Дикарская логика

Дикарская логика

Таким было ядро теории одного из современников Джона Леббока, Эдуарда Тайлора — чрезвычайно влиятельного мыслителя, которого иногда называют основателем социальной антропологии. Тайлор, знакомый Леббока, порой выступавший в роли его критика, считал, что исконной формой религии был «анимизм». Предложенная Тайлором теория анимизма занимала в ученых кругах тех времен господствующее положение в объяснении истоков религии. Она «одним ударом завоевала весь мир»[8], как писал один антрополог начала XX века.

В основе теории Тайлора лежит парадигма, которая пронизывала антропологию конца XIX века, затем на долгие десятилетия впала в немилость и лишь недавно восстановила свои позиции: культурный эволюционизм. Его идея заключалась в том, что человеческая культура в широком смысле слова — искусство, политика, техника, религия и так далее — развивается во многом так же, как эволюционируют биологические виды: новые культурные черты возникают и могут укорениться или исчезнуть, в результате образуются и меняются целые институты и системы убеждений. Совершенно новый религиозный обряд может появиться и обрести поддержку — если, например, его сочтут эффективным средством усмирения ветра. Рождаются и развиваются новые боги. Могут сложиться новые представления о богах — например, идея существования только одного бога. Теория анимизма Тайлора была призвана объяснить, каким образом сама идея монотеизма развилась из примитивной религии.

Анимизм иногда определяют как приписывание неодушевленному свойств одушевленного, убежденность, что и реки, и облака, и звезды — живые. Отчасти именно это подразумевал Тайлор, выбирая термин, но только отчасти. Согласно Тайлору, приверженец примитивного анимизма воспринимал живое и неживое как в равной степени населенное (одушевленное) душой или духом; у рек и облаков, у птиц и зверей, да и у людей есть этот «дух-душа», этот «пар, воздух или тень», эта «причина жизни и мысли в том существе, которое она одушевляет»[9].

Теория Тайлора опирается на более лестные представления о «примитивном» разуме, нежели те, которых придерживался Леббок. (Тайлору приписывают доктрину, которая стала оплотом социальной антропологии, — «духовное единство человечества», идею, согласно которой представители всех рас в сущности одинаковы, что существует всеобщая, единая для всех, человеческая природа.) Он рассматривал анимизм не как явление, абсолютно несовместимое с современным мышлением, а как естественный, только более ранний, продукт той же пытливости ума, которая и привела к современному мышлению. Анимизм был «зачаточной философией человечества», сформулированной «философствующими дикарями»[10]. Он выполнял ту же задачу, для которой предназначены другие удачные теории: давал лаконичное объяснение фактам, которые в противном случае казались бы загадочными и непостижимыми.

АНИМИЗМ БЫЛ «ЗАЧАТОЧНОЙ ФИЛОСОФИЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА», СФОРМУЛИРОВАННОЙ «ФИЛОСОФСТВУЮЩИМИ ДИКАРЯМИ»

Начнем с того, что гипотеза, согласно которой у людей есть «дух-душа», отвечает на ряд вопросов, которые, с точки зрения Тайлора, не могли не возникнуть у первобытных людей, например, что происходит, когда мы спим? В первобытных сообществах понятием человеческой души пользуются для того, чтобы разгадать эту загадку. В некоторых случаях предполагается, что «дух-душа» спящего блуждает во время сна, переживает приключения, о которых позднее вспоминает спящий; спустя десятилетия после появления трудов Тайлора антрополог А. Р. Радклифф-Браун отмечал, что жители Андаманских островов остерегаются будить спящих, считая, что те могут заболеть, если сон прервут раньше, чем душа вернется «домой»[11]. В других случаях считалось, что спящего посещают чужие души. Тайлор отмечал, что на Фиджи бытовало поверье, будто бы человеческие души покидают тела, «чтобы мучить других во сне»[12].

Представления о том, что души умерших посещают живых в сновидениях, широко распространены в первобытных сообществах[13]. Таким образом, анимизм обращается еще к одной загадке, с которой сталкивались люди в древности: к самой смерти. Согласно этим представлениям, смерть наступает, когда душа покидает тело навсегда.

