Значение тела и потребления пищи в современной жизни

Значение тела и потребления пищи в современной жизни

В контексте современной индивидуализации тело становится главным локусом, где формируется индивидуальная идентификация. Давид Ле Бретон делает акцент на «приключениях тела… воспринимаемого как случайный, досадный материал, который, тем не менее, можно исправить»¹⁵. Трансформация тела заключает в себе некую «инсценировку своего Я», желание сделать это существование моим, создать – хотя бы временно – некую более «выгодную» идентичность. С помощью техник трансформации тела – бодибилдинга, отметок на теле, пластической хирургии, всевозможных диет, транссексуальности – и благодаря «самообладанию» (la ma?trise de soi) – «анатомия больше не является судьбой», это лишь «первичный материал для самоформирования»¹⁶. К тому же в перспективе поддержания и сохранения идентичности тело становится «документом в высшей степени востребованным, предназначенным к изменению, моделированию, самораскрытию»¹⁷.

Эти рассуждения позволяют лучше понять, как идентификация проходит через тело, какие символические средства здесь задействованы. Практики, связанные с едой, – отрицательные в том случае, когда речь идет об избегании запрещенной пищи, символом которой стала свинина, – могут быть поняты в связи с положительным обрядом обрезания, воздействие которого на тело бесповоротно. Сексуальность – это еще один признак идентичности, проходящий через тело. Сексуальность и пища – это две области, где проявляется разделение на чистое и нечистое¹⁸, – символические референты, по-прежнему значимые в современной жизни, хотя, казалось бы, они давно уже забыты.

Следует помнить и о том, что отношения между знанием и пищей установлены еще в самом начале Книги Бытия: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт 2:16).

Мы знаем двойной смысл библейского слова «познание». Таким образом, пища и сексуальность с самого начала были взаимосвязаны. В других заповедях мы снова видим эту связь, как, например, в запрете «варить козленка в молоке матери его», который современными раввинами интерпретируется либо как императив разделения между жизнью и смертью (смерть как абсолютная форма нечистого в еврейской традиции), либо как метафора запрета на инцест.

И тогда становится очевидно, что внимание к тому, что и как ты ешь, в современном контексте может быть эффективным символическим инструментом; традиция пищевых практик содержит смысл (даже если он кажется довольно расплывчатым), который «инкорпорируется», формирует тело, позволяет «заново идентифицировать пищу» как приемлемую или неприемлемую¹⁹. Это становится особенно актуальным в условиях, когда продукция массового потребления порождает все увеличивающиеся страхи, связанные с пищей: генетически модифицированные продукты, губчатая энцефалопатия, ящур, химические корма и удобрения, пестициды, загрязненная вода. Все это является новой – секулярной – формой нечистого, воспринимаемой как ежедневная угроза телу²⁰. В связи с этой «новой опасностью» возникает новое поведение в отношении еды: повальное увлечение вегетарианством, успех макробиотических или экологически чистых продуктов, «возвращение» к местным кулинарным традициям, появление – в разгар коровьего бешенства – альтернативных видов мяса (оленя, косули, кабана).

Поскольку следование кашруту имеет такое значение, мы не можем игнорировать контекст, в который вписывается столь активный ныне рынок кошерных продуктов. За последние двадцать лет произошло увеличение числа продуктов, сертифицированных раввинами, и быстрое развитие того, что я называю экономикой веры²¹; все это показывает, до какой степени потребление кошерных продуктов есть «посюстороннее» потребление, которое, как это ни парадоксально, несет в самом себе критику массового потребления, проявляющуюся в выборе продуктов и сокращении производства некоторых из них²².

Таким образом, в определенном смысле процесс «инкорпорирования», о котором речь шла выше, – естественная особенность нашего времени, сосредоточенного на потреблении и телесности; это особый способ создания смысла, упорядочивания мира. Здесь субъективное конструирование религиозной идентичности выходит за рамки традиционного принципа «есть Книгу»²³ и за рамки текстуализации тела (даже если, как мы увидим далее, еврейские пищевые практики связаны и с этим тоже)²⁴.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.