8. ТАЙНА ПРЕМУДРОСТИ
8. ТАЙНА ПРЕМУДРОСТИ
На какую высоту веры, дерзновения и надежд зовет нас великий служитель Литургии! И нам, отвыкшим от такого ощущения «неизмеримой» и «вседейственной» силы ее, привыкшим слишком «просто», маложизненно смотреть даже на это, воистину «величайшее и высочайшее и всесильнейшее таинство», представляется все непостижимым, трудно–приемлемым. Да, естественно стало человеку земному сомневаться или хотя бы недоумевать о вещах сверхъестественных. На это в сей главе мы найдем ответ. И даже о. Иоанн по своему опыту знал эти смущения. Да и как ему было не знать их? Кто чем больше занимается, тот о том больше, всестороннее знает: а уж о. Иоанн воистину жил Литургией. Потому переживал он все вопросы, касающиеся ее. И даже глубже других. Священнослужители по опыту знают, что им приходится продумывать и искать твердых оснований на такие запросы ума, над коими большинству мiрян не приходилось и задумываться. А между тем, ответ нужно во что бы то ни стало найти; истина должна быть тверда, ибо она слишком для нас дорога! — «У людей», — говорит батюшка с опыта, — «старающихся проводить духовную жизнь, бывает самая тонкая и самая трудная война через помыслы, каждое мгновение жизни — война духовная; надобно каждое мгновение… замечать втекающие в душу помыслы от лукавого и отражать их».
Нужно найти ответы всем искусительным мыслям, чтобы не только с миром, но и с дерзновенною верою и утешительным упованием совершать великое священнодействие. И о. Иоанн знал сомнения; но он умел и отвечать; и умел опытно: тем это для нас важнее — основательнее, авторитетнее, успокоительнее.
«Часто, — пишет он, — лукавая и слепая плоть или живущий в нашей грешной плоти князь века сего шепчет нам, что в Тайнах только хлеб и вино, а не самое Тело и Кровь Господа; и лукавыми свидетелями посылает для этого зрение, вкус и осязание».
«Дым адский усиливается затмить и стеснить душу даже тогда, когда пред тобою предлежит святая и страшная жертва, когда причащаемся ее, и — при совершении всех таинств. Чем важнее священнодействие, тем сильнее и яростнее нападает враг».
«Даже у самой Чаши враг делает тебе козни и смущает тебя разными помыслами. И не хочешь, да борись. И хотел бы долго, долго опочить с Господом, да враги не дают».
Так первую причину сомнений о. Иоанн видит — в клеветнике диаволе, вторую же — в нашей грешной плотской душе, из?за страстей потерявшей способность зреть духовные вещи ясно.
«Пока в нас страсти будут действовать, пока ветхий человек в нас будет жить и не умрет; до тех пор нам придется много скорбеть от различных искушений, от борьбы ветхого человека с новым».
Это вообще относится ко всем предметам веры.
«Если веру нашу православную, таинства ее, христиане иногда не могут вместить, то это показывает только, что умы и сердца людей нечисты и страстны, и не могут выносить чистоты и света ее, — как больные глазами света солнечного. Это сокровище небесное могут вместить только люди, отрешающие ум и чувства свои от пристрастий житейских».
Эта нравственная испорченность нашей природы представляется о. Иоанну прямым уродством.
— «Встречаются у людей уродливые сердца! При совершении таинств, они дышат неверием, и бесчувствием, нравственным бессилием, недугуют смехом или смущением и бесовским страхом!»
Третью причину батюшка видит в беззаконном, а потому и не логичном, безумном покушении естественного ума проникнуть в сверхъестественный мiр, понять земным умом — небесные тайны, рассудком уразуметь — чудо, человеку обнять — божественное. Идя по всем этим путям, он и отвечает на недоумения и сомнения; прибегая иногда и к вспомогательному способу — сравнениям.
1. И прежде всего, — и совершенно мудро, логично, философски правильно, он останавливает незаконные попытки ума, не имеющего ни возможности, ни права, постигнуть непостижимое: тайна есть тайна.
