Глава 5. Книга Левит

Глава 5. Книга Левит

В Книге Левит продолжается процесс переработки и письменной фиксации традиций, связанных с заключением Завета на горе Синай. Ее материал расположен как раз посредине повествования о синайском откровении, начавшегося в Исх 19:1 и завершающегося в Числ 10:10. Авторство всей книги традиционно приписывается Моисею, а ее материал является частью Священнической традиции. Формулировки требований, изложенные в Завете и относящиеся скорее всего к периоду вавилонского плена, выражают прежде всего интересы священнических кругов. Без сомнения, в основе этого материала лежат гораздо более древние традиция и культовая практика, но окончательное оформление он получил только в период вавилонского плена. Главная цель окончательной формы текста — провозглашение верховной власти ГОСПОДА в условиях Его кажущегося отсутствия. Основная идея повествования — святость Бога и связанная с нею святость Израиля как народа Божьего.

Прежде всего важно обратить внимание на присущее тексту понимание слова «святость» (Gammie 1989). Этот термин следует рассматривать именно в контексте повествования, поскольку он не имеет простого и однозначного определения. С одной стороны, под словом «святость» подразумевается отделение, практически в том же смысле, который вкладывается в основные религиозные табу. Согласно этому значению, Бог настолько отличен и отдален от Израиля, что Израиль осмеливается приблизиться к Нему и пребывать в Его присутствии только после тщательной подготовки (см. 2 Цар 5:6–8, где приводится описание одного из запретов подобного рода). С другой стороны, понятие «святость» постепенно приобретает в Израиле этическое значение, связанное с праведностью или справедливостью, представления о которых изложены в Торе. Из–за того, что с помощью этого понятия люди пытаются выразить наиболее характерные и поэтому наиболее загадочные и таинственные свойства Бога, оно обретает множество самых разных значений.

Таким образом, книга представляет собой сборник наставлений для священников, регламентирующий их поведение и отправление ритуала. У священников есть две основных обязанности:

Наставлять Израиль относительно правил ритуальной чистоты и очищать святилище от ритуальной нечистоты

(Milgrom 1989, 63).

Об ответственности священников в Книге Левит в нескольких местах говорится по–разному. В главах 1–16 речь идет о святости культа. В главах 17–26 говорится о связи святости с землей обетованной. Основные принципы существования святости в этих двух разделах одинаковы, но выражаются они по–разному. На основании этого ученые предположили, что главы 17–26, названные Кодексом святости, представляют собой самостоятельную традицию и, возможно, восходят к отдельному литературному источнику.

В тексте первой части книги (гл. 1–16) можно выделить несколько фрагментов. Первый, главы 1–7, представляет собой перечень разного рода жертвоприношений, установленных ГОСПОДОМ и совершаемых священниками. Это очень схематичная типология жертвоприношений, в реальной жизни Израиля часто совершавшихся беспорядочно и по случаю. Происхождение некоторых видов жертвоприношений связано с разными историческими событиями. Безусловно, часть из них была взята из культурно–религиозной среды, в которой жил Израиль. Обрабатывая материал традиции, священники ставили своей целью систематизировать и обобщить то, что на практике не носило упорядоченного характера. Не обязательно (а может, и невозможно) стремиться понять детали и конкретные цели каждого из жертвоприношений. Достаточно увидеть в сложной «системе», запечатленной в традиции, дар Бога, благодаря которому становятся возможными взаимоотношения с Ним. Система жертвоприношений становится даром божественной благодати, делающей возможным общение между Богом и человеком. Следует отметить, что это взаимодействие (общение) традиционно понимается как опосредованный процесс. Израиль не может прийти к Богу напрямую, но достигает Его посредством определенных действий, совершаемых определенными людьми.

Ритуалы, связанные с жертвоприношениями, поражают разнообразием, но на самом деле все они могут быть поняты как (а) действия, свидетельствующие о правильно построенных и правильно функционирующих отношениях между Израилем и Богом, и (б) действия, ведущие к очищению, искуплению и восстановлению этих отношений в случае разрушения их из–за греховности и непослушания Израиля.

