Глава XVIII Папство при преемниках Карла Великого. Лжеисидоровы декреталии. Папа Николай. 814–816 гг

Глава XVIII

Папство при преемниках Карла Великого. Лжеисидоровы декреталии. Папа Николай. 814–816 гг

Огромная империя, созданная Карлом Великим, недолго пережила мощного своего основателя. Слабым преемникам Карла было не под силу править ею: множество вопросов подавали повод к спорам и недоразумениям, и более всех – вопрос о взаимных отношениях гражданской власти и власти духовной. Римские епископы, с одной стороны, возвеличенные дарами Карла, с другой – чувствовали себя оскорбленными его самовольными поступками в церковных вопросах и старались выработать себе положение совершенно самостоятельное и независимое: франкское духовенство считало себя не подлежащим власти римского престола и старалось быть независимым и от власти гражданской. Все это могло быть сдержано мощной волей Карла, но, когда его не стало, вспыхнула борьба.

Людовик Благочестивый

Старший сын и преемник Карла, император Людовик, прозванный Благочестивым, был гораздо более склонен к монашеской жизни, чем к царственным трудам. Постоянно окруженный иноками, он заботился о преобразовании монастырей, о распространении веры, но почти не занимался государственными делами, которые пришли в крайний упадок. При нем духовенство могло надеяться достигнуть своей цели: инок Венедикт Анианский, а после его смерти и настоятели Корвийского монастыря, Адальгард и Вала, приобрели на императора сильное влияние, и не только церковные дела, но и дела государственные были в руках духовенства. Оно чрезмерно усилилось и принимало деятельное участие в смутах и волнениях, не прекращавшихся во все время царствования Людовика. Однако, хотя слабость императора предоставляла такое огромное влияние духовенству, оно не было предано ему. Когда три старших сына Людовика, недовольные тем, что он слишком богато наделил своего младшего сына, рожденного от второго брака, подняли оружие против отца, то их сторону держали и значительнейшие лица франкского духовенства, и папа Григорий IV (827–844). Обманутый ими, оставленный своим войском, несчастный Людовик был принужден сдаться своему сыну Лотарю, подвергшись унижению и оскорблению. На сейме в Компьене (833) один из архиепископов, Агобард Лионский, как полагают, выступил обвинителем против Людовика и, рассмотрев все его действия, укорял императора в том, что он довел до страшного упадка империю, оставленную его отцом в цветущем состоянии. К укорительной речи Агобарда присоединили свои голоса и другие архиепископы. Старый император молча выслушал эти укоры и обвинения и наконец на коленях, перед алтарем, во всеуслышание принес покаяние, исповедуя свои грехи и ошибки своего правления. После этого Людовик сложил с себя оружие. Реймский архиепископ, облачив его в смиренную одежду кающегося, объявил, что он навсегда лишен права носить оружие и обязан посвятить остальную жизнь молитве и покаянию. Лотарь держал своего отца в заточении целый год, пока его не освободил второй сын и не возвел снова на престол. Но не спокойны были и последние годы царствования Людовика. Он умер в 840 году, удрученный скорбью. Тогда между его сыновьями разгорелась ожесточенная борьба за наследие. Сто тысяч человек пало в трехдневной битве при Фонтене. Наконец Вердюнским договором 843 года огромная империя, созданная Карлом Великим, была раздроблена на три части. Лотарю, с титулом императора, достались Италия и так называемая Лотарингия; Людовику II – Германия; Карлу II Плешивому – Франция.

Но как ни слабы были эти преемники Карла Великого, в отношении к папам они довольно твердо отстаивали свои права и нисколько не были расположены уступить им свое верховное владычество в Италии и Риме. При этом папы постоянно старались занять независимое положение относительно императорского престола. Тяжелым и унизительным, как знак зависимости, казалось им обязательство ждать императорского согласия на свое избрание и своего утверждения на папском престоле. Они старались обойти это обязательство. Вступив на престол, то извинялись поспешностью избрания, то старались умилостивить императора поднесением богатых даров. Но императоры крепко настаивали на этом своем праве, не уступая ничего. Они не раз посылали свои войска и своих уполномоченных в Италию, чтобы напомнить папам достоинство и силу императорского престола. Неоднократно подтверждалось, что папа считается законно поставленным только тогда, когда на избрание его получено согласие императора и когда он сам присягнул в верности императору. Людовик Благочестивый, между прочим, тоже отнял у римского народа право участия в избрании пап. Даже после Вердюнского договора, когда императорская власть значительно ослабла разделением империи, и тогда Лотарь, недовольный тем, что папа Сергий занял престол, не дождавшись его согласия, отправил в Италию войско, которое опустошило Римскую область. Папа и римляне вынуждены были вновь присягнуть в верности императору. И вновь было повторено клятвенное обязательство не назначать папу без согласия императора.