«Благоговей, говорит он, — всеми силами души пред всеми Таинствами! И говори в себе о каждом Таинстве перед совершением или причащением его: Это — Тайна Божия! Я только недостойный приставник ее или участник ее. А то гордый разум наш и Тайну Божию хочет исследовать. А если не может ее исследовать; то отвергает, как не подходящую под ничтожную мерку его».
И в частности, в отношении к таинству Евхаристии, он всегда и совершенно ясно созерцает, что оно есть чудо из чудес, большее даже, чем «сотворение мiра»; а потому уму здесь должно лишь смириться и принимать все верою. А отвергать тайну есть неразумие, даже безумие; ибо чудо — выше естественных законов, выше ума.
«Литургия — величайшее чудо,.. непрестанное чудо: с радостью и страхом… надо всегда присутствовать при совершении ее».
«То, что совершается во время Литургии, поражает своим величием» не только человека, но и «все ангельские умы: т. е. пресуществление хлеба и вина в истинное Тело и Кровь Самого Господа и причащение их верующими. А мы, для которых это Таинство совершается, часто равнодушны».
«Приимите, ядите… пийте от нея вси… Кто постигнет величие благодеяния, подаваемого нам Господом нашим Иисусом Христом в таинстве Евхаристии или причащении? Вполне — никто, ни даже ум ангельский: ибо благодеяние это — беспредельно и необъятно, как и Сам Бог, Его благость, премудрость и всемогущество». Чудо есть чудо, т. е. дивное и непостижимое уму явление.
2. Но, однако, почему же можно и должно принимать его за истинное и несомненное событие?
В ответ на это о. Иоанн приводит много оснований:
а) Как человек глубоко сознательный верующий он прежде всего отсылает нас к истине о всемогущей власти и силе Господа Иисуса Христа, особенно после Его прославления чрез воскресение и вознесение: что Он благоволил изречь, то силен и сделать. У Бога слово есть дело.
«Дадеся Мне всякая власть на небеси и на земли», сказал Он Сам пред вознесением ученикам и чрез них всему мiру (Мф. 28, 18). Этою властию, — говорит батюшка, — Господь поставляет пастырей церкви,.. совершает все таинства;.. претворяет хлеб и вино в Тело и Кровь Свою Духом Святым».
Мы уже видели, как он часто говорил, что Литургию собственно совершает Сам Спаситель чрез священников, или Бог Дух Святый — чрез нас. Но Бог все может. А потому верующий не видит никаких препятствий и к этому Его Божественному действию: как сказано, так и бывает.
«Для верующего нет ничего невозможного»…
«Рече и бысть»: весь мiр, все. «Не изнеможет у Бога всяк глагол», сказал Архангел Деве. Истинно так!
И о. Иоанн прибегает к этому предивному примеру, чтобы облегчить и укрепить принятие и тайны пресуществления.
— «Тело и Кровь Христовы прелагаются Духом Святым из хлеба и вина; как и во утробе Девы Пречистой оно сотворено Духом Святым от кровей Ее».
И воистину, воплощение Бога во чреве Девы не только не меньшее чудо, чем пресуществление Святых Даров, а большее. И если кто принял за несомненную истину первое, тому еще легче воспринять и второе. Там и здесь чудо, то и другое непостижимо. Там и здесь в телесном Божество. Там и здесь действует один и тот же всемогущий Дух Святый.
«Что удивительного если Сам Бог — Слово, Творец всего видимого и невидимого, претворяет, пресуществляет хлеб и вино в пречистое Тело и в пречистую Кровь Свою? В этих хлебе и вине воплощается Сын Божий не вновь, потому что Он однажды воплотился;.. но воплощается тем самым телом, которое прежде воплотилось; по подобию того, как умножил Он пять хлебов и сими пятью хлебами напитал несколько тысяч».
А если для Бога все возможно, то всякие сомнения нужно отметать как диавольское искушение правой веры нашей, как восстание на истину!
«Когда диавол будет смущать тебя неверием в Тайны, говоря: это невозможно, чтобы хлеб и вино были Телом и Кровью Христовою, — скажи ему: Да! для тебя и для меня это невозможно, ты правду говоришь. Но не для Бога: «вся бо возможна суть у Бога» (Мр. 10, 27). Самая мысль у Бога есть дело; слово у Бога — дело. «Рече и быша» (Пс. 32, 9), говорит и бывает. Кратко и ясно!.. Не хотят ли ноги быть вверху и учить — странно сказать! — Зиждителя всех?!»
