Часть вторая. Имперская церковь 7 Константин

Часть вторая. Имперская церковь

7 Константин

Вечная, святая и непостижимая благость Божья не позволяет нам блуждать во тьме, она указует нам путь к спасению… Я наблюдал это не только в себе, но и в других людях.

Константин

Мы оставили Константина в тот момент, когда после разгрома Максенция в битве у Мильвиева моста он вместе с Лицинием издал указ о прекращении гонений. Мы уже отмечали, что в конце концов он стал единственным правителем Римской империи, и теперь нам предстоит проследить, как он добивался своей цели. Мы также остановимся на характере и искренности его обращения. Но первостепенное значение для истории христианства имеет не степень искренности Константина и не понимание им христианской веры, а то, какое влияние оказывали обращение и все совершенное этим императором при его жизни и впоследствии. Это влияние таково, что, по ряду мнений, церковь вплоть до XX века жила в "эпоху Константина" и нынешний кризис связан с завершением этой долгой эпохи. Вопрос о справедливости такого взгляда мы обсудим, когда наш рассказ дойдет до XX столетия. Во всяком случае, религиозная политика Константина оказала такое огромное воздействие на ход христианской истории, что вся вторая часть книги посвящена рассмотрению разного рода ответных действий на эту политику и попыткам приспособить ее к иным историческим обстоятельствам.

7.1 От Рима к Константинополю

Расширить подвластные ему территории Константин намеревался задолго до битвы у Мильвиева моста. С этой целью он готовил прочную оперативную базу в Галлии и в Британии. Пять лет он потратил на укрепление границ по Рейну, откуда постоянно исходили угрозы со стороны варваров, и на то, чтобы завоевать расположение своих подданных справедливым и мудрым правлением. Но он не был идеальным правителем. Он так любил роскошь и помпезность, что построил в своей столице Трире грандиозный и богато украшенный дворец, общественными же работами пренебрегал, и дело дошло даже до того, что дренажную систему окрестных полей прорвало, затопив виноградники, которые были основой местной экономики. Вместе с тем он обладал редким для правителей умением соблюдать разумные пределы налогообложения подданных, дабы сохранить их лояльность. Обезопасив границы от вторжений варваров, Константин добился расположения многих жителей Галлии. Частые грандиозные представления в цирке обеспечили ему поддержку любителей насилия и кровавых зрелищ – в жертву приносили так много плененных варваров, что, как утверждает летописец тех времен, эти представления в какой-то мере поблекли – животные устали убивать.

Будучи искусным политиком, Константин расправлялся с противниками по одному и всегда, прежде чем сделать очередной ход, старался обезопасить фланги. Например, хотя кампания против Максенция выглядела внезапной, он и в военном, и в политическом плане готовился к ней не один год. Военная подготовка вылилась в то, что в кампании против Максенция он задействовал всего четверть своих ресурсов, чтобы в его отсутствие не произошло крупного вторжения варваров или бунта на его собственных землях. В дипломатическом плане ему надо было добиться, чтобы Лициний, который был восточным соседом Максенция, не воспользовался вторжением Константина и не предъявил претензий на какие-либо земли Максенция. Чтобы предотвратить такую возможность, Константин предложил Лицинию в жены свою сводную сестру Констанцию и, возможно, заключил с будущим зятем секретное соглашение. Это должно было прикрыть его фланг. Но даже и тогда он не двинулся в Италию, пока Лициний не завяз в конфликте с Максимином Дайей.

Победа у Мильвиева моста сделала Константина правителем западной части империи, в то время как Восток оставался поделенным между Лицинием и Максимином Дайей. Менее дальновидный политик сразу же двинулся бы против Лициния, тем более что по имеющимся сведениям Константин уже тогда решил, что будет воевать с ним. Но Константин умел выжидать. Как и раньше в Галлии, он сосредоточил усилия на консолидации своей власти на вновь завоеванных землях. Казалось, что его встреча с Лицинием в Милане еще больше укрепила их союз, и это подтолкнуло Лициния направить свои усилия против их общего противника Максимина Дайи. Таким образом, в то время как Константин собирал силы, Лициний был вынужден тратить их в войне с Максимином. В Милане Константин еще больше привязал к себе Лициния, исполнив обещание выдать за него Констанцию.