На протяжении многих лет в христианском богословии было принято критиковать систему жертвоприношений, представленную в начале Книги Левит, и полемизировать с нею. Утверждалось, что она отличалась «формализмом» и чрезмерным вниманием к мелочам, по сути служа для манипулирования Божеством. Эта критика достигла апогея в трудах протестантских богословов. Они осуждали не только описанную систему жертвоприношений, но косвенно и римско–католическую религиозную практику, которая, по их представлениям, слишком многое унаследовала от этой священнической традиции. Однако за этой полемикой совершенно потерялась следующая идея: в библейском контексте система жертвоприношений воспринимается как дар щедрого Бога, данный Им для того, чтобы служить проводником возможности общения с Ним для Его народа.

Кроме того, согласно Посланию к Евреям, Иисус, с точки зрения христиан, является одновременно и священником, примиряющим человечество с Богом, и жертвой, благодаря которой совершается это примирение. В данном случае Иисус замещает еврейскую систему жертвоприношений. В то же время именно на категориях этой системы основано свидетельство о личности и роли Иисуса. Все христианское учение о «спасении через кровь» зависит от этой литургической системы, ставшей основанием учения об искупительной жертве Христа. Таким образом, этот материал оказывается очень важным для христиан, поскольку объясняет «дело Христа».

В Лев 8–10 основное внимание перемещается с предписанных Торой жертв на священника, совершающего жертвоприношение. При этом подчеркивается значение потомков Аарона, основного персонажа священнической традиции. Именно благодаря Аарону и его сыновьям Израиль может приблизиться к ГОСПОДУ. По–видимому, эта текстуальная традиция связана с защитой и провозглашением господства династии ааронидов во время вавилонского плена и в пос–лепленный период, когда вопрос священнической власти вызывал множество споров. Мотив легитимации власти Аарона особенно очевиден в те моменты, когда он изображается основателем династии священников или когда подчеркивается его родство с Моисеем, обладавшим верховной властью. (Конечно, следует помнить о том, что в Исх 32 сохранились отголоски направленной против Аарона традиции, защищавшей противников его священнической власти и превосходства.)

В этом фрагменте содержится загадочный рассказ о том, как сыны Аароновы были обвинены в непослушании ГОСПОДУ. Они принесли «огонь чуждый» на жертвенник и в результате были сожжены (Лев 10:1–2). Эта странная история говорит о том, что при всех притязаниях на власть священства следует принимать в расчет, что даже самые совершенные культовые установления Израиля имеют свои недостатки и уязвимые места. Несмотря на то, что даже принадлежность к священническому роду не спасает от роковых ошибок, именно на священниках лежит основная ответственность за различение между сакральным и профанным, чистым и нечистым (10:10), в результате чего Израиль может приближаться к Богу, не рискуя нарушить предписания о святости, действующие в подобной ситуации.

В главах 11–15 содержится подробное описание святости и разного рода «ритуальной нечистоты», которая может подвергнуть риску всю общину. Эти главы особенно интересны, поскольку не связаны непосредственно с культом. Они свидетельствуют о том, что требование святости имеет решающее значение для всех сторон жизни Израиля. Очевидно, что понятия «сакральное и профанное» связаны с понятиями «чистое и нечистое», причем как последние, так и первые имеют отношение к ритуалу. Различение между ними может быть связано с вопросами гигиены, однако из текста это прямо не следует.

Особое внимание следует уделить вопросу нечистоты при «истечениях», обсуждаемому в основном в главе 15, но косвенно связанному также с материалом главы 12. Текст, в частности, говорит о ритуальной нечистоте женщины во время регул и после рождения ребенка. Этот фрагмент неоднократно подвергался критике за то, что в нем осуждаются естественные физиологические процессы, делающие женщину «нечистой». Однако следует обратить внимание и на то, что в этой же главе идет речь о мужских «истечениях». Несмотря на всю неоднозначность этого текста, очевидно, что в нем имеется в виду нечто большее, нежели просто осуждение женской физиологии. Мери Дуглас (Douglas 1996) предположила, что подобные истечения понимаются как нарушения обычного порядка, в результате которых нечто оказывается «не на месте». Для этих текстов показателен акцент на самой ритуальной практике при совершенно неудовлетворительном объяснении мотивировки заповеди.

