Преподобный Лонгин Коряжемский

Преподобный Лонгин Коряжемский

В первой половине XVI века, в среде многочисленного братства Павло-Обнорского монастыря, спасался инок Лонгин. Он прибыл в монастырь в молодых годах, прошел длинный ряд различных послушаний, дожил до старческих седин и приобрел немалую опытность в иноческой жизни, так что все стали смотреть на него, как на старца испытанного, духовного и относиться к нему с особенным уважением. Был у него друг и собеседник в Корнилиевом монастыре инок Симон, уроженец Сольвычегодский, подобно ему старавшийся угодить Богу. Беседуя с Лонгином, Симон часто вспоминал свою родину, где, по его словам, было много мест весьма удобных для отшельнической, безмолвной жизни. Стремление к отшельнической жизни усиливалось более и более в душе обоих друзей, уже начавших тяготиться многолюдством общежития и возрастающим к себе от иноков почетом и уважением; оттого их мысли чаще и чаще останавливались на жизни уединенной. Бегать людей советовал монахам Арсений Великий, и почти все великие подвижники стремились всегда в пустыню и уединение, боясь как огня мирской славы. «И ты, господине князь Юрий, не подиви на нас о сем, понеже, господине, и сам ведаешь, каков нам вред приходит от похвалы человеческия, наипаче же нам страстным. Аще кто, господине, воистину свят и чист сердцем, ино и тем повреждение бывает от тоя тяготы, а нам, господине, еще всякой страсти повинным велика спона души от того», — писал преп. Кирилл Белозерский к Галицкому князю, желавшему посетить отшельника. Потому два друга, несмотря на то, что один из них находился уже в таком возрасте, когда люди обыкновенно ищут покоя и не любят перемен в жизни, оставили свои монастыри и пошли искать себе для жительства такого места, где бы, не развлекаясь ничем, неведомо для людей, всецело посвятить себя на служение Богу. Всего имения и богатства было с собою у Лонгина одно только деревянное распятие, которое дали ему в благословение от монастыря.[1]

Спустившись водою от Вологды до Устюга, странники скоро достигли Сольвычегодска, и на некоторое время остановились в тамошнем Борисоглебском монастыре; но жажда пустыни стала здесь томить их еще сильнее, и заставила снова отправиться в путь. Вышедши из города, странники пошли вверх по левому берегу реки Вычегды, и дойдя до Устья речки Коряжемы, остановились на берегу ее, в глухом лесу, в 15 верстах от Сольвычегодска. Лонгину понравилось это пустынное место, и он решился навсегда тут остаться. Не противоречил тому и спутник его Симон. Помолившись Богу, оба друга начали рубить лес и расчищать место, на котором общими силами построили сперва келью, а потом и часовню. Плакал от радости старец Лонгин, будучи весьма доволен своею пустынькою, и не находил слов, чтобы возблагодарить своего спутника за то, что указал такое прекрасное и уединенное место. Сей покой мой во век века, зде вселюся, яко изволих и (Пс. 131, 14), се, удалихся бегая и водворихся в пустыни (Пс. 54, 8), — говорил он, входя в келью после целодневных, тяжелых трудов, то по устройству себе помещения, то по очищению и приготовлению земли для посева хлеба, — ибо, несмотря на свою старость, он хотел питаться трудами рук своих. Блаженный Симон недолго пробыл вместе с Лонгином на устье Коряжемы; пособив старцу устроиться, он оставил его и пошел далее вверх по Вычегде, на речку Сойгу, за шестьдесят верст от Коряжемы. Лонгин остался один, и весь предался богомыслию, дни и ночи проводя в непрестанной молитве и псалмопении.

Скоро весть о нем разнеслась по окрестности, и к нему стали приходить люди, желавшие разделить с ним пустынные труды. Напрасно старец старался сперва всем отказывать, представляя трудность жизни в пустом месте, совершенное неимение средств к пропитанию и свое желание жить одному в уединении и безмолвии. Слова старца еще более привлекали к нему приходящих, так что первоначально построенная им часовня уже не могла вмещать в себе поселившихся с ним пустынников, и надобно было озаботиться построением молитвенного храма более просторного. Братия стала просить старца построить вместо часовни церковь и учредить при ней правильное общежитие. Не так думал, не того желал преп. Лонгин, неприятны и совершенно не по сердцу были для него слова братии, но, приняв желание братии за указание воли Божией, не смел преподобный, давно отрекшийся своей воли, противиться указанию свыше. Он построил храм во имя святителя Николая, трапезу и прочие необходимые для общежития службы, — таким образом составилась обитель Коряжемская, и сам блаженный старец был первым ее игуменом.[2]