Между тем как императоры с такой настойчивостью заявляли это право, римские епископы старались провести ту мысль, что венчание императоров должно непременно быть совершено папой. Карл Великий, как видно, был иного мнения: получив императорскую корону из рук папы как дар от Бога, он уже считал ее неотъемлемым достоянием и правом своего дома; и за год до смерти собственноручно короновал своего старшего сына. Но папы при первой же возможности повторяли венчание, как будто оно было неполно и недостаточно без их участия. Так, преемник Льва, Стефан V (816–817), никем не приглашенный, поехал в Реймс, чтобы возложить корону на главу Людовика, уже венчанного отцом и считавшегося императором целых три года. Когда с каким-то поручением отца сын Людовика Лотарь прибыл в Рим, то папа Пасхалий воспользовался этим, чтобы короновать Лотаря, тоже ранее увенчанного отцом. Этим папы старались внушить понятие, яснее высказанное впоследствии, что наместнику Христа, преемнику св. Петра, дано Богом право располагать короной и что, следовательно, власть папы выше власти царской.

Латеранский дворец

В это же время шла борьба между папами и высшим духовенством и между высшим духовенством и гражданской властью. Некоторые архиепископы Италии не хотели признать свои епархии зависимыми от Рима. Архиепископы Миланский, Равеннский, Аквилейский считали, что у себя в епархиях они столь же самовластны и самостоятельны, как папа – в Римской области. Такие же притязания заявляли и значительнейшие архиепископы (или митрополиты) франкские. Они не терпели вмешательства папы в церковные дела своих округов. Когда во время споров Людовика Благочестивого с сыновьями прибыл во Францию папа Григорий IV, думая быть судьей и посредником между императором и его детьми, то архиепископы партии императора приняли его весьма дурно, не оказав ему никакого почета, называли его братом. Папа грозил им отлучением от Церкви; они отвечали ему тем же, и сверх того, грозили низложением с престола. В своих епархиях они распоряжались самовластно, созывали соборы, решали церковные дела, не сносясь с папой; сильно притесняли низшее духовенство. В отношении к королевской власти положение духовенства также было довольно неопределенно и шатко. Оно могло случайно, при слабых правителях, иметь сильное влияние на государственные дела, но между тем его права ничем не были обеспечены от посягательства мирской власти. Духовные лица, как владельцы земель, стояли в зависимости от правителей, которые действовали произвольно, то оказывая духовенству уважение, то грабя и угнетая его. Потому мы и видим постоянные стремления духовенства выяснить и определить свое положение и добиться независимости от светской власти. В IX веке, когда оно уже вкусило прелесть власти и влияния, эти стремления усилились. Оно искало не только независимости, но и преобладания, старалось поднять духовную власть выше светской, грубой силе противопоставить священное право. Эту мысль старались провести папы в своих отношениях с императорами и франкские митрополиты – с королями. До середины IX века, однако, взаимные отношения еще ясно не определились. Шла борьба, были колебания, но устремления духовенства все больше прояснялись. На свои новые притязания ему было необходимо предъявить давние права. И вот, около середины IX века появилось знаменитое подложное сочинение – Лжеисидоровы декреталии, в которых ясно и резко высказывались все притязания духовенства.