Тайлор писал, что как только идея души зародилась в сознании первобытного человека, единственным логичным продолжением было распространить ее за пределы нашего вида. Дикарь не мог не «признавать в животных те же характерные особенности, которые приписываются человеческой душе: жизнь и смерть, волю, суждение». И так как растения «разделяют с животными явления жизни и смерти, здоровья и болезни, то довольно естественно было приписать им также некоторый род души»[14].

По сути дела, идея, согласно которой деревья и камни обладают душами, рациональна, если рассматривать ее с точки зрения «нецивилизованного племени». В конце концов, разве деревья и камни не появляются в сновидениях? Разве духи, которых мы видим, когда спим или бредим в лихорадке, не носят одежду и не пользуются оружием? «Как мы можем обвинить дикаря в надуманности и нелепости только потому, что его религия и философия содержат понятия, основанные непосредственно на его чувственном опыте?» Возможно, Тайлор имел в виду Леббока, когда писал о первобытных народах: «Утверждение, что их действия лишены мотивов, а взгляды — смысла, само по себе теория и, по моему убеждению, глубоко ошибочная, разработанная для вопросов, которые те, кто их не понимал, таким образом могли легко объяснить»[15].

По мнению Тайлора, едва оформившись, широкое анимистическое мировоззрение начало развиваться. В некий момент представление, например, о том, что у каждого дерева есть свой дух, уступило место представлению о деревьях, совместно управляемых «божеством леса»[16]. Этот зачаточный политеизм вызревал до тех пор, пока не вылился в монотеизм. В 1866 году, в статье, опубликованной в журнале Fortnightly Review, Тайлор подвел итог процессу в целом — возможно, став единственным, кто изложил историю религии в одном предложении, и автором самого длинного предложения из всех когда-либо опубликованных:

От простейшей теории, приписывающей жизнь и личные свойства в равной степени животному, овощу и минералу, и до теории, которая наделяет камень, растение и реку духами-хранителями, живущими среди них и заботящимися о сохранении, изменении и росте, до теории, которая рассматривает каждую сферу мира как объект защиты и опеки соответствующего божества, и наконец, до единственного верховного существа, которое отдает распоряжения подчиненной иерархии, до всех ступеней воззрений, которые мы видим победившими на том или ином этапе в давно ведущейся борьбе между теорией одушевления, в процессе рассмотрения наделяющей каждое явление природы жизнью под стать нашей собственной и медленно развивающейся естественной наукой, в одной сфере за другой заменяющей независимую стихийность действием систематического закона[17].

Вопросы есть?

На самом деле их было множество. Теория Тайлора не сохранила репутацию, какой некогда обладала. Некоторые сетовали, что она низводит эволюцию богов до уровня экзерсиса чистого разума, тогда как на самом деле религию формируют многочисленные факторы, от политики до экономики и человеческой эмоциональной инфраструктуры. (Одно различие между современным культурным эволюционизмом и его аналогом времен Тайлора — нынешний акцент на разные способы, которыми «мемы» — ритуалы, верования и другие базовые элементы культуры — распространяются, апеллируя к иррациональным сторонам человеческой натуры.)

Тем не менее в широком смысле взгляды Тайлора вписываются в современность. Какими бы разнообразными ни были силы, формирующие религию, ее начальный импульс, по-видимому, действительно исходил в основном от людей, которые, подобно нам, пытались постичь мир. Однако им не досталось в наследство современной науки, которая обеспечила бы им фору, поэтому они обратились к ненаучным выводам. Затем, по мере того, как понимание мира росло — особенно благодаря науке, — в ответ развилась религия. Таким образом, писал Тайлор, «линии преемственной связи» соединяют «дикарское поклонение идолам и цивилизованное христианство»[18].