«И мы не дозволяем слушать его (врага) клеветы и рассуждаем так: для Тебя, Господи, все возможно».
И батюшке очевидно это чудесное всемогущество во всяком творении даже так называемого естественного мiра:
«Ты творишь плоть людям, животным, рыбам, птицам, гадам, всей твари.
Дух Святый созидает нас во чреве матери нашей, это ведь тоже постоянное чудо».
А если так, — то «для Себя ли Ты, везде Сый и вся Исполняяй, не сотворишь плоти? Какой ваятель, делая изваяния для других, не в состоянии сделать его для себя? Мало того, Ты превращаешь мертвое вещество в живое существо: напр. посох Моисея — в змея. И нет ничего для Тебя невозможного!..»
б) В помощь же для усвоения Тайн верою, о. Иоанн ссылается на множество тайн и в естественном мiре, которые мы однакоже не отвергаем, а принимаем.
«Множество тайн в природе, коих не может постигнуть даже в вещах мой разум, однакоже вещи существуют со своими тайнами».
«Зачем мне ходить далеко искать следов Твоей благости, Твоей премудрости, Твоего всемогущества? Ах, следы эти так явственно видны во мне! Я, я — я чудо! Я в малом виде целый мiр!».
«Так и в этом таинстве все тайна для меня…но тайны Тела и Крови на самом деле существуют, хотя и не понятно для меня. У Творца моего множество тайн; я сам для себя тайна как дело рук Его!»
А если непостижимо земное, тем более не допытывайся о вещах небесных; если не понимаешь естественного бытия, то не задавай вопросов — как? каким образом? — о бытии сверхъестественном: это безумно.
«Когда идет дело о тайнах Божиих, не спрашивай внутренно: как это бывает? Ты не знаешь того, как Бог сотворил весь мiр из ничего»; тем более «не можешь, да и не должен знать и здесь: как что?либо Бог делает тайно. Тайна Божия тайною и должна для тебя остаться; потому что ты — не Бог, не можешь знать всего, что бесконечно–премудрому, всемогущему Богу известно. Ты — дело рук Его, ничтожная тварь!»
«Ты не разумеешь об образе вселения Господа в животворящие Тайны. Это — тайна. Так же тайна, как тайно то, каким образом вселен в твое тело дух бессмертный».
в) Но когда о. Иоанн богословствующим умом желает приблизить или обосновать несомненность истины этого чуда из чудес; то он останавливается на другой истине о том, что Бог есть истинно Сущий, везде сущий, все наполняющий; а следовательно может быть и в тайнах.
«По совершеннейшей простоте Своей Он находится необходимо весь везде «везде Сый и вся Исполняяй: еда небо и землю не Аз наполняю?» (Иер. 23, 24)».
«Непостижимо, как Дух Господа нашего Иисуса Христа соединяется с хлебом и вином, претворяет их в тело и кровь. Это объясняется отчасти (лишь «отчасти») тем, что везде — всемогущий, творческий дух Господа,.. и везде Он может даже «не сущая нарицати яко сущая» (Рим. 4, 17); тем более из сущего делать другое сущее».
И потому, «чтобы с верою несомненною причащаться животворящих Таин и победить все козни врага, все его клеветы; представь, что принимаемое тобою из чаши есть Сый, т. е. Един Сущий. Когда будешь иметь такое расположение мыслей и сердца; то от принятия св. тайн ты успокоишься, возвеселишься, и оживотворишься, познаешь сердцем, что в тебе истинно и существенно пребывает Господь и ты — в Господе. — Опыт!» —
г) В частности, о. Иоанн придавал величайшую, всемогущую силу самим словам, которые произносятся при совершении таинства; ибо Словом все сотворено, весь мiр, всякое бытие.
«Возможно ли сомневаться в том, в бытии чего уверяет нас собственный опыт и видимый и невидимый мiры! В чем состоит тайна бытия всех тварей?» —
«В слове Творца: Рече и быша!»
