Про Ваню, Борю, Колю, Пашу, Петю и Симочку

Про Ваню, Борю, Колю, Пашу, Петю и Симочку

Рождение Бори. Первое Причастие

Ваня у нас родился со щипцами, и с тех пор у меня сохранился сильнейший страх перед родами.

(Вспоминает бабушка: «У Лены были очень трудные первые роды. Мы положили ее в клинику Отто, к знакомому профессору. Но по знакомству тоже получилось все плохо. Ей там сделали укол, чтобы она спала, и родовая деятельность прекратилась. Ваню вытаскивали щипцами. Это было в воскресенье. В понедельник его положили к какому-то французскому аппарату для недоношенных детей. Во вторник они оба, и Лена и Ваня, чувствовали себя совсем нехорошо. А профессор эта от нас явно убегала.

Лена мне позвонила и говорит, что ей плохо. Я ей отвечаю: всем после родов плохо. А она:

– Нет, мне совсем плохо.

Я на следующий день заказала в Александро-Невской лавре ектенью. А в среду была беседа в врачом. Сколько лет прошло, а что она тогда сказала, помню дословно:

– Сегодня произошло чудо. Опасность для жизни обоих миновала».)

Перед рождением второго, Бори, мне поставили диагноз: пограничное состояние между неврозом и психозом. Там было много всего намешано – и духовные проблемы, и душевные, семейные. Мне все время казалось, что в этих родах непременно умру. Физиологических нарушений, как с Ваней, на этот раз не было, но страх остался.

Оказаться в подобном состоянии действительно крайне опасно. Я видела в больнице девушку, которая в родах сошла с ума. По-настоящему. Ее забрали в психиатрическую больницу, в Скворцова-Степанова. Оттуда направили на гинекологическое лечение в больницу, потом обратно.

Я лежала с Борей на сохранении. В палату пришел батюшка – тогда я впервые в жизни сознательно причастилась.

Боря родился с эпидуралкой. Шел 1998 год, и в больнице, где я лежала, это был один из первых случаев применения эпидуральной анестезии. На мне ставили эксперимент.

Роды были платные, врач рядом, акушерка замечательная, анестезиолог. Но все было искусственным с начала и до конца. Сперва меня осмотрели, сказали: «Хватит», – и ввели энзапрост, стимулятор родовой деятельности. Начались схватки, и тут же сделали эпидуралку. Муж сидел рядом. Анестезия довольно быстро закончилась, я закатила глаза и говорю:

– Ой, нет, этого я не выдержу!

И анестезиолог ввел мне лидокаин. И так несколько раз. В пять часов анестезиолог ушел домой.

Чуть только действие анестезии окончилось, я высказалась сразу же:

– Сережа, я сейчас сойду с ума. Доктор с ужасом посмотрел на Сережу:

– Она что, может?

Тот скорбно склонил голову:

– Да.

Мгновенно появился дежурный анестезиолог.

После рождения Бори я несколько месяцев провела по больницам в еще более тяжелом состоянии, чем до родов. Практически не спала. Страхи не прекращались. Младенец оказался на руках у бабушки, работающего папы и шестилетнего Вани.

Все начало постепенно проходить, когда оказалось, что я беременна Колей.

В это время наша семья начала свое воцерковление.

Божия Матерь и Коля

Накануне рождения Коли мы впервые были у Ксении блаженной. На следующий день поехали к Иоанну Кронштадтскому. Вернулись – и начались схватки. Я все же легла спать, выспалась. А наутро поняла, что пора, и мы вызвали «скорую».

У меня был герпес на губе, и повезли нас в роддом, где есть специализированное инфекционное отделение. Я не сразу поняла, где оказалось. Чудесное местечко – для цыганок, бомжей, наркоманок и ВИЧ-инфицированных. После родов первое, что услышала:

– Ты отказываешься от ребенка?

– Почему?!!

– Потому, что твоего ребенка что-то нигде нет. Я подскочила на каталке.

– Да лежи ты, найдется.

Через пару часов попросила укольчик пенициллина. Так я тогда считала: я же рожала, я больна, да еще герпес – значит, меня надо лечить. В ответ услышала:

– Всем вам тут укольчик.

И тогда еще тоже ничего не поняла.

На каждой схватке я читала на память молитву Божией Матери. Я молилась ею всю беременность и знала наизусть. Она длится минуты полторы – как раз пока идет схватка. На каждой схватке сознание уплывало, оставалась только молитва: она идет-идет-идет, а вокруг ничего – ни стен, ни людей, совсем ничего. На последних словах приходишь в себя, выплываешь. Божия Матерь мне помогала в тот раз, и я это видела. Видела впервые.

Чудом ко мне попал муж. Я ему:

– Сережа, молись.

