Учение о молитве Иисусовой святителя Игнатия (Брянчанинова)

Учение о молитве Иисусовой святителя Игнатия (Брянчанинова)

Источник — http://www.mpda.ru/site_pub/105753.html

В статье засл. проф. МДА А.И. Осипова раскрывается учение святителя Игнатия о молитве, сравниваемое с повествованием "Откровенных рассказов странника" и с состоянием героя этой повести — с его молитвенным деланием, а также приводятся отзывы отечественных подвижников о святителе.

Почему свт. Игнатий?

У тех, кто серьезно озабочен своим духовным состоянием и исканием правильного пути жизни, всегда особое внимание было обращено к этому русскому святителю, его творениям. И может быть лучшим ответом на вопрос: почему так происходит, служат те высокие оценки свт. Игнатия нашими отечественными подвижниками, которые являются бесспорными авторитетами в вопросах духовной жизни в Русской Церкви.

Сейчас вопрос о критериях истинности, особенно в такой сложной сфере, как духовная жизнь, приобретает особую остроту. Всё сильнее сказывается влияние протестантского подхода, в котором практически любое единичное мнение, индивидуальный опыт являются не просто допустимыми, но богословски и духовно законными, правильными, спасительными. Основой такого взгляда является убеждение, что Бог каждому человеку может открыться по-разному — заявление в высшей степени серьезное, требующее существенного разъяснения. В западном христианстве по-существу исчезло знание того главного, без чего духовная жизнь может превратиться в хаос мистических состояний, губящих человека. Именно, что духовная жизнь имеет свои непреложные законы, отступление от которых приводит человека не к Богу, а к переживанию своих чисто нервно-психических состояний и, не редко — демонических наваждений, принимаемых за истинные. Святые Отцы наименовали эту веру себе, безотносительно к голосу Священного Предания Церкви одним ёмким словом — прелесть.

Православие тем, в частности, отличается от других конфессий, что для него критерием истинности богообщения является не свое личное переживание и не мнение отдельного авторитета: епископа, богослова, даже святого Отца, но то и только то, что соответствует законам духовной жизни, открытым и проверенным совокупным опытом Отцов. И святитель Игнатий ценен именно тем, что все его творения и, прежде всего, всё относящееся к вопросам духовной жизни, являются не просто плодом его личного опыта, но изложением опыта святоотеческого. Все свои мысли он подтверждает многочисленными ссылками на святоотеческие творения, как древних подвижников, так и русских.

Итак, что говорят отечественные подвижники о святителе Игнатии?

В одном из писем преподобныйЛевОптинский писал свт. Игнатию: "Я не в силах принести Вам моей благодарности за Вашу любовь и усердие к моему убожеству".

По мнению ученика прп. Льва прп. МакарияОптинского, свт. Игнатий был "великим умом".

ВарсонофийОптинский говорил: "Когда я читаю егосочинения, я удивляюсь прямо ангельскому уму, его дивно глубокому разумению Священного Писания. Я как-то особенно располагаюсь к его сочинениям, они как-то особенно располагают к себе мое сердце, мое разумение, просвещая его истинно евангельским светом". "Пятый том сочинений епископа Игнатия заключает в себе учение святых отцов применительно к современному монашеству и научает, как должно читать писания святых отцов. Очень глубоко смотрел епископ Игнатий и даже, пожалуй, глубже в этом отношении епископа Феофана. Слово его властно действует на душу, ибо исходит из опыта".

ИгуменьяАрсения(Себрякова.+1903) о пятом томе сочинений свт. Игнатия писала: "Я читаю этот том, как изречения святых Отцов". "Читала с большим удовольствием, с душевным утешением и назиданием. Дороги слова самого Владыки".

ИеромонахНикон(Беляев): "Сочинения преосвященного Игнатия необходимы, они, так сказать, азбука духовной жизни".

СхиигуменИоаннВалаамский: "Епископа Игнатия я читал еще новоначальным послушником, но все его слова помню и теперь: проходящим молитвенный подвиг просто житья нет от буквоедов. Ах, как справедливо сказал мудрый епископ, и это у него вытекало из своего духовного опыта".

ИгуменНикон(Воробьев): "Как я благодарен ему за его писания! Не понять и не оценить его — значит, ничего не понимать в духовной жизни. Смею сказать, что сочинения епископа Феофана (да простит мне св. владыка) — —работы школьника по сравнению с трудами профессора — творениями епископа Игнатия (Брянчанинова)".

"Все его писания взяты из Отцов и приспособлены для нас. Он пишет о самом нужном — о покаянии, которое есть единственная дверь ко всему доброму".

Аскетические творения святителя Игнатия (Брянчанинова) являются своего рода святоотеческой энциклопедией духовной жизни христианина. Непреходящая их ценность заключается в том, что он передаёт не просто свой личный опыт молитвенного делания. Они ценны для всех православных христиан тем, что Святитель Игнатий в доступной форме переложил учение предшествовавших святых Отцов по всем основным вопросам духовной жизни, и соотнес это учение с бессильными силами современного ему монаха и мирянина, погруженных в водоворот стихий этого мiра. Значимость творений Святителя особенно возросла в настоящее время в связи с оскудением духовных руководителей. Хотя и в его эпоху проблема духовного руководства стояла очень остро. "Богодухновенных наставников нет у нас!" (1, 274)[1], — писал он в середине XIX-го века и уже настойчиво рекомендовал своим современникам руководствоваться Священным Писанием и творениями святых Отцов с советом старших, т. е. более опытных в духовной жизни, братьев.