Очень показателен материал главы 16, говорящей о ритуале, совершаемом в Иом–Киппур, День Очищения, или День Искупления. Это самый торжественный и страшный из ритуалов, совершаемый в самый торжественный и страшный день прощения грехов Израиля, день примирения с Богом.

Этот ритуал, в некоторой мере сохранившийся в синагогальной службе, и сегодня имеет огромное значение. Прощение грехов оказывается связанным с переносом вины на животное, уносящее грех и ритуальную нечистоту прочь. В данном случае с грехом обращаются так, словно он материален.

Подобная процедура может показаться современному читателю крайне примитивной. Однако следует обратить внимание на то, что абсолютно те же ритуалы и принципы существуют в христианском сознании, для которого Иисус Христос оказывается «несущим грехи» людей. И у иудеев, и у христиан прощение грехов и очищение зависят от божественной воли, однако осуществляются через древнейший ритуал, для которого трудно найти какое–либо рациональное или моральное объяснение. Примирение с Богом оказывается связанным с божественной милостью, воплощенной в литургическом действии, таинственном и потому не поддающемся богословскому объяснению. И хотя сущность данного ритуала выходит за рамки традиционной христианской экзегезы, однако всегда следует помнить о том, что «искупление», совершенное Христом, точно так же трудно объяснить, обращаясь исключительно к доводам разума или морали. Все действие глубоко священно и представляет собой зримое воплощение незримой богословской истины.

Вторая половина Книги Левит, главы 17–26 (с добавленной главой 27), рассматривается исследователями как целостное собрание постановлений, утверждающих: «Святы будьте, ибо свят Я ГОСПОДЬ, Бог ваш» (19:2). Из–за этого часто повторяющегося утверждения все собрание получило название Кодекс святости. Изложение основных представлений о святости Израиля, связанной со святостью ГОСПОДА, начинается в первой части книги и продолжается здесь. Однако данное описание гораздо более объемное, поскольку затрагивает вопросы святости всей земли обетованной. Если материал второй части книги получил окончательное оформление в эпоху плена, тогда забота о святости земли становится особенно понятной, поскольку соответствует ожиданиям народа, рассеянного в чужой земле и стремящегося вернуться в свою страну. В этой части можно выделить три особо важные темы.

1. Главы 18 и 20 говорят о запрете некоторых форм сексуальных связей, способных нарушить чистоту Израиля и обетованной земли и, как следствие, подвергнуть опасности общину в целом. Среди прочих запретов в стихах 18:22 и 20:13 говорится о запрете на сексуальную связь между двумя мужчинами. Очевидно, что половые отношения внутри семей, составляющих общину, оказываются в зоне особого внимания, поскольку подвергают риску всю жизнь общины. В тексте перечисляются самые разные связи, способные нарушить чистоту и святость и поэтому причинить вред общине и земле.

Сегодня христиане США широко обсуждают библейский запрет гомосексуальных отношений. Учение рассматриваемых стихов однозначно. Однако остается открытым вопрос о значении этих запретов в более широком текстуальном и смысловом контексте:

Эти запреты говорят о стремлении обезопасить, сохранить и укрепить святость общины. Они — часть общей «системы» святости, затрагивающей все стороны жизни. Соответственно возникает вопрос о том, можно ли изъять запреты этих двух стихов из общей «системы», которая, как признано всеми, не является центром христианской веры. Кажется маловероятным, что из всей системы ритуальной чистоты можно принять только эти два запрета, пренебрегая всеми остальными, например, стихом 19:19.