И он все время оставался рядом и тоже все время молился.

Откуда-то появилась прекрасная акушерка. Все время оставалась рядом, подбадривала:

– Потерпи, немного осталось.

Вдруг откуда ни возьмись явилась преподавательница со студентками – и сразу ко мне. Стала им прямо на мне показывать:

– Смотрите, девочки, вот так можно помочь роженице и еще вот так. А теперь давайте вот такой массажик ей сделаем, он тоже облегчает течение родов.

И вот родился Коля. Какое это было счастье!

Я никогда в жизни, ни до того, ни после, так не молилась, как тогда. Тот вопль к Богородице не был вызван ни болью, ни страхом. Я ощущала тогда – в этом состоянии можно даже уйти вовсе, и это не будет страшно. Я знаю теперь, что чувствуют мученики, когда их разрывают на части, и только молитва дает им возможность это переносить. Не с улыбкой, не с радостью, но без тени паники, с молитвенным напряжением. В том мощном молитвенном напряжении я поняла, как подвижники все силы души вкладывают в прошение за весь мир.

Не оставалось ни времени, ни пространства.

Весь мир был только: я и Божия Матерь.

Предстояние.

Как рождался Паша

Вместе с Пашей я обрела духовного отца, который с тех пор руководит моей жизнью. Именно о. Кирилл отправил меня на курсы подготовки к родам. Там я узнала, что ребенок тоже участвует в родах, тоже чувствует их, да еще как! Это было открытием – когда рожала Ваню и Борю, я не знала этого и потому не обращалась к ребенку в родах, практически не чувствовала ни его состояния, ни его самого – только себя.

На этих курсах говорили: «Хотя бы 12 раз в день читайте молитву „Богородице Дево“». И девочки, даже не переступавшие доселе церковного порога, это тоже выполняли.

Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

Накануне я причастилась, потом сходила на вечернюю службу. С утра взрослые ушли: бабушка в церковь, Сережа на работу. Я осталась с детьми.

Внезапно поняла – вот оно, начинается. На этот раз не было ни страха, ни опасений. Я была уверена, что мы с малышом прекрасно со всем справимся.

Я мыла полы и читала «Богородице Дево». Между схватками выпила чаю. Одела детей и отправила их гулять.

Наконец решила: пора ехать. И тут схватки внезапно закончились. Но на курсах учили – в таких случаях нужно принять теплый душ, он хорошо стимулирует. Встала под душ на 15 минут, и тут такие схватки начались! Я очень обрадовалась.

(Вспоминает бабушка: «Паша родился в мой день рождения. С утра я пошла к исповеди и в конце ее сказала о. Александру, что у Лены начинаются роды. Он после литургии отслужил специально для нее отдельный молебен. Мы с ним так молились тогда!»)

Когда становилось сильно больно, я принимала те позы, которым научили на курсах. Они простые, но очень помогают: встать на четвереньки, облокотиться о стол, покачаться. Тут вернулась наша бабушка. Видит – я раскачиваюсь и вслух чуть не распеваю богородичную молитву.

Она с порога:

– Что это?

И вызвала «скорую». И пока она не приехала, я все читала и читала молитву.

В «скорой» обстановка резко изменилась. Только что был дом, все родное – и вдруг эта машина. Внезапно накатил кошмарный страх. Хорошо, что свекровь поехала со мной. Я держала ее за руку и повторяла:

– Я сейчас умру.

– Ну что ты, Леночка.

В роддоме меня оформляли очень неспешно, минут 50 мы просидели. И дольше бы сидели, но тут кто-то из врачей на меня пристально посмотрел, вскрикнул и накинулся на свекровь:

– Что это вы нам привезли?

Потом были страшные минуты в лифте и родзале – когда я ощутила, что им тут все равно, им нет до нас с малышом никакого дела. Во всех родах наступает момент, когда чувствуешь, что умираешь. Видимо, это от обостренного в это время восприятия – в роддомах не раз умирали, и ты это ощущаешь. В этом тонком состоянии родильный зал воспринимается ну если не как преддверие ада, то что-то вроде того.

Меня бросили на койку и убежали.

И тогда вернулась молитва. Было четкое ощущение, что Она рядом. Я говорила малышу:

– Видишь, Она тут. Я обращалась к нему:

– Ну, давай, опускайся, Матерь Божия нам поможет.

Я его уговаривала. Я видела, что он слушается и понимает, что все будет хорошо, что он понимает, как ему действовать, что доверяет мне.

Сознание уплывало. Сколько это длилось, не помню. Вдруг ощутила: все, сейчас он родится. В то же мгновение появилась бригада и подтвердила:

– Да, все.

В самый-самый тяжелый момент Она была рядом, и я это чувствовала. Молитва купировала боль. Но не как обезболивающие средства, иначе.