Это, прежде всего, относится к важнейшему деланию в духовной жизни — молитве. Святитель Игнатий, утверждая согласно со всеми святыми, что "молитва есть мать добродетелей и дверь ко всем духовным дарам" (2; 228), и перечисляя общие требования к правильной молитве, настоятельно указывает при этом на особые условия для того христианина, который становится на путь молитвенного подвига. Несоблюдение этих условий, предупреждает он, делает молитву подвижника в лучшем случае бесплодной, но большей частью — средством его глубокого повреждения. Сравнение учения свт. Игнатия о молитве Иисусовой с учением "Откровенных рассказов странника" и современного афонского старца Харалампия дает хорошую возможность уяснения, как этих условий, так и многих других положений данного вопроса.

Истоки молитвы и ее цель

Естественно обратить внимание, прежде всего, на причины, по которым христианин приступает к деланию молитвы Иисусовой. Святитель Игнатий рассматривает этот вопрос в контексте безусловного соблюдения одного из основных законов молитвенного делания — постепенности в прохождении его пути и важности правильного его начала.

Сопоставим эту мысль свт. Игнатия с повествованием в "Откровенных рассказах странника".

Первое, что обращает на себя внимание, это чисто внешняя причина, по которой Странник приступил к исканию молитвы. "Непрестанно молитеся. Сие изречение[апостола Павла]особенно вперилось в мой ум, и начал я думать, как же можно беспрестанно молиться, когда необходимо нужно каждому человеку и в других делах упражняться для поддержания своей жизни?" (с. 15)[2]. "Сильное желание и любопытство возбудилось во мне" (19), — говорит он. Странника мучает мысль о том, как возможно непрестанно молиться, она заставляет его обращаться с этим вопросом к разным лицам, является движущей силой, можно сказать, всех его странствований и трудов. Конечно, он молодой человек, ему всего какие-то двадцать лет. И он еще ничего не понимает в духовной жизни. Однако и его дальнейшая молитвенная практика не только не изменяет первоначальной установки, но и прямо следует по тому же пути.

Если следовать классификации свт. Игнатия, то Странник начинает упражнения в молитве с середины, "прочитав наставление…данное отцами-безмолвниками" и "необдуманно приняв это наставление в руководство своей деятельности", он сразу "без всякого предварительного приготовления усиливается взойти умом в сердечный храм и оттуда воссылать молитву"(I,225). Очень при этом показательно, что единственными источниками, с которыми Странник никогда не расстается и постоянно читает, являются Библия и затем Добротолюбие. "Я шел уже более по ночам, а дни преимущественно провождал в чтении Добротолюбия, сидя в лесу под деревами" (33). Из последнего он выбирает, как правило, наставления, даваемые монахам, значительно преуспевшим в духовной жизни. Впрочем, очень скоро он пытается взойти уже на высшую ступень молитвенного делания: усиленно ищет"немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее"(I,225).

Ступени молитвы

Святитель Игнатий пишет: "Упражнение молитвой Иисусовой имеет два главнейших подразделения или периода, оканчивающиеся чистой молитвою… В первом периоде предоставляется молящемуся молиться при одном собственном усилии; благодать Божия… не обнаруживает своего присутствия. В это время страсти, сокровенные в сердце, приходят в движение и возводят делателя молитвы к мученическому подвигу…" (1, 270). "Первоначальные плоды молитвы заключаются во внимании и умилении…. Далее плодом молитвы бывает постепенно расширяющееся зрение своих согрешений и своей греховности, отчего усиливается умиление и обращается в плач" (1, 292).

У Странникана протяжении всех его рассказов не видно обнаружения им действия в себе каких-либо страстей, ни, тем более, "расширяющегося зрения своих прегрешений". Нет и намеков на "мученический подвиг" в борьбе со страстями. Странник, можно сказать, с первого же момента занятия им молитвой Иисусовой погружается в мир блаженства и постоянно говорит лишь олегкости, отрадности(27), несказанной радости и сладости сердечной(65).

По свт. Игнатию, только "во втором периоде благодать Божия являет ощутительно своё присутствие и действие, соединяя ум с сердцем, доставляя возможность молиться непарительно, или, что то же, без развлечения, с сердечным плачем и теплотою; при этом греховные помыслы утрачивают насильственную власть над умом" (I, 270 — 271). Но "чтобы достичь второго состояния, необходимо пройти сквозь первое, необходимо выказать и доказать основательность своего произволения, и принести плод в терпении(Лук. 8,15)". Однако, подчеркивает Святитель, "душою и целью молитвы в том и другом состоянии должно быть покаяние" (1, 271).

У Странника же вообще отсутствуетпервое. И потому едва ли можно говорить овтором.

"Хотящие взойти, — цитирует свт. Игнатий преп. Симеона Нового Богослова, — на высоты молитвенного преуспеяния да не начинают идти сверху вниз, но да восходят снизу вверх, сперва на первую ступень лествицы, потом на вторую, далее на третью, наконец, на четвертую. Таким образом всякий может восстать от земли и взойти на небо. Во-первых, он должен подвизаться, чтобы укротить и умалить страсти. Во-вторых, он должен упражняться в псалмопении, то есть в молитве устной; когда умалятся страсти, тогда молитва, естественно доставляя веселие и сладость языку, вменяется благоугодной Богу. В-третьих, он должен заниматься умной молитвой". Здесь разумеется молитва, совершаемая умом в сердце: молитву внимательную новоначальных, при сочувствии сердца, Отцы редко удостаивают наименованием умной молитвы, приближая ее более к устной. "В-четвертых, он должен восходить к видению. Первое составляет принадлежность новоначальных; второе — возрастающих в преуспеянии; третье — достигших крайнего преуспеяния; четвертое — совершенных" (1, 226–227). Странник нигде не упоминает этой мысли прп. Симеона, он ее не замечает. И понятно почему. Вопреки непреложному закону последовательности и постепенности в духовной жизни он неудержимо стремится"немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее". Это вызывает серьезный вопрос об истинности духовного состояния Странника. Определенный свет на этот вопрос проливает понимание Странником умной молитвы.