Принявши старейшинство над братиею, преп. Лонгин старался превзойти всех подвижническими подвигами и несмотря на преклонные лета свои, всегда первый выходил на монастырские труды и более других работал для своей пустынной общины. Еще доныне цел выкопанный им колодезь, находившийся в его время в самой братской трапезе, а ныне вблизи храма, уже на открытом воздухе; цела жесткая и колючая власяница, которою он постоянно изнурял постническое свое тело; сохранилась и священническая фелонь, в которой преподобный воздевал свои руки, принося Богу бескровную жертву. Пришедши на Коряжему в преклонных летах, уже украшенный сединою, преп. Лонгин недолго пожил в своей новой обители. После многолетних трудов и подвигов в Павловом монастыре, блаженный старец, как будто для того и вызван был Промыслом на пустынные берега Вычегды, чтобы устроить здесь иноческую обитель и, по устроении ее, переселиться в обитель вечную. Блаженная кончина его последовала 10 февраля 7048 (1540) года при архиепископе Ростовском Досифее. Умирая, старец заповедал ученикам своим похоронить его при входе в храм у самого церковного крыльца, чтобы все идущие в церковь и из церкви попирали его могилу. Так смиренная душа, бегавшая славы человеческой при жизни, не хотела ее и по смерти. Как ни тяжело было для братии исполнение этого завещания, однако они не смели преступить его и погребли своего отца «у лестницы папертныя», там, где он сам приказал. Но Бог, смиряющий гордых и возносящий смиренных, не допустил, чтобы многотрудное и святое тело Его угодника навсегда оставалось в небрежении и было попираемо, и еще при жизни тех, которые погребали, прославил его нетлением и чудесами. В 7065 (1557) г., 15 лет спустя по преставлении преп. Лонгина, Устюжский воевода князь Владимир находился в столь сильном расслаблении, что не мог двинуть ни рукою, ни ногою; болезнь была так тяжела и упорна, что никакие лекарства не приносили больному ни малейшей пользы. Находясь в столь безнадежном положении, воевода увидел однажды во сне старца, который сказал ему: «Князь Владимир, если хочешь быть здоровым, молись Богу и обещайся вскоре побывать в Коряжемском монастыре, и прикажи тамошнему игумену и братии перенести на иное место тело начальника того монастыря, игумена Лонгина, и будешь здоров. Ибо неприлично телу Лонгина почивать на том месте, где оно ныне находится». Явившийся старец подробно рассказал, где находится тело и куда перенести его. Пробудившись от сна, князь Владимир весьма дивился необычайности и ясности своего сновидения и, не надеясь получить облегчения от лекарств, решился немедленно отправиться на Коряжему. По прибытии в монастырь, он сам указал место, где был погребен преподобный, и куда надлежало перенести его, хотя до того времени не только никогда не бывал в монастыре, но даже и не слыхал о нем. Когда по его приказанию гроб преп. Лонгина был вынут из могилы и перенесен в новую, близ северной стены церкви, князь тотчас же сделался здоров, как будто и не подвергался болезни. Радуясь и благодаря Бога и Его угодника за свое чудесное исцеление, князь рассказал игумену и братии о бывшем ему сновидении и приказал над гробом преподобного устроить часовню. Когда слух об исцелении князя разнесся в народе, многие стали приходить в монастырь и совершать над гробом преподобного панихиды; все, приходившие с верою, получали исцеление от своих болезней.