До сих пор на Западе в вопросах, касавшихся церковного права, руководствовались Собранием церковных канонов или прав, составленных в VI веке Дионисием Малым. К этим правилам по мере надобности присоединялись новые статьи сообразно с потребностями тех стран, в которых возникали. Так, было собрание церковных правил, составленное в Испании Исидором Севильским, очень уважаемым епископом, жившим еще в VII веке, другое – во Франции, но главное основание обоих сборников все-таки составляло собрание Дионисия. Но вот в 30-х годах IX века вдруг стало известно собрание церковных законов, грамот и писем, восходящих якобы к первым временам христианства, к епископу Клименту, ученику апостола Петра. Этими-то подложными декреталиями поддерживались все те права и преимущества, которые папа и духовенство теперь желали себе присвоить. Собрание приписывалось Исидору Силованскому, как якобы более полное по сравнению с известным ранее, и поэтому оно известно под названием Лжеисидоровых декреталий. Сборник заключал, кроме законов, собранных Дионисием, около ста фальшивых грамот, написанных якобы разными папами, от первых римских епископов и до Григория П. К этому присовокуплялась и подложная дарственная грамота Константина, о которой мы уже упоминали.

Главная мысль, выраженная в декреталиях, – о превосходстве духовенства над мирянами. Духовные лица – это любимые служители Христа, близкие и свои Богу. Они во всем выше мирян, которые называются плотскими и чадами греха. Духовенство – это Богом установленная власть, правители и судьи. И как душа выше тела, как мир духовный выше мира вещественного, так власть духовная превышает власть мирскую, гражданскую. На этом основании мирянин ни в коем случае не должен позволять себе осуждать кого-либо из духовенства. Есть, конечно, и недостойные священники и епископы, но не мирянину судить о них. Он должен переносить от них и несправедливости, и притеснения без ропота и сопротивления, потому что тогда это будет проявление воли Божией. Кто оскорбит духовное лицо, тот оскорбляет Самого Бога, потому что духовные – представители Самого Бога на земле. Суды над епископами до того затруднялись, что становились почти невозможными. Епископ может быть судим только по свидетельству 72 лиц, пользующихся общим уважением, и тогда суд производится двенадцатью епископами и решение принадлежит только папе. Папа, как верховный глава Церкви, первая церковная власть, поставлен на высоту необычайную. Он всеобщий или, можно сказать, единственный епископ, от власти которого и прочие епископы заимствуют свою власть. Они – послушные орудия его воли, но без его воли ничего не могут сделать. Он один имеет право назначать и низлагать епископов и созывать Соборы; постановления, сделанные без его ведома и согласия, не имеют силы. Митрополит не имеет права суда над епископами своего округа, потому что он только первый между равными; одному папе принадлежит суд; и между ним и епископами стоят лишь одни его викарные (назначенные им) примасы для какой-нибудь страны. Они пользуются большими правами, чем все остальные епископы, как его уполномоченные и представители. Суду папы подлежат и короли, так как они – высшая власть в мире и за свои действия отвечают только перед Богом. Часто повторяется, что Сам Христос поставил Римскую Церковь главой всей христианской Церкви и что римскому престолу принадлежит верховный суд во всех спорных вопросах.

Где именно и кем были составлены лжедекреталии – это вопрос, еще не решенный. Одни называют составителем архиепископа Майнцкого, которому в то время император грозил низложением, почему для него могло быть желательным поставить себя вне суда гражданского; другие указывают на епископа Ротгада Суассонского, который, находясь в постоянной борьбе со своим митрополитом, мог желать променять его стеснительную для себя власть на власть более отдаленного папы. Но вообще не предполагают, чтобы лжедекреталии были составлены в Риме. Как бы то ни было, они так верно и ясно выражали все те воззрения и стремления, которые выработались в сознании тогдашнего духовенства, что тотчас же вступили в силу и были приняты беспрекословно. Действительно, папе они предоставляли власть и силу, выше которых невозможно и представить. Духовенство, так часто страдавшее от произвола и несправедливости светских властителей, совершенно ограждалось от их власти, и права его, освященные силой апостольских постановлений, ставились вне всяких посягательств. Конечно, высшее духовенство теряло свои права над низшим, но ему было важнее всего встать в независимое положение в отношении к светской власти. Некоторые галликанские митрополиты впоследствии пробовали возражать, но им стало трудно оспаривать правила, которыми они сами уже воспользовались, когда это было для них выгодно. Многим франкским епископам показалось удобнее признать полную власть отдаленного от них папы, чем власть теснивших их митрополитов.