Ум и сердце в молитве

По учению Отцов, умная молитва, или соединение ума с сердцем, является высокой ступенью молитвенного подвига, имеющей принципиально важное значение в духовной жизни христианина. Таинственный акт этого соединения совершается, по преп. Симеону, только на третьем уровне молитвенного подвига и особым действием Божиим. Свт. Игнатий уделяет этому вопросу большое внимание и, в частности, указывает на ряд серьезных моментов, имеющих прямое отношение к молитвенной практике Странника. Прежде всего, Святитель говорит о временных границах этого духовного события: "Мало-помалу молитва устная перейдет в умственную, а потом и в сердечную. Но на переход этот нужны многие годы" (2, 200). При этом он решительно запрещает искать (мысленно) место в груди, где ум мог бы соединиться с сердцем и, таким образом, человек стал бы способным к переживанию благодатных действий Божиих: "…для новоначального искание места сердечного, то есть искание открыть в себе безвременно и преждевременно явственное действие благодати, есть начинание самое ошибочное, извращающее порядок, систему науки. Такое начинание — начинание гордостное, безумное!" (1, 271–272). "Вот тебе завет мой: не ищи места сердечного" (1, 274).

Странник же, фактически, с самого начала своих упражнений употребляет все усилия к этому переходу, и другим советует также сразу приступать к поиску места сердечного, низводить ум в сердце. "Итак, прежде всего, я приступил к отыскиванию места сердечного, по наставлению Симеона Нового Богослова. Закрыв глаза, смотрел умом, т. е. воображением в сердце, желая представить себе, как оно есть в левой половине груди и внимательно слушал его биение. Так занимался я сперва по получасу, несколько раз в день… в скором времени начало представляться сердце и означаться движение в оном; далее я начал вводить и изводить Иисусову молитву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита… Сперва я сим занимался по часу и по два… наконец, почти целый день… (50–51). Это же советует он и слепцу: "Я тебе все прочту, что относится до сердечной молитвы и укажу способ, как отыскать место сердечное и входить в него" (103).

Но такой метод для свт. Игнатия абсолютно неприемлем, ибо не только уводит внимание от главного в молитве — внимания, благоговения и сокрушения сердца, но и приводит к развитию воображения, мечтательности в человеке, в результате чего он начинает естественно возникающие в нем образы и переживания принимать за благодатные, и впадает в прелесть. "Святые Отцы, — пишет он, — строго воспрещают употребление способности воображения, повелевают содержать ум вполне безвидным, незапечатленным никакою печатью вещественного". Напротив, "падшие духи, — — предупреждает он, — стараются возбудить в нас действие воображения…" (3, 287–288). "Ум во время молитвы должно иметь и со всею тщательностью сохранять безвидным, отвергая все образы, рисующиеся в способности воображения… Образы, если их допустит ум в молитве, соделаются непроницаемой завесою, стеною между умом и Богом" (1, 147).

"К преуспеянию в молитве покаяния, — продолжает свт. Игнатий, — должны стремиться все христиане; к упражнению в молитве покаяния и к преуспеянию в ней святые Отцы приглашают всех христиан. Напротив того, они строго воспрещают преждевременное усилие взойти умом в святилище сердца для благодатной молитвы, когда эта молитва еще не дана Богом. Воспрещение сопрягается со страшною угрозою. "Умная молитва, — говорит преподобный Нил Сорский, повторяя слова преподобного Григория Синаита, — выше всех деланий, и добродетелей глава, как любовь Божия. Бесстыдно и дерзостно хотящий войти к Богу, и чисто беседовать с Ним, нудящийся стяжать Его в себе, удобно умерщвляется бесами" (1,273).

И еще один момент, связанный с аскетической практикой молитвы Иисусовой, имеющий серьезные последствия для занимающегося ею. В "Своде Отеческих уроков" (без ссылки на какого-либо св. Отца) Странник помещает пункт: "Отыщивоображениемместо сердцапод левым сосцем(подчеркнуто нами — А.О.)и там установись вниманием" (180). Однако по свт. Игнатию, концентрация внимания на нижней части сердца в высшей степени опасна. Он предупреждает: "Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца приводит в движение силу вожделения…" (2, 299). Некоторые подвижники, не зная этого, начинали хулить молитву Иисусову, другие, принимая производимые такой молитвой страстные ощущения за действие благодати, впадали в душевное сладострастие.

Благодатные действия молитвы Иисусовой

Молодые люди часто стремятся немедленно достичь совершенства. Кончается это, как правило, срывами, тяжелыми потрясениями, глубоким разочарованием, а не редко и гибелью мечтателя. Опытный учитель, поэтому, ведет своего воспитанника, постепенно увеличивая нагрузки, чтобы таким образом последний мог действительно достичь многого. Этот путь является единственно верным в аскетике. Ибо без повседневного труда исполнения заповедей и познания своей немощи и своего недостоинства перед Богом, подвизающийся непременно возгорится исканием в молитве благодатных состояний, и незаметно для себя станет на путь т. н. естественной мистики, самовнушения, получая и соответствующие плоды.