Преп. Лонгин, подавая при гробе своем исцеления невидимо, являлся иногда и видимо, когда того требовало душевное состояние некоторых из братии, для большего укрепления их в иноческих подвигах. Так 11-го февраля 7126 (1618) г., на другой день его памяти, когда игумен Феодосий с иеромонахом Дионисием, священником Гавриилом и диаконом Филиппом совершали соборную панихиду в гробовой палатке, один из предстоящей тут братии инок Иродион внезапно увидел среди служащих старца с сияющим постническим лицом и круглою седою бородою, в светлых и драгоценных священнических ризах. Во все время совершения панихиды Иродион пристально смотрел на него, удивляясь внезапному его появлению между служащими и думая, кто бы это такой был, ему неизвестный? Еще более удивился он, когда при окончании панихиды старец стал невидим. Когда Иродион тут же перед всеми с клятвою объявил о своем чудном видении, то все признали, что это был сам преп. Лонгин, и стали усерднее отправлять по нем панихиды. Много и других дивных чудес совершалось при гробе преп. Лонгина. Так Агриппина, жена Сольвычегодского кузнеца Василия Худоногова, страдала столь тяжкою и страшною болезнью, что во время припадков теряла всякое сознание, падала на землю, как мертвая, глаза ее делались косыми и выходили из своих орбит, изо рта шла пена, и все лицо ее до того искажалось от конвульсий, что страшно было и взглянуть на нее. Не получая ни от чего помощи, страдалица дает обещание сходить в Коряжемский монастырь и поклониться гробу преп. Лонгина. Обещание исполнено, Агриппина приходит в монастырь, припадает ко гробу преп. Лонгина, со слезами прося себе исцеления, и затем в течение нескольких дней своего пребывания в монастыре она все время проводит на молитве в гробовой палатке. Однажды, когда страдалица с особенным усердием и многими слезами просила преподобного о своем исцелении, внезапно ее ударило о землю столь сильно, что не слышно стало в ней дыхания, и она казалась умершею. Мало-помалу, как бы пробуждаясь от тяжелого сна, она начала двигаться, приходить в сознание и, наконец, села, чувствуя себя совершенно свободною от своего страшного недуга. Она тотчас же заявила о своем исцелении игумену и братии и, проникнутая благодарностью к преподобному, дала обещание три раза в год приходить на поклонение к гробу преп. Лонгина.

Анна, жена крестьянина Пачеозерской волости Антипы Надозерского, «бе добротна телом и лицом красна. И позавиде ей супостат наш диавол, устреми некоих юнош нечистою к ней любовию, кои всякими сатанинскими мечтаньми и словесы льстивыми покушахуся привлещи ю на свое лукавое хотение; она же, целомудренна сущи, никакоже того восхоте и все их ласкание попра и отрину». Чтобы достигнуть своей цели, юноши прибегли сперва к колдовству, а когда и то не подействовало, они, ослепленные страстью и озлобленные неуспехом, решились отравить ее. «И даша ей отраву смертную, да быша не зрели доброты ея». Как скоро совершилось это беззаконное дело, несчастная страдалица начала чувствовать в своем животе такую боль, как бы змея терзала ее внутренности, так что приходила от того в исступление ума, подвергалась икоте и начинала кричать разными неестественными голосами. Невозможно и высказать всего того, что вытерпела страдалица от злых людей за свое целомудрие. Находясь в столь бедственном положении, и ни от чего не получая себе ни малейшего облегчения, Анна обратилась с молитвою к Богу и стала призывать к себе на помощь преп. Лонгина, а мужа своего просила свезти ее в Коряжемский монастырь. Лишь только она высказала свое желание, как внезапно лишилась рассудка и подверглась такому тяжкому припадку, что едва осталась жива, во всем теле ее не было члена, которым бы она не билась и не страдала. В то же время явился к ней старец и сказал: «Исполни скорее то, что задумала, иди в Коряжемский монастырь, поклонись гробу Лонгина, и Господь избавит тебя от болезни». Очувствовавшись, больная рассказала о своем видении, и муж поспешил свезти ее на Коряжему. Здесь в церкви, во время Литургии, сделался с нею снова припадок умоисступления; когда ее вывели из церкви в гробовую палатку, Анну ударило о землю столь сильно, что долго она лежала при гробе преподобного, как мертвая. Потом, как бы пробудившись от сна, скоро встала и, чувствуя себя совершенно свободной от своей страшной болезни, со слезами, во всеуслышание стала благодарить Бога и угодника Его преп. Лонгина.

Священник Гавриил из Устюга, церкви великомученицы Варвары, долгое время был нездоров ногами, так что не мог перейти с места на место. После долгого лечения у многих врачей, не видя пользы от лекарств и чувствуя, что болезнь еще более усиливается, он велел везти себя в Коряжемский монастырь для поклонения гробу преп. Лонгина. Родственники исполнили его желание и оставили на некоторое время в монастыре, поместив его в келии, находившейся против дверей часовни, в которой почивал преподобный. Однажды днем Гавриил, выползши из келии в сени и отворив немного наружную дверь, читал канон преподобному, со слезами прося себе исцеления. Во время молитвы он вдруг слышит голос, назвавший его по имени: «Гавриил, Гавриил!» Взглянувши в часовню, он увидел в дверях ее преподобного, стоявшего в блестящих священнических ризах и призывавшего его к себе. Гавриил напрягает все свои силы, с великим трудом и нестерпимою болью в ногах ползет к часовне, стараясь скорее достичь до преподобного, — но когда он добрался до часовни, в ней уже никого не было. Припадая к гробу, Гавриил со слезами стал призывать преподобного на помощь. Во время своей молитвы он ощутил необыкновенное благоухание от гроба преподобного и тотчас же почувствовал себя совершенно здоровым.