Союзники были еще в Милане, когда пришло известие, что Максимин вторгся на территорию Лициния и захватил город Византии. Похоже, что он считал войну неизбежной и решил ударить первым. Но Лициний действовал быстро, и Максимин был еще возле Византия – позднее Константинополь, а сейчас Стамбул, – когда противник появился перед ним с менее многочисленной армией и разбил его. Максимин был вынужден бежать и вскоре умер.

Империя стала теперь поделена между Лицинием, владевшим всем ее пространством к востоку от Италии, включая Египет, и Константином, владевшим Италией, а также Западной Европой и Северной Африкой. Учитывая родственные связи двух императоров, можно было надеяться, что гражданские войны подошли к концу. Но на самом деле как Лициний, так и Константин стремились к единоличной власти во всей империи, которая, несмотря на ее обширность, была слишком тесной для них двоих. Какое-то время оба противника занимались укреплением своей власти и подготовкой к неизбежному противостоянию.

Наконец враждебные действия начались. Был раскрыт заговор с целью убийства Константина, и следствие вышло на родственника Лициния, сбежавшего на его территорию. Лициний отказался выдать родственника Константину для предания его смертной казни и в конце концов объявил Константину войну. Хотя христианские историки всю вину обычно возлагают на Лициния, на самом деле именно Константин хотел войны со своим зятем, но ему удалось представить своего противника агрессором.

Затем Константин вторгся на территорию Лициния. Две битвы не принесли никому особого успеха, но Константин проявил себя более тонким стратегом, захватив Византии. Лициний был в то время в европейской части своих владений, а Византии занимал господствующее положение на коммуникациях, связывавших его с Азией, где находились его основные силы. Поэтому Лициний оказался отрезанным от своих главных сил и был вынужден запросить мира.

Константин в очередной раз проявил себя способным политиком и терпеливым человеком. У него были все возможности отказаться заключить мир и окончательно сокрушить Лициния. Но для этого ему надо было увести армию далеко от оплота своей власти, и в таком случае не исключалась возможность, что Лициний перехитрит Константина, повторив его собственный маневр со взятием Византия. Поэтому он удовольствовался присоединением большинства европейских территорий Лициния.

Это произошло в конце 314 года, и затем воцарился мир. Константин в очередной раз использовал передышку для укрепления власти на вновь завоеванных землях. Свою резиденцию он расположил не на Западе, а в Сирмии – на территории современной Югославии, – а затем в Сердике, современной Софии. Оба эти города располагались на недавно завоеванных землях, поэтому у Константина была возможность наблюдать за действиями Лициния и укреплять свою власть в этих областях.

Перемирие продолжалось до 322 года, хотя напряженные отношения между императорами сохранялись. Главной причиной конфликта были их амбиции, что сказалось в вопросе о том, какие титулы и почетные звания Должны быть переданы их сыновьям. Ко времени, когда наконец разразилась война, камнем преткновения стала и религиозная политика.

На религиозной политике Лициния следует остановиться особо, ибо после победы Константина некоторые христианские авторы в своем стремлении оправдать его действия против Лициния пытались представить последнего в исключительно дурном свете. После Миланского эдикта Лициний в течение нескольких лет не предпринимал никаких мер против христиан. Более того, рассказ одного христианского автора того времени о победе Лициния над Максимином Дайя весьма созвучен рассказу о победе Константина над Максенцием – в нем тоже присутствует видение. Но у христиан во владениях Лициния не было согласия по многим вопросам, и это вело к общественным беспорядкам. Когда Лициний пытался использовать императорскую власть для наведения порядка, находились группы христиан, полагавшие, что их угнетают, и считавшие Константина защитником истинной веры и "императором, которого любит Бог". Лициний не был христианином, но есть сведения, что он боялся силы христианского Бога, поэтому в молитвах своих подданных за его противника он усматривал государственную измену. Именно поэтому он предпринял определенные меры против некоторых христиан, что дало Константину возможность выступить защитником христианства против угнетателя Лициния.

В 322 году Константин вторгся в земли Лициния под предлогом преследования отрядов варваров, перешедших Дунай. Обоснованно или нет, но Лициний расценил это как сознательную провокацию и начал готовиться к войне, собрав войска в Адрианополе, где ждал Константина с его более слабой армией.

Летописцы того времени утверждают, что Лициний боялся магической силы labarum Константина и что он приказал воинам не смотреть на христианский символ и не двигаться прямо на него. Если это действительно так, то войска были просто деморализованы. Но в любом случае после долгой и кровопролитной битвы менее многочисленная армия Константина одержала победу, а Лициний бежал в Византии.