С точки зрения богословской интерпретации не совсем понятно, какое отношение именно этот запрет, не повторяющийся больше нигде во всем синайском откровении, имеет в более широком евангельском контексте. Здесь мы снова сталкиваемся с проблемой взаимоотношения Ветхого Завета и Евангелия в целом. Очевидно, что в отношении многих других вопросов (например, вопросы рабства, развода и т. п.) церковь (на основании евангельских предписаний) лишь частично следует ветхозаветным заповедям. Подобный метод рассуждения, разумеется, может показаться неприемлемым по отношению к ряду постановлений, но в случае с другими он получил столь широкое распространение, что его уже почти перестали замечать. Современные интерпретаторы этих запретов сталкиваются с теми же проблемами в диаде «Ветхого Завета и Евангелия», с которыми церковь сталкивалась постоянно в разные времена.

2. Перечни сексуальных запретов в главах 18 и 20 разделены главой 19, в которой говорится об общинной жизни в Израиле. Именно здесь дается заповедь любви к ближнему, которую Иисус называет «второй величайшей заповедью» (ст. 18):

Первая из всех заповедей: слушай, Израиль! ГОСПОДЬ Бог наш есть ГОСПОДЬ единый; и возлюби ГОСПОДА Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет

(Мк 12:29–31).

Эта заповедь усилена предписанием оставлять пищу бедным, данным в Лев 19:9–10, 15, и замечательным предписанием считаться с теми, кто не принадлежит к дому Израилеву:

Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его: пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я ГОСПОДЬ, Бог ваш

(Лев 19:33–34).

По мнению Мери Дуглас, главы 18 и 20 служат обрамлением для главы 19. Их общая цель — продемонстрировать любовь к ближнему, которая становится главной составляющей учения о святости. Ссылаясь на Лев 18 и 20, Дуглас пишет:

Эти две поразительные главы представляют собой авансцену для торжественной процессии или, точнее сказать, две колонны у входа в святилище. В Книге Левит постановления о честных отношениях с ближними намеренно поставлены в центр, в то время как постановления о недозволенных сексуальных отношениях оказываются на периферии. Законы об инцесте, содомии, скотоложстве усилены дважды повторенным предупреждением о том, что земля извергнет поступающих так людей. Все эти действия оскверняют. Обычно скверна связана с нарушением культа, следовательно, все эти действия имеют к культу непосредственное отношение… Отступления, обрамляющие главу 18 и посвященные сексуальным запретам, подчеркивают концепцию справедливости, составляющую ее ядро. Чистота и благородство еврейского Бога противопоставлены распутным нравам ложных богов. Это не означает, что сексуальные нарушения не считаются грехом, но говорит о том, что они менее тяжки, чем преступления против справедливости, такие как ложные клятвы, лжесвидетельство, воровство и мошенничество… Эти главы учат тому, что святость связана не только с культом. Святость, связанная с ритуалом, напрямую зависит от того, как люди общаются друг с другом в обыденной жизни. Для богословия очень важна мысль о связи между тем, как люди общаются с Богом, и тем, как они общаются друг с другом. Законы культа оказываются связанными с законами справедливости… В соответствии с композиционным построением, значение всей Книги Левит следует искать в ее середине, в главе 19. В середине главы 19 мы читаем: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (ст. 18). Правило, поражавшее воображение христиан, забывших о его ветхозаветном происхождении, оказывается краеугольным камнем учения о святости

(Douglas 1999, 345–349).

Таким образом, по представлению Дуглас, расположение материала в книге подчеркивает взаимосвязь святости, чистоты и справедливости. Или, другими словами, в израильской традиции интерпретации центром учения о святости становится учение о справедливости. Акцент на справедливости усиливается за счет представления о святости как о некотором наборе табу. Со временем Израиль соединил идею святости с представлением о воле ГОСПОДА, Бога синайского Завета.