«Все — от слова.., ни от чего другого».
«Не тот же ли Господь действует через нас — священников — и у нас? здесь Сам Господь… Совершитель всего: Он «приносяй жертву и приносимый». Священник только говорит слова, простирает руку, а Господь все претворяет».
Почему же такая сила в словах?..
— «Слово Божие, — говорит о. Иоанн, — все равно, что Сам Бог. Потому несомненно веруй всякому слову Господа. Слово Бога — дело». И, «каждое слово Св. Писания, каждое слово Божественной Литургии, утрени и вечерни, каждое слово священно–таинственных молитв и молитвословий имеет в себе соответствующую ему и в нем заключающуюся силу, подобно знамению Честнаго и Животворящего Креста. Тайная благодать присуща каждому церковному слову ради обитающего в Церкви ипостасного, вочеловечившегося Слова Божия, которое есть Глава Церкви».
Поэтому о. Иоанн дает очень простой и мудрый совет при сомнениях:
— «Когда во время устной молитвы диавол будет подтачивать слова дождем тончайших мыслей, говори: владычество Спасителя — во всяком слове и звуке».
«Не обращай внимание на омрачения, огнь и тесноту вражию во время совершения молитвы; и твердо положись сердцем на самые слова молитвы, с уверенностью, что в них сокрыты сокровища Духа Святого».
Примеры такого действия божественных слов бесчисленны, — от сотворения мiра до многочисленных чудес.
«Тебе показан и пример в Писании, как все стало словом Божиим державно, быстро: воды превращаются, по гласу Моисея, в кровь, земля — в мошек, жезл — в змея; свет в осязаемую тьму… Прииди и виждь!» Это все факты. Это было.
д) И теперь чудеса совершаются.
Свидетель сему сам опыт, сама действительность, осязательные плоды действия Св. Тайн. О них мы будем говорить еще дальше; здесь же лишь кратко упомянем о них, в порядке убеждения в истинности таинства.
И о. Иоанн тысячекратно испытывал на себе всю правду и силу Таин Тела и Крови. Это для него было убедительнее всяких рассуждений, — что и понятно: всегда опыт, восприятие достовернее «знаний»; или лучше: в основе знания прежде всего лежит именно непосредственная очевидность, когда не требуются никакие рассуждения; когда истина оправдывает сама себя.
«Что Господь с нами, очевидным доказательством тому служат Его Божественные, животворящие Тайны. Здесь Он дает нам осязать Себя, вложить руки сердца нашего в гвоздинные язвы Его и вложить персты наши в ребро Его».
И этот опыт повторяется многократно, пока человек не убедится совершенно несомненно в истине. Поэтому иногда Господь как бы скрывает всю полноту истины, всю силу ее; чтобы мы снова искали ее сильнее и убеждались очевиднее в ее объективности, в подлинной действительности и истинности самой по себе, независимо от нас. Это наблюдал и батюшка.
«В обыкновенных познаниях человеческих — узнал раз хорошо какой?нибудь предмет, и часто на всю жизнь знаешь его хорошо, без помрачения познания о нем. А в вере не так: раз познал, ощутил, осязал; думаешь: всегда будет так ясен, осязателен, любим предмет веры для души моей. Но нет: тысячу раз он будет потемняться для тебя, удаляться от тебя, и как бы исчезать для тебя; и что ты любил прежде, чем дышал и жил, к тому по временам будешь чувствовать совершенное равнодушие. И надо иногда воздыханием и слезами прочищать себе дорогу, чтобы увидеть его, охватить и обнять сердцем. Это — от греха».
В особенности это нечувствие, равнодушие и потемнение происходят от сердечного неверия и нечувствия своей греховности; а это в свою очередь проистекает от тайного чувства гордости».
И наоборот, с просветлением и очищением души, проясняется и очевидность опыта; тогда узрели бы славу Тайн.