Лициний надеялся, что сможет долго удерживать Византии, так как у него был сильный флот, благодаря которому он мог получать подкрепление по морю. Но его флотоводец оказался неопытным мореходом, и корабли тонули из-за штормов. Опасаясь быть полностью отрезанным от остальных своих территорий, Лициний ушел в Малую Азию. Константин последовал за ним, и после нескольких сражений Лициний пал духом и отказался от дальнейшей борьбы. Его жена Констанция – возможно, в сопровождении епископа Евсевия Никомидийского, который будет играть важную роль в нашем дальнейшем изложении, – пришла к нему от имени своего брата Константина, обещавшего сохранить жизнь Лицинию в обмен на его отречение. После многих лет интриг и войн Константин стал наконец хозяином всей Римской империи. Вскоре после этого Лициния убили. По сообщениям одних летописцев, он строил заговор против Константина, другие же намекают, что Константин сам приказал его убить или по крайней мере способствовал этому.

Расширение империи при Константине.

Константин царствовал еще тринадцать лет, вплоть до своей смерти в 337 году. В сравнении с предшествовавшим периодом гражданских войн это было время реформ и процветания. Но политическая нестабильность сохранялась, и несколько человек были казнены за подлинные или мнимые заговоры против императора, в том числе – его старший сын Крисп, командовавший флотом отца во время войны с Лицинием.

К абсолютной власти Константин стремился не ради власти как таковой. Как Деций и Диоклетиан до него, он мечтал возродить былую славу империи. Основное различие между ними заключалось в том, что Деций и Диоклетиан пытались достичь этой цели через возрождение язычества, а Константин полагал, что это лучше делать на основе христианства. Наиболее решительных противников эта политика встретила в Риме, в частности – в сенате, члены которого из числа старой аристократии сожалели о закате древних богов и о былых привилегиях. Уже за несколько лет до конечной схватки с Лицинием Константин столкнулся с противодействием римского сената. Теперь же, став полновластным хозяином империи, он провозгласил смелый курс: он построит "Новый Рим" – неприступный, могучий город, который будет называться Константинополем, то есть "городом Константина".

Вполне возможно, что стратегическое положение Византия Константин оценил в ходе кампании против Лициния. Этот город располагался на самом краю Европы, почти соприкасаясь с Малой Азией. Таким образом, он мог служить мостом между европейской и азиатской частями империи. Кроме того, если его должным образом укрепить, Византии смог бы держать под контролем весь Босфор, через который суда проходили из Средиземного моря в Черное. Срок мирного договора, заключенного несколько десятилетий назад с Персией, подходил к концу, и император чувствовал необходимость расположить свою резиденцию неподалеку от восточной границы. В то же время германские племена на Рейне по-прежнему оставались угрозой, и со стороны императора было бы неразумно слишком удалиться от западной части империи. По всем этим причинам Византии казался идеальным местом для новой столицы. Выбор Константина – который он приписывал не себе, утверждая, что следует указаниям, полученным от Бога, – оказался очень мудрым, поскольку основанный им город в течение многих веков будет оставаться важным стратегическим центром.

Но древний Византии был слишком мал для осуществления грандиозного замысла великого императора. Длина его стен, построенных при Септимии Севере, едва достигала двух миль. Повторив древнюю легенду об основателях Рима Ромуле и Реме, Константин вышел в поле далеко за пределы древних стен и копьем указал направление, которому должны следовать новые стены. Все это сопровождалось церемониями, в которых принимали участие как христианские священники, так и языческие жрецы. Когда императора, уже удалившегося от стен, спросили, далеко ли еще собирается он идти, он ответил: "До того места, куда ведет идущий впереди меня". Естественно, христиане из его свиты могли истолковать эти слова как относящиеся к их Богу, а язычники – счесть, что имеются в виду их боги или, возможно, Непобедимое солнце. К концу церемоний Константин наметил обширную территорию, способную вместить огромные массы людей.

Строительство началось немедленно. Поскольку материалов и квалифицированных рабочих было недостаточно, чтобы уложиться в поставленные Константином сроки, статуи, колонны и другое архитектурное убранство привозили из разных городов. Посланцы Константина ездили по империи в поисках всего, что могло украсить новую столицу. Впоследствии Иероним скажет, что Константинополь одели, раздев всю остальную империю. Многие статуи языческих богов, взятые из храмов, ставили в таких местах, как ипподром, общественные бани или скверы. Тем самым боги, превращенные в элемент убранства, словно бы теряли свою силу.