Экстатические состояния нехристианских мистиков, для многих из которых сама идея личного Бога, а тем более признание Христа воскресшего вполне чуждо, ярко свидетельствуют о возможности достижения неблагодатных, однако очень сильных нервно-психических переживаний. Но то, что для языческих мистиков, не знающих о благодати Божией, является искомым и, так сказать, естественным результатом, то для христианского подвижника оказывается ловушкой, обманом, заблуждением — прелестью. Потому свт. Игнатий пишет: "Но если в тебе кроется ожидание благодати, — остерегись: ты в опасном положении! Такое ожидание свидетельствует о скрытном удостоении себя, а удостоение свидетельствует о таящемся самомнении, в котором гордость. За гордостью удобно последует, к ней удобно прилепляется прелесть… Прелесть существует уже в самомнении, существует в удостоении себя, в самом ожидании благодати… От ложных понятий являются ложные ощущения. Из ложных понятий и ощущений составляется самообольщение. К действию самообольщения присоединяется обольстительное действие демонов" (2, 321).

Он предупреждает: "Не ищи в молитве наслаждений, они отнюдь не свойственны грешнику. Желание грешника ощутить наслаждение есть уже самообольщение. Ищи, чтобы ожило твое мертвое, окаменевшее сердце, чтобы оно раскрылось для ощущения греховности своей, своего падения, своего ничтожества, чтобы оно увидело их, созналось в них с самоотвержением. Тогда явится в тебе истинный плод молитвы: истинное покаяние" (1,149). "Не устремимся к исканию наслаждений при молитве нашей!" (1,164). "Исканиесамо собою уже есть обольщение…" (2, 200). "Воспрещается безрассудное, разгоряченное стремление к открытию в себе благодатной сердечной молитвы; воспрещается это стремление потому, что причина его — неведение или недостаточное знание и гордостное признание себя способным к благодатной молитве и достойным ее" (2, 272).

Напротив, у Странника на пространстве всех его рассказов слышится активное искание сердечных переживаний благодатных плодов молитвы. Он с воодушевлением говорит, что Отцы "ободрительно уверяют, как доступно и легко можно достигнуть сих сладостных внутренних ощущений в молитве; и сколь они вожделенны, как-то: сладость…теплота… восторг, радость…" и т. д. (269–270). Странник не сомневается, что все его ощущения сладости, света и проч. (105) от Бога. И он живет ими, с упоением говорит о них своим собеседникам: "Иногда сердечная сладостная теплота разливалась по всему составу моему и я умиленно чувствовал при себе везде присутствие Божие. Иногда ощущал внутри себя величайшую радость от призывания имени Иисуса Христа, и познавал, что значит сказанное им: царствие Божие внутрь вас есть" (52).

Но древо узнается по плодам. И те выводы, которые делает Странник, испытав "сладостную теплоту", лучше всего говорят об источнике и природе этих переживаний. Вот что он рассказывает: "Испытывая таковые и подобные сим насладительные утешения, я заметил, что последствия сердечной молитвы открываются в трех видах: в духе, в чувствах и откровениях; в духе, например, сладостьлюбви Божией, внутренний покой, восхищение ума, чистота мыслей, сладостное памятование Бога, в чувствах приятное растепливание сердца, наполнениесладостиювсех членов, радостное кипение в сердце, легкость и бодрость, приятность жизни, нечувствительность к болезням и скорбям. В откровениях просветление разума, понятие священного писания, познавание словес твари, отрешение от сует и познаниесладостивнутренней жизни, уверение в близости Божией и любви его к нам" (52) (подчеркнуто нами — А.О.).

В качестве своего рода самоубеждения Странник приводит слова св. Григория Синаита:"сердечное действие не может быть прелестным"(281), но умалчивает об учении этого святого о прелести. А свт. Игнатий цитирует следующие его слова: "Обычно уму, особенно в людях легкомысленных, преждевременно стремиться к усвоению себе высоких молитвенных состояний… И потому должно тщательно рассматривать себя, чтоб не искать преждевременно того, что приходит в свое время, и чтоб не отвергнуть того, что подается в руки, направившись к исканию другого. Свойственно уму представлять себе мечтанием высокие состояния молитвы, которых он еще не достиг, и извращать их в своей мечте или в своем мнении". Свт. Игнатий делает вывод: "Прелесть в большей или меньшей степени есть необходимое логичное последствие неправильного молитвенного подвига"(1,268).

Обращает на себя внимание, что все три вида последствий сердечной молитвы пронизаны у Странника одним — сладостью. И ни в одном из них нет даже упоминания о том, что является первым, главным и неизменным свойством молитвы на всех этапах духовной жизни: "Святые отцы Восточной Церкви, — пишет свт. Игнатий, — особенно пустынножители, когда достигали высоты духовных упражнений, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние. Покаяние обнимало всю жизнь их, всю деятельность их: оно было последствием зрения греха своего" (II,125–126). И продолжает: "Зрение греха своего и рожденное им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле" (2,127).

Святитель приводит оценку истинными подвижниками своих подвигов: "Подвижник только что начнет исполнять их, как и увидит, что исполняет их весьма недостаточно, нечисто… Усиленная деятельность по Евангелию яснее и яснее открывает ему недостаточность его добрых дел, множество его уклонений и побуждений, несчастное состояние его падшего естества… Исполнение им заповедей он признает искажением и осквернением их" (I,308–309). Поэтому святые, — говорит он, — "омывали свои добродетели, как бы грехи, потоками слез" (II,403).