По всем этим причинам лжедекреталии признали тотчас же, и правила, высказанные в них, усердно распространялись всем духовенством. Ни одного возражения не поднялось против них при их появлении, хотя подложность была очевидна для всякого даже малообразованного человека. Эти декреталии были составлены крайне небрежно, с таким незнанием истории, что постоянно встречались самые грубые промахи. Так, например, в них приводятся письма папы Виктора к Феофилу Александрийскому, который жил двумя веками позже него. Папа Мильтиад, умерший в 314 году, упоминает о Никейском Соборе, бывшем в 325-м; при выписках из Писания первые папы пользуются переводом, появившимся в конце IV века; постоянно указывается на обычаи, приводятся наименования, не существовавшие в первых веках. Но, несмотря на явную подложность их, лжедекреталии внесли в церковный закон, и папы стали опираться на них как на Божественное право.

В то самое время, как лжедекреталии стали распространяться, папский престол занял папа Николай (858), вполне способный отстоять все те права, которые они предоставляли папам. И до него, со времен Адриана и Льва III[275], все папы шли неуклонно к цели, которую они предназначали себе. Папа Николай превосходил их всех непреклонной силой воли и убеждения в правоте своих притязаний. Он первый венчался на папский престол. Император Людовик II, присутствовавший при этом, держал ему стремя при торжественном шествии, тем оказывая папе уважение как главе христианской Церкви. Такое же значение имело и коронование папы. Об упорядоченной государственной власти не было еще и помина, но гораздо большую власть считал за собой папа Николай. Его одушевляла мысль, что его надзору поручен весь христианский мир, что его суду, как высшей духовной власти и наместника Самого Христа, подлежит всякое нарушение законов нравственности, где бы и кем бы оно совершено ни было, всякое нарушение порядка и церковного благочиния. С этой мыслью вступил он на папский престол, эту мысль выражал во всех своих поступках. Его действительно высокие достоинства, твердость духа, деятельность, милосердие к нуждающимся внушали к нему в Риме чувство глубокого уважения и восторженной преданности. Но надо сказать, что между властителями, правившими раздробленной империей Карла Великого, не было ни одного, кто бы мог своей нравственной силой дать отпор чрезмерным притязаниям папы. В лжедекреталиях появился закон, оправдывавший все эти притязания и освещающий их давностью апостольского обычая. Таким образом, все обстоятельства представлялись вполне благоприятными.

С момента своего вступления на папский престол Николай занял в отношении к епископам положение повелительное. Равеннский архиепископ издавна считал себя не подчиненным римскому, и по этому поводу происходили не раз враждебные столкновения между Церквами Римской и Равеннской. Когда Николай вступил на папский престол, Равеннской Церковью правил архиепископ Иоанн, человек безнравственный, корыстолюбивый, во всех отношениях недостойный своего сана. Слыша жалобы на него, Николай призвал его в Рим на суд, но Иоанн, не признававший над собой власти папы, не явился, а искал защиты у императора. Император Людовик II действительно заступился за него и отстаивал его перед папой, но совершенно тщетно. Николай отлучил от Церкви непокорного ему архиепископа, сам устроил в Равенне дела Церкви, отставил нескольких лиц, посвященных Иоанном, и, наконец, несмотря на заступничество императора, принудил бывшего архиепископа явиться в Рим с покаянием, а всех прочих равеннских клириков признать свою зависимость от папы и клятвенно обещаться не ставить епископов и не решать церковных дел, не сносясь с папой.