Самой, пожалуй, известной статуей, привезенной в Константинополь, была статуя Аполлона, как говорят, работы Фидия, одного из лучших скульпторов всех времен. Ее поставили в центре города на вершине огромной каменной колонны, вывезенной из Египта и считавшейся самым большим подобного рода монолитом в мире. Чтобы сделать ее еще выше, колонну поместили на мраморный пьедестал высотой свыше шести метров.

Константинополь. Изображение из Нюрнбергской летописи XV века.

Общая высота монумента достигала примерно сорока метров. Но сама статуя уже не была изображением Аполлона – ее венчала голова Константина.

Среди других крупных общественных работ можно выделить базилику Святой Ирины – то есть святого мира, – ипподром и общественные бани. Был также построен большой дворец для императора, а те немногие аристократические семьи, которые согласились переехать из Рима, получили точные копии своих родовых резиденций.

Но для заселения нового города всего этого было недостаточно. Поэтому всем, кто приезжал в него, Константин предоставлял разного рода привилегии, например освобождение от налогов и службы в армии. Вскоре для жителей Константинополя стало обычным делом бесплатно получать масло, зерно и вино. В результате город начал расти такими умопомрачительными темпами, что век спустя при Феодосии II возникла необходимость в строительстве новых стен, ибо территория времен Константина, тогда казавшаяся чересчур обширной, уже не вмещала возросшего населения.

Как станет ясно из последующих глав, решение Константина основать новую столицу имело чрезвычайно важные последствия, ибо вскоре западная часть империи, в том числе Древний Рим, была захвачена варварами, и Константинополь стал центром, в течение тысячи лет сохранявшим политическое и культурное наследие империи. Поскольку столицей этой восточной части Римской империи был бывший Византии, она стала называться Византийской империей.

7.2 От Непобедимого солнца к Иисусу Христу

По поводу обращения Константина высказывались разные точки зрения. Вскоре после событий, описанных в этой главе, появились христианские авторы – с одним из которых мы встретимся в следующей главе, – пытавшиеся доказать, что обращение императора было целью, к которой шла история церкви и империи. Другие же утверждали, что Константин был просто ловким политиком, использовавшим "обращение" для своей собственной политической выгоды.

Обе эти точки зрения – явное преувеличение. Достаточно прочитать документы тех лет, чтобы убедиться, что обращение Константина весьма отличалось от обращения других христиан. В то время обращенные проходили через долгое обучение и наставничество, чтобы понять смысл новой веры и жить по ней, и только затем крестились. Их наставником и пастырем был епископ, помогавший им понять роль веры в их повседневной жизни.

В случае с Константином дело обстояло иначе. Даже после битвы у Мильвиева моста и в течение всей последующей жизни он никогда не подчинялся духовному руководству учителя или епископа. Христиане, например Лактанций, наставник его сына Криспа, входили в его окружение. Одно время при нем состоял Осий, епископ Кордовы, выполнявший роль посредника между Константином и другими церковными деятелями. Но Константин сохранял за собой право самому определять свою религиозную политику и даже вмешиваться в дела церкви, так как считал себя "епископом епископов". И после обращения он неоднократно принимал участие в языческих обрядах, в которых христианин участвовать не мог, и епископы не высказывали по этому поводу никакого осуждения.

Объяснялось это не только его властными полномочиями и вспыльчивым характером, но и тем, что, несмотря на проводившуюся им политику поддержки христианства и на его неоднократные исповедания силы Христа, формально он не был христианином, так как крещения не принял. Крестился он только на смертном одре. Поэтому политика в целом и эдикты в поддержку христианства воспринимались церковью как дела человека, дружески настроенного к ней или даже склонного стать христианином, но еще не сделавшего решающего шага. В том же свете рассматривались все религиозные и нравственные "проступки" Константина, то есть как прискорбные дела человека, расположенного стать христианином, но не входящего в число верующих. Такому человеку церковь может давать советы или даже оказывать поддержку, но она не может направлять его. Такое двусмысленное положение дел сохранялось до последнего часа жизни Константина.