Напротив, находящиеся в прелести "тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным для новоначального, заносятся и заносят. Разгоряченная… мечтательность заменяет у них все духовное, о котором они не имеют ни малейшего понятия. Эта мечтательность признана ими благодатию" (IV,498).

Странник, благодаря употребляемой им практике молитвы, с поразительной скоростью достигает желаемой цели. "Недели через три… я начал чувствовать… что как-то насладительно кипело в сердце… и я прелагался в восторг. Иногда чувствовалась пламенная любовь к Иисусу Христу…." (50–51). С подобной же молниеносностью — менее чем через неделю — того же достиг и слепой, начавший действовать по указанному Странником способу. "Дней через пять он начал чувствовать сильную теплоту и… по временам он начал видеть свет… иногда представлялось ему, когда он входил в сердце, что как бы сильный пламень зажженной свечи вспыхивал сладостно внутри сердца и выбрасываясь через горло наружу, освещал его; и он при сем пламени мог видеть даже и отдаленные вещи" (105).

Потому свт. Игнатий писал: "Всем известно, какое душевное бедствие возникло для иудейских книжников и фарисеев из их неправильного душевного настроения: они соделались не только чуждыми Бога, но и исступленными врагами Его, богоубийцами. Подобному бедствию подвергаются подвижники молитвы, извергшие из своего подвига покаяние, усиливающиеся возбуждать в сердце любовь к Богу, усиливающиеся ощущать наслаждение, восторг… Этот род прелести — ужасен: он одинаково душепагубен как и первый, но менее явен; он редко оканчивается сумасшествием и самоубийством, но растлевает решительно и ум и сердце. По производимому им состоянию ума Отцы назвали его мнением" (1, 247).

Однажды доверие благодатности своих переживаний и силе своей молитвы едва не окончилось для Странника трагически. Он в марте, когда еще снег и холод, провалился в ручей по пояс, но пошел к литургии, и, причастившись, выпросил разрешение у сторожа переночевать в нетопленной сторожке. "Весь оный день я был в несказанной радости и сладости сердечной; лежал на палатях в сей нетопленной сторожке, как будто покоясь на лоне Авраамовом: молитва действовала сильно. Любовь к Иисусу Христу и Матери Божией как сладостные волны клубились в сердце и как бы погружали душу в утешительный восторг… Поутру хотел встать, но вижу, что не могу и пошевелить ногами; совсем отнялись и расслабли как плети" (65).

Сновидения

Немаловажным в понимании духовного состояния Странника является его отношение к сновидениям. Он сообщает о том, что "изредка видывал во сне и покойного старца моего, который многое толковал мне" (34) в Добротолюбии, наставлял его и даже делал пометки углем на полях книги (48–50,63,70). Все эти сонные видения Странник принимает без какого-либо сомнения и прямо следует полученным в них откровениям: "Сей случай уверил меня в истине сновидения и в богоугодности блаженной памяти старца моего. Вот я и принялся читать Добротолюбие по тому самому порядку, который указал мне старец" (50) во сне.

Святоотеческое отношение к сновидениям хорошо известно. Свт. Игнатий, приводя высказывания Отцов, цитирует, в частности, очень яркие слова преп. Иоанна Лествичника: "Верующий снам подобен гонящемуся за своею тенью и покушавшемуся поймать ее" (5, 348). Сам Святитель заключает свои рассуждения: "Нам надо знать и знать, что в нашем состоянии, еще не обновленном благодатью, мы не способны видеть иных сновидений, кроме составляемых бредом души и наветом демонов" (5, 347).

Наставления старца

Странник, по собственному признанию, в начале своего духовного пути ничего кроме Библии не читал и о молитве, естественно, имел самое поверхностное представление. Поиски ответа на вопрос о непрестанной молитве привели его к встрече со старцем-схимником, рекомендации которого и определили всю дальнейшую духовную жизнь Странника. Поэтому очень важно сопоставить их с учением по тем же вопросам свт. Игнатия.

Источники

У преп. Исаак Сирина есть такие слова: "Не следует тому, кто передает знание ученикам, с самого начала подводить их к совершенному знанию предмета, не научив их прежде как следует буквам алфавита и чтению по складам. Также очень плохо, когда высокое предлагается прежде, чем проработано низкое" (Слово 44. § 5).

С чего же начинает старец наставление 20-летнему еще ничего непонимающему в духовной жизни молодому человеку, горящему жаждой приобрести непрестанную молитвву? Прежде всего, это поучения из Добротолюбия преподобных Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, Никифора, то есть тех Отцов, наставления которых давались совсем не новоначальным в современном смысле этого слова. Свт. Игнатий предупреждал: "Делателю Иисусовой молитвы весьма полезно прочитать Примечания (Предисловия) схимонаха поляномерульского Василия, на книги святых: Григория Синаита, Исихия Иерусалимского, Филофея Синайского и Нила Сорского. По прочтении сих примечаний чтение всего Добротолюбия делается более ясным и полезным. При чтении Отцов не должно упускать из виду и того, что меры новоначального их времен суть уже меры весьма преуспевшего в наше время. Применение Отеческих наставлений к себе, к своей деятельности, должно быть совершаемо с большою осмотрительностью" (5,117). Свт. Игнатий приводит слова св. Григория Синаита: "…всякий, проходящий излишне усиленный подвиг молитвы от слышания или учения, погибает, как не стяжавший руководителя" (2, 277), т. е. не нашедший истинного руководителя. Не в этом ли и была главная причина того духовного пути, по которому пошел Странник?