Крестьянин Лупп Опухлянов из деревни Емышева, принадлежавшей Коряжемскому монастырю, работая в своем доме, посек себе топором руку. В досаде и ярости на это, он вышел из себя, бросил топор и начал сквернословить, проклинать тот день и богохульствовать; не успокоившись еще совершенно от своего безумного гнева, он пошел в лес за каким-то крестьянским делом и там мало-помалу начал ослабевать телом и приходить как бы в исступление ума. Почувствовав в себе болезнь, он поспешил возвратиться и едва добрался до дому. Болезнь быстро развивалась, не уступая никаким лекарствам, и вскоре усилилась до того, что он не мог двинуть ни рукою, ни ногою, непрестанно кричал от боли и ежечасно ожидал себе смерти. Страдая так долгое время и уже напутствованный Св. Тайнами, он лежал в своей постели, закрывши глаза и как бы погрузившись в сон. Вдруг ему показалось, что двери его комнаты отворились, и в нее вошел светлообразный старец, подошел к его постели и начал веять над ним своею одеждою. «Не хули Бога, Творца своего, — говорил старец, — чтобы не было тебе еще хуже, иди скоро в Коряжемский монастырь, отслужи молебен Спасителю и Божией Матери, поклонись гробу Лонгина и будешь здоров». Лупп, открывши глаза, никого уже не видел в комнате, кроме своих родственников печальных и плачущих, которые думали, что он уже умер. Он рассказал им свое видение и, чувствуя облегчение болезни, встал с постели и начал ходить, сперва поддерживаемый домашними, а потом вскоре пришел в монастырь уже совершенно здоровым. Видение было ему 2 мая 1646 года.

В 1678 году 10 июля один из иноков Коряжемского монастыря, придя в свою келью после утреннего пения, прилег отдохнуть. В тонком сне ему показалось, будто он стоит в церкви, близ гробницы преп. Лонгина, а против царских врат лежит на одре блаженный старец с седою бородою длины и ширины умеренной, вокруг одра стоят священники и множество других людей, которые, указывая на одр, говорили между собою: «Вот преп. Лонгин, начальник». Хотя инок видел со своего места, что старец жив, и слышал его голос, но подойти к нему не смел. Тогда, старец, обратившись к нему лицом, сказал: «Подойди ко мне». Инок подошел и, получив благословение старца, решился спросить его: «Знаешь ли меня, отче святый?» «Без меня пострижен», — отвечал старец. Пробудившись от сна, инок весь день чувствовал в своем сердце необыкновенную радость, вспоминая видение, которое было так живо и ясно, как бы случилось на самом деле. С того времени инок тот стал иметь живую веру к преп. Лонгину.

В 1665 г. 9 мая вместо деревянной Никольской церкви, построенной преп. Лонгином, по приказанию и на иждивение преосвящ. Александра, епископа Вятского и Великопермского, заложена была каменная во имя Благовещения Пресвятой Богородицы с приделом во имя Святителя Николая, которая и освящена была лично преосвященным 9 февраля 1671 года, накануне памяти преп. Лонгина. Место погребения преп. Лонгина пришлось теперь внутри церкви при северной стене, и над ним была устроена гробница, украшенная позолоченной резьбою, покрытая пеленою с вышитым на ней изображением преподобного и сказанием о перенесении мощей его.[3]

В 1871 году 18 июня, в 10 часов вечера, две из пяти глав Благовещенской церкви, с немалою частью свода провалились, причем кирпичом и мусором гробницу преподобного завалило на три аршина с половиною. К счастью, не только гробница и находившаяся на ней пелена с изображением преподобного, крест черного дерева, принесенный им из Павлова монастыря и Евангелие, употреблявшееся при совершении молебнов преподобному, нисколько не повредилось, но даже остался целым стоявший на гробнице стеклянный футляр, покрывавший резное изображение главы св. Иоанна Крестителя, между тем как все прочее, находившееся в церкви и алтаре, было разбито в мелкие щепы. Какой урок, какое сильное обличение современному неверию, отвергающему чудесное и старающемуся объяснить все силами природы! Событие случилось так недавно и так много имеет еще живых свидетелей, что и самый упорный скептик не осмелится назвать его легендою и невольно должен признать в нем перст Божий (Исх. 8, 19). По случаю разобрания ветхой Благовещенской церкви, рака преп. Лонгина 18 марта 1872 года была перенесена в теплую Спасскую церковь и поставлена близ северной стены ее, за левым клиросом. Служба преп. Лонгину составлена в половине XVII века Александром, епископом Вятским и Великопермским.