О. Иоанн пишет, например, следующее:
«Что если бы Ты, Господи Боже мой, Иисусе Христе, возблистал свет Божества Своего от пречистых Твоих Таин, когда они почивают на св. престоле — на дискосе во время Литургии, или в дарохранительнице, или дароносице, когда иерей Твой несет их на персех своих, идя к больному или от него! От этого света поверглись бы в страхе на землю все встречающиеся или воззревшие на них из домов своих; ибо и Ангелы от страха неприступной славы Твоей покрываются! А между тем как равнодушно иные обращаются с этими пренебесными Тайнами! Как иные равнодушно совершают страшное священнодействие!»
е) Но так как у большинства из нас свой опыт бывает слаб, то о. Иоанн не только нам советует, но и сам опирается на более авторитетный опыт и свидетельство великих столпов Церкви.
«Во время богослужений, во время совершения всех таинств и молитвословий, будь доверчив, как дитя по отношению к своим родителям. Помни, какие великие отцы, какие светила вселенские, Духом Святым озаренные, руководят тобою. Как дитя, будь прост, доверчив, несумнителен в деле Божием».
«Всю печаль возверзи на Господа, а сам будь совершенно беспечен. «Не пецытеся, как или что возглаголете: не вы бо будете глаголющи, но Дух Отца вашего, глаголяй в вас» (Мф. 10, 19). Давно Господь снял с нас эту печаль, эту заботу, научив богоносных отцов наших Духом Своим, что глаголать Господу при Богослужении, совершении таинств и при разных случаях и обстоятельствах человеческой жизни, требующих молитвы, низводящей свышнее благословение. Нам должно быть легко молиться. Только вот враг стужает».
«Да что его стужение, если сердце наше утверждено в Господе! Вот беда, если мы не в Боге, если веры твердой в нас нет, если пристрастиями житейскими связали себя, если разум наш горд и кичлив; тогда и в святейшем, непорочнейшем деле богослужения, совершения и причащения св. Таин, диавол будет сильно запинать нас».
ж) И для непоколебимого стояния и утверждения в истине пресуществления достаточно сослаться на свидетельство Священного Писания, или Самого Христа Бога. Если сказано Им, то — несомненно. Если Церковь признала, то верь твердо, ибо ею руководит Дух Святый. Если Он изрек, что «сие есть Тело», «сия есть Кровь»; так и есть.
«За Истину Таин Христовых ручается Сам Христос!..»
«Зачем мнительность там, где она не должна быть?.. Бог есть истина: этого довольно! «Церковь есть столп и утверждение истины!» (1 Тим. 3,15). Диавол — ложь, клеветник, противник; этого довольно! Знай одного Бога и Его Истину!»
з) Но в опыте о. Иоанна мы встретили еще одно неожиданное свидетельство по аналогии. Обычно ссылаются на параллель души и тела, как на пример обитания Бога в хлебе и вине, а о. Иоанн узрел и другое некое обитание.
«Что удивительного, что хлеб и вино бывают Телом и Кровию Христовою, и в них Христос почивает, как душа в теле? Что удивительного — когда и диавол гнездится в ничтожном зародыше (в сердце) младенца,.. так что… является на свет младенец с сокрытым и «гнездящимся в сердце его» «диаволом»? (молитва пред крещением). «Как несомненно, что в сердце нашем гнездится часто диавол и всякий грех; так несомненно же, что в сердца наши вселяется Христос Жизнодавец, святыня наша. Болий есть Господь наш диавола!..»
«Как не входить в сердце наше Христу, чрез веру и покаяние, когда оно и создано Им быть храмом Божиим? Как не входить… Христу именно в плоти и крови Своей в соответствие нашей духовности и вместе плотяности? Еще: если диавол может давать дух и слово иконе звериной (Апок. 13, 15); то как Христос не вселится в хлеб и вино и не претворит их, не усвоит их совершенно Себе, как Плоть и Кровь?»
и) Наконец, о. Иоанн обращает внимание и на то, что для сего претворения Господь избрал такие вещества в мiре, которые легко воспринять человеческому представлению — близкое по сравнению с нашим претворением пищи и пития в тело и кровь — это постоянное и никому не постижимое «химическое явление», а правильнее сказать — творческое чудо Божие в нас.