Молитва и добродетели (заповеди)

Основная мысль наставлений старца такова: "Стяжи матерь и произведет тебе чад, говорит св. Сирин, научись приобрести первую(во-первых — А.О.)молитву и удобно исполнишь все добродетели" (21–22). Но у Исаака Сирина в данном случае мысль совсем не о молитве, а о законе последовательности в приобретении добродетелей (см. Исаак Сирин. Слово 72), об опасности нарушения которого предупреждал свт. Игнатий: "Опасно преждевременное получение наслаждения Божественною благодатью!Дары сверхъестественные могут погубить подвижника, не наученного немощи своей" (I,532). Как видим, схимник по-своему трактует святого Исаака. Причина этого очевидна — он, как и Странник, весь поглощен идеей непрестанной молитвы, в ней одной он видит сущность христианского подвига и цель жизни. В то же время о самом важном — о нравственных и духовных условиях ее совершения он, практически, ничего не говорит.

Однако вся святоотеческая мысль, на которой настаивает и свт. Игнатий, утверждает, что задачей христианской жизни является приобретение смирения черезисполнение заповедей Христовых и покаяниев случае их нарушения. Все другое является не более, как средством к достижению этой цели. И молитва, в том числе, есть толькооднаиз основных заповедей, одноиз важных средств спасения, но сама по себе недостаточное без исполнения других заповедей. Потому любая подмена этой святой цели какими бы то ни было средствами есть духовное самоубийство. "Сущность подвига, — подчеркивает свт. Игнатий, — заключается в исполнении заповедей" (1,526), то есть всего заповеданного Господом, а не одной только молитвы. Эта мысль красной нитью проходит через все творения всех святых Отцов. Потому свт. Игнатий, напоминая слова Христовы, "Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня" (Ин. 14,21), говорит: "Исполнение заповедей Спасителя — —единственный признак любви к Богу, принимаемой Спасителем" (2, 67–68).

Схимники же в "Рассказах" все дело христианской жизни сводят, по-существу, к одной лишь молитве. Другие заповеди в поле зрения старцев, фактически, не присутствуют. Все их внимание обращено на "частость" молитвы. И приводимые ими высказывания Отцов даются исключительно в этом ключе без учета контекста[3], что часто радикально искажает их смысл. "Многие о деле молитвы, — научает один из них, — рассуждают совсем превратно, думая, что приуготовительные средства и подвиги производят молитву, а не молитва рождает подвиги и все добродетели" (20–21). Но эта мысль старца расходится с учением Отцов. Свт. Игнатий пишет: "Особенное попечение, попечение самое тщательное, должно быть принято о благоустроении нравственности сообразно учению Евангелия. Опыт не замедлит открыть у молящегося теснейшую связь между заповедями Евангелия и молитвой Иисусовой. Эти заповеди служат для этой молитвы тем, чем служит елей для горящего светильника; без елея светильник… гаснет, разливая вокруг себя дым зловонный" (1, 225–226).

"Как цвет и плод произрастает на стебле или дереве, которые сами прежде должны быть посеяны и вырасти, так и молитва произрастает на других добродетелях, иначе не может явиться, как на них" (1, 261–262). "А как молитва заимствует свою силу из всех прочих добродетелей и из всего учения Христова: то монахи прилагают особенное тщание к исполнению евангельских заповедей" (1,458).

"…говорит преподобный Макарий Великий: "Кто принуждает себя исключительно и всеусильно к молитве, но не трудится о приобретении смирения, любви, кротости и всего сонма прочих добродетелей, не внедряет их в себя насильно, тот может достигнуть только до того, что иногда, по прошению его, касается его Божественная благодать… Если же получивший не приобучит себя к прочим добродетелям, упомянутым нами, и не стяжет навыка в них, то или лишается полученной благодати или, вознесшись, ниспадает в гордость, или… не преуспевает более и не растет" (1, 289).

Непрестанная молитва

Поэтому, естественно, вызывает недоумение, что схимник преподносит молитву Иисусову как единственное и самодостаточное условие познания Бога и получения от Него всех даров. Старец прямо поддерживает юношу в его восторженном стремлении овладеть непрестанной молитвой, ощутить сладостные переживания в ней. Он наставляет: "Токмо частость или непрестанность молитвы (как бы она ни произносилась вначале) есть единственное мощное средство как совершенства внутренней молитвы, так и спасения души"(246). "Если бы человек неупустительно выполнил одну сию заповедь Божию о непрестанной молитве, то в одной он исполнил бы все заповеди" (252). Святые Отцы учат иначе.

Свт. Игнатий приводит следующий случай из Алфавитного патерика: "Брат сказал преп. Сисою Великому: "Вижу, что во мне пребывает непрестанная память Божия". Преподобный отвечал: "Это не велико, что мысль твоя при Боге: велико увидеть себя ниже всей твари". И Святитель делает следующий вывод:"Основание молитвы — —глубочайшее смирение. Молитва есть вопль и плач смирения. При недостатке смирения молитвенный подвиг делается удобопреклонным к самообольщению и к бесовской прелести" (1, 310). Благодатное же смирение приобретается только одним путем: "Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи" (IV,9), — цитирует свт. Игнатий преп. Симеона Нового Богослова.

А вот что свт. Игнатий пишет очастостимолитвы: "Только совершенным христианам свойственно молитьсябез гнева и размышления (1 Тим,2,8), то есть в глубоком мире, в чистейшей любви к ближнему, без малейшего памятозлобия к ближнему и осуждения его, без развлечения посторонними помыслами и мечтаниями (без размышления)… Очевидно, что непрестанная молитва не может быть достоянием новоначального инока; но, чтоб сделаться способным в свое время к непрестанной молитве, он должен приучиться к частой молитве" (5,112).