Когда родился Паша – был мощный выход такой радости, было такое душевное ликование, какое невозможно передать словами. Как в Библии – от радости не помнишь своих мук.

Петя. Под покровом Тихвинской

Мне было 34 года. Это была моя пятая и очень тяжелая беременность. Было плохо с ногами – сильнейший варикоз, болели вены, болело сердце. Я выходила из дома только в храм и в парк рядом, посидеть на лавочке.

Врачи уговаривали лечь на сохранение, сделать все анализы, подлечиться.

Я пришла к духовному отцу:

– Мне говорят ложиться на сохранение. Батюшка закрыл глаза рукой, застонал, промолвил «ой» и ушел в алтарь, ничего больше не добавив.

Ну нет, так нет. Значит, не лягу.

Но на сроке 38–39 недель начались схватки-предвестники. И прямо из консультации меня отправили в Снегиревку. Мне тогда очень это польстило, и я согласилась ехать. Роддом имени Снегирева – единственное место в Питере, где могут всерьез заняться варикозом. Попасть туда невозможно. А мне – пожалуйста, везут прямо сразу!

Тогда впервые начал обретаться опыт послушания духовному отцу. Потому что все последующее ясно показало – раз нет тебе благословения ложиться в больницу, то и не надо. И если тебя вдруг повезли туда, куда всем хочется, но никому не попасть, – это вовсе не значит, что путь указал перст Божий, а духовник ошибся. Ничего подобного. Просто Господь к нам, как к малым детям, снисходит:

– Хочешь анализ на вены? На, получай анализ на вены.

Я лежала в Снегиревке в полное свое удовольствие. Читала Псалтирь и духовные книги. А уж акафистов тогда столько поначитала, сколько никогда ни до ни после. О, какой напряженной молитвенной жизнью я тогда жила! Как я была уверена в своей молитвенности и духовности!

Почему такая ирония? Потому что все это были лишь слова. Мой тогдашний опыт не был опытом молитвы – но опытом славословия. Впрочем, что могла, то и делала. Как могла, так и молилась. Зато теперь знаю точно, сама убедилась – ни одно обращение к Богу не останется втуне.

В те дни в Петербург привезли Тихвинскую икону Божией Матери. Мы с мужем договорились, что когда он повезет к ней семью, они заедут за мной и возьмут меня с собой прямо из роддома.

Он пошел за благословением к о. Кириллу и пришел ко мне удивленный:

– Лена, батюшка не благословил тебя идти к Тихвинской.

– Что же делать?

– Решай сама.

– Я не могу не пойти.

Второй раз за эти дни я нарушила благословение духовного отца. Мы сели в машину и с детьми поехали в Александро-Невскую лавру.

И снова все произошло по-моему. Паломников там было – тьма. Но служители взяли меня под белы руки и прямо из машины подвели сквозь расступившийся народ к иконе. И первый, кого я увидела там, лицом к лицу, был о. Кирилл – который час назад передал через Сережу, что не надо мне сюда ехать…

Через два дня икону перенесли в Казанский собор. И туда я тоже пошла.

…Она была темная, поверху украшена беленькими цветочками. Она смотрела на меня. Она была тут Сама, конечно же, тут. Я просила Ее – пусть на мне будет воля Божия.

В шесть утра начались роды.

Психологического комфорта в роддоме не бывает никогда, но в тот раз было вовсе как-то нехорошо. Был очень страшный доктор, он кричал рожающей женщине:

– Зачем только такие размножаются?

В родзале я снова не могла молиться, лишь читала и читала богородичную молитву.

А в это время бабушка с детками молились за меня в Казанском соборе, у Тихвинской иконы.

У врачей настала пересменка. Пришла заведующая. Осмотрела меня. Я помню ее железную руку. Она подняла ее – перчатка была вся в крови.

– Господи, откуда кровь?

И у нее тоже лицо стало озадаченным. На секунду. Впрочем, она тут же нашлась:

– Укол окситоцина через 20 минут. Ушла поскорее.

А я думаю: ну, приехали! Снова как с Ваней! И знаю ведь, что этот окситоцин делать нельзя. И начинается паника. Пытаюсь принять положение, которое – я знаю с курсов и по прежним родам – облегчает боль. Но тот страшный доктор кричит на меня:

– Хочешь убить ребенка? Лежи!

Я знаю, что ребенку правильная поза только на пользу, – но ничего не могу сделать. И тут является медсестра со шприцем.

Я была одна в этом мире и в этом страдании. Я уже не молилась.

Прошу сестру:

– Пожалуйста, не надо укола! А она:

– Доктор назначил. Почему же не надо?

Тут подходит страшный доктор, делает осмотр и заявляет:

– Ну, милочка, тебе еще слишком далеко до родов.