С другой стороны, по ряду причин Константина нельзя рассматривать как обычного сторонника политических компромиссов, заявившего о своем благосклонном отношении к христианству, чтобы добиться поддержки христиан. Во-первых, в такой точке зрения заложен анахронизм, ибо Константин оказывается неким предтечей современных политиканов. Но с таким тонким расчетом к религиозным вопросам не подходили и самые неверующие люди. Во-вторых, если Константин был таким беспринципным соглашателем, он начал искать поддержки христиан в неподходящее время. Монограмму "хиро" на свой labarum он поместил в момент, когда готовился к битве за город Рим, центр языческих традиций, где его основными сторонниками были представители старой аристократии, считавшие, что их притесняет Максенций. Более сильными позиции христиан были не на Западе, за который он тогда боролся, а на Востоке, претензии на который Константин предъявит позднее. Наконец, следует отметить, что поддержка христиан имела для Константина сомнительную ценность. Учитывая неприятие церковью военной службы, количество христиан в войсках, особенно на Западе, было относительно небольшим. В гражданском же населении большинство христиан принадлежало к низшим классам, и их экономические возможности были весьма скромными. Кроме того, после почти трех веков напряженной обстановки в империи невозможно было предсказать, как христиане отнесутся к такому необычному явлению, как христианский император.

Быть может, истина заключается в том, что Константин просто искренне верил в силу Христа. Но это не значит, что он понимал эту силу так же, как христиане, умиравшие за нее. Христианский Бог казался ему могущественным существом, которое будет благоволить ему, пока он поддерживает верующих. Поэтому, издавая законы в пользу христианства и строя церкви, Константин добивался расположения не христиан, а их Бога. Именно этот Бог дал ему победу в битве у Мильвиева моста и во многих других сражениях. В определенном смысле Константин понимал христианство так же, как Лициний, испугавшийся сверхъестественной силы, заключенной в labarum его противника. Различие просто в том, что Константин использовал эту силу, встав на сторону христиан. Такое истолкование веры Константина подкрепляется его собственными заявлениями, показывающими его искренним человеком, который весьма смутно понимал смысл христианского послания.

Но это не мешало императору служить и другим богам. Его отец был верным поклонником Непобедимого солнца. Поклонение Непобедимому солнцу, не подразумевая отвержения других богов, было поклонением Высшему Существу, символом которого было солнце. Проводившаяся Константином политика показывает, что в его глазах Непобедимое солнце и христианский Бог не были так уж несовместимы. Возможно, ему казалось, что их можно считать выражениями одного Высшего Божества и что другие боги, хотя и занимающие подчиненное положение, тоже вполне реальны и обладают определенной силой. Поэтому при случае он обращался за советом к оракулу Аполлона, принял титул первосвященника, который традиционно был прерогативой императоров, и участвовал в разного рода языческих обрядах, не отдавая себе отчета, что тем самым он изменяет Богу, Который дал ему победу и власть.

Кроме того, Константин был проницательным политиком. Он обладал такой властью, что мог благоволить христианам, строить церкви и даже перевозить в Константинополь статуи языческих богов для украшения города своей мечты. Но если бы он попытался запретить поклонение языческим богам, то очень скоро столкнулся бы с непреодолимым сопротивлением. Языческие боги отнюдь не были забыты. Христианство еще только начинало укореняться среди старой аристократии и сельского населения. В армии многие поклонялись Митре и другим богам. В афинской Академии и в александрийском Музее, двух крупнейших учебных центрах того времени, учили языческой мудрости. Императорский указ не мог отменить всего этого, во всяком случае – пока не мог Да и у самого императора, не видевшего, чем так уж несовместимы Непобедимое солнце и Воплощенный Сын, не было желания такой указ издавать.

В таких условиях религиозная политика Константина представляла собой медленный, но необратимый процесс. Вполне вероятно, что этот процесс отражал как требования политической реальности, так и внутреннюю эволюцию самого Константина, постепенно отходившего от старой религии и все полнее постигавшего новую. Сначала он просто положил конец гонениям и приказал вернуть конфискованную у христиан собственность. Затем начал проявлять новые признаки благоволения христианам, такие, например, как передача в дар церкви Латеранского дворца в Риме, принадлежавшего его жене, или предоставление службы почтовой связи империи в распоряжение епископов, отправлявшихся в 314 году на Арльский синод. В то же время он стремился оставаться в ладу и с последователями старых религий, особенно – в римском сенате. Официальная религия империи была языческой, и, будучи главой этой империи, Константин принял титул первосвященника и исполнял функции, соответствующие этому титулу. На монетах, чеканившихся вплоть до 320 года, изображались имена и символы языческих богов наряду с монограммой Христа, которую Константин впервые использовал в битве у Мильвиева моста.

Императрица Елена приносит в дар базилику. Фрагмент рисунка из рукописи V века.