Поэтому Святитель считает, что "для занятия ею(умной, сердечной молитвой — А.О.)приличествует возраст зрелый, при котором уже естественно укрощаются в человеке порывы. Не отвергается юность, когда имеет качество зрелости, в особенности, когда имеет руководителя" (2, 216).

Но приобрести зрелость Странник не имел еще времени, а должного руководителя, как видим, он не встретил. Поэтому слышим от Странника: "Наконец, через непродолжительное время почувствовал, чтомолитвасама собою начала как-то переходить в сердце, т. е. сердце при обычном своем биении, начало как бы выговаривать внутри себя молитвенные слова за каждым своим ударом, например: 1)Господи, 2)Иисусе, 3) Христе, и проч. Я перестал устами говоритьмолитвуи начал с прилежанием слушать как говорит сердце…. Потом начал… в мыслях такую любовь к Иисусу Христу, что казалось, если бы Его увидел, то так и кинулся бы к ногам Его…" (33). По словам Странника, он "иногда входил весь сам в себя и ясно видел все мои внутренности, удивляясь премудрому составу человеческого тела" (107).

Техника молитвы

Можно лишь удивляться тому, что схимник совсем еще молодому человеку, ничего не понимающему в духовной жизни, сразу же предлагает те внешние приемы при совершении молитвы Иисусовой, которые иногда использовали отдельные подвижники. Схимник зачитывает ему строки из преп. Симеона Н.Б.: "сядь безмолвно и уединенно, преклони главу, закрой глаза, потише дыши, воображением смотри внутрь сердца, своди ум, т. е. мысль из головы в сердце…" (23). И Странник начинает "изводить Иисусову молитвву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита…" (51), но совсем не замечает, что говорит преп. Григорий о молитве с дыханием: "Удерживай и дыхание, то есть движение ума, смежив несколько уста при совершении молитвы, а не дыхание ноздрей, то есть чувственное, как это делают невежи" (1, 272). Свт. Игнатий по этому поводу пишет: "Возложение упования на эти пособия(ноздревое дыхание, тихость вдыхания и выдыхания и проч. — А.О.)очень опасно: оно низводит к вещественному, неправильному пониманию молитвы, отвлекая от понимания духовного, единого истинного" (2, 288). И продолжает: "Из употреблявших с особенным тщанием вещественные вспомогательные средства достигли преуспеяния весьма редкие, а расстроились и повредились весьма многие" (2, 297). "Подвиг умной и сердечной молитвы исправляется умом… не от одного простого, вышеизложенного естественного художества через ноздревое дыхание или от сидения при упражнении молитвой в безмолвном и темном месте — да не будет! Это изобретено Божественными Отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мысли от обычного парения, к возвращению ее к самой себе и ко вниманию(Ксанфопулы)" (2, 288–289). Поэтому заключает он: "Советуем возлюбленным братиям не доискиваться открытия в себе этого механизма, если он не откроется сам собою" (5,114).

Количество и качество молитв

С чего начался молитвенный путь Странника? 20-летнему юноше, не имеющему никакого навыка в молитвестарецдает послушание: "Вот тебе четки, по ним совершай на первый раз хоть по три тысячи молитв в день… непременно верно выполняй по три тысячи в день" (26). "Дня два, — рассказывает Странник, — мне было трудновато, а потом так сделалось легко и желательно… Я объявил о сем старцу, и он приказал мне уже по шести тысяч молитв совершать в день… Целую неделю я в уединенном моем шалаше проходил каждодневно по шести тысяч Иисусовых молитв" (26), и "привык к ней в неделю" (27). Через десять дней старец повелел "неупустительно совершать по двенадцати тысяч молитв в день" (27). "…на первый день едва-едва успел в поздний вечер окончить мое двенадцатитысячное правило. На другой день совершил его легко и с удовольствием". "И так дён пять исполнял верно… и получил приятность и охоту" (27). Дальше желание творить молитву стало настолько непреодолимым, что оно заменило утреннее правило и "весь день провел я в радости… и с легкостью окончил двенадцать тысяч молитв в ранний вечер" (28). После этого старец разрешил: "твори молитву сколько хочешь, как можно более" (28–29).

Свт. Игнатий писал: "Новоначальные иноки нуждаются в продолжительном времени для обучения молитве. Невозможно, вскоре по вступлении в монастырь или по вступлении в подвиг, достичь этой верховной добродетели. Нужны и время, и постепенность в подвиге, чтобы подвижник созрел для молитвы во всех отношениях"(1,458)

Месяцев пять проведши уединенно в сем молитвенном занятии и наслаждении помянутыми ощущениями, я так привык к сердечной молитве, что упражнялся в ней беспрестанно, и, наконец, почувствовал, что молитва уже сама собою, без всякого со стороны моего побуждения производится и изрекается в уме моем и сердце, не токмо в бодрственном состоянии, но даже и во сне действует точно так же, и ни от чего не прерывается, — не перестает ни на малейшую секунду. По святителю Игнатию, без утомления ума непрерывно совершать молитву Иисусову "…на переход этот нужны многие годы" — Странник достиг этого, как видим, месяцеввпять!