Упорнее и продолжительнее была борьба Николая с Гинкмаром Реймским. Архиепископ Реймский, самый уважаемый из галликанских митрополитов, привыкших относиться к Риму довольно независимо, был человеком властолюбивым, гордым и настойчивым. Во всех своих столкновениях со светскими властями он отстаивал права духовенства на основании Лжеисидоровых декреталий, ставя высокое значение и независимость духовных властей, но не так охотно признавал он лжедекреталии, когда они от него самого требовали покорности папе и лишали его власти над духовенством своего округа. Он не раз в таком случае намекал на их подложность и несостоятельность. В своем округе Гинкмар распоряжался вполне самовластно, созывал соборы, низлагал епископов. Один из епископов, низложенный им, Ротгад Суассонский, обжаловал его решение и апеллировал к папе. До сих пор подобного примера не было, так как галликанское духовенство ревниво охраняло свою независимость от папы, и потому этот поступок был чрезвычайно неприятен всему высшему духовенству. Недоволен был и король, что помимо него апеллировали к папе, отвергая его власть, и долго мешал поездке Ротгада в Рим. Но тем охотнее взялся за это дело Николай. Ему теперь представился удобный случай предъявить свое верховное право на управление всей Церковью, свою независимость в отношении к королевской власти и возможность сломить гордость галликанского высшего духовенства. Хотя Ротгад был виновен, и вообще являлся человеком, не заслуживающим уважения, он нашел в папе ревностного и твердого покровителя. Во всех своих письмах по этому делу, продолжавшемуся довольно долго, папа постоянно опирался на декреталии, объявляя с постыдной недобросовестностью, что эти декреталии издавна хранятся в римском архиве. Многие полагают, что они стали ему известны лишь через Ротгада, которого и считают их составителем. Собор, осудивший Ротгада, Николай I объявил несостоятельным, так как он был созван без участия папы. Ротгада оправдали и восстановили в епископстве в качестве папского легата.

Эта стало большой победой над гордым галликанским духовенством. Но другое дело, хотя и не кончившееся победой для Николая, выше всякого другого подняло нравственное значение папского престола. То была борьба папы Николая с королем лотарингским. Тут папа является защитником правого дела. Папская власть могла действительно казаться благотворной, когда она противопоставила грубой силе законы христианской нравственности и явилась защитницей справедливости и невинности, как и случилось в этом деле, самом выгодном для усиления значения и влияния папы. Борьба продолжалась почти во все время правления Николая I.

Лотарингский король Лотарь II, женатый на сестре бургундского короля Титберге, пожелал развестись с женой, чтобы вступить в брак со страстно любимой им Вальдрадой. Он не постыдился оклеветать свою жену, которая долго отстаивала свою невинность, но наконец вследствие дурного обращения с ней мужа, заточения и угроз согласилась на все, чего требовал от нее король: признала себя виновной, а брак свой – расторгнутым. Тогда король созвал собор (или синод) в Аахене, и все епископы с архиепископами Гюнтером Кельнским и Титгаудом Трирским, родственниками Вальдрады во главе, решили, что брак короля расторгнут и что он имеет право жениться вновь. Он поспешил жениться на Вальдраде и даже венчал ее королевой. Против беззаконного решения Аахенского синода восстал только архиепископ Гинкмар Реймский, требуя, чтобы дело было рассмотрено собором всего франкского духовенства. Лотарь тогда обратился к папе, прося его утвердить решение Аахенского собора или прислать своих легатов, чтобы дело было обсуждено вновь. Но к папе уже до этого обратилась с жалобой Титберга, и ему все было известно. Он прислал двух легатов. Лотарь созвал в Метц епископов, но только таких, которых его дары или угрозы заранее расположили к угодливости. Папские легаты были подкуплены, и синод в Метце подтвердил решение Аахенского синода. Архиепископы Понтер и Титгаут сами отправились в Рим, чтобы склонить папу на свою сторону. Но папа, рассмотрев дело на соборе в Риме, отверг решения предшествовавших Соборов, отлучил от Церкви своих легатов. Двух архиепископов отрешил от должностей, запретив им священнодействовать, и грозил тем же и всем епископам, принимавшим участие в синодах, если они не принесут покаяния перед апостольским престолом.

Это решение привело в смятение все лотарингское духовенство. В первый раз дерзал папа отставлять епископов в чужой стране, даже без участия светских и духовных властей той страны. Низложенные архиепископы обратились к императору Людовику II, представляя ему, что действия папы равно оскорбительны для достоинства царской власти, как и для достоинства духовенства. Им удалось так настроить его, что император, находившийся тогда в Италии, двинул войско в Рим, чтобы принудить папу отменить свое решение, и расположился станом вблизи храма св. Петра. Папа оставался тверд и невозмутимо спокоен, не готовил обороны, а только предписал пост и повелел народу молить Бога, да внушит Он императору добрый разум и должное уважение к апостолу Петру. Народ, преданный папе, собрался на общественную молитву. Длинная процессия, предводимая духовенством, с крестами и псалмопением, направилась к храму св. Петра. Воины императора напали на молящихся, ранили и убили несколько человек. Сам папа вынужден был искать безопасного убежища в храме. Весь город волновался и громко порицал действие императора. Случилось, что воин, опрокинувший крест во время боя, внезапно умер и император занемог. Все увидели в этом кару небесную, и испуганный Людовик поспешил помириться с папой.