КАКИМИ БЫ РАЗНООБРАЗНЫМИ НИ БЫЛИ СИЛЫ, ФОРМИРУЮЩИЕ РЕЛИГИЮ, ЕЕ НАЧАЛЬНЫЙ ИМПУЛЬС ИСХОДИЛ В ОСНОВНОМ ОТ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ, ПОДОБНО НАМ, ПЫТАЛИСЬ ПОСТИЧЬ МИР

На этом уровне универсальности мировоззрение Тайлора не только выдержало критическое отношение современной науки, но и черпало в ней силу. Эволюционная психология доказала, что какими бы причудливыми, ни выглядели некоторые «примитивные» верования — такими же причудливыми, какими некоторые «современные» религиозные убеждения могут казаться атеистам и агностикам, — они являются естественным порождением человечества, натуральным продуктом созданного естественным отбором мозга, предназначенными для понимания мира с помощью всевозможных инструментов, общий результат работы которых не всегда оказывается рациональным.

Подробное изложение современных представлений о том, как человеческий разум породил «первобытную» религию, можно найти в приложении к этой книге. Суть в том, что хотя предложенный Тайлором сценарий «от анимизма до монотеизма» выглядит несовершенным с нынешней точки зрения, тем не менее он многое объясняет. А именно: чтобы понять ранние этапы эволюции богов и Бога, мы должны представить себе, как выглядел мир в глазах людей, живших много тысячелетий назад, задолго не только до зарождения науки, но и письменности и даже земледелия; ничто не способствует этому умственному эксперименту так, как погружение в картину мира сообществ охотников-собирателей, за которыми наблюдали антропологи, — картину мира «дикарей», как сказали бы Леббок и Тайлор.

Разумеется, хорошо было бы понаблюдать в буквальном смысле доисторические сообщества, из верований которых развились древние религии, попавшие в исторические свидетельства. Но подробных описаний верований, существовавших еще до изобретения письменности, быть не может; все, что осталось от них, — находки археологов: орудия, украшения, в редких случаях — рисунки на стенах пещер. Если предстоит заполнить обширный пробел, оставленный дописьменным этапом развития человечества, то лишь благодаря обширной литературе, описывающей наблюдения за сообществами охотников-собирателей.

Использованию сообществ охотников-собирателей в качестве «окон в прошлое» есть свои пределы. Например, в антропологических материалах не описаны действительно «девственные» культуры охотников-собирателей, культуры, совершенно не испорченные контактами с более развитыми в техническом отношении сообществами. В конце концов, процесс наблюдения за какой-либо культурой неизбежно сопровождается контактами с ней. И кроме того, со многими сообществами охотников-собирателей вступали в контакт миссионеры или путешественники еще задолго до того, как кто-либо оставил записи о религиях этих сообществ.

Вместе с тем если религиозные убеждения туземной культуры выглядят «странными» — мало чем напоминают верования контактирующей культуры, — тогда их вряд ли можно объяснить этим контактом. Например, едва ли христианский миссионер из викторианской Англии мог научить чукчей подставлять голые ягодицы ветру.

Когда в сообществах охотников-собирателей на разных континентах обнаруживаются верования из категории «странных», еще менее вероятным выглядит элементарный импорт и более вероятным — то, что это подлинный продукт образа жизни охотников-собирателей. Как мы вскоре убедимся, не ощущается нехватки в представлениях охотников-собирателей, удовлетворяющих двум условиям: широкой распространенности и, на наш взгляд, — странности. Поэтому мы можем с достаточной степенью уверенности реконструировать духовный ландшафт доисторических времен, каким он был задолго до того, как религия попала в исторические материалы.

МЫ МОЖЕМ С ДОСТАТОЧНОЙ СТЕПЕНЬЮ УВЕРЕННОСТИ РЕКОНСТРУИРОВАТЬ ДУХОВНЫЙ ЛАНДШАФТ ДОИСТОРИЧЕСКИХ ВРЕМЕН

В отличие от некоторых антропологов XIX века, сейчас никто уже не верит, что предмет наблюдений, охотники-собиратели, — чистый образец религии в момент ее рождения десятки тысячелетий назад. Однако это лучший, на какой мы только можем рассчитывать, ключ к пониманию типичных религиозных верований давностью примерно 12000 лет до н. э., периода до зарождения земледелия. Пещерная живопись притягательна, но безмолвна.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.