Кампания против Лициния дала Константину возможность предстать защитником христианства. Он вторгался на территории, где церковь насчитывала наибольшее количество сторонников. Разгромив Лициния, Константин назначил многих христиан на высокие правительственные посты. Учитывая усиление напряженности в отношениях с римским сенатом, выступавшим за возрождение язычества, Константин все больше склонялся к поддержке христианства.

В 324 году императорский указ предписал всем воинам поклоняться Верховному Богу в первый день недели. В этот день христиане праздновали воскресение Господа. Но это был также день Непобедимого солнца, поэтому язычники не видели причин воспротивиться эдикту. Год спустя в Никее епископы собрались на встречу, которая впоследствии стала называться Первым Вселенским собором ^{17}. Это собрание было созвано императором, в очередной раз предоставившим в распоряжение епископов имперскую службу связи.

Строительство Константинополя стало еще одним шагом на этом пути. Решение создать "Новый Рим" само по себе было попыткой ослабить власть древних и по большей части языческих аристократических семей в Риме. А набеги на языческие храмы, из которых вывозились статуи и другие предметы для украшения новой столицы, нанесли удар по языческим религиям, многие святилища которых лишились богов, служивших предметом местного поклонения. В то же время строительство новых и великолепных церквей резко контрастировало с разграблением старых храмов.

Но несмотря на все это почти до самого дня своей смерти Константин продолжал исполнять функции языческого первосвященника. Когда он умер, сменившие его трое сыновей не воспротивились решению сената провозгласить его богом. Таким образом, по иронии судьбы Константин, нанесший такой большой ущерб язычеству, стал одним из его богов.

7.3 Значение Константина

Влияние, оказанное Константином, ощутимо в церкви вплоть до XX века. Но его царствование и проводившаяся им политика имели для церкви и более прямые последствия, проявившиеся почти немедленно.

Разумеется, самым прямым последствием обращения Константина было прекращение гонений. До тех пор даже во времена относительного спокойствия христиане жили под постоянной угрозой гонений и с надеждой для многих стать мучениками. После обращения Константина эта угроза и эта надежда исчезли. Несколько языческих императоров, правивших после него, не преследовали христиан, а пытались возродить язычество иными способами.

Одним из результатов нового положения дел стало развитие того, что можно назвать "официальным богословием". Ошеломленные милостями, которые Константин изливал на них, многие христиане стремились доказать, что Константин был избран Богом, чтобы привести историю церкви и империи к наивысшей точке развития, в которой они соединились. Типичным выразителем такого взгляда был Евсевий Кесарийский (не путать с Евсевием Никомидийским), о котором мы поговорим в следующей главе.

Другие придерживались противоположной точки зрения. По их мнению, тот факт, что императоры объявляют себя христианами и в результате люди толпами приходят в церковь, свидетельствует не о благословении, а о великом отступничестве. Некоторые из тех, кто смотрел на вещи в таком свете, но не хотел порывать с церковью, уходили в пустыню, где они вели аскетический образ жизни и предавались размышлениям. Поскольку мученичество стало невозможным, эти люди полагали, что истинные последователи Христа должны продолжать готовиться если не к мученической смерти, то к монашеской жизни. Поэтому в IV веке наблюдался массовый исход искренних христиан в пустыни Египта и Сирии. Это раннее монашеское движение мы рассмотрим в главе 15.

Неприятие нового положения дел выражалось и в другой точке зрения, согласно которой лучше всего было просто порвать связи с основной церковью, ставшей имперской, и считать ее греховной и отступнической. К рассмотрению таких взглядов мы обратимся в главе 16.

Среди тех, кто не ушел в пустыню и не стал раскольником, а остался в церкви, отмечался настоящий всплеск духовной жизни и работы мысли. Как в любой поворотный период, многие предлагали теории и учения, которые не могли быть приняты церковью. Самым значительным из таких движений было арианство, вызвавшее жаркую полемику по вопросу о Троице. В главе 17 мы рассмотрим, как развивалась эта полемика до 361 года, когда императором стал Юлиан.

Правление Юлиана ознаменовало высшую точку реакции язычников на обращение Константина. Глава 18 будет посвящена его правлению и рассмотрению попыток придать язычеству новые силы.