Простой арифметический подсчет показывает, что если следовать совету свт. Игнатия, то для совершения 12 тысяч кратких Иисусовых молитв ("Господи Иисусе Христе, помилуй мя (меня)"), потребуется 37,5 часов (для полной молитвы: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного", — нужно 60 часов)! При максимальном допущении, что Странник повторял молитву без отдыха, пищи, питья и проч. непрерывно в течение 18 часов в сутки, то он должен бы произносить 666 молитв в час. Если же учесть, что Странник "с легкостью окончил двенадцать тысяч молитв в ранний вечер", то можно представить, какова была скорость произнесения им молитвы и реальность сохранения главнейших и безусловных ее требований: неспешности, внимания и сокрушения духа. Совершенно очевидно, что молодой человек думал лишь об одном — о количестве молитв. А старец не только не сдерживал его неразумных порывов, но и прямо способствовал им.

Свт. Игнатий предупреждал ревностных искателей непрестанной молитвы Иисусовой: "Достоинство молитвы состоит единственно в качестве, а не в количестве… Качество истинной молитвы состоит в том, когда ум во время молитвы находится во внимании, а сердце сочувствует уму" (2,163). "Новоначальным должно заниматься молитвой понемногу, но часто"[4]. "Особенно способствует сохранению внимания во время молитвы, — пишет свт. Игнатий, — весьма неспешное произнесение слов молитвы" (5, 98).

Некоторые следствия и выводы

Истинность духовного опыта Странника в сравнении с учением свт. Игнатия (Брянчанинова) вызывает, по меньшей мере, серьезные сомнения. Странник, как можно было видеть, в своей молитвенной практике нарушает многие основные законы духовной жизни. На пространстве всех рассказов у него, практически, ничего не говорится о видении своей духовной поврежденности, недостоинстве предстояния перед Богом и, тем более, недостоинстве получения каких-либо благодатных даров, нет сокрушения о грехах и плача сердечного, не просматривается никакой борьбы со страстями. Самое большее — редкие слова типа: "один я грешник" (65), которые, как кажется, произносятся, скорее, потому, что такположеночувствовать себя христианину, нежели по причине действительного видения им себя таковым. У него все идет удивительно легко. Трудности длятся день-два, самое большее — неделю, но не трудности борьбы с своим ветхим человеком, о котором он, судя по его "откровениям", не имеет никакого представления, а трудности исполнения огромного числа молитв, возлагаемых на него духовником. По свт. Игнатию, это очень опасное состояние, ибо "все виды бесовской прелести, которым подвергается подвижник молитвы, возникают из того, что в основание молитвы не положено покаяние, что покаяние не сделалось источником, душою, целью молитвы" (1, 233).

Вот еще один показательный рассказ Странника: "Я многих видал, которые просто, без всякого просветительского наставления, и не зная, что есть внимание(подчеркнуто нами — А.О.), сами собою устно творя беспрестанную Иисусову молитву, достигали того, что уста и язык их не могли удерживаться от изречения молитвы, которая впоследствии так их усладила и просветила, и из слабых и нерадивых сделала подвижниками и поборниками добродетели" (264). Так, внимание, которое свт. Игнатий вслед за всеми Отцами называет душой молитвы, без которой молитва — не молитва, у Странника оказывается чем-то совершенно несущественным.

Странник, к сожалению, не знает, например, что бесконечное повторение мантры индуистскими аскетами также делало их и подвижниками, и поборниками добродетели, и приносило им наслаждения, доходящие до экстаза. Однако все это не давало им благодати и оставляло без Христа. Подобные состояния наблюдаются и у тех христианских подвижников, которые произносят молитву без внимания и покаяния — тоже как своего рода мантру. Это прямо приводит их к прелести. Прелесть в данном случае состоит в том, что подвизающийся свои естественные, нервно-психические состояния, порождаемые непрерывным, механическим повторением одних и тех же слов молитвы, воспринимает как действия благодати, в результате чего впадает в т. н. мнение, то есть в гордость, хотя бы и прикрытую личиной внешнего смирения. К этому присоединяется и искание благодатных переживаний, что совершенно искажает дух подвижника, приводя его к духовному сластолюбию. В результате, подвижник, производя с внешней стороны впечатление святого, который всех любит, никому не делает зла, непрестанно находится в радости и в молитве — с внутренней, как не познавший своих страстей и своего бессилия очиститься от них, и потому не приобретший главнейшего в духовной жизни — смирения, оказывается в гибельном состоянии.

Свт. Игнатий приводит слова преп. Макария Великого, который говорил, что"встречаются души, соделавшиеся причастниками Божественной благодати…вместе с тем, по недостатку деятельной опытности, пребывающие как бы в детстве, в состоянии очень неудовлетворительном…которое требуется истинным подвижничеством" (I,284)."В монастырях употребляется о таких старцах изречение: "свят, но не искусен", и наблюдается осторожность в советовании с ними…чтобы не вверяться поспешно и легкомысленно наставлениям таких старцев" (I,285). Таковой, по словам св. Исаака Сирина, даже "недостоин называться святым" (I,286).

Странник приводит весьма понравившееся ему наставление одного священника: "чтобы просветиться духовно и быть внимательным и внутренним человеком, следует взять один какой-нибудь текст из Св. Писания, и как можно дольше держать на нем одном все внимание и размышление, и откроется свет разумения… Очень мне понравилось сие наставление священника" (112). Но такую мысль едва ли можно найти у какого-либо святого Отца. Зато она очень напоминает трансцендентальные медитации, практикуемые нехристианскими мистиками с целью познания сущности вещей и достижения наслаждений.

А вот назидание схимника, также без сомнения принимаемое Странником за истинное учение: "для спасения ничего более не нужно, как всегдашняя молитва: "молись и делай что хочешь, и ты достигнешь цели молитвы… Молись и мысли, что хочешь, и мысль твоя очистится молитвою" (265). Что всё это значит, и какой Отец Добротолюбия так учит, Странник по понятным причинам оставляет без объяснений.