Папа Римский Николай I

Но лотарингские епископы не согласились с таким окончанием дела. Двое из низложенных архиепископов, удаляясь из Рима, положили на гробницу апостола возражение против действий папы и вместе с другими обвиненными епископами писали окружные послания, призывая к участию в их деле всех франкских епископов, оскорбленных в их лице, объявили, что отказываются от церковного общения с папой, искали сближения с константинопольским патриархом, в то время тоже вовлеченным в борьбу с Николаем I. Один из низложенных архиепископов продолжал священнодействовать, несмотря на запрещения папы. Но среди всей этой бури, поднятой им, папа оставался непоколебим и спокоен, не уступая ничего. Напрасно власти светские и духовные умоляли его смягчить свой приговор. Он отлучил от Церкви архиепископа Гюнтера, и народ отстал от него. Общественное мнение было за папу; положение Лотаря становилось с каждым днем затруднительнее; братья убеждали его покориться требованиям папы, который продолжал защищать права Титберги. Наконец лотарингские епископы вынуждены были смиренно принести покаяние, и тогда папа даровал им прощение, строго укорив за небрежность в исполнении пастырских обязанностей и за их снисходительность и потворство порокам Лотаря. Сам Лотарь, оставленный родственниками, громко порицаемый, решился сделать шаг для примирения с папой. Он униженно просил прощения и сам собрался ехать в Рим, чтобы оправдаться, но Николай велел сказать ему, чтобы он и не думал являться к нему, пока не отпустит от себя Вальдраду и не признает Титбергу своей законной супругой, что иначе он его с честью принять не может. Далее он требовал, чтобы Вальдрада была прислана в Рим для совершения церковного покаяния. После некоторых колебаний Лотарь вынужден был покориться этим требованиям. В присутствии папского легата и своих высших сановников он принял Титбергу и клятвенно обязался оказывать ей почет как своей супруге и королеве. Вальдраду же отправил с легатом в Рим. Но тем дело не кончилось. Лотарь уступил необходимости и думал отделаться обманом. Вальдрада с пути в Рим была увезена по тайному распоряжению Лотаря, а с Титбергой он обращался так сурово, что несчастная решилась написать папе письмо, в котором сама, признавая свой брак расторгнутым, умоляла его признать брак короля с Вальдрадой, между тем как она поступит в монастырь. Но папа и на это не согласился. Он отвечал Титберге, что она своей слабостью готовит торжество лжи и пороку, которые могут стать опасным примером для всей страны, что она не должна уступать ни угрозам, ни силе, но до конца стоять за правду. Что если и умрет под бременем страданий, то ее смерть сравнится с мученической смертью за Самого Христа, за истину, что он никогда и ни в каком случае он не признает законным брак короля с Вальдрадой, а папа дозволит ей, Титберге, вступить в монастырь, только если и супруг ее решится на то же самое. Лотарь не спешил исполнить требования папы, тем более что его положение стало благоприятнее. Он помирился с императором и с королем Франции, которые уже начали тревожиться чрезмерными притязаниями папы. Между тем папа Николай скончался в 867 году. Таким образом, начатое им дело не было окончено успешно, но самый ход его необычайно возвысил значение папского престола. Твердость и уверенность, с которыми папа предъявлял свои права на верховный суд во всех делах совести, упрочивали в глазах народа эти права за папским престолом. Преемникам Николая оставалось только поддерживать это высокое значение.

В то самое время, как шла борьба, описанная нами, началась и другая, еще гораздо более значительная по своим последствиям. Спор папы Николая с патриархом Фотием скоро превратился в спор между Западной Церковью и Восточной.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.