Но большая часть христиан не выражала по этому поводу ни крайнего восторга, ни безусловного неприятия. Большинство руководителей церкви считали, что новые условия не только открывают благоприятные возможности, но и таят серьезные опасности. Поэтому, заявляя о верности императору, что, впрочем, большинство христиан делало всегда, они подчеркивали, что в конечном счете их верность принадлежит только Богу. Такой была позиция "отцов" церкви (не совсем точное определение, так как среди них были и "матери"). И опасности, и благоприятные возможности были велики, поэтому перед ними стояла трудная задача. Возможно, они не всегда принимали верные решения и занимали правильную позицию, но так или иначе то была эпоха гигантов, придавших очертания церкви на много веков вперед.

Но прежде чем заняться рассмотрением разного рода ответных действий, вызванных обращением Константина, нам придется сделать паузу, чтобы рассмотреть, как его обращение сказалось на проведении богослужений, которые для большинства христиан, скорее всего, были главными свидетельствами перемен.

До времен Константина христианское богослужение было относительно простым обрядом. Поначалу христиане собирались в частных домах. Затем они стали собираться на кладбищах,таких как римские катакомбы. К III веку появились помещения, специально предназначенные для проведения богослужений. Самую старую церковь, относящуюся примерно к 250 году, археологи нашли в Дура-Европосе. Она представляла собой небольшую комнату, украшенную очень простыми фресками.

После же обращения Константина на христианских богослужениях появился отпечаток имперского величия. Фимиам, использовавшийся как знак уважения к императору, начал применяться и в христианских церквах. Священники, совершавшие до того времени богослужение в обычной одежде, теперь облачались в роскошные одеяния. Некоторые обрядовые действия, которые обычно совершались перед императором, стали частью христианского богослужения. Вошло в обычай начинать службу с шествия. Появились хоры, в значительной мере – для сопровождения этих шествий. В конечном счете, прихожане стали играть менее активную роль.

Уже во II веке появился обычай отмечать день смерти мучеников, собираясь у мест их погребения. Теперь же во многих таких местах были построены церкви. В конце концов многие пришли к выводу, что богослужение имеет особенную ценность, если проводится в одном из тех святых мест, где есть останки мучеников. В результате начали выкапывать тела мучеников и помещать их – или отдельные их части – под алтарями многих строившихся церквей. Другие утверждали, что получили откровение от неизвестных или забытых мучеников. Кое-кто заявлял даже, что получил видение, показавшее, где погребен тот или иной мученик, – именно так обстояло Дело с Амвросием и с предполагаемыми останками святых Гервасия и Протасия. В конце концов в церкви распространилось убеждение, что останки святых и реликвии новозаветных времен обладают чудодейственной силой. Особый вклад в развитие таких настроений внесла императрица Елена, мать Константина, нашедшая в ходе паломничества на Святую землю то, что она сочла крестом Христа. Вскоре было объявлено, что крест обладает чудодейственной силой, и кусочки дерева – якобы от этого креста – разошлись по всей империи.

Ко всему этому многие руководители церкви относились неодобрительно и пытались предотвратить развитие суеверных представлений. Поэтому в своей проповеди они обычно говорили, что хороший христианин не обязательно должен идти в Святую землю и что почитание мучеников не надо делать самоцелью. Но их проповедь часто не достигала цели, так как людей в церковь приходило так много, что не оставалось времени для подготовки их к крещению и тем более для водительства их в христианской жизни после крещения.

Церкви, построенные при Константине и его преемниках, никоим образом не походили на простую церковь в Дура-Европосе. Константин приказал построить в Константинополе церковь Святой Ирины, то есть святого мира. Его мать Елена построила на Святой земле церковь Рождества и еще одну – на Елеонской горе. Подобные церкви строились во всех крупных городах империи, иногда по прямому распоряжению императора, а иногда просто по примеру новой столицы. Такая политика продолжалась и при преемниках Константина, большинство из которых стремились увековечить свою память строительством больших церквей. Хотя большинство церквей, построенных при Константине и его ближайших преемниках, не сохранились, есть достаточно указаний на их общий замысел, проявившийся в церквах, построенных позже и стоящих до сих пор.

В некоторых церквах алтарь находился в центре, а внутреннее пространство имело многоугольную или почти круглую форму. Но строители большинства церквей придерживались классической прямоугольной планировки "базилики". Этим древним словом называли большие общественные (или иногда частные) здания, основная часть которых представляла собой зал, разделенный на нефы двумя или несколькими продольными рядами колонн. Именно эта планировка служила в основном моделью для строительства церквей в первые века после обращения Константина, поэтому такие церкви получили название базилик.