3. Взаимосвязь святости и справедливости еще более очевидна в предписаниях, зафиксированных в Лев 25. Они посвящены субботним и юбилейным годам. Именно здесь законы юбилейного года приводятся впервые. Они представляют собой расширение законов субботы, благодаря чему возникает постановление о том, что после каждых сорока девяти лет (семь раз по семь лет) наступает юбилейный год. В этот год земле дается отдых, а земельные наделы, возможно, проданные в результате экономического неблагополучия, возвращаются к своим изначальным владельцам. Интересно, что это законоположение понимается как элемент святости: «Ибо это юбилей: священным да он будет для вас» (ст. 12). В то же время не вызывает никаких сомнений, что развитие этого предписания связано с отношениями между соседями, особенно если рассматривать предписания о юбилейном годе в контексте стихов 19:17–18, 33–34. Таким образом, свод законов, посвященных ритуальной чистоте и святости Бога, превращается в светское законодательство, в котором святость становится частью справедливых отношений между соседями.

Кодекс святости заканчивается главой 26, в которой перечисляются благословения, обещанные в награду за послушание заповедям Торы (26:3–13), и приводится гораздо более длинный список проклятий в адрес тех, кто эти законы нарушает (ст. 14–39). В этой главе подчеркивается важность послушания и снова акцентируется взаимосвязь святости и справедливости.

Книга Левит служит еще одним примером того, как древний материал, связанный с конкретными религиозными практиками, переводит внимание читателя к отчетливому образу народа, пребывающего в общении с Богом: «А вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх 19:6, см. также 1 Петр 2:9).

Как уже отмечалось, в Книге Левит обсуждаются вопросы, кажущиеся странными людям современной постмодернистской культуры. Из–за того, что главной заботой «священников» были вопросы культа, с повышенным вниманием к точности и симметричности в построении материала, этот текст кажется современному секулярному читателю в лучшем случае древней диковиной. Однако в современных условиях, когда самодостаточный мир, порожденный эпохой Просвещения, оказался в опасности, когда стало очевидно, что он не отвечает человеческим исканиям, по крайней мере, в США, затронутые здесь вопросы снова встали на повестку дня.

Это возвращение в значительной мере связано с ощущением потери Бога в современном, практически полностью обмирщенном обществе, которое стремится снова Его найти. Говоря более конкретно, когда мир оказывается под угрозой уничтожения, забота о чистоте становится как никогда важной. Назвав свою книгу «Чистота и опасность», Мери Дуглас постаралась показать, как ощущение опасности ведет к усилению заботы о святости. Это наблюдение может служить ключом к культурным «сражениям» вокруг библейских текстов, происходящим в Церкви и в обществе в США (Douglas 1996).

В Книге Левит речь идет о древней, но до сих пор актуальной для Израиля, современного автору, идее «инаковости» ГОСПОДА, приблизиться к которому можно лишь в результате строгой дисциплины и сознательных усилий. Эта идея коренится в глубоком ощущении характера Бога, который внушает как веру, так и благоговейный страх. Вероятно, что это ощущение особенно усиливалось в моменты катаклизмов. Исходя из этого, мы можем понять намерение кодификаторов, объединивших более древние материалы в эпоху вавилонского плена или вскоре после него. Этот факт кажется особенно удивительным, если вспомнить о том, что на момент создания окончательного варианта текста, то есть ко времени плена, Иерусалимского Храма, единственного места, в котором могли приноситься жертвы и отправляться культ, уже не существовало. По–видимому, реконструкция системы жертвоприношений и связанных с ней материалов воспринималась не как руководство к действию, но как литургический текст, акт эстетического воображения, представляющий миф, в котором вся жизнь Израиля сосредоточена на послушании и радостном служении ГОСПОДУ.

В присутствие Бога можно войти только через соблюдение предписаний о святости, и никак иначе. Материал Книги Левит очень далек от современных условий, но он продолжает оставаться актуальным, поскольку в мире интерпретации библейского текста по–прежнему сохраняется древнее ощущение «инаковости» Бога (Knohl 1995).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.