«Себе ли Ты, Господи, не сотвориши плоти из хлеба и вина, которые так близки к нашей плоти, будучи употребляемы в пищу и питие и превращаемы в нашу плоть и кровь? Ты не даешь нашей вере искуситься паче, неже может она понести: не пресуществляешь глыбы земной в Тело и Кровь Свою, — а белый, мягкий, чистый, приятный на вкус хлеб; не воду сотворяешь Кровию Своею, но подходящее к цвету крови — вино, которое называется «кровию гроздовою» в св. Писании (Сирах. 50,17), приятное на вкус, и веселящее сердце человека. Ты знаешь немощь нашу, слабость нашей веры; и потому благоизволил употребить для таинства Своего Тела и Крови самые подходящие к ним вещества. Будем же твердо верить, что под видом хлеба и вина мы причащаемся истинного Тела и истинной Крови Христовой; что в таинстве Причащения Господь пребудет с нами «во вся дни до скончания века».
Закончим и мы после такого облака обоснований со всею верою евангельским — «аминь», истинно.
к) После всего этого понятным резкое осуждение у о. Иоанна сомнений и неверия; ибо они свидетельствуют уже о нежелании человека принимать истину, столь обоснованную.
«Бойся, крайне бойся сомневаться в истине или раскаиваться в правом слове и деле! Это дело сатаны, завистника, клеветника истины и правды. Горе сомневающимся! Горе всякому слуге сатаны!»
Исключение должно быть лишь для тех случаев, когда искусительные помыслы нападают на нас вопреки нашей воле и противлению им. Тогда мы не виновны, и потому не должны смущаться ими.
«Тот грех, на который ты не соизволяешь, не вменяется тебе; например, невольное преткновение на молитве, помыслы скверные и хульные, непроизвольная злоба, с которой мы усердно боремся; скупость, которой мы отвращаемся, — это все нападения злого духа. Наше дело — терпеть, молиться, смиряться и любить».
л) Так просто все разрешается у верующего. Но если бы иной пожелал и философских основ разрешения таких больших недоумений столь простым способом, как вера, тот может найти у о. Иоанна ключ и к этому в его на опыте обоснованном учении о «простоте премудрости», или о «премудрой простоте»… Не место здесь особенно подробно углубляться в выяснения гносеологических (касающихся познания вещей) воззрений его; но сущность их такова:
«Бог есть существо препростое», как часто говорит он: т. е. единое, цельное, несложное… Это непонятно? — Да, кто чего опытно не познал, тому ничего не понять… Но возьму сравнение из «простого» опыта: воздух. Химия говорит о разных элементах, из которых он состоит; но не только нами, обычными людьми, но и химиками он воспринимается «просто», цельно; ибо в конце концов он — «прост», един, целен. И никакой ум, никакая химия не могут воспринимать его сложно в соответствие элементам. Он принимается непосредственно, просто. Так и Бог есть всевысочайшая «простота»… Опытом это понимается и ощущается ясно и существенно. «И потому «понять», принять Его можно тоже только непосредственно, «просто», прямо, без посредств других «вспомогательных» способов ума». Эти «вспомогательные» средства лишь осложнят дело, а не помогут…
«В мiре все «просто», а потому и воспринимается также просто. В частности и сверхъестественный мiр прост, — даже еще больше прост, «целен», — и воспринимать его можно лишь простотою духа, — которая называется «верою». И догмат Пресвятыя Троицы также чрезвычайно, или всесовершенно «прост», т. е. Пресвятая Троица — «препроста…»
Умом не только не понять; но даже и тот, кто знает это на опыте, не может другим разъяснить умовым способом и словами, ибо ничто простое не переводимо на ум, на «слова». Слова лишь символы воспринятого опыта…
О. Иоанн глубоко знал это по своему опыту. И потому он очень часто пишет о премудрой простоте.
«Просто и мудро надо жить христианину в мiре… Истинная мудрость есть простота евангельская».
«Премудрость — Христос Бог — Ипостасная Премудрость Божия». «Премудрость христианина — состоит в простоте сердца. «Прости, услышим» — в простоте послушаем[14]. «Прости, приимите» — в простоте, искренно приимем святые Тайны».
Простота веры, с философской точки зрения, без сравнения мудрее «ума». Больше сказать: попытки ума понимать «не просто, не верою» — безумны, ложны.
Простому и мудрому довольно! и даже с избытком.