Вот с этого-то мига я наконец-то снова смогла молиться. На каждую схватку читала «Богородице Дево». Упование осталось только на Нее. Смерть-то вот она, тут, за руку меня держит.

В какой-то момент просто завопила:

– Матерь Божия, помоги!

И Она сразу пришла. Я ясно увидела в углу родзала икону – Тихвинскую Богородицу. Это была именно она, та, около которой я стояла накануне: темненькая, с беленькими цветочками поверху.

Она появилась в ответ на мой вопль.

Я услышала от Нее:

– Все будет хорошо.

И поняла, что муки мои кончились.

В этот момент вновь вошла заведующая со свитой. От них отделился и подошел ко мне доктор-грузин с прекрасными руками. Тихонько раздвинул шейку матки:

– У тебя слабость родовой деятельности. Ничего страшного. Еще пара схваток – и на кресло.

И все. Появился Петя.

Тот, первый врач не мог ошибиться. Что произошло? Как? За эти несколько минут, что прошли между двумя осмотрами. Петя просто ухнул вниз.

Потом новорожденному против моего несогласия сделали прививки от гепатита В и БЦЖ. И несколько месяцев он болел как никто из моих детей.

Не нужно нам было тогда ехать в Снегиревку. И к Тихвинской ходить – не нужно.

Все происходило так сложно именно потому, что – против благословения. Это стало совершенно очевидно почти сразу же. Как и то, что Господь и Богородица, несмотря на мое самоволие, спасли нас с Петей.

Домашние роды. Серафима

Нужно сказать, что когда перед рождением Паши я советовалась с о. Кириллом, какой бы мне роддом выбрать, он вдруг спросил:

– А дома не хочешь?

Я широко открыла рот:

– Батюшка, у нас нет таких денег. не знаю. не готова я.

Он тогда ответил:

– Ну не надо тогда. Как хочешь.

Но на этот раз мы решили рожать дома.

За три дня до рождения Серафимы я подошла к батюшке за благословением. И он сказал:

– Все Божия Матерь устроит.

Сима родилась под иконой «Воспитание». Я молилась ей почти год, прочитала перед ней о своих детях много-много акафистов. И когда подошел срок, поняла, что ребеночек родится в Ее день, 18 марта. Так и случилось.

При первых схватках я читала акафист Ей. Это был Ее день, и весь этот день, в ее праздник, все 24 часа я рожала Симу. Все было нестрашно, не так, как всегда.

В этот день вся семья причастилась. О нас молился о. Кирилл, молился весь храм. Они знали, что я рожаю.

И еще много-много людей молились за нас. И акушерка была наша, родная.

Вечером я легла спать. И все замерло.

Проснулась от того, что начались уже схватки к родам.

Я все время с Симой разговаривала:

– Ну что, ребеночек, ну что, маленький-хорошенький, будем рождаться?

И такая была радость – что вот сейчас будет ребеночек, и мы все его встретим.

У меня все время с лица не сходила улыбка. Я не боялась. Я первый раз вообще ничего не боялась. Даже не знаю, была ли вообще боль.

Я была дома, и это главное. Сережа уложил детей и встал читать акафисты. Так все время и простоял.

Акушерка меня подбадривала:

– Немного уже осталось.

А я по глазам видела: врет. Долго еще, просто она меня поддержать хочет. И это тоже было радостно.

Потом пришла Матерь Божия. Я им говорю:

– Смотрите, вот Она. Как же вы не видите? Сейчас все будет хорошо.

И опять повторилось, как с Петей: лишь только Она появилась – ребеночек сразу пошел.

Тут акушерка на меня прикрикнула – что-то я делала не так. Бабушка была на кухне, она не видела, что происходит, – испугалась, подумала почему-то: «Ребенок сейчас умрет, и Лена умрет», – и от всего сердца взмолилась к Богоматери.

И тут же все услышали крик младенца.

Акушерка говорит:

– Смотри, кто родился!

– Кто?

– Девочка.

Девочка?! То есть как – девочка??!! Я была поражена. Я потребовала:

– Дайте очки!

Как и обещал о. Кирилл, Божия Матерь все устроила. Это был первый случай, когда меня даже не шили, несмотря на множество прежних швов, я не порвалась.

Я легла в свою постель, рядом положили Серафиму.

И началась другая история.

Говорить о родах отдельно от жизни семьи невозможно. Существует вся – в целом – жизнь родителей, их отношения, семейный уклад, зачатие детей, подготовка к родам. Как мы живем, так и рожаем.

С Ваней я крестилась.

С Борей причастилась.

С Колей воцерковилась.

С Пашей обрела духовного отца.

С Петей поняла смысл послушания.

В рождении Симы вся наша семья соединилась в одно нераздельное целое.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.