Христианские базилики состояли обычно из трех основных частей: атриума, нефов и алтарной части. Атриум представлял собой прямоугольное окруженное стенами помещение у входа. В центре атриума находился фонтан, где верующие могли совершить ритуальное омовение, прежде чем войти в основную часть здания. Притвор, расположенный между атриумом и собственно базиликой, назывался нартексом и имел одну или несколько дверей, ведущих в нефы.

Нефы были самой просторной частью базилики. В центре находился главный неф, отделенный от боковых рядами колонн. В главном нефе потолок обычно располагался выше, чем в остальной части здания, и над двумя рядами колонн, отделявших его от других нефов, возвышались стены с окнами, через которые проходил свет. Боковые нефы были ниже и обычно уже. Поскольку, как правило, имелось два или четыре ряда колонн, в одних базиликах было три нефа, и в других – пять (хотя строились и базилики с девятью нефами, обычно их число не превышало пяти).

Типичный план христианских церквей при Константине, с рядами колонн, образующими несколько нефов (в данном случае пять). Обратите внимание также на апсиду и атриум.

В конце главного нефа возле алтарной части располагалось место для хора, чаще всего огражденное. С двух сторон от него стояли две кафедры, с которых читалось и комментировалось Писание и на которые входил регент хора во время пения псалмов.

Алтарная часть располагалась в конце нефа и возвышалась над ним. Она была перпендикулярна нефу и немного превышала ширину основной части базилики, что придавало общей планировке форму креста или буквы Т. Ближе к середине алтарной части находился собственно алтарь, на который помещались Святые Дары для причастия.

Задняя стена алтарной части напротив главного нефа была полукруглой, образуя апсиду – вогнутую нишу за алтарем. У стены апсиды стояли скамьи для служителей. Если церковь была епископской, среди этих скамей помещалось кресло для епископа, или "кафедра", от которой образовалось слово "кафедральный". В некоторых случаях епископ читал проповедь, сидя на кафедре.

Внутреннее помещение базилики богато украшалось полированным мрамором, светильниками и гобеленами. Но наиболее характерной формой христианского искусства в тот период (и долгое время спустя в Восточной церкви) была мозаика. Стены покрывались картинами, составленными из очень маленьких цветных кусочков камня, стекла или фарфора. На мозаиках обычно изображались сцены на библейские темы или на темы, связанные с христианским преданием. Иногда изображался человек, оплативший строительство базилики, в этих случаях он часто был показан передающим в дар небольшую копию базилики. Естественно, главной стеной была стена апсиды. Она обычно украшалась большим мозаичным панно с изображением либо Девы Марии с Младенцем на коленях, либо Христа, сидящего во славе как Верховный Властелин мироздания. Такое изображение Христа как Пантократора, то есть Верховного Правителя, отражало влияние изменившейся политической обстановки на христианское искусство – сидящий на престоле Христос очень напоминал римского императора.

Возле базилики располагались другие здания. Наиболее важным из них был баптистерий. Он представлял собой круглое или многоугольное помещение достаточно больших размеров, чтобы принять несколько десятков человек. В центре находился бассейн для крещения, в который спускались по ступенькам. Там совершалось крещение, обычно погружением или обливанием. (Это были два принятых способа крещения, во всяком случае до IX века. Крещение окроплением головы практиковалось и раньше, но только в исключительных случаях, когда того требовало состояние здоровья, когда крещение совершалось на смертном одре или когда не хватало воды. Альтернативная форма крещения получила распространение в IX веке в более холодных районах Западной Европы. В Италии крестить погружением продолжали до XIII века, а в восточных церквах – греческой, русской и других – погружением крестят до сих пор.)

В середине баптистерия висел большой занавес, разделявший помещение на две части, мужскую и женскую половины, поскольку в IV веке в воду спускались обнаженными, а после выхода из нее получали белые одежды.

Все это служит иллюстрацией последствий обращения Константина. В ранней церкви сохранялись традиционные обычаи. Причащение оставалось основным обрядом богослужения и совершалось каждое воскресенье. Крестили по-прежнему погружением, и сохранялось многое из старой символики. Но изменения, вызванные новыми условиями, наблюдались повсюду. Основная проблема, стоявшая перед церковью, заключалась в том, до какой степени и как она должна приспособиться к изменившимся обстоятельствам. Все были едины во мнении, что так или иначе перемены необходимы. Все были едины также во мнении, что перемены не должны привести к отказу от традиционной веры церкви. Расхождения касались вопроса, что в сущности означает признание новой реальности с одновременным сохранением верности изначальному учению.