошу тебя выехать вечером, а выходными пусть будет воскресенье и понедельник, потому что завтра у меня будет много гостей, разных гостей, почетных гостей.

— А веселья и не будет. Будет наша цыганская разборка. Я приготовил сюрпризы – каждому свой, кто чего заслужил. Ты должен быть обязательно! И как свидетель, и как настоящий друг.

Голубенко воспринял слова барона как новый призыв к молитве за тех, кто будет завтра судим – только молитва к Богу могла опередить жестокость сердец, не познавших Бога.

Часть ночи была проведена на коленях, но и, лежа уже в постели, Андрей долго думал о тех, кому уже было брошено семя Слова Божьего – как не хотелось, чтобы дьявол потоптал его первые всходы!

Утром следующего дня барон встречал гостей, приехавших с других городов и деревень, явившихся при всех своих регалиях. Напротив двора Марца скопилось много автомобилей. Видя нечто не совсем обычное, явился участковый милиционер, интересуясь причиной сборища. Марц, подойдя к нему, сказал:

— Мы же порядок не нарушаем, ничего плохого не собираемся делать, а если есть у тебя какие сомнения – можешь посидеть с нами и убедиться сам.

Но участковый, направляясь к выходу, только сказал:

— Смотри, Марц, чтобы безобразия не было. Ты и так весь город на ноги поднял. Да и меня уже замучили телефонные звонки из разных инстанций. Как там Наидка?

— О, слава Богу! Поправляется. Благодарю за твое внимание.

— Меня не за что благодарить, а вот Андрея поблагодари – можешь даже золотой памятник ему поставить, если бы он ей кровь не перекрыл, здесь, во дворе бы скончалась...

— А ты не учи меня, что делать – мы и сами с усами. Уж его-то я не обижу.

В то время, когда Марц разговаривал с участковым, гости рассматривали отделку здания, в которое вскоре должен был переселяться барон. Все хвалили работу, восхищаясь искусством мастеров, и мало-помалу разговоры сосредоточились на Голубенко. Сегодня он был как именинник. Каждый из собравшихся и по-русски и по-цыгански, по-своему, благодарил Андрея: кто за мастерство – пожимая руку и похлопывая по плечу, кто просто смотрел с восхищением на героя дня, радуясь спасению Наиды, а кто выражал чувство признательности за кровь, данную им, обнимая и даже целуя "еврея", ставшего другом цыган.

Марц, поднялся на ступени крыльца и по-русски (в расчете на Андрея) сказал:

— Ромалэ, до меня дошел слух от плохих людей, что я даже "спасибо" не сказал Андрюше за все то доброе, что сделал он моей Наиде. Он, в полном смысле слова, спас ее. И чтобы и вы не думали, что я жадный, я призвал вас всех, а также соседей и родичей, как свидетелей, чтобы отблагодарить того, кто стал для меня как брат. Ничто теперь для меня не ценно так, как воскресшая моя чергэн, которую я люблю и буду еще вдвойне теперь любить.

— Андрюша! Подойди сюда ко мне, прошу тебя.

Голубенко сделал несколько шагов к нему.

— Прости меня, что я тебя не понимал и часто грубил, оскорблял. Но особенно за то прошу прощения, что я сам так понимал и других настраивал говоря, что вы, баптисты, детей в жертву приносите... А оказалось, что да, приносите, но приносите не детей, а себя в жертву, да еще и за чужих детей. Перед всеми прошу прощения.

— Прощаю, и пусть Бог тебя простит за это – сказал проповедник.

— А теперь я готов выполнить любое твое желание или просьбу за то, что ты не только Наиду спас, но и меня с женой поднял из мертвых; хочешь автомобиль тебе куплю или дом, или... одним словом – ты сам скажи, что хочешь... , что захочешь, то и сделаю!

Но еще ночью Бог открыл Голубенко, о чем ему должно просить.

— Марц, ты действительно выполнишь любое мое желание?

— Тэ мэрэв тсэ! Ты видишь, что я клянусь перед Богомиромалэ...

— Клятв не надо, потому что Христос их запретил, сказав. "Не клянись вовсе", хотя древним, действительно, было сказано, "не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои". Но я тебе поверю и без клятвы, как барону, твердое слово которого ценят ромалэ. Итак, ты готов исполнить мое желание?

— Да, говори же ... – на лице главного Ромы застыла ухмылка, как бы говорящая "Есть ли для меня что-нибудь невозможное?"

— Марц! Как христианин я ничего не должен просить у тебя за свою любовь к Наиде, выразившуюся в том, что Бог сделал через меня. Но не желая тебя обидеть, видя, что ты действительно преисполнен благодарности, прошу одного – чтобы ты никак не мстил Кольке за ту шалость, которая чуть было ни привела к смерти, но коль Бог нас всех помиловал в этом, помилуй и ты его, ради Бога, прошу тебя...

— О, нет! – перебил его барон, – Такую просьбу я не могу выполнить. Проси чего хочешь, только не этого! Это единственное, чего я выполнить не могу, даже Библия наша говорит: "Кровь за кровь, зуб за зуб, око за око!" Эти слова были настолько твердо сказаны, что Голубенко даже удивился, насторожился, но воспрянув духом, сказал:

— Закон "кровь за кровь" сказан был тоже древним из-за жестокости их, не знавшей еще жертвы Христа. Но Спаситель, совершивший чудный подвиг Голгофы, не мстил за Себя распявшим Его, напротив, молил Отца Небесного: "Прости им, ибо не знают, что делают". Сегодня Христос эти слова, сказанные на кресте, говорит уже тебе, Марц – "Прости им... "

— Ты одного не понимаешь, Андрей, что я цыган, к тому же барон, и не могу нарушить наши законы и традиции, строгости выполнения которых требую сам от других. Какой же я после этого буду барон, если сам нарушу свою клятву. Я клялся, что Колька будет купаться в своей же крови!

— Ты клялся и в том, что выполнишь все, чего я попрошу... Забудь о клятвах своих! Лучше вспомни, как ты молился со мной Богу и говорил Ему свое слово "прости". Бог ответил – Он сделал чудо, чему вы все свидетели и я прошу тебя о чуде, которое должен соделать ты, забыв обо всем, что противодействует его свершению!

Барон прослезившимися газами смотрел уже не на Голубенко, а на собравшихся, прося их милости не столько уже к Кольке, сколько к себе, связавшему себя двумя клятвами, противоречащими одна другой.

Некоторое время цыгане спорили. Их трудно было понять. Одни выкрики гасили другие, но оказалось, что спор их шел хотя и разными путями, но только к одной цели – пусть этот случай будет как исключение из правил, только бы Наида не была против.

Но Румида заявила при ее нескольких свидетелях, что пострадавшая никакого зла не испытывает к Кольке, подтвердив, что тот сделал это не во гневе, не с каким-то злым умыслом, а будучи увлеченным опасной шуткой.

— А вот еще одно доказательство ее прощения – с этими словами она показала всем открытку, одну из подаренных Наиде во время посещений Голубенко, которую теперь Румида должна была передать скрывающемуся Кольке от Наиды.

"Коля! Когда я уже прощалась с землей, то думала, что на кладбище появится еще один памятник, на котором будет написано: "Еще одним цветком земля беднее стала, еще одной чергэн богаче небеса...

Но теперь, когда я воскресла из мертвых, я хочу, чтобы и ты воскрес из мертвых.

Я тебя прощаю, не прячься!

Р.S. Если хочешь — принеси мне розы.

Наидка"

Открытка, прошедшая "по рядам", стала печатью прощения Наидой Кольки. Видя, что все собравшиеся едины с ее желанием, барон, в знак благодарности, даже поклонился им.

И, уже поворотясь к Андрею, радостно сказал:

— Видишь, невозможное стало возможным?! Но я все равно хочу сделать тебе подарок.

Голубенко ответил:

— Да, вижу, благодарю за это моего Господа и вас, но я хотел бы еще нечто сказать для всех собравшихся...

— Говори, говори! – раздалось с разных сторон.

— Я буду весьма грешен, если не скажу вам следующего:

Все эти дни я только и слышал похвалу в мой адрес, многие благодарности; некоторые из вас называли меня даже спасителем. Но Того, Кто действительно совершил это чудо, многие не заметили. Это наш Господь, Иисус Христос, Спаситель вчера, сегодня и во веки Тот же.

Вы так высоко оценили мою кровь, что я не могу не сказать о Крови Христа, ведь то, что я сделал по сравнению с тем, что сделал Христос – действие спички по сравнению с солнцем.

Моя кровь – это кровь всего лишь грешника, хотя и прощенного Спасителем, а Его Кровь, пролитая за нас – цыган, украинцев и прочих народов – Кровь Святого, непорочного Агнца, "предназначенного еще прежде создания мира" для нашего спасения (1 Пет. 1,19-20).

Моя кровь в Наиде будет действовать только временно, сила же Крови Христа, пролитой в умилостивление за грехи наши, действует и будет действовать вечно! Моя кровь распространилась на одного человека, сила же Крови Спасителя распространяется на всех человеков в мире, кто принимал, принимает или будет принимать верой Его искупительную жертву.

Ваша благодарность мне – пусть будет отдана только Тому, Кто ее действительно заслужил, а потому я не могу брать никаких подарков или награды, принятием которых я бы только подчеркнул то, что они пошли не по тому адресу. Я лишь раб, ничего нестоящий, сделавший то, что и